В память о великом актере

18 августа 2024 года

Несколько статей, написанных Бернаром-Анри Леви, известным под именем  BHL о  дружбе и совместной работе с Аленом Делоном. Обоих объединяла страстная любовь к кинематографу.  Тексты Бернара-Анри Леви представлены Феликсом Леруа (F;lix Le Roy.

Выдержки из разных статей, посвященных великому актеру:

«Лишь одному богу известно, какое огромное значение имеет для меня каждая встреча с Аленом Делоном: эти встречи важны для меня не только как для человека, но и как писателя - интеллектуала », —пишет  Бернар-Анри Леви в 1997 году, в своей статье «Любовь в век кино ». Любовь. Кино, Любовь к кино. Речь в статье идет не только о страсти к кинематографу, столь сильно обжигающей, но и о том, что сам кинематограф является искусством всенародным. И вот в этом всенародном искусстве Ален Делон является звездой, звездой исключительно популярной».

Эти два человека -  актер и режиссер, совместно создали в 1997 году фильм «День и Ночь». А, может быть, все было совсем  наоборот? Кто знает, в какой момент возникла эта дружба. Возможно, что она завязалась на Тихоокеанском побережье  в закоулках асиенды  Santa Cruz, а, возможно, на самой   съемочной площадке? Все это мы поймем немного позже.

По окончании съемок, возвращение домой и несколько написанных текстов о давней дружбе, совместных приключения этих  двух людей, до безумия влюбленных в кино.

Статья Фернана Леруа под заголовком "Ален Делон или искусство перевоплощения".

9 марта 1996 года в журнале  Le Point, в рубрике  «Блокнот», ровно  за год до выхода фильма «День и Ночь»  Бернар-Анри Леви делает самый первый набросок образа  французского актера, но не леопарда, а хамелеона, того, кто обладает  способностью перевоплощаться.

Бернар-Анри Леви упоминает передачу Бернара Пиво «Bouillon de culture». Эта передача была очень популярна среди французских интеллектуалов. Как пишет Бернар-Анри Леви, сам он передачу, к сожалению,  не смотрел, но  до него дошли  лишь комментарии, домыслы. Дошло до того, что в мексиканской прессе печатали разные сплетни об актере. BHL уточняет: «Что касается меня, то совершенно неожиданно, я смог сформулировать то, что  именно отличает Алена Делона от других актеров. Со  временем эта его особенность стала для меня совершенно очевидной. Что ещё поражает Бернара-Анри Леви  в актере, так это то, что он называет   "глубоко скрытой сдерживаемой силой", которая,  взрываясь, действует на вас подобно радиации. И вот этот Делон существовал всегда, с первого момента, как  только появился.

При этом, время ничего «не изменило», ибо этот заряд энергии всегда был в нем, с самого начала его карьеры. Это то, что ему подарила сама природа. Поэтому интенсивность этой волны по шкале Рихтера остается неизменной -  от фильмов Антониони до фильмов Годара, от Рене Клемана до Бертрана Блие. Именно из этого Рокко -  меланхоличного, трагичного и одновременно  бесхитростного  Висконти создал образ Казановы. И этот Казанова, даже низвергнутый и  мрачный, затмевает всех, кто бы не появился рядом с ним - будь то друзья или партнеры. Оказаться рядом с Делоном - большое испытание. Это относится как к актерам, так и режиссерам.  Для любого режиссера - обуздать эту беспокойную силу не так и просто.  Великим  - это, без сомнения, удалось. Им удавалось усмирить эту мрачную ярость; они умели управлять ею подобно тому, как дирижер управляет оркестром.  Нельзя не заметить и того, что именно эта внутренняя ярость не только привлекала их внимание, но и позволяла расширить собственный творческий потенциал. Не так ли? Делон - вечен. Не знаю другого актера в истории кино, который обладал бы столь завораживающей магией, грацией, которыми его наградила сама природа. Может быть, лишь  Дин? Но у Джеймса Дина, в его игре мы ощущаем нависающую неизбежность смерти.  Именно эта смерть и способствовала созданию многочисленных мифов. 

А для Делона, для создания собственной  легенды не понадобилась столь роковая судьба. Он оставался самим собой - в большей степени артистом, чем актером. И эта внутренняя «необузданная  сила» завладевает всеми его ролями - все это происходит в тот момент, когда роли завладевают им самим. Я заранее знаю, вернее догадываюсь, каким непревзойденным профессионалом окажется Делон на съемочной площадке. Я знаю, с какой проницательностью, умом и уважением к духу и букве текста он  начнет знакомиться с ним. Более того, я убежден, что для него важно почувствовать текст всем своим существом. И лишь потом он подчинит его собственной индивидуальности, осмыслив его заново через призму собственного жизненного опыта. Всегда похожий. Всегда другой. Подобный Ромену Гари.

Любовь к кинематографу

Как свидетельствует сам текст, написанный журналистом в 1997 году под заголовком - «Любовь в эпоху кино», фильм «День и Ночь»  повествует не только  о любви к кому-то,  но и о любви  к самой  жизни как  пространству переосмысления и возрождения. BHL пишет: «Лишь самому богу известно, насколько встреча с Делоном была важным событием в моей жизни - не только для меня лично, но  и для моей биографии интеллектуала. Главный персонаж фильма - Александр, именно его играет Делон, задает себе все тот же вопрос, который, мы все, как я полагаю, задаем себе: «способен ли человек в середине собственной жизни возродиться и все начать снова?» И его ответ: «да, конечно, может. Однако речь идет не о том, чтобы сменить профессию или место жительства, - как герой  думал десять лет до этого,  покинув страну и уединившись.

Нет, единственной возможностью изменить собственную жизнь может помочь  лишь любовь: вновь полюбить, как это произошло с ним самим, когда он встретил Розали. Именно тогда он возродился благодаря своей любви, как и главный герой моего фильма Александр. С момента создания фильма в нашей  дружбе появилась общая тайна.

«День и Ночь»: Делон - актер  Бернара-Анри Леви

Летом 1996 года BHL снимает фантастический фильм «День и Ночь». Он снимает его в Мексике - в трех разных регионах- Ixtapa, Cuernavaca et Morelos. В фильме играют Ален Делон, Ариель Домбаль, Ксавье Бовуа, Карл Зеро. Фильм снимается по совместно написанному сценарию с Жан-Полем Энтовеном. Музыку написал Морис Жарр, а что касается операторской работы, то она была  поручена Вилли Куранту, работавшему когда-то  с Орсоном Уэллсом, в качестве главного оператора.

В своем дневнике, опубликованном  в 2004 году в издательстве Грассе  под названием R;cidives, Бернар-Анри Леви пишет: «Сначала все шло гладко и, само собой разумеется, дублей не было. Не было и напарника, затаившегося в корзине монгольфьера. Делон сам всем руководил, и это  в самых сложных  сценах. Для того, чтобы не затягивать съемки, проявляя тем самым заботу о съемочной группе,  он отваживался летать самостоятельно при том, что погода не всегда была благоприятной для таких полетов. Можно сказать, что втянувшись в игру с невиданной  отвагой, он напоминал молодого актера. Впрочем, он им всегда оставался. Это случилось  и тогда,  когда, снимая  сцену последнего полета, его  шар вынужден был приземлиться в поле, в двух километрах от взлетной площадки. В тот момент, окруженный изумленными местными жителями, актер поднялся  на красном шаре благодаря силе максимально нагретого воздуха. Целью съемки было показать, как шар взлетает вверх, к облакам, плавающим в мексиканском небе. А вот вторая съемка того же взлета оказалась неудачной: камера не смогла последовать за  крутым взлетом шара. Я попросил сделать третий дубль, на всякий случай, чтобы быть «уверенным». И тогда Делон, с недовольным выражением лица отказался это делать. Что произошло, почему столь неожиданная реакция? Ведь на него это так не похоже.

К счастью, когда технический персонал покинул съемочную площадку, он мне все объяснил.  Во-первых, как он мне сказал, в какой-то  момент у него было видение: в небе он увидел своего друга каскадёра  - Жиля Деламара, погибшего на съемках фильма Кристиан-Жака. Он был известным каскадёром шестидесятых годов и погиб при повторе трюка - вот этот лишний трюк  оказался для него роковым.  Во-вторых,  мы вспомнили, что утром разговаривали по телефону со своими детьми. Это считается плохим предзнаменованием - как будто мы говорили с ними в последний раз. И это не удивительно, ибо Делон очень суеверен. Я бы даже сказал, что он один из самых суеверных существ, которых я когда-либо знал - он всегда начеку. Сегодня я не только понимаю его, но и полностью разделяю его позицию.

В Париже мне говорили, что «Делон соглашается лишь на одну съемку, может быть, две, если захочет доставить вам удовольствие. Однако, уступив вам, капризная кинозвезда постарается одержать над вами верх  -  с этого момента добиться от него чего бы то ни было просто невозможно». Все это, как обычно, не было ничем иным как полной глупостью. На самом деле правда намного сложнее и интереснее.  Это правда, что он может ограничиться одной съемкой,  как например вчера  -  в сцене прощания с Марианной  Деникур ( Marianne Denicourt). Но он может согласиться и на несколько дублей, как это произошло в предыдущую ночь  -  с этой  чертовой репликой, которую он не  решался сказать Карлу Зеро. Проблема, естественно, не  в количестве дублей - один, два, три или десять. Все это не имеет для него никакого значения - он их сделает ровно столько, сколько понадобится. Однако он может остановиться лишь тогда, когда почувствует, что тон и жест выбраны правильно, что ему удалось довести сцену до максимума своих возможностей, то есть до  той самой черты, перейдя за которую,  он может лишь опуститься на уровень ниже. Возможно, что у него есть какой-то внутренний передатчик, подсказывающий, что  он достиг верхней точки ? При этом он никогда не ошибается. Естественно, что я могу попросить его начать сначала. И он может на это согласиться.

Но,  принуждая себя это делать, его тело не повинуется, как не повинуется и его язык; он начинает неожиданно  напрягаться, как если бы появилось некое препятствие, не позволяющее ему возвратиться к той ситуации, которой он полностью владел  всего лишь минуту тому назад. Это как если бы произносимый им текст начинал растворяться в гортани, теряя всякий смысл или неожиданно наведенная порча лишала его  правдивости. Именно Делон, как никто другой, обладает  шестым чувством. Он должен сыграть сцену и тотчас её забыть  - все это свидетельствует о почти эротическом отношении к произнесенным словам,  жестам и тексту. Я именую это «актерским парадоксом».

Что касается игры Карла Зеро, то заключенный между нами контракт был абсолютно прозрачен: он должен был полностью забыть свой Canal, свои очки в толстой черной  оправе и привычные жесты. 

Возвращаясь к Делону, могу сказать, что до момента, когда он отказался сделать ещё один  дубль, он был самим собой. Бросив на  меня свой мимолетный  великолепный взгляд, он делал все, что я просил его делать. На глазах клоун превращался в трагического актера. А сегодня  - в день отдыха, лежа  на пляже, он снимал собственной маленькой камерой  - Super 8. Марианна Деникур и её ребёнок. Бовуа и его неудачи. Увидев результат, у меня появилось чувство, что я нахожусь внутри плохого ремейка - в стиле «Политый поливальщик» или,  если можно так сказать, в нулевой   версии фильма «Американская ночь».

Не я ли сам ему признался, что к вечеру, когда он продолжал снимать на своем топчане, расположившись лицом к морю, я увидел его маленькую камеру?

В тот день мы снимали любовную сцену между Делоном и Домбаль. Все начало недели мы провели в подготовке к этой сцене; необходимо было продумать с технической точки зрения, как сделать так, чтобы снять не сами тела любовников, а лишь их тени, ложащиеся на стены разваливающейся гасиенды.  Все было готово. Большие шелковые транспаранты закрывали разрушенные  двери. А за этими полотнищами были установлены прожекторы.  На веранде висел другой шелковый занавес - более плотный, несколько  выдвинутый вперед. Мы с Вилли Курантом смогли  просчитать траекторию,  по которой будет следовать свет, то есть углы его отражения. Обе камеры мы установили в тех местах, где они  могли бы поймать самые резкие отражения, то есть самые эротические. 

Лишь одну вещь мы не могли предвидеть - грозу, разразившуюся во второй половине дня,  столь сильную, что она могла бы предвещать  конец света! Разразившаяся гроза принесла с собой невиданное количество гигантских насекомых, чудовищных жуков, огромных комаров, похожих на шмелей, скорпионов, малярийных комаров, саранчу из сказок, жуков  с гигантскими челюстями, кузнечиков, похожих на омаров - как видно,  мощное освещение, установленное нами,   притянуло их всех подобно магниту. В итоге, как только включили электрический генератор, десяток ассистентов устремились к двум актерам, чтобы отогнать от них этих чудовищ. Каждый действовал как мог: одни использовали огромные  веера, отгоняя от них всю эту нечисть, в то время как  другие  подбирали их  с земли совками. Мы делала все, чтобы оградить актеров от их присутствия. В итоге, у актеров было не больше десяти секунд, чтобы начать сцену, после чего мы услышали дикие вопли  Ариель. На площадке началась всеобщая паника, в то время как ковер из мертвых насекомых покрывал пол, на который по сценарию любовники должны были опуститься.  В итоге съемка была прервана. Естественно, что все это мы уладили, когда делали монтаж. Хотел бы я посмотреть на выражение лица тех, кто наблюдает за подобными любовными сценами в кино, а уж тем более того, кто наблюдает за любовной сценой,  в которой играет его собственная жена. Лишь Делон,  вот уже два часа,  как пребывает в одиночестве в самом дальнем углу пляжа на жгучем солнце. Что он делает? О чем он думает?  Приходит на ум прекрасная фраза Эли Фора о Чаплине: «Он вступает в империю поэтов как завоеватель. »

Вот уже месяц как Делон не расстаётся со своей кепкой с козырьком. Он спит в ней?  Он на это вполне способен. Всем известно, что  когда некий предмет, столь дорогой человеку, настолько прикипает к нему самому, то он  может рассказать многое о владельце этого предмета. Он понял, мой Александр, что ухватившись за этот козырек, он  подобен Габену, не желающему  расстаться с униформой  пилота из фильма «Большая иллюзия» Ренуара.

Делон находился в бассейне до того момента, как мы начали снимать сцену с Карлом. К этому моменту  - и это в соответствии со сценарием, Делон должен был быть «обсохшим». Именно тогда он должен был начать диалог с Карлом. Этот диалог был решающим, ибо в нем Делон - Александр говорил секретарю  о своём решительном отказе экранизировать самый  первый роман. Однако, в тот самый день я решил немного изменить сцену и позволить Делону оставаться в бассейне на протяжении всего их диалога. «Пусть будет по-вашему», - ответил он мне. А затем продолжал: «Не подумали ли вы о том, чтобы слить воду  из бассейна? Почистить его?

Нагреть воду? Нет? Ну тогда не рассчитывайте на меня: вы не найдете ни единого актера в целом мире, который согласился бы провести целую ночь в холодной и грязной воде.»  Ни одного актера? Да нет же,  есть один - Делон. Именно он принял мою идею снять его с Карлом в параллельном движении: когда Делон нырял  в небольшом пике, Карл преодолевал то же расстояние, следуя за ним.  Я снимал эту сцену с нижнего ракурса. И Делон поддержал мою идею.  Все это свидетельствует о его профессионализме, а также и великодушии. Именно в тот самый момент, когда я увидел его купающимся в мутноватой воде и стучащего зубами от холода в промежутках между дублями, я  понял, что он имеет в виду, когда говорит, что он не актер, а артист.

Лорен Бэколл

Она прилетела лишь накануне, прилетела из Лос-Анджелеса, где заканчивала сниматься в фильме с Джеком Леммоном. Она все еще не адаптировалась к нашему времени и не была в своей обычной форме. Тем не менее, она была с нами  на съемочной площадке. Наконец-то мы сможем снять сцену, в которой она занята. И вот она, с присущим лишь ей особым  чувством юмора, с заранее продуманными опозданиями, с её возмущением Нетаньяху, который поднимается в глазах общественного мнения, с её парикмахером, визажистом,  ассистентом, который сообщает нам по рации - «она идет», в то время, как другой ассистент сопровождает её с зонтиком от солнца. И вот эта знаменитая голливудская звезда, великая Бэколл предстает перед нами в лучах белого послеполуденного солнца.

Она неожиданно бледнеет, походка её становится менее уверенной, и она падает. На площадке суматоха. Врачи. Реанимация. В моей голове прокручиваются милые сцены, связанные с ней, те, которые я смог запомнить: встреча в Нью-Йорке в  её квартире, стены которой увешаны фотографиями Хэмфри Богарта, наш первый ужин накануне  - с Аленом Делоном, её заразительный смех. Вспомнил и сцену, устроенную нам из-за того, что наши продюсеры не подумали о нижнем белье, которое в Америке предусмотрено контрактом.   «Глубокий сон» (The Big Slip), -  пошутил Карл Зеро.

Съемки на воздушном шаре

Делон отказывается от дублера. Все время одна и та же история: «я артист, а не актер». Ну, а как тогда быть со страховкой? Не скажем? То есть обманем их. Ариель и Бовуа поднимаются на шаре. Шар воспламеняется. У меня две реакции. Первая - инстинктивная: снимайте, не прекращайте снимать! »  А через семь секунд после того, как загоревшийся шар спускается на землю, я начинаю бежать. Я бегу как безумный, чтобы заключить её в свои объятия. Затем оглядываюсь назад с чувством ужаса и стыда.

Выражение лица Кальфона. Его флегматичность. Его загадочный голос, столь особенный во французском современном кинематографе; не Бессон ли когда-то говорил, что выбирает актеров по их голосу? И вот сегодня мы снимали эпизод с ним, снимали ручной камерой. В этом эпизоде он выходит из роли преданного секретаря писателя и начинает внушать ему, что их ждет полный провал. Но сцена чуть было не провалилась, ибо сотрудничество этих двух старых «профессионалов» не должно было быть омрачено взрывом гнева моего «Люсьена». Помог мне лишь случай. Ален знал заранее, что во время этой сцены он будет находиться с махровым полотенцем на лице, закрывающим ему рот; следовательно, он не торопится произносить свой текст. Со своей стороны,  Кальфон, узнавший об этом  через звукорежиссера, увидел в этом поведении признак невоспитанности Делона, что угрожало их дружбе. В результате сдерживаемое возмущение по отношению к своему партнеру, который не только его не видит, но и молчит,  тотчас проявилось в  игре самого Кальфона.  Столь невинная манипуляция помогла ему сыграть то, что от него требовалось. Чуть позже я поделился этим экспериментом с ними обоими, но не сразу.

На удивление Делона, что я все ещё стою около него,  я отвечаю: «Я отдохну, когда умру». Это заглавие книги, посвященной Фассбиндеру. Какой именно  - не помню.

Когда же Жюли дю Паж (Julie du Page) спрашивает у Франсиско Рабаля (Francisco Rabal) в тот самый момент, когда он  собирается похлопать её по заду: «А увидят ли моё лицо? ». Тогда я ей  напоминаю, что говорил Годар о Хичкоке. Он говорил, что тот снимает лица,  «как задницы». При этом я добавил, что мы сделаем все наоборот.

Сегодня день гнева для Алена. Стоит жара. Сильная жара. И Карл между двумя съёмками побежал купаться в океан. Это не понравилось Делону; при этом совсем не потому, что он беспокоится за него - ведь погода может быть опасной для купания,  а по причине того, что Делон называет отсутствием «профессионализма ». Это намек на то, что  у Карла есть некая черта, которую можно обозначить таким понятием как Club Med, когда любое мероприятие организуется по системе «всё включено».

Как и в прошлый раз, тот факт, что кто-то может сесть в мое кресло, которым я никогда не пользуюсь,  но на котором написано «директор»  и которое предназначено лишь для режиссера,  меня не смущает. Любой может в него сесть. А сегодня Карл купается. Он резвится. У него нет никакого представления о ритуалах той религии, адептами которой мы с Аленом являемся. Какое все это может иметь значение? На этот раз я не последовал в рассуждении за Делоном. Могу лишь признаться, что хотя я и отправил ассистента, чтобы тот  присмотрел за Карлом,  - не дай бог, если с ним что-то  случится,  шалость Карла мне понравилась. Мне как раз и хотелось увидеть в его поведению черту беззаботности, ребячества и эту радость бытия. А ведь на съемочной площадке он постоянно спрашивал меня, «Не следует ли ему быть менее игривым?  Менее  бурлескным? Не стоит ли ему добавить в свою игру больше серьезности, трагичности ? »  Подожди, Карл. Серьёзность будет позже. Будет и трагедия; однако эта трагедия будет тем более ощутимой, если нам удастся зайти как можно дальше  в нашей игровом регистре.

Стоило бы вспомнить Джека Паланса - продюсера фильма «Презрение ». Да и всех великих циников, которые возмущали Фитцжеральда, унижали Уэллса или Манкевича, подтолкнули Мэрилин к самоубийству. И если нам скажут,  что не существует столь карикатурных продюсеров, то мы им ответим, что в нашем фильме есть такой. Лишь одного из нас всех Мексика сильно изменила: это Xavier Beauvois (Ксавье Бовуа). Его лихорадочный взгляд по утрам, напоминающий человека в состоянии галлюцинаций; особенно после проведенных ночей  в Карнаваке.  Да и его странная манера сообщить мне о том, что в деревне убили двоих. При этом, удаляясь от площадки в направлении каравана, в котором жил его парикмахер, он начал неожиданно ворчать на безупречном испанском: «aqui la vida no vale nada », что означает «La vie ne vaut pas cher ici.» То есть «жизнь здесь не стоит и ломаного гроша».

С момента своего появления в этих краях он сильно похудел.  Подожди он еще немного, и он схватил бы все болезни этой чудовищной страны. В Париже он выглядел персонажем из фильма Арно Деплешена, а здесь -  всего за три недели  - он превратился в героя  Малькольм Лаурии, одержимого своими вулканами, в меру отчаявшегося, в того, кто между двух рюмок текилы похож на человека, парящего где-то в облаках и в то же время в высшей степени  элегантного  - одного из тех европейцев, кто прожил всю свою жизнь в Мексике, немного неуверенного в себе и одновременно человека без возраста. Хватит ли у него храбрости  сразиться с Делоном, - беспокоился «доктор», увидев его  направляющимся к нам своей расхлябанной походкой. И да, у него хватило на это сил! И каких сил! Эта сцена будет значимой в фильме.

Милая Марианна. Ее грусть. Ее изящество. Возможно, из всех нас она больше всех остальных чувствует себя не в своей тарелке. И, как мне кажется, она очень боялась сцены любви с Бовуа — первой в своей карьере или, во всяком случае, самой откровенной. Моя идея фикс: снять ее так, как никто другой — более прекрасной, чем когда-либо.

Пресс-конференция в Мехико, в бывшем доме Барбары Хаттон. Толпы мексиканской прессы. Суета, гул, разные вопросы о фильме. Но я быстро понимаю, что журналистов интересует только одно: они слышали, что в сценарии есть намек на историю о повстанцах, и они горят желанием узнать, что Делон думает о кризисе сапатистов в Мексике.

Жду вопроса. Честно говоря, немного волнуюсь, упрекая себя, что не подготовил Алена заранее. Он такой непредсказуемый... И вот, вопрос: Senior Delon, que piensa usted del subcomandante?

И о, сюрприз! Совершенно невозмутимый, как будто последние два месяца он только об этом и думал, Ален отвечает: «Я уважаю субкоманданте, понимаю причины его борьбы и готов, если он захочет, встретиться с ним». Аплодисменты в зале. Спешка с мобильными телефонами. Из газеты La Prensa до Reforma — одна и та же растущая молва: «Делон — сапатист… Делон — сапатист…»

На ум приходят мысли о  парижских интеллектуалах и их возможной реакции. Если бы   они только могли это  услышать.  Думаю и о Монтане, моем  друге Монтане, который, вероятно, поступил бы, как Делон.  Делон в роли Монтана? Оказывается он талантлив и в сфере политики. Тот факт, что Делон - настоящее сценическое животное для меня не является новостью. Но в политике? Факт остается фактом: благодаря столь удачному сочетанию инстинкта, искренности, щедрости и дальнозоркости он смог найти те  слова, которые затронули душу этого народа

После выхода фильма «День и ночь» BHL написал книгу «Комедия» (Grasset, 1997). В этой книге писатель возвращается к съемкам фильма:

[...] Делон. Мои настоящие отношения с Делоном. Их редкостная жесткость, их  напряженность - не та слащавая сказка, которую мы с ним – сначала я, а потом и он, из чувства лояльности – пытались выдать за правду. Его умение разбираться в ситуациях. Его стратегический талант.  Несмотря на все глупости, которые мне говорили о его «животной» натуре, о его характере, я видел в нем одного из самых опасных  шахматистов среди тех, кого  я знал.

[...] «У вас не получится», – говорил Делон. Он делал то, что я просил: длинная религиозная процессия, тишина, белые силуэты. Но я видел, что он в это не верил, а лишь стискивал зубы. Да, конечно, у нас все получится... Нет, послушайте, нас не победит свет...

[...] И вот появляется Бэколл. Её красота и щедрость. А затем - и это важно понять - она влюблена  в Делона. По-настоящему влюблена: как может быть влюблена совсем юная девушка, дебютантка. Люди думают, что я шучу, когда говорю это. Они так думают потому,  что  не знают той властной юности, которая приходит с возрастом. Они не понимают, что проблема старости заключается не в том, что человек стареет, как говорил Уайльд, а в том, что он остается молодым.

[...] Сцена теней, например. Могу ли я рассказать все о сцене теней? Делон: могу ли я рассказать все о Делоне? О его приступах ярости? О его безумии?
В книге «Война без любви» (Grasset, 2011) Леви вспоминает взгляд  Делона во время съемок:

[...] Вчера вечером встретил Делона в китайском ресторане, куда мы часто ходим. «Семьдесят шесть лет, маэстро! Можете представить, что мне скоро будет семьдесят шесть!» Затем, более серьезно, с оттенком тревоги в своих фиолетовых глазах; он  вновь обретает тот голос, который был у него когда-то в Мексике, в дни, когда мы ссорились. Когда же съемочный день был закончен и последний дубль отснят, он хотел помириться со мной (все та же сила, как в те далекие времена, которые так глубоко запечатлелись в моей памяти. Были моменты, когда он звал главного оператора, делал ему знак снова включить оборудование, а затем, поворачиваясь  ко мне, произносил с драматизмом: «Это для вас, маэстро»; и тогда, уже перед камерой, его глаза, устремленные прямо в объектив, выпускали на пустой съемочной площадке всех драконов, спящих в глубине собственных  зрачков, даря мне свой взгляд. Это был  просто взгляд, взгляд вне сценария, взгляд для моей коллекции взглядов Алена Делона, которую он, без сомнения, считал, я собираю с благоговением).

Ален Делон, щедрое священное чудовище

Во время съемок и после выхода фильма пресса взбудоражилась. Критика ожидала, что BHL (Бернар-Анри Леви) провалится. Фильм был разгромлен. Однако во многих газетах и журналах режиссер фильма "День и ночь" отмечал работу своих актеров, особенно Делона, которого он называл «священным чудовищем». Вот что он сказал в интервью с Пьером Бийяром в 1996 году (переиздано в "Ricidives", Грассе, 2004):

[…]Пьер Бийяр (Pierre Billard): Когда вы приглашаете в свой фильм актеров калибра Делона или Лорен Бэколл, вы получаете не только их талант, но и их легенду. Это помогает или усложняет процесс съемки?

Бернар-Анри Леви: Это прежде всего потрясающий вызов. Возьмите Делона. Это не просто актер. Это глыба памяти. История кино в одном лице. Это великий артист, игравший с величайшими режиссерами и в величайших фильмах. И совершенно очевидно, что вы не можете, например, поставить его на боксерский ринг, не думая о Рокко, или  снять его в бассейне, не вспоминая о сцене с Морисом Роне, или попросить его танцевать, не имея в голове бал в "Леопарде". Вы не можете поставить его перед Марианной Деникур или Ариэль Домбаль, не видя в них  лиц всех тех женщин, которые были его партнершами у Висконти или Антониони. Он из тех священных чудовищ, которым трудно управлять режиссеру.  Но, что волшебно в нем, – это момент, когда он, кажется, забывает, кем был, помогая и вам забыть это, тем самым переосмысливая себя. Этот момент всегда очень трогательный.

Пьер Бийяр: Этот писатель, которого играет Ален Делон, вдохновлен Хемингуэем, как вы упоминали. Но я не увидел сходства... Ваш Александр явно не собирается писать "Старик и море".

Бернар-Анри Леви: И здесь проявляется чудо Делона. Вы даете ему текст – в данном случае, да, это фиктивная игра вокруг персонажа, который мог бы быть и Хемингуэем. Такое впечатление, что он прочитывает текст роли буквально. Однако незаметно и постепенно, штрих за штрихом, он расширяет этот текст, обогащает его всем тем, чем является  сам. В итоге, он  создает образ  более масштабный,  сложный, хрупкий, прекрасный – одним словом, лучшее, чем вы могли себе представить, и, следовательно, другой. Я дал ему роль. Он подарил мне персонажа. И за это я ему бесконечно благодарен.

В другом интервью того же времени с Алексисом Либером (переиздано в "R;cidives", Грассе, 2004), Леви говорит об актере, впитавшем «всю историю кино, запечатленную на одном лице»:;"Это нечто невероятное – иметь Делона перед камерой. Это словно держать всю историю кино, застывшую на одном лице. Нужно уметь управлять этим. Нужно учитывать это.

[...] Делон относится к кино и режиссерам с религиозным почтением. Поставьте перед ним посредственного человека, которого он называет «самозванцем», – все пройдет ужасно. Но если он почувствует истинное кино, стиль, принципы, – он станет самым щедрым из актеров.

[...] Делон – это человек, который постоянно настороже, всегда наблюдает. Но он, полагаю, знал, что у меня была огромная любовь к кино. В то же время, он должен был почувствовать, что я им  восхищаюсь, что я хочу его возвеличить – что все мои усилия направлены на это: создать вместе с ним персонаж, достойный  его самого, то есть человека его масштаба."

Делон, друг и его тайны

В 2008 году, в Нью-Йорке, в длинном интервью для журнала Purple, Бернар-Анри Леви вспоминает о "кошачьем", одиноком, но, прежде всего, преданном актере:

Оливье Зам: Ален Делон, воплощение французского актера. Каким вы его запомнили?;

Бернар-Анри Леви: Он стал важной фигурой моего фильма и моей жизни. Мы остались близки. Несогласны во многом, безусловно. Но согласны в представлении о дружбе, о жизни…

Оливье Зам (Olivier Zahm): Об одиночестве?;

Бернар-Анри Леви: Возможно, да. Возможно, это его способность оставаться одиноким несмотря на  видимую общительность; благодаря этому ощущению он ограждает себя от той  шумной суеты, которую  вызывает его личность. В любом случае, это факт. Именно по этой причине и по многим другим,  Делон остался мне близок. Когда фильм, который мы сняли вместе, провалился, он проявил безупречную преданность. Это редкость. Я знаю множество других актеров, которые в подобной ситуации убежали бы. Но он, напротив, остался. Он не изменил своего мнения ни о причинах, которые заставили его участвовать в проекте, ни о самом фильме. Я помню его рядом с собой на пресс-конференции Берлинского фестиваля. Нас высмеивали, а он тогда поднялся и бросил в лицо толпе: «Дамы и господа, у меня было три учителя: Висконти, Рене Клеман, Джозеф Лоузи; теперь у меня есть четвертый: молодой режиссер, стоящий перед вами».

Это было великолепно - какое мужество и какой класс! Когда вы разделяете с человеком столь важное воспоминание или артистический опыт, то этот опыт  перевешивает любые политические разногласия.

Я добавлю, что у нас есть еще кое-что общее. Он прежде всего актер. Я прежде всего писатель. И у нас обоих есть эта "болезнь" — вера в то, что настоящая жизнь не в самой жизни.

9 декабря 2010 года, в своей колонке «Блокнот» для Le Point, увидев интервью Делона на телевидении, Бернар-Анри Леви снова пишет о нём. Он задает риторический вопрос, не продолжает ли по-прежнему его вдохновлять этот актер, его образ и его противоречия, хотя после их совместной работы  над «Днем и Ночью» прошло более десяти лет? Он пытается раскрыть для себя то, что он называет "тайной Делона ».

Он вспоминает Алена Делона в передаче  Фредерика Таддеи. Он спрашивает себя  - как можно жить со всеми теми образами, которые он сам создал?  Как может жить человек, когда часть его самого и немалая осталась пленницей величайших произведений кинематографа? Когда Делон говорит «я», кто он в этот момент? Что это за «я», хозяином и заложником, которого он является?  Он призрак или существо из плоти? Окончательный ли он  "возвращенец" или временный? Кто присутствует, когда он здесь? Избавленный от демонов или все еще ими одержимый? Актер среди актеров или волшебный фонарь, перелистывающий стремительным движением   книгу  всех своих ролей?

Может быть, на самом деле он Танкрэди? Или тот замечательный собеседник, который двумя часами ранее праздновал в парижском кафе годовщину журнала «Правила игры»? Неужели он был здесь, среди нас, шутя с Ксавье Бовуа, беседуя и обсуждая с Миланом Кундерой и Кристин Анго судьбу молодой иранки, приговоренной к побиванию камнями? Он был потрясен этим событием; ведь именно этому событию   была посвящена наша встреча. Однако, в тот самый момент, он  не только был среди нас. Он был  и там, - между Вель д'Ивом, Римини и Куэрнавакой; именно  там он наблюдал за персонажами, которым он подарил частичку самого себя. Может быть, они смогут сохранить эту память в себе?

Вот она, тайна Делона. Вот парадокс, который он несет и воплощает в своем совершенстве. И вот его искусство — сломать, хоть на мгновение, стены воображаемого музея, разрушить священный круг жизни и творчества, окруживших его, показав то, что знают его настоящие, хотя  и немногие друзья: он великий феодал, потерянный в демократическом мире; человек, который может быть собой лишь тогда, когда становится другим. При этом он всегда живой, настоящий, любознательный и открытый радостям и наслаждениям этого мира

В январе 2024 года Бернар-Анри Леви выражает свою поддержку Алену Делону, актёру, который оказался в центре клеветнической кампании в прессе, касающейся его состояния здоровья.

Оскорбление, нанесенное Делону

Найдутся ли у Делона силы выбраться из той грязи, которой, на протяжении каждого вечера, его поливают в столь варварской мыльной опере?

Прежде всего, существует этот взгляд, который освещает лицо стоическое и нежное. Эти светлые глаза цвета морской волны, так хорошо мне знакомы,  ибо я запечатлел их своей камерой. Эти глаза, эти большие глаза, с вечным в них светом, как говорил когда-то Бодлера,  - призывают, отталкивают и завораживают поэтов. Делон красив, неотвратимо красив, ибо  смог сотворить из них произведение, одалживая  своим персонажам - сначала Рокко, а позже, в фильме «Леопард», они становятся аллегорией благородства и падения,  в столь долгой и роковой элегии. Рядом с  Бертом Ланкастером  - в роли старого и восхитительного льва, он олицетворяет загадку красоты, которая не меркнет, - говорим ли мы о лице или душе, какая разница!  - и все это пока существуют эти глаза, говорящие, что никому не дано разгадать  тайны человеческой природы. Ну а затем, актерский гений,  — ведь это  не одно и то же, что профессия или призвание.  У актера Делона все едино, -  одно не противоречит другому.  У него нет того самого рецепта, тех приемов, которые позволяли бы ему, создавать образ,  идя от одной детали к другой. Отнюдь нет, ничего подобного не происходит, как и у Бельмондо - сына скульптора и его вечного товарища. Они не владеют приемами, которые позволяли бы заранее делать набросок роли, моделировать её, чтобы создать в итоге театральный образ.

Делон проживает роль, тотчас же превращаясь в того, в кого его просят превратиться. Я могу это подтвердить, ибо снимал его; при этом я не говорю, что это происходит мгновенно, с самого первого кадра. Однако, в какой-то момент, и это относится лишь к нему, происходит нечто, как у   Марселя Пруста в его «Поисках утраченного времени», когда герой, откусывая маленький кусочек печенья (медлен), напрягает  всю свою память, чтобы отыскать в ней собственные воспоминания. В противном случае,  это лишь повтор действия, что  было бы  ошибкой. Кошачье вдохновение. Делон это настоящий гепард.

Но он  еще и друг, и возлюбленный, и немногословный отец. Столь восхитительная молчаливость - как в фильмах,  так и в жизни, -   не что иное, как образ неспособности человека выразить себя, а также и того, что слова всегда терпят крушение. Это всего лишь образ  - подвижный и молчаливый.  Cамурай, с его глубинно-непостижимыми темными пятнами,  - не души, а существования.  Господин Кляйн и трагедия имени. Все эти роли полицейских и головорезов, столь неразговорчивых, напоминают потерявшихся детей, утративших дар речи. И всегда вот эти глаза,  слишком светлые; в них кроется вопрос, ответ на который каждый фильм интерпретирует по-своему и каждый раз не находит ответа, ибо найти его невозможно. Все это подобно безгрешности, присущей художникам, музыкантам или писателям,  - она дана лишь немногим. Среди них и Делон.

Но вот этот леопард, превратившийся, в свою очередь, в старого льва, нашел место затворничества, что ему по душе. И его дети, о которых я ничего не буду говорить помимо того, что все они  — каждый на свой лад, унаследовали от отца неуловимую грацию. И вот они спорят - не только друг с другом, но и на глазах кровожадной публики. Это даже не отсутствие вкуса, а оскорбление, хотя нам твердят до тошноты, что споры о наследстве существуют  «во всех семьях». Однако, в данном случае, мы находимся за пределами общества развлечений, требующего  «хлеба и зрелищ». Именно этим питается социум. Это старая история народа, превратившегося в толпу, требующую свой фунт мяса- собственную часть победы бесстыдного над стыдливым, разложения над благородством, беззастенчивости над внутренней жизнью, с присущей ей стыдливостью.

И старый лев брошен в ров  - не для того, чтобы ударить своей сильной лапой, а для того, чтобы самому быть растерзанным. По сравнению с образами персонажа Рипли из фильма «На ярком солнце», с огромным количеством паспортов, дающих  пропуск в загробный мир, нам представлены на обозрение фотографии старого ослабленного человека, которые, впрочем,  говорят в меньшей степени о его старости, чем о дряхлости самого века. Нам его рисуют  подобным царю Эдипу в реалити-шоу «Эдип в Колоне», в котором с проколотыми глазами, потерявшими искристую прозрачность,  он вынужден скитаться в поисках собственной могилы, опираясь  на руку своей любимой дочери Антигоны. Это,  поистине,  слишком отвратительно,  слишком унизительно, слишком гнусно.

Ради него. Ради его творчества. Ради его достоинства как актера и мужчины.  Ради его друзей. Ради свидетелей его несравнимой карьеры. Но и ради будущего дней, что жизнь дарит ему, ради собак, не торопящихся лишить его своей привязанности, заставляя расплатиться за прошлое, когда он был большим и резким.

Хотя Ален Делон и проживает этот период своей жизни как оскорбление, но это не означает, что ему вынесен смертный приговор. Ибо никому не дано знать час его смерти. Не так ли? А также и того, покинет  ли он этот мир недостойным или достойным, разоблаченным в собственных тайнах или совсем наоборот - будет вне всякой досягаемости?  Если бы я держал пари, то именно этого мнения я придерживался. Одинокий,  - таким он был всегда, в глубинах собственной души, там, где каждый человек хранит то, что невидимо другим, он даст им  отсрочку и найдет в себе силы, чтобы  выйти из этой лужи грязи, в которую его окунули в этом ежевечернем каннибальском сериале.

Но меня, повторю, это не касается, это касается его.
Это всего лишь послание с того вулкана, где каждому из нас грозит слепая лава обид и низости.  Дружеский привет, дорогой Ален. Братский привет. Пусть любовь окружающих вас людей, выраженная столь неумело, отправит вспять всю эту вышедшую из русла грязь. Пусть заклинания самурая и красота деревьев в  Douchy помогут вам  не только оставаться той скалой,  которой вы всегда были, но и простить. Храбрости, Маэстро. Люди подобные вам, могут покачнуться, потеряв  равновесие, но упасть - никогда.

Перевела с французского Элеонора Анощенко

25 декабря 2024 года