Девять миниатюр из прошлого. Номер Семь

«Смысл — это некое идеальное содержание, выраженное в любой символической системе».
Андрей Баумайстер, философ

Конечно, я был циником и мизантропом. Люди сами виноваты. Они подставлялись на каждом шагу, начиная с детского сада. Там у меня был отличный приятель, Валера Ротко (не путать с Марком Ротко, известным художником-авангардистом). Мы сидели в паучьем углу и дистанционно выворачивали внутренности своих коллег – люди были не просто комичны, они настаивали на своей нелепости! Я хохотал так, что в мой мозг вплавилось почти экстатическое чувство удовлетворения. Эстетика от противного.

В поисках смысла я уходил из сферы нормального человеческого общения и бытового функционирования. «Почему ты не ешь суп?» - «Он пустой!» «Смотри как едят другие дети!» «Они думают, что он полный!»
Ну как, как я должен был получить удовлетворение от мутноватой жидкости, пропитанной жиром? Что я думал? Я думал, что люди не только неполноценны, но они еще и настаивают на этом!
Потом я пошел в первый класс. В классах еще оставались старые дубовые (по фактуре) парты со скошенной поверхностью и круглыми углублениями для чернильниц. На них были вырезаны вызывающие (по своей амбициозности) и возмутительные (по своей безграмотности) сентенции. Это был вызов, но что я мог возразить? Чтобы успокоиться, я представлял себе уборщиц, которые по ночам резали парты, пытаясь поквитаться с безалаберными школярами, оставляющими груды мусора, хаоса и непредсказуемости. Скоро парты заменили на новые и мой разрушительный запал угас. Но осадок остался.
Чтобы не сойти с ума, я продолжал общаться с Валерой. Он жил с мамой в убогой комнатке какого-то ветхого строения больше похожего на хижину, чем на дом.  Там был целый закуток хибар, которые перетекали друг в друга, жались друг к другу и бросали тень на серьезные достижения развитого социализма. Эту местность я называл «как в России жили до Революции». Кровать, печь, коврик, ободранные обои. Маму не помню. Как она смогла раствориться в этой утлой лодченке быта?
Валера бесконечно рисовал бытовые карикатуры: Ленин в Нижнем (Ленин в трусах). Ленин в Разливе (Ленин без трусов ловит рыбу, под водой рыба присосалась к его члену) и другие.
В общем, ничему Революция не научила пролетариат. Нигилизм, цинизм, пофигизм. Мутный романтизм.
Потом я стал почти взрослым. Все помнят сентенцию «моя мать была обычная женщина, но она подарила...» и т. д., но с моим отцом совсем другой случай. Он был необычным человеком, подарившем Родине вполне обычного сына. Он умел рисовать, играть в шахматы, фотографировать, увлеченно собирать марки и монеты, чинить электронику, конструировать бытовую технику (усилители, колонки, проигрыватели). А еще он качественно редактировал мои школьные сочинения. И не без последствий. Когда я написал вступительное сочинение в ПГПИИЯ, экзаменаторам это понравилось настолько, что они послали благодарственное письмо моему школьному учителю русского и литературы.
Не имея никакого специального образования, мой отец был уникальным специалистом по судовым навигационным приборам и это дало ему возможность объездить весь белый свет. Я помню его увлечение душистым голландским табаком и экзотичными курительными трубками, одна из которых была выполнена в виде головы черта. Острая борода черта торчала как подводная часть античной триремы. Что-то адское было в этой трубке из красного дерева с головой черта, извергающей из черепа клубы густого сизого дыма.
Средний брат унаследовал от отца умение рисовать и незаурядную нравственную чистоту (вечная память!).  Самый младший брат и сейчас просто мастер на все руки. Даже соседского сына отец научил разбираться в электронике и чинить бытовую технику. Чему он научил меня? Наверное, редактировать чужие сочинения. Я безжалостен как черт. Следите за базаром, господа, не то из моей черепушки повалят клубы едкого дыма – с запахом шального карибского рома!