4. Глинские и боевая ничья

4. ГЛИНСКИЕ И БОЕВАЯ НИЧЬЯ.  В 1506 году умер польско-литовский король Александр, с которым Москве так и не удалось договориться о закреплении за Россией всех завоеванных ею в ходе последней войны земель. Поскольку должность короля в Польше была выборной, и претендовать на польский трон мог кто угодно, включая и представителей иностранных династий, Василий через вдову Александра, свою сестру Елену, попытался склонить польских панов проголосовать за него. Однако, брат Александра, Сигизмунд, оказался проворнее московской дипломатии и, будучи объявлен новым королем, поспешил известить о том Василия III, предлагая царю вечный мир при условии возвращения Литве хотя бы тех земель, что были захвачены русскими уже после заключения шестилетнего перемирия. Василий, который вовсе не был настроен мириться, по крайней мере, до того момента, когда его наместник усядется в Смоленске, конкретного ответа не дал, и переговоры тут же переросли в нудные бесперспективные споры о пограничных «общных делах». Послы литовские ещё находились в Москве, когда стало известно о новом вторжении русских войск в смоленскую волость. Князь Холмский и боярин Яков Захарьевич разграбили все деревни и села вплоть до Мстиславля. Литовские послы упрекали Василия в том, что он ведет переговоры о мире, а сам начинает войну, но от них лишь отмахнулись.
   
Начинался 1507 год - год трудный, трагичный и для возобновления военных действий не самый удачный. Сначала на Руси, в который уже раз, открылся мор. В одном только Новгороде предали земле 15 тысяч мертвецов. Тогда же, как-то «буднично», почти незаметно, началась беспощадная и бескомпромиссная 270-летняя война России с Крымом. Крымские татары, рассовав по мешкам да карманам литовские деньги, совершили первый бандитский набег на южные русские рубежи, разграбив Белевское, Одоевское и Козельское княжества. Объектом нападения были выбраны северские земли, но не юго-западные, а самые северные и наиболее близко расположенные к Москве. Видимо, это должно было показать всем новым московским служилым князьям, что Москва не сможет защитить их владений и им грозит неминуемое разорение, если они не возвратятся в Литву. Ну, или просто, области на границе с Литвой были лучше защищены. Впрочем, и вышеупомянутый рубеж тоже оказался защищен неплохо. Московские воеводы Иван Холмский, Константин Ушатый, Василий Одоевский и Иван Воротынский татар настигли, гнали до реки Рыбицы, отбили пленных, и сами набрали полону.
   
Так прозвенел «первый звоночек» со стороны Крыма, который русским правительством был услышан: на границу с Диким Полем были срочно переброшены дополнительные войска. Эта война, как и все иные войны России с осколками Золотой Орды закончится поражением Крыма и его присоединением к Российской Империи, но до этого ещё далеко, а значит, у Москвы появилась новая головная боль. Впрочем, ни мор, ни дерзости крымского союзника уже не могли отвратить Василия III от его замыслов. Василию был нужен Смоленск.
   
Понимая, что русский царь, грубо говоря, уперся и переубедить его, скорее всего, не удастся, Сигизмунд принялся искать у своего противника «слабые места» и, не мудрствуя лукаво, пошел по проторенной дорожке. Решив про себя: «Ничего, вхаживал я и задним крыльцом!», он снарядил особое посольство к другому сыну Ивана III, Юрию Дмитровскому, с обычной вроде бы просьбой повлиять на брата и посодействовать в возвращении отторгнутых Василием III от Литвы западнорусских территорий. Истинная же цель сего визита литовских дипломатов в Дмитров была скрыта в туманных формулировках собственноручного королевского послания, в котором Юрию Ивановичу предлагалось, если его устраивает смысл «речей», выслать в Литву для скрепления договора доверенного посла - «своего человека доброго, сына боярского». Выражаясь яснее: «Надевай царские шмотки, царем будешь! Ваську не бойся, мы поможем его угробить. Только пришли к нам своего проверенного человека, чтобы Васька о нем ничего не знал!». Впрочем, спровоцировать Юрия Дмитровского на борьбу с братом ляхам не удалось. Какими бы ни были мысли и чаяния младших московских князей, но базы для возобновления на Руси междоусобицы у них уже не было. Московские князья могли сколько угодно долго ссориться друг с другом или мириться, дарить друг другу города да волости или гноить друг друга в тюрьмах да монастырях, но разделить страну на враждебные лагеря им уже было не под силу.
   
Если в истории с Юрием Дмитровским Сигизмунд пока только осторожно прощупывал почву и вел крайне туманные «тайные речи», то есть все основания предполагать, что северским князьям в обмен на их возвращение в Польско-Литовское государство были сделаны гораздо более определенные предложения. Так же, не исключено, что Сигизмунд I пытался поднять против Василия III и Великое княжество Рязанское. Недоверие, мелочная опека и постоянная слежка московских властей за удельными князьями не были секретом для короля, ибо они уже успели оттолкнуть от Василия ряд представителей русской знати перешедших из Литвы на службу к Ивану III, а теперь поодиночке возвращавшихся назад. Впрочем, северские князья, какими бы не были их убеждения и стремления, бежать в Литву и бросать свои родовые владения пока не пожелали.
   
В 1508 году в самый разгар столкновений на западной границе из Москвы сбежал гетман Константин Острожский, некогда принужденный дать клятву верности Ивану III. Сейчас, когда власть на Руси сменилась, он счел свою клятву необязательной к исполнению, и умчался в Литву к Сигизмунду под крылышко. Василий III был этим обстоятельством раздражен крайне и, дабы не остаться у соседа в долгу, принял к себе на службу бывших соратников почившего короля Александра, Михаила Глинского и его братьев, которые по слухам вели свою родословную от самого Мамая.
   
Был ли Михаил Львович Глинский действительно потомком темника Мамая, доподлинно неизвестно, известно только, что был он сказочно богат, имел обширные поместья и умом обладал недюжинным. До появления в Москве он уже успел побывать в Саксонии, в Испании и в Италии, принял там католицизм, выучился говорить на всех основных языках Европы и стал чуть ли не единственным советником короля Александра. В 1506 году в битве под Клёцком он сумел наголову разбить крымскую орду, ворвавшуюся в литовские пределы, после чего прославился ещё и как удачливый полководец. Популярность в народе и огромное богатство позволили ему навербовать в Литве сторонников из среды русского боярства и наплодить себе врагов среди шляхты. Когда короля Александра не стало, Глинскому припомнили всё: и его чрезмерное властолюбие, и его невесть откуда взявшееся богатство, и его возможное участие в скоропостижной смерти короля. С новым властителем Сигизмундом Глинские найти общий язык не смогли, как ни пытались. Опасаясь репрессий с его стороны, они были вынуждены бежать из Литвы и теперь пылали жаждой мести. Присягнув на верность Василию Московскому, который сам предложил братьям свое покровительство, они тут же собрали рать из своих литовских сторонников, призвали наемников и крайне энергично взялись за дело. Действовали Глинские как привыкли: решительно, расчетливо и независимо, словно государи владетельные. С послами московскими, молдавскими и крымскими Михаил заключал договора от своего имени, как правитель большого государства. В начале 1508 года Михаил и Василий Глинские уже открыто подняли знамя мятежа против Сигизмунда, осадив Минск. Взять хорошо укрепленную крепость своими силами им не удалось, и братья отправились к Клёцку. Там они разделились: Михаил разорил слуцкие и копыльские волости и захватил Мозырь, а Василий двинулся к Киеву поднимать на бунт тамошних русских. Договорившись о совместных действиях с Менгли-Гиреем и молдавским господарем, братья начали готовить захват Киева и ждали только прибытия московских полков.
   
А Москве Киев сейчас был не нужен, Василий должен был закончить то, что не успел завершить его отец – взять Смоленск. Вот почему все основные силы Московского Государства были брошены не на юг, а на запад. Сначала на помощь мятежным братьям примчался их родич воевода Евстафий Дашкович, бежавший из Литвы в Москву ещё при Иване III. Пригнав с собой 20 тысяч конницы, он соединился с Михаилом Глинским и тут же отправился воевать литовские волости, граничившие с Мозырем. Позже начали подтягиваться полки князей Одоевских, Трубецких, Воротынских и Шемякина. Соединившись на Березине с Глинским и Дашковичем, они повторно осадили Минск и подвергли опустошению все литовские земли до самой Вильны. Часть войск была отправлена к Смоленску и Бобруйску. Таким образом, как и в прошлый раз, Москва применила тактику ошеломляющей массированной атаки сразу на нескольких участках русско-литовского рубежа.
   
Осада Минска, меж тем, затянулась. Не дожидаясь, чем дело закончится, Глинский с Шемякиным с частью войск покинули предместья неподатливой белоросской крепости и через Друцк, сдавшийся им без боя, двинулись к Орше, куда уже подтягивались главные силы Василия III: Яков Захарьевич с москвичами и Даниил Щеня с новгородцами. Орша находилась в тылу у Смоленска и была гораздо хуже его защищена. Захват этой крепости позволил бы русским отрезать Смоленск от Литвы и тем самым значительно облегчил бы выполнение главной задачи, стоящей перед московскими воеводами, вот почему Оршу было необходимо взять в кратчайшие сроки. Понимая всё это, воеводы спешили, как могли, но всё равно не поспели. Разворотив городские укрепления из пушек, русские начали готовить решительный штурм цитадели, но вдруг пришло известие о стремительном приближении Сигизмунда с польско-литовским войском. О силах, которыми мог располагать польский король, в Москве ничего не было известно, и русское командование было вынуждено отменить штурм и отвести войска за Днепр. Сигизмунд, метеором промчавшись мимо Орши и мимо московитов, топтавшихся в укрепленном лагере за рекой, занял войсками Смоленск и сделал дальнейшее пребывание крупного русского корпуса в литовском тылу бессмысленным. Москве пришлось срочно выводить свои полки из-под возможного удара, дабы они не угодили в окружение.
   
После неудачи под Оршей война приняла позиционный характер. Русские от Орши двинулись к Мстиславлю и Кричеву, но были вынуждены поворачивать назад, потому как узнали, что войско Сигизмунда идет к Дорогобужу, Белой и уже взяло Торопец, жители которого сдали город без боя. Василию пришлось срочно разводить свои полки по приграничным крепостям, дабы не пустить литву и ляхов вглубь страны. Северским князьям Стародубскому и Шемякину было велено прикрыть своими войсками Украину, корпус боярина Якова Захарьевича укрепился в Вязьме, костромские и галичские рати вкупе с татарской конницей заняли Туров и Мозырь, отрезав от Литвы владения Глинских, а Даниил Щеня выбил отряд литвинов из Торопца, жители которого вновь не сопротивлялись и своих встретили с радостью. Литва тем временем спалила Белую и «захватила» дымящееся пепелище Дорогобужа, подожженного русским гарнизоном при отходе. Гетман Острожский, командовавший главной литовской ратью, советовал Сигизмунду развить наметившийся успех и идти прямо к Москве, дорогу к которой он за годы своего служения Ивану III изучил неплохо, но Сигизмунд авантюристом никогда не был. Поэтому, когда Корпус Холмского, выдвинувшийся к Дорогобужу со стороны Можайска, и войско боярина Якова Захарьевича, выступившее из Вязьмы, сошлись с двух сторон на дорогобужском пепелище, поляков и литвы там уже не было. Единственное, что удалось Острожскому, так это перетянуть на сторону польского короля одного из Глинских - Евстафия Дашковича, что ещё совсем недавно с русской конницей довольно жестоко разорял литовские земли.
   
На этом очередной этап бесконечной  русско-литовской войны закончился. Выгнав друг друга из своих владений, противники развели войска по крепостям. Бои на границе начали стихать. Разыграв «закрытый дебют» и не потеряв при этом ни одной фигуры, Москва и Литва вновь решили взять тайм-аут. Опасаясь новых вторжений московитов и тревожно поглядывая на Крым, который по-прежнему считался союзником Москвы, Сигизмунд предложил мир. Василий, так и не сумевший толком вытащить из своего седалища казанское шило, мир принял.
   
Заключенный мир сделал Глинских изгнанниками. Их попытки восстановить против Сигизмунда Киев и Волынь успехом не увенчались. Потеряв все свои владения в Литве, они бежали на Русь, где получили от Василия в кормление два города: Ярославль и Боровск. Сигизмунд несколько раз засылал в Москву гонцов с просьбой выдать ему мятежных братьев, но Москва уже и тогда своих не выдавала.