Дневник инженера лоцмейстерского отряда. Глава 3

 (Когда маяк на берегу закрывает туман, а нагонная морская вода заливает
перемычки между озёрами и тундра превращается в бурное море,
 на Меркушиной стрелке становится совсем неуютно.
Фотография автора.)



    Пятница, 7 часов утра нового полярного дня. Холодную, настывшую за ночь утреннюю тишину палатки нарушил резкий металлический звук расстёгиваемой молнии спальника и скрип разношенных алюминиевых суставов старой раскладушки. Мы вообще редко берём с собой раскладушки, но перспектива внезапно оказаться ночью во время сна на полу в палатке в ледяной воде моря Лаптевых нас с Борисом совсем не прельщала. Места здесь были уж больно мокрые. В старые времена участники экспедиций обычно стлали на землю оленьи шкуры, на них – бараньи одеяла и накрывались ватными одеялами. За несколько недель оленьи шкуры от влаги, насквозь пропитавшей здесь почву, полностью сгнивали и поэтому, учитывая опыт давних экспедиций, да и наш тоже, особенно опыт проживания на островах, полностью заливаемых нагонной водой моря Лаптевых, типа острова Аэросъёмки, раскладушка здесь была идеальным вариантом. Ночью я несколько раз просыпался. Будили меня порывы сильного северного ветра, они били и сотрясали стену палатки, у которой стояла моя раскладушка. Но больше всего тревожил меня усиливающийся плеск волны, накатывающейся на небольшой кусочек суши, на котором стояла наша палатка. Похоже, начался очередной нагонный подъём воды. Несколько раз я поворачивался на бок, высовывал руку из спальника и трогал землю между нашими раскладушками. Когда моя согревшаяся в спальнике тёплая ладонь натыкалась на обжигающе холодную ледяную корку, покрывавшую землю, я с облегчением вздыхал и опять зарывался в свой меховой спальник. Перед тем, как опять заснуть, у меня возникла мысль: «А ведь хорошо, когда есть с чем сравнить.». Просто я вспомнил, что так же я поступал и на острове Аэросъёмки, но там в плеске воды, подкрадывающейся к палатке в шуме песка, бросаемого ветром в брезентовый полог нашего жилища, и в свисте ветра в растяжках мачт радиомаяка мне иногда чудились осторожные шаги полярного медведя. И там опущенная рука, кроме проверки наличия воды, часто проверяла и наличие карабина, лежащего на ящике рядом с моей раскладушкой. Так что сейчас было явно более комфортная обстановка и с такой оптимистической мыслью я опять провалился в царство сна.

     Похоже, Борис проснулся и готов приступить к выполнению своих обязанностей дежурного по кухне. Я плотнее натянул на лицо полу мехового спальника, чтобы перекрыть путь холодному воздуху, и повернулся на другой бок. У меня было ещё немного времени, чтобы подремать, да и заодно прослушать утренний прогноз погоды, который вот-вот начнётся. Главный синоптик у меня сегодня, как обычно, был Борис. Уже неделю в атмосфере бушует сильная электромагнитная буря и динамики нашей радиостанции заполняет только громкий треск и шум. Не слышно даже радистов ближайших к нам наших полярных станций «Земля Бунге» и «Индигирской». Радиоволны вязнут и напрочь глохнут в этом электромагнитном атмосферном болоте.
     Смотреть, как Борис натягивает на себя влажный, не высохший после вчерашней работы шерстяной свитер и ещё совершенно мокрую, задубевшую на холоде куртку я просто физически не мог. Меня от этого зрелища всегда бросает в озноб. А ему хоть бы что. Вчера весь день шёл дождь, а к вечеру резко похолодало. Высушить одежду по причине отсутствия дров в этом гиблом месте мы не смогли. Я не удивлюсь, что и носки у него в таком же состоянии. Вечером, я выразил свои сомнения на этот счёт и предложил свой отработанный в походах вариант сушки сырых носков –– на голом животе во время сна, Как я и ожидал от этого он категорически отказался и сказал, что влажные носки вызывают у него ощущения холодной мокрой лягушки, улёгшейся на его животе, и это точно спровоцирует у него ночью какой-нибудь ужасный кошмар. После этих слов он закрыл молнию в спальнике и быстро заснул.
    Если сейчас на улице мороз, то когда Борис начнёт натягивать на ноги не гнущиеся на холоде свои огромные кирзовые сапоги, то звук ломающегося льда, сковавшего мокрую землю между нашими раскладушками под их подошвами, это однозначно подтвердит
    Я всё же не выдержал, когда Борис в процессе одевания начал чертыхаться и что-то бормотать себе под нос: «Борис, кончай ты этот свой утренний сеанс холодотерапии. Я хорошо знаю, что ты человек закалённый. Но лучше возьми мой запасной шерстяной свитер. Мне твой хриплый голос что-то совсем не нравится. Только не хватало, чтобы ты простудился и заболел.
 
     Уже несколько недель, как наше направление было закрыто для полётов из-за постоянных туманов и один только Бог знает, сколько это будет продолжаться. И если ты заболеешь, никто не сможет нам помочь по воздуху, да и со стороны моря к нам тоже невозможно подойти. Попытки высадиться с корабля на эти берега заканчивались всегда неудачно. Даже слабо нагруженную лодку-ледянку невозможно было протащить через многокилометровую преграду из липкой грязи мелководья и осушек».
    Похоже, ничего в этих местах не изменилось с времён Великой Северной экспедиции (1733 –– 1743 годы) и слова участника этой экспедиции Дмитрия Лаптева остаются актуальными и сегодня: «Подле берегов здешних воды сыскать не можно, понеже отмели не подпущают увидеть берега... Берега оные и путь погибельные».

     В ответ на мои слова он махнул рукой, широко улыбнулся, отчего его большое, крупно вылепленное добродушное лицо приобрело какое-то  слегка бесшабашное выражение, и со словами: «Не боись, ничего со мной не случится! Танки прогреваются на марше!» начал отстёгивать полог палатки. Брезентовый полог загремел, как лист жести –– после ночного дождя он обледенел и значит, сейчас на улице мороз, а это совсем плохо. Озёра в тундре опять заковал лёд, и утка улетела в открытое море. А это уже становится большой проблемой для нас. Уже неделя, как у нас закончились продукты. И только утка, которая была единственной дичью в этих местах, могла помочь нам продержаться до прилёта долгожданного вертолёта.
    Борис вылез из палатки, несколько раз притопнул, чтобы сапоги плотно сели  на ноги, гулко хлопнул ладонью по обледеневшему скату палатки с моей стороны и со словами «Не то, что нынешнее племя!» и пошёл готовить завтрак.

    Мы уже практически месяц живём и работаем на Меркушиной Стрелке и характеристику, которую ей дали охотники-якуты –– места пропащие –– можем полностью подтвердить. Ровная, незаметно переходящая в море топкая прибрежная тундра, усеянная тысячами больших и малых озёр, при большой нагонной волне полностью заливается морской водой. Когда вертолёт высадил нас рядом с маяком и я открыл дверь деревянной будки, сильно наклонившейся под мощными ударами морских волн, то увидел что тяжёлый блок радиомаяка, покрытый илом, лежит на полу. Отметки, оставленные морской водой на стенах, красноречиво говорили, что вода поднималась в месте установки радиомаяка почти на полтора метра.
    Когда я показал Борису отчётливую тёмную полосу, которую оставила разбушевавшаяся не на шутку морская стихия на стене деревянной радиомаячной будки, Борис покачал головой и сказал: «Палатку ставим рядом с маяком. В случае чего переселимся на его первый ярус, и он будет нашим спасительным островом».
 
    Я не знаю, какую территорию затопило нагонной водой вследствие пронёсшегося накануне нашего прилёта урагана, но одно можно было отметить –– я уходил вглубь тундры на километров пятнадцать и плавника, который в изобилии громоздится практически везде вдоль береговой линии моря Лаптевых, я там нигде не увидел. Рассматривая в сильный морской бинокль окружающую меня тундру с того места, куда я дошёл, я все равно ни кусочка дерева вокруг не обнаружил. Если бы там лежал даже небольшой кусок плавника, выброшенный морским наводнением, то на этой совершенно плоской поверхности я бы его сразу же увидел. Если его и вынесло морской водой, то унесло очень далеко в глубь тундры. А это значило только одно  Меркушина Стрелка решила на время нашего пребывания здесь отключить полностью печное отопление в нашей палатке.

    Для себя я уже давно заметил одну интересную особенность –– стоило нам высадиться в какой-нибудь удалённой труднодоступной точке нашего участка СевМорПути, как северные духи издевались над нами по полной программе. даже с какой-то утончённой изобретательностью. То, что кончались продукты, потому что мы регулярно застревали надолго в таких местах из-за нелётной погоды, это было обычным явлением. И чтобы нам не протянуть ноги от голода, я всегда брал с собой винтовку и своё охотничье ружьё двенадцатого калибра. И в трудные моменты охота всегда выручала нас. Но вот когда на это накладываются ночёвки в холодной палатке в связи с отсутствием дров, ледяной ветер и сильный мороз, сменяющийся дождём и туманом с крепким нагонным ветром, это уже чёрт знает что.
    Сегодня я решил поискать дичь в новом направлении и пошёл на запад в сторону Омуляхского залива. Там за ним располагался мыс Лопатка, который всегда был местом гнездования диких гусей, и у меня возникла мысль, что там в той стороне я смогу их найти на берегу залива. Через два часа бесконечного петляния между многочисленными озёрами я обнаружил, что северный ветер, дувший с утра, начал понемногу гнать на берег воду Моря Лаптевых. И не только воду. Холодный ветер соприкасался с более тёплой водой и тащил с собой густой туман в котором уже плохо проглядывался наш маяк. А он был единственным моим ориентиром на сотни километров вокруг. Когда морская вода начала медленно, но верно стирать тонкие перемычки между озёрами, я уже быстро шёл в направлении к нашей палатке, которую уже закрыла волна ползущего со стороны моря тумана. Меня сильно тревожило то, что если вода  зальёт перемычки между озёрами, я в этой спешке, сделав очередной шаг, могу свалиться в озеро, вдоль извилистого берега которого проходил сейчас мой путь. Не придавало мне спокойствия и понимание того, что туман скоро полностью закроет маяк, к которому я сейчас насколько мог быстро шёл, уже сильно задыхаясь с трудом вытаскивая ноги из липкой грязи, покрытой тонким слоем морской воды. Очутиться в густом тумане, да к тому же в бурном море, где ещё пару часов тому назад была тундра, это было даже для меня довольно не простым испытанием.

    Почему-то в этот момент возникла беспокойная мысль о судьбе небольшой колонии северных воробьёв –– пуночек, поселившихся в районе нашего маяка. Как они, бедные, перенесут это наводнение и как будут находить в этом море солёной воды себе пропитание? У нас из продуктов, кроме нескольких уток, ничего нет, не знаю подойдёт ли им такая пища? Надо будет попробовать им её предложить. У меня всегда было очень тёплое и даже благодарное чувство к этой заполярной очень бойкой и жизнерадостной птичке. Ранней весной в ещё довольно крепкие морозы, высаживаясь с вертолёта, где-нибудь на самом краю северной земли, я с удивлением и радостью обнаруживал невдалеке этих порхающих и оживлённо чирикающих маленьких северных воробьёв. И меня всегда это очень радовало и ощутимо теплело в душе от присутствия рядом со мной таких милых соседей.
--Эта мысль как-то сразу успокоила меня. Ничего, прорвёмся! Не в первый раз, да и наверное, не в последний. Уже осталось не так далеко. Да к тому же я точно знаю –– пройдёт ещё немного времени, Борис возьмёт в одну руку самую большую кастрюлю, во вторую металлический нержавеющий черпак и громкий звон поплывёт над водой и станет мне путеводной нитью, которая приведёт меня к нашей палатке.