За день до нового года

Она лежала с открытыми глазами и смотрела, как за окном, большими хлопьями, падал пушистый снег, переливаясь в лунных лучах словно посеребрённый лебяжий пух. Вставать не хотелось. Пригревшись под одеялом, думала, что скоро Новый год, и надо бы что-то испечь вкусненького, уважить зимнего духа как полагается, а с другой стороны, кто есть то будет? Разве что Васька. Вздохнув, она всё же заставила себя вылезти из-под одеяла. Надо печь топить, не то вымерзнет всё.

— Ничего, ничего, — приговаривала Степанида, наливая в миску молоко для Васьки, — до весны доживём, а там полегче будет, с солнышком-то. Кушай, кушай, мой хороший, — гладила она по макушке кота, — сейчас оденемся, сходим за дровами, поставим картошечку варится, глядишь и веселее станет.

Держась за поясницу, разогнулась, заскользила валенками по холодному полу. Уж лет десять как обещали провести в её село отопление и газопровод, да всё что-то мешало, то река разольётся, мост подтопит, то технику тушить лесные пожары отправят, то местные, устав ждать обещанного, трубы в металлолом снесут. Так и живёт село, с интернетом, и удобствами на улице.

— Ну ничего, ничего, — продолжает шептать Степанида, — живы и слава богу. Натягивает на себя две кофты, старый, но крепкий, мужа покойного, тулуп, бредёт в сарайку. Набрав охапку берёзовых поленьев, спешит домой. В холодных сенях сметает веничком остатки снега с валенок, зимой так и не снимает их, что дома, что на улице, разве что, когда спать ложится, да в бане. Прикрыв поплотнее дверь, опускается на колени перед печкой, чиркает спичкой, поджигает бересту, и засовывает огонёчек под щепки, что с вечера ещё приготовлены.

Огонёк, на мгновение замирает, призадумывается и мчится, весело перепрыгивая с щепочки на щепочку, разгорается, принимает в свои объятия поленнышки, трещит, разливается теплом по всему дому.

Рыжий, с белыми носочками на лапах, Васька, спрыгивает с лавки, тянется, выгибает спину, и тихонько подойдя к хозяйке, толкает её лбом под локоть, ластится. Знает, что только ради него и живёт старуха последние пятнадцать лет. Одни они остались. Вот и поддерживают друг друга. Он ей мурчит, от мышей да крыс охраняет. Она его молоком кормит, а по праздникам и куриной печёнкой угощает. Так и доживают свой век старуха Степанида да кот Василий.

Бабка прикрыв зольник, вновь смотрит в окно, светает. Слава богу, новый день настаёт. На тёмную юбку повязывает белоснежный, с вышивкой понизу, накрахмаленный передник и замешивает тесто. Пусть живым есть некому, в лес снесёт, уважит хозяина, глядишь, летом грибов да ягод для старухи не
пожалеет, да на кладбище к мужу с сыном сходит, пусть и они попраздничают.
Потеплело в доме, весело трещит огонь в печи, Васька лежит на подоконнике, на солнышко жмурится и у самой Степаниды настроение поднялось, даже вроде, как и ноги болеть меньше стали.

Молодая была, не задумывалась, что жизнь птицей пролетит, всё казалось, что полно времени-то впереди, и для радости, и для любви, всё успеется. А оно вон как вышло. Муж, Иван Игнатьич, золотые руки имел. И дом сам поставил, и печь в доме сложил, и песни весёлые пел, и зарабатывал хорошо. Первый парень на деревне, гуляка, повеса. Старики лишь головами качали, хорош мужик, да прока нет. Тридцать лет, а всё не женатый ходил. А тут и Стёпка приехала с институтскими, помогать картошку собирать. Иван как глянул на девку, так и пропал! Два дня вокруг да около ходил, на третий пообещал в город за Степанидой поехать, жить под её окнами, пока не согласится женой ему стать. Ох, и закатили ей тогда отец с матерью скандал! За косы оттаскали, мало того, что жених на двенадцать лет старше, так ещё и познакомится толком не успели, а она уж замуж собралась! Да сдались, видя упрямство дочери. Ванька то ей уж больно в сердце глянулся. Да и место для молодой учительницы в сельской школе нашлось сразу.

Жили душа в душу, насмотреться друг на друга не могли. Потом сын родился, Ильюша, всем селом на крестинах гуляли. Казалось, что вот оно счастье-то, совсем как в книжках пишут. А как сыну три года исполнилось, в аккурат на его день рождение, зашибло Ивана. В колхозном коровнике крышу чинили, новое, деревянное перекрытие делали. А одна доска возьми и поедь. Ивану по виску и ударила. Врачи сказали, что он и понять не успел, что произошло. Стёпка тогда чуть с ума не сошла, да сын маленький удержал.

Да и то сказать, хороший парень вырос, работящий, к матери ласковый, только вот жизнь не сложилась. После развода невестка с внучкой укатила неизвестно куда. Сколько своих, сельских девчат к нему клинья подбивали, да всё без толку, в помощи никому не откажет, а в свободное время дома сидит, лошадок, да котят из липы вырезает. Так и сгорел бобылём. Просто лёг спать и не проснулся. Погоревала Степанида, да что делать, видно по судьбе ей дадено одной жизнь доживать.

Скачет калейдоскопом жизнь перед глазами, пока бабка тесто месит, слёзы за место соли в него капают. Оботрёт их рукавом Степанида, да за начинку принимается. Картошку перемять надо, грибочки нашинковать меленько. В этом году груздей уродилось видимо-невидимо, много закруток Стёпа сделала. Вот часть из них в пироги и пойдёт.

— Смотри-ка, Васенька, как хорошо-то в доме, тепло стало! Чай и не пойдёшь со мной из дому-то, пригревшись? Али проводишь старуху, чтоб не заплутала где? Смотри снежок-то перестал, ждут нас, родимые, с гостинцами!
Когда пироги подрумянились, вытащила из печи их Степанида, в два узелка завязала. Решила в начале к своим сходить, а уж после и к лесному царю заглянуть.

Тихо на кладбище. Только птица какая с веточки на веточку перепрыгнет, осыплет снежочком полушалок. Бредут по узкой тропочке двое, старуха с пирогами, да кот, что, то вперёд забежит, то подотстанет, засмотревшись на что-то одному ему одному видимое. Холодно долго у могилок сидеть. Смела снег с фотографий, поцеловала, пироги на газетку положила, перекрестилась и к лесу пошла. Васька за ней, в припрыжку. Да лапы в снег проваливаются. Степанида кота на руки взяла, да он на шею перелез, воротником развалился, жёлтыми глазами по сторонам поглядывает да мурчит от удовольствия.

Зимним днём темнеет рано. Из лесу вышла, уж звёзды засветили, благо знала Степанида тут каждую кочку, каждую берёзку, не заблудишься. Только к селу повернула, окликнули. Глядь, стоят двое. Молодой мужчина да девчоночка к нему жмётся. Машина заглохла, а место тут такое, редко кто проезжает, а кто и проедет - не останавливаются. Степанида их к себе позвала, не на дороге же ночевать, а от соседей и помощь вызвать можно.

Накрыла на стол по-простому: картошка в чугунке, помидорчики солёные, хлеб ржаной, и пироги, тоже с картошкой да груздями. А главное чай горячий, на травах заваренный. Васька к девочке ластится, та смеётся, словно колокольчик звенит. Мужчина повинился, что вот так, словно снег на голову свалились. Он инженер из города - Михаилом звать, в соседнее село в командировку направлялся, а дочку - Алёнку оставить не с кем, садик на карантин закрыли, бабушек-дедушек нет, вот и взял с собой. И если бы не Степанида, то одному богу известно, что бы с ними сейчас было.

Алёнке же всё в диковинку, и что такое печка, и чугунок такой удивительный, и половички на полу полосатые, у них дома таких нет, руками вязанные, и скатёрка-то вышитая, а главное чай пахучий, и еда такая вкусная, ни разу в жизни такой не ела. Да и Васька рядом намурлыкивает, то за шнурок от платья потянет, то лапами сзади обхватит да в ухо куснёт, легонько так, словно какой секретик сказать хочет, да не получается.

Степанида чаю подливает, а сердце одновременно и радуется, и плачет. Смотрит на руки гостя, ладони большие, шершавые, совсем как у сына были. И глаза светлые, и говорит по-доброму и всё извиняется, что вот так, незваными в дом к ней явились. Алёнка-то отогрелась, сморило девчоночку, так Степанида предложила на печи её уложить, а та с печки ручку спустила, схватила сухую старушечью ладонь, к себе притянула и говорит:
— Ты теперь моя бабушка, правда? Мне так дяденька во сне сказал, что у нас с папой бабушка будет, самая лучшая на свете!

За окнами тихо падал снег. В печи догорали поленья. Возле неё сидели помолодевшая Степанида и Михаил, и тихо разговаривали о жизни.

Новый год они встречали уже вчетвером...