жизнь прожить гл 42 разговор по душам

    Гл. 42                РАЗГОВОР ПО ДУШАМ                06. 45г.
Все веселовцы, что собрались сегодня на этом лугу, были готовы к любому разговору- что ни предложи сейчас им, они со всем согласятся. Какую беду пережили- неслыханную войну, а против нее теперь любое дело- просто семечки. Да и то- к ним приехало говорить высокое начальство- уже не мало. Они давно привыкли к тому, что их ни кто и никогда не слушал, ни о чем не спрашивали, и все решалось без них. Хотя, нет. Им давали высказаться. Однако, принципиально было другое, как говорил один работник райкома: «Говори, говори! Я тебя внимательно слушаю. И …сделаю по- своему». Поэтому им хватало и того, что когда что- то уж так сильно не ладилось, о них не забывали, они всегда были рядом. Мелочь, как говорится, но приятно.
Но и тот, кто к колхозникам «Маевки» сегодня пожаловал из области,  был не лыком шит. Он все это сам давно понял. Иван Константинович, бывший замкомполка, прошел войну от Москвы до Праги. Не одного солдатика посылал туда, откуда не возвращаются, но и не одного сберег от опрометчивых и безумных лобовых атак. И хотя, от победного дня прошло ничтожно мало времени, он уже  успел побывать во многих уголках родной области. По социальному происхождению он был из рабочих, но предки пришли искать судьбу в город из этих мест. И он, внимательно присматриваясь ко всему, успел увидеть и понять, чьими руками возрождаются пережившие военное лихолетье села и деревеньки вроде этой, а с ними и вся страна. Поэтому тоже был готов к любому повороту дела.
За всех колхозников ответила Антонина, она смущенно дернула плечом, и, глядя куда- то в сторону, тщательно подбирая слова, произнесла:
-Мы подобрали группу… достойных колхозников.
Иван Константинович пожевал губами, крякнул, и сказал:
-Ладно, тогда я все объясню поподробнее.
И он начал говорить. -…я вот шел от машины по вашему лугу и думал- это какую силу нужно иметь этим людям, чтобы с фронтовой полосы, исковерканной взрывами, напичканной трупами и железом уже два года, не имея ни техники, ни средств, собирать урожай и кормить армию, хотя сами, знаю,  живете впроголодь? И вы ведь, в большинстве своем,  не мужики- богатыри, вроде него, он глянул на Сергея- не обижайся, дорогой, ведь это так. А вы простые колхозницы, а еще проще- бабенки. Ваши мужья, сыновья, братья защищали страну, делали очень важное дело. Но без вашего труда они б этого делать не смогли. Все вижу и понимаю. А потому, низкий поклон вам за ваш великий труд.
И Иван Константинович, не стесняясь своего подчиненного из райкома, скромно наклонил голову. Для товарища Хоркина синтементальность своего областного коллеги может быть показалась излишней, он внутренне, поежился. Но, как человек подчиненный, он не мог сейчас выказать
 Стр.107
истинные чувства, поэтому, тоже молча, в знак солидарности, неловко потупил взгляд. Сергей стоял в сторонке и видя это, лукаво ухмылялся. Ему сейчас так была понятна ситуация с этими двумя, видимо, разными людьми, и сам он думал: «Хорошо, хоть так поблагодарили, а лучше бы им сейчас чем позаметнее, помочь». Тут Иван Константинович вновь повернулся к Сергею, и, как будто услышав его слова, сказал:
-Мы все понимаем- при восстановлении страны возникнет много трудностей, но не вам объяснять, как их преодолевать. Потому, мы и надеемся на вас. Но, кое в чем у нас есть резервы.
Тут он повторил рассказ о программе изъятия и переброски части имущества европейских государств, бывших союзников фашистского блока, в наше. Но он говорил еще проще, и понятнее, и не обходил проблемных мест, о чем, конечно промолчала Антонина, и что обычно делали как большие, так и малые начальники.
-Трудности бывают в любом деле, и в нашем их будет немало. Сами понимаете, разбитые дороги, сожженные села, могут быть перебои с поставкой корма, и вам будет голодновато, да и мало ли еще что…
Сергей, как и другие колхозники, внимательно слушал областного начальника, пытаясь, по лагерной привычке, уловить фальшь в его словах, интонации голоса, мимике лица, жестикуляции рук. Но все больше и больше убеждался в том, что перед ним человек, хоть и наделенный большой властью, но, что бывает очень редко, старается  хотя бы говорить честно, от души. И это, кажется, ему удается. Чем дальше он говорил, тем более он вызывал симпатию у Сергея, и у остальных слушателей. А многие из них уже успели в своей жизни наслушаться вдоволь обещающих речей.
Сергей был откровенно увлечен ситуацией, поэтому опять не видел, как въедливо и нетерпеливо бегали глаза Нюськи, стоящей за спиной Антонины. Она не прятала взгляда, когда пробегала им по гладковыбритому до синевы лицу областного начальника, слегка разгоряченного своей речью. И её, меньше всего интересовали коровы ли, лошади ли- кого ни гнать. Главное, что б это все состоялось, и побыстрей, и чтоб их гнать подольше,.
 -Конечно,- продолжал Иван Константинович,- это будет ничтожное возмещение тех потерь, что понесла наша страна, мы с вами. Но, как говорят у нас в народе: «с паршивой овцы хоть шерсти клок».
После этих слов взаимопонимание, кажется, уже состоялось. И если б слушателями были кто- то другие, люди, не пережившие столько бед и страданий, сколь пережили они, впору,  тут было разреветься. Но, все стояли молча и с серьезными лицами. Для них только что прошедшая война не отмывалась любыми, даже самыми лестными словами. И только им было знать,  какая цена заплачена за эти, их потери, за возможность жить, при любых условиях, но лишь бы  мирно, на этой, своей, а точнее колхозной земле, слушать всякие добрые слова, и даже не очень, что было привычнее, в свой адрес, от этих важных людей.
Последние слова областного начальника произвели на Сергея наибольшее впечатление. Поначалу, он посчитал их обычным плакатным призывом, но, в итоге, по талантливости, они затмили даже Антонину.
 «Все таки деревенская баба, хоть и способная». Опять он вернулся к Антонине, когда она стесняясь, неловко подала свои записи Ивану Константиновичу. Все еще чувствовалась ее закрепощенность и неуверенность. Товарищ Хоркин тихонько подошел сзади,  из- за плеча начальника посмотрел в записи и шепнул:
-Вы в них уверены, справятся?
За Антонину полушутя ответил Иван Константинович.
-Вы такие вопросы больше не задавайте: вон, с чем справились. Кому, если не им, это делать.
Товарищ Хоркин слегка скраснел и неудобно замялся, отчего Антонина смутилась еще более. Сергей стоял почти рядом, и непривычная гордость пощекотала даже его самолюбие, хотя чаще, он не верил в красивые слова- привык к такому. И все же, Сергей нашел в поведении «доброго» начальника изъян- по окончании своей речи он не предложил ни кому высказаться, и даже не спросил о каких либо просьбах. А может тот уже знал, по привычке, что навряд ли кто захочет это делать, наученные

Стр. 108
горьким опытом.  Но для себя уже Сергей решил, раз он есть в том списке, он имеет право на просьбу,
какой бы ее вызывающей не сочли. Тем более, поговорить о Пантелеиче большой областной начальник собирался сам.
А когда в разговоре с колхозниками возникла пауза, Иван Константинович неожиданно сам же и предложил, обращаясь одновременно и к Сергею, и к товарищу Хоркину:
-Давайте отойдем в сторонку и поговорим- их эта тема мало интересует- он мягко повел рукой в сторону колхозниц.- Так, ты говоришь, этот Бобров, твой друг? Где был председателем, здесь? И что с ним?
Сергей не стал дожидаться, когда что- то расскажет товарищ Хоркин, хотя тот, кажется, и рад был ни чего не отвечать, или  в крайнем случае сгладить обстоятельства в своем рассказе, что прекрасно рисовалось на его лице. И потому, стараясь меньше волноваться и ошибаться в своей речи, как мог, стал рассказывать историю, произошедшую с Иваном Пантелеевичем.
Отошедшее в сторону начальство сразу раскрыло рты колхозникам, сначала вполголоса, потом погромче, стали обсуждать происходящее. Первой не утерпела Зинуха Бушуева. Она толкнула в тощий бок Любаху Анисимову:
-Ты- то своих отпускаешь, не боишься? В Германию все- таки, к фашистам.
-Фашистов уже всех истрепали, а идти кому-то надо, и опять же- нас с тобой не пошлют.
-Да я что, дюже далеко, не в лес за дровами, пехом то, да с коровами.
-Нашим мужикам потяжельше было, дошли.
-Понятно, Тонька нам о том же говорила. Так, знать, теперь коровник- то расширять, никак, а?
-Аль опять в землянки загонять?- вопросом ответила Любаха.
-Не было ни гроша, а тут алтыннай!- вставил кто- то. Но тут наперебой вклинились в разговор десятки голосов:
-А что этой ораве в рот- то совать- бурьян?
-Раньше хоть соломой с  крыш кормили.
-А весной дохлятиной волков плодить.
-Ты их дождись, энтих коров, потом гадай.
Только Антонина не хотела принимать участия в разговоре вообще. И в сторону начальства  она смотрела и морщилась: заметно было, ей не нравилось это- приехали выступать и отделились в сторону. И со своими тоже говорить не хотелось. Она теперь уже откровенно рыскала глазами, стиснув зубы. О чем думала Антонина- можно было только догадываться. Ну, о чем может думать человек на ее месте? О том, зачем этот бугай лезет со своими глупостями к высокому начальству? Или, этот начальничек ни когда не видел таких здоровенных детин и интересуется его жизнью? Так, или не так думала Антонина, для многих это был вопрос без ответа. Невдалеке от Антонины, сбоку, стояла Тая и с удивлением наблюдала за подругой, как та, непонятным взглядом сверлила Сергея, не замечая, что теперь на нее в недоумении смотрели как и Тая, десятки глаз колхозниц, и, конечно же Нюська, которая, может единственная из всех, увидела в этом взгляде свое, личное. И наконец, не выдержала, и дернула за рукав Антонину:
- Как бы с тоски молоко не пропало, а то, твой председатель  по гляделкам тебе надает.
Антонина обернулась на Нюську и зло бросила:
-Да, пошла ты … 
А Сергей говорил, стараясь держать себя в руках, хотя, было очень заметно, что ему это сделать непросто- слишком переполняли эмоции. Он тер потный лоб, сжимал, разжимал кулаки, видно было, как у него перехватывало дыхание. И наконец, он откашлялся, заканчивая рассказ:
-Честно сказать, я мало знаю его- мы вместе пробыли несколько месяцев, да и молод я. Но все равно скажу- таких мало людей. Не верю, чтоб он обидел своих земляков или нашу власть, или сделал что- то плохое для своего колхоза. Но, вот человек- то знает его наверное лучше- как ни как, вместе поболе работали- Сергей, глубоко вздохнув, как после тяжелой ноши, кивнул взглядом на товарища Хоркина.
 
Стр. 109
-Так- так…Ну- ка, товарищ Хоркин, ваше мнение об этой ситуации?- Иван Константинович перевел взгляд с неудобно находящегося лица Сергея- где- то на фоне неба, против солнца, и воткнулся глазами в лицо районного руководителя, тускневшего в более удобном месте. Но, увы, того самого это удобства далеко не интересовало. Не находя ответа, товарищ Хоркин наоборот, обливался холодным потом, его то знобило, то обдавало  жаром.
Он хорошо помнил тот пленум- слишком мало прошло времени, чтоб забыть его, да и мог ли он тогда, что- либо сделать для Ивана Пантелеевича, он и сейчас не знает. Как не сделал ничего полезного для многих других, ушедших ранее, по похожему адресу. А потому, только и смог выдавить из себя:
-Иван Константиныч, вы же сами понимаете…- Состояние было настолько противно, что товарищ Хоркин был готов испариться, или оказаться в мгновение где- нибудь за сотню километров от этих глаз, а еще лучше загнать туда этого детину, или, что было бы совсем прекрасно, обратно к Пантелеичу. Как он сейчас здесь некстати! И откуда ты взялся? Но ведь, опять же, этого- то не скажешь. И все таки, они, эти  трое, разных людей, связанных меж собой, казалось, случайной ситуацией, стояли здесь, в глубинке, на скошенном лугу. И не более того. И задан вопрос, на который, к сожалению, уже не отмолчаться. И снова областной начальник оказался на высоте- он опять не стал допытывать своего младшего по чину коллегу, и, видимо, все поняв, без слов, пообещал Сергею:
-Ладно. Постараюсь в ближайшее время разобраться сам. А за помощь другу- спасибо.- И тихо добавил.- Мы потому и в войне победили, что помогали друг- другу.- И прощаясь, подал Сергею руку.
Сергей, опустошенный сброшенным грузом, но довольный, что, кажется, все успел высказать, подавая руку, подумал о своем собеседнике: «Смел, ни чего не скажешь, только получится ли что из этого.» И все равно, он пока не верил себе- кто бы мог подумать, что у него сегодня будет такой удачный день, хотя он только начинается. Впереди маячили ожидание и надежда.