Непростое решение

НЕПРОСТОЕ РЕШЕНИЕ

Все самые сложные решения
глубоко внутри

КОЛЯ

Что за возраст для мужчины, тридцать шесть лет? Да, не молод уже, но, при достаточном качестве жизни - полный расцвет сил. Николай был очень энергичным и деловым человеком. Был страстно влюблён в свою жену. Если взглянуть одним глазком на тот уютный домик, который Коля построил для своей жены, можно сразу заметить, что любовь эта была не помпезная напоказ, а любовь искренняя, уютная, домашняя, какая-то несвойственная его роду деятельности. Любимая жёнушка его, которую он опекал, кажется без меры, была слаба здоровьем, но весела и всегда скрывала проблемки очень искусно. Женился Коля по любви и долгие годы хранил супругу и верность ей. Когда видишь такую влюблённую пару всегда хочется поискать изъяны, примерить на данную Богом любовь свои фантазии, которые к любви часто не имеют никакого отношения. Конечно же завидуют таким чувствам, кончено же. Да, со стороны казалось, что в этой парочке Коля будто бы заточил свою «птичку», так он её ласково называл, в золотой клетке, но кто знает, что там было на самом деле. Бесконечная забота и нежелание расстаться даже на мгновение — чего ещё более желать в семейной жизни. Александра была девушкой приезжей, боялась Петербурга, боялась свекрови, сильно, до расстройств переживала трудности в мужниной деловой жизни. А Коля, в сою очередь, всё время пытался создать для жены комфортную среду, уголок родины на суровой балтийской земле. Сашенька любила моря тёплые, даже в последствии любимый муж вложился в дачу в Крыму, пытаясь угодить супруге, но строительство тянулось, хотелось экономить, да и перспектива, что «птичка» будет улетать на юг вдаль от Петербурга, где располагался основной бизнес, не очень нравилась Коле. Кажется, что Александра побывала на даче всего один раз и естественно жертвовала в какой-то мере собой ради любимого, всегда была рядом. Но вот тут в Петербурге семья встретила все свои трагедии и счастье конечно. Несмотря на всё внешнее внимание к парочке, они находили всегда место для уединения, на даче под Петербургом, скрывшись от лишних глаз. Дачная жизнь была довольно замкнутой, быт относительно простым. Коля конечно же брал работу на дом, но кажется, что на этой даче, работе было выделено минимально необходимое место, а всё остальное было пропитано уютом, любовью, покоем.
Что по-обычаю происходит в таких семьях? В них, в такой ауре любви естественно рождаются дети. Александра родила своему любимому целых семь детей — муж был человеком не бедным и не испытывал трудностей с жильём, которое было так дорого в Петербурге всегда. Сашенька и Коля были почти ровесниками. Первый раз встретились совсем юными. И хотя детство их проходило совершенно в разных средах, на удивление будущие супруги приходились друг другу четвероюродными братом и сестрой. Это любопытное обстоятельство, к счастью, никак не повлияло на деторождение, все их дети выросли нормальными, здоровыми и наверное счастливыми. К сожалению, одна дочка умерла в девятнадцать лет при родах и старший сын погиб в результате теракта. Коля горевал по дочери сильно, еле скрывая слёзы, пытался привязать её смерть к конфликтам в бизнесе. Сын же погиб много позже, уже после смерти отца и матери. Какое счастье, что супруги не узнали этого. Поженились они рано в день рождения Александры, когда ей исполнилось девятнадцать лет, ему же был двадцать один. Первенец родился уже через год. Супружеская пара даже и представить не могла в тот момент, как через каких-то семь лет кардинально изменится их жизнь, даже в страшном сне. Но судьба — есть судьба, произошло именно то, что произошло и можно только предположить, что эти изменения стали для семьи испытанием, а может просто приложением к любви, кто знает.
На даче Николая и Александры, в верхнем этаже, был создан небольшой кабинет, в который Коля частенько поднимался из уютной атмосферы семьи. Там он связывался с партнёрами по бизнесу, отдавал распоряжения. Сказать, что этот кабинет был скромен, это ничего не сказать. Вообще Николай был очень аскетичным человеком, никогда не курил, не переносил табачного дыма, не пил, регулярно занимался физкультурой, слыл таким, знаете ли, «ЗОЖевцем». Его бизнес процветал с такой скоростью, которой он даже и не желал, сетуя на то, что «свалившийся» на него шквал перемен, после смерти отца и брата, нарушил покой его семьи. В бизнесе было много проблем, много завистников, которые сочиняли про жесткость Николая в делах «тонны» историй. Николая это мало беспокоило, ибо он верил в божественное проведение, он верил, что всё что далось, далось не просто так. Он жестко рулил бизнесом и в этой внешней жесткости было что-то неуловимое, такое неуловимое будто бы всю нежность и любовь он аккумулировал исключительно для любимой жены и детей. А всем остальным, в его обширном деловом окружении, любовь и нежность не нужна, а нужна сильная воля, характер, неукоснительный порядок. Но вот прошло уже семь лет и всё как-то казалось устаканилось, рождались дети и вот долгожданный последний ребёнок появился на свет, несмотря на недавнюю эпидемию в стране.
Была поздняя осень и кажется была уже необходимость покидать дачу и уезжать в Петербург. Николай Павлович стоял у окна в кабинете и смотрел вдаль, поверх деревьев был виден Финский залив. Дули ветра, промозглость, вся листва уже опала, сквозняки начали хозяйствовать по-серьёзному. Николай был грустен, как никогда. На днях его любимая, которая вот только что принесла ему очередное счастье, сообщила, что здоровье её пошатнулось и врачи, дабы не вызвать осложнений, запретили ей не то что рожать, а и всяческую половую жизнь. Перспектива не заниматься сексом с любимой ужасала. А он был молод, полон сил, мысль о том, что придётся ограничивать себя в плотской любви не давала покоя, будоражила любвеобильного человека, он не знал, что делать, как сохранить верность любимой женщине, своей «птичке». В силу своего благосостояния, Коля мог позволить себе многое, мог позволить себе сексуальное внимание многих женщин, но он так же понимал, что отказ от телесной близости с любимой убьёт в нём живое и помешает всему: делу, детям, здоровью, в конце концов. Странные переживания, странные. Кажется, есть средства, есть время и место, бери любую и радуйся телесно, но он чувствовал, как сложно в его мире найти любовь честную, любовь, которая возникла не ради состояний, не ради благ, которая возникла до того, как привалили шальные деньги. Недоверие к окружающим и его деловые позиции играли злую шутку — вернуть время вспять, к не обременённой юности нельзя и кажется найти искренне любящую женщину, не за блага нельзя. И вот она, любимая Сашенька, с радостью на руках, сыном Мишенькой, и слезами на глазах, говорит ему: «Всё, дорогой, я больше не могу тебя радовать близостью. Не могу.» Время будто бы останавливалось,  было не ясно, чем «кормить» всю эту семейную романтику любви, чем утолить «жажду». «Похоронить» в себе мужское, сильное, любить за идею, за честь и долг? Николай страдал, недоумевал, стоя у окна кабинета и всматривался вдаль, пытаясь вычитать ответ на свинцовой ряби Балтийского моря, между деревьев в береговой полосе, услышать ответы в свисте ветра. По даче распространилась зловещая тишина, в тишине то позвякивало, то поскрипывало — Николай ощутил пустоту, тяжкую пустоту поздней осени, серое небо давило. «Что делать, как дальше жить?» - задавался он вопросом. Но весь мир не видел в этом абсолютно никакой проблемы и поэтому ничего не мог ему подсказать ни устами родственников, ни устами подчинённых. Для всего мира эти переживания у окна не были вообще никакой проблемой, а даже наоборот, некоторой свободой молодого, сильного мужчины.
Тем временем, к четырём часам по полудню, ветер на мгновение затих и с пригорка, где находилась дача, в сторону залива пополз густой туман. Странная эта погода в Невской губе, непредсказуемая, как сама жизнь. Вроде бы вот, только что был ветер и тут нате — облака упали на землю. С левой стороны дачи, вниз уходила грунтовая дорога, туман шел по краю, обволакивая голые, тёмные стволы деревьев, укрывая всё на своём пути. Николай, в мыслях о своей трагедии, наблюдал за этим погодным «представлением», но ничто его не отвлекало. Дача стояла не на «первой линии», до берега было семьсот метров. Как вдруг что-то серое, на небольших колёсах, закручивая край тумана, прокатилось по дороге в сторону залива. Николай попытался всмотреться, но эти неуловимые контуры не давали ему возможности распознать, что же такое бесшумно покатилось вниз. А когда Николай взял подзорную трубу и попытался всмотреться более предметно, это самодвижущееся «нечто» уже скрылось в тумане где-то у самого берега. На дворе стояла поздняя осень 1832-го года. Николай Павлович, император всероссийский, будучи человеком энергичным тут же ринулся на первый этаж, в прихожую, где лихо накинул шинель с пелериной, выскочил на улицу. Прислуга засуетилась, несколько кавказских линейных казаков, из личной охраны венценосной семьи, встрепенулись у входа в «Коттедж»:
- Ваше величество, что? - уже было двинулись казаки за государем.
- Стойте здесь, пока! - скомандовал Николай
- Как можно, Ваше величество? Что случилось!?
- Видели что в парке?
- Нет! Туман. Прикажите взвод охраны послать. Всё выясним.
- Нет, я сам, братцы. Стойте покуда здесь, ждите. Это приказ. Я спущусь вниз к заливу. И высоченный, под два метра, император завернул за угол и пустился по парковой дорожке вниз к заливу, куда проследовало «нечто».
- Коня, ваше величество? - прозвучало почти вслед
- Нет!
Николай I огромными шагами двигался по краю тумана, который уже несколько развеивался, надуваемый ветерком с Бактики. Привычный маршрут и вот он преодолел метров шестьсот, не доходя метров ста до берега, замедлился. «Где караул на берегу? - промелькнуло в его голове, но страха не было, лишь внезапное любопытство, застигнувшее его в Морском кабинете за тяжелыми мыслями. Для него это не было чем-то необычным, бывало он, будучи в Петербурге, мог лично погнаться за какими-нибудь пьяными матросами, чтобы устроить им выволочку за вид и состояние. Шаг Николая замедлился и он увидел «нечто», стоящее на самом берегу. Любопытствуя, остановился за вековым деревом, немного выглядывая и пытаясь понять, что это такое. Ни карета, ни телега, ни сани, а какой-то огромный ящик, с окошками и на маленьких колёсах, с черными ободами. «Нечто» поблёскивало чёрным покрытием, у него явно виднелись стёкла и плотно закрытые двери, напоминало колесницу, но очень низенькую, куда ниже его роста. А там, где по обыкновению сидел кучер, было заужение. Сквозь окошки не было видно ничего. Николай наблюдал, потому что почувствовал какое-то движение внутри загадочной конструкции...

КРИЗИС

У Марика родился сын. В эти годы мало кто из бедных рожал и Марик чувствовал всё время некую неустойчивость семьи. У него было мало семейного опыта, мало мудрости, чтобы предвидеть надвигающиеся проблемы, а они всегда надвигались. Не было кажется ни одного года, когда бы в России не надвигались проблемы: восстания, голод, болезни, политические и финансовые кризисы, войны. Или просто жители принимали все эти обычные превратности жизни очень близко к сердцу и всё время страдали, все страдали и жаловались. И сказать бы, что эта жалобность — плохой помощник, так нет, может быть эта непреодолимая способность всё время жаловаться и есть выход искренней души, людей чувствующих, переживающих, иррациональных в какой-то степени. Не жаловаться — это ярко, героично, но как-то бездушно, ибо кто не просит помощи, тот уже мёртв. Встретятся две хозяйки у дома, пожалуются друг другу и расходятся счастливые, покойные, хотя бы за то, что выслушали, что прониклись.
В те годы Марик был молод и полон сил, мало жаловался и часто влюблялся. Знал ли он точно, что такое влюбляться? Может и знал, но не мог эти знания систематизировать, увидеть истину любви и конечно же был подвержен инстинктам. Марик женился и, как логическое продолжение, ввергся в продолжение рода. Жена его была эффектной, фигуристой девушкой, с красивыми формами, хорошей кожей. Очень страстная, весёлая, энергичная. Будто бы этой энергии хватало на двоих. Надо признать, что секс с ней был шикарен, изыскан, полон необычных представлений и любовных игр. Жена Марика легко придавалась экспериментам. Чего ещё желать, когда рядом такой человек? Жилищные условия у супругов были не очень, плохие, можно сказать, условия. Всё время приходилось переезжать из района в район, своего жилья не было, семья переживала бытовые проблемы, но как бы «проглатывала» их, всё время стремясь улучшить и стабилизировать жизнь. Давалось трудно и лишь молодость и энергия «затыкали» эту дыру. Супруги оба работали, сначала на малодоходных работах, потом положение улучшилось, деньги стали прибывать, появилась уверенность и далеко идущие планы. Молодая семья виделась стабильно развивающейся в своё время, несмотря на очередной кризис в стране. Жена Марика забеременела «как по нотам» и родила вполне себе хорошо, шикарным образом сохранив фигуру. Марик был счастлив, все были счастливы, жизнь делала свою вечную работу. Новоиспеченная мама укачивала малыша, все укачивали малыша, все растворились в малыше. Молока было много, что придавало ещё большей сексуальности, итак красивой женщине. Надо сказать, что страсть крепко удерживала Марика, действительно, желать ещё чего-то было как будто незачем. Сын родился и первые месяцы ничего сверхъестественного не происходило, но... Опять «но», всегда «но», никак нельзя без «но». Но Марик вдруг очень сильно почувствовал отдаление от супруги. Да, ходили разговоры про кризысы после рождения детей, но никто не придавал этому большого значения, никто не думал, что это произойдёт настолько быстро, никто не учил этому ни Марика, ни ближних людей. Буквально через месяц Марик почувствовал, что стал не нужен, что утратил всяческое внимание и заботу со стороны супруги. Он осознавал проблему, но пытался её переживать, переварить, пересилить, но поддержки не находил. Всё это было глубоко внутренним, о котором как-то не принято было говорить, да и  ответов никто не знал, как-то все кое-как справлялись. А справлялись ли? Может, как обычно, замалчивали и уходили в себя, изображая счастливую жизнь. Эта внутренняя борьба беспокоила Марика, загоняла в какую-то раковину, он чувствовал себя моллюском. Сексуальная жизнь спала на нет, буквально за считанные часы превратилась в «обязанность», жена была поглощена ребёнком, между супругами нарастала стена непонимания. Она не понимала, в чём его проблема, ведь всё хорошо, он не понимал — почему так, если всё хорошо. Да, ничего необычного, у всех так! Чушь, не у всех! Подул лёгкий ветерок отсутствия этой самой коварной любви. Марик ездил на работу, но в жизни мгновенно появилась какая-то инертность и автоматизм. Он пытался удерживать быт, но получалось плохо, потому, что домашние не давали ему самостоятельности, не давали возможности вести дела семейные так, как хочется. Вокруг жены и ребёнка вырос кордон из тёщи и родственников и нужно было всё время предъявлять паспорт при пересечении этой воображаемой границы. А Марик недоумевал: «Ведь это мое, моя жена, мой ребёнок, а меня рядом нет в более глубоком смысле! Почему не допускают «к телу!?»
Марик мгновенно превратился в «мальчика на побегушках», назначенного только лишь обеспечивать это счастливое с виду гнездо. Водителя, доставщика еды, ремонтника, спонсора всего, но не было там «профессии» искренне любимого человечка. Он был резко, в один миг, уволен с этой «работы», ибо «работодатель» как бы не нуждался больше в «услугах» такого порядка. Он часто встречал бурю непонимания, почему он не доволен, ведь вот она жизнь — такая.
Марик поймал себя на мысли, что начал ходить на работу отдыхать. Он ощутил свой дом так, будто бы там совсем не было места для него, а за работы по дому деньги брали с него, без каких-либо обратных откликов. Скажите, что это были лишь его временные заблуждения — так приятно думать, когда хочется, что всё как-то само собой рассосалось. Марик страдал, потому что хотел семью, хотел дом, хотел детей, хотел крепких чувств.
А на работе всё двигалось, энергично развивалось, Марик был востребован, интересен, неплохо зарабатывал и уже мог себе позволить обеспечивать и семью, и тёщу, и всякую другую домашнюю блажь. Спал ночью плохо, приходилось качать, выслушивать претензии, бегать за лекарствами по первому требованию и при этом очень интенсивно вкалывать днём. И так каждый день. Коллектив становился некой второй семьёй. Коллектив требовал «проставу» за рождение дитяти. Однажды в пылу вяло текущих семейных разборок с женой и тёщей, жена выпалила ему всю правду-матку:
- Послушай, дорогой, я не могу уделять тебе внимание, отстань! Какой секс? Я тут корячусь круглые сутки, а ты что-то требуешь, - прозвучало как-то «по-итальянски».
- То есть, ты вообще мне внимания не планируешь уделять? - спросил Марик
- Не знаю! Просто оставь меня в покое сейчас. Не хочу я никакого секса, я хочу только спать, отстань. В магазин сходи лучше.
Разозлившийся Марик выскочил в прихожую и начал одеваться, слушая вслед:
- Давай, давай, вали! Ты ведь только на это способен сейчас, - злобно прозвучало из уст жены, - Давай, вали, найди уже себе какую-нибудь бабу. Пусть она тебя ублажает!
После этих слов Марик «взорвался», бросил на жену пылающий огнём взгляд и выскочил из квартиры, классически хлопнув дверью. Спустился на пару этажей ниже, остановился, сердце колотилось. А что оно ещё должно делать? Марик глубоко подышал, он умел успокаиваться, в голове зависла фраза: «...Найди какую-нибудь…, найди какую-нибудь…, найди какую-нибудь...»
Сердце забилось реже и он успокоил себя ответом самому себе: «Я ведь думал, что уже нашёл...» Кто успокоит в такую минуту — только сам, если сможешь. Марик вышел из парадной на пустынную улицу, где бесновались Белые ночи, бросил взгляд на свои окна, откуда пристально кто-то подглядывал и… пошел в магазин за продуктами. Вернулся через пол часа с пакетами жратвы и когда открыл дверь, от выглянувшей из комнаты жены, качающей младенца, повеяло каким-то покоем. Марику даже показалось, что будто бы улыбка промелькнула на её лице. Жизнь пошла своим обычным, новым чередом. На дворе стояло лето 1995-го, июль, но веяло осенью. Нет, не всем...

ВАРЕНЬКА

Варенька воспитывалась довольно замкнуто, в поистине огромной семье, у неё было двенадцать сестёр и братьев. В период, когда родилась Варенька, её отец был курским губернатором, но после переезда в Петербург отдал дочь учиться в очень престижный ВУЗ. Варенька закончила институт, обзавелась полезными связями и после устроилась на очень хорошую, по тем временам работу. Варенька была умна, не сказать, что прямо очень красива, но весела и услужлива. Тёмные брови и глаза были полны сердечной доброты. Никогда не кичилась родством, помнила друзей, даже когда устроилась на работу в «госкорпорацию», где слыла очень прилежной сотрудницей. Варенька удивительным образом умудрялась хранить тайну, если таковая была ей доверена, что очень даже несвойственно многим молодым девушкам. Она часто посещала корпоративы, охотно танцевала, была интересной рассказчицей, чем конечно же привлекала к себе окружающих. Девушке была уготована очень, очень долгая жизнь, девяносто три года, почти целый век эта девушка, женщина удивляла своей искренней, бескорыстной добротой.
Любимый мужчина у неё возник не сразу, да и не был он таким любимым сразу, ибо был женат. Варенька встретила его на очередном корпоративе, случайно или нет, неизвестно. Корпоратив был костюмированным, посетители были в масках. Он пригласил её на медленный танец. Варенька кружилась и рассказывала какие-то занимательные истории, которым её партнёр был сильно удивлён, потому что истории эти касались его же раннего детства и каких-то подробностей, которые казалось могли знать только очень близкие люди. Варенька, не смотря на маски, естественно сразу узнала хозяина «госкорпорации», а он удивлялся её познаниям, но с удовольствием обнимал её гибкую фигуру. Сплетники, сплетники, кто из них знает истинные причины всего? Вальсируя с «хозяином», Варенька давала кучу сплетен, по корпорации поползли слухи и домыслы. А что ещё можно подумать рациональными умами: «Подлегла под олигарха из корысти конечно, чтобы продвинуться и всех своих за собой потянуть.» Такие мысли обычно, да? Варенька была не такой, её нынешний партнёр по танцу чувствовал это, необъяснимо, а она чувствовала некоторую греховность, ведь знала, что женат, что с детьми, но не могла устоять и как-то по-детски влюбилась. Её не пугала огромная разница в возрасте, безумных восемнадцать лет.
Варенька сняла маску и открылась своему мужчине сердца. Он был верен своей жене и за приятное время решил представить Вареньку своей жене, что и было сделано. Удивительно, как супруги были близки, что милая Варенька понравилась и жене «хозяина». Варенька ничего не просила, но карьера её сразу пошла в гору. Да так, что она стала вхожа в семью главы «госкорпорации». Варенька продолжала тайно любить «хозяина», но не проявлялась никоим образом, не давала ни малейшего повода для пересудов. Уже весной 1832 года Варвара Нелидова стала любимой фрейлиной императрицы Александры Федоровны и поселилась в самом центре Петербурга, в Зимнем дворце. Она жутко смущалась своей любви к императору Николаю I, но он не отвечал ей пока взаимностью. Кто знает эту самую любовь, как она выстраивает свои связи, никто не рождается влюблённым в конкретного человека, обстоятельства, обстоятельства решают всё, обстоятельства и случай. Ну, искренность чувств, конечно. Вареньке было всего восемнадцать лет...

МАРИК И АННА

Через несколько дней Марик решил «проставиться» за ребёнка. Вечером после работы, по обычаю, на большом столе в конторе разложили угощения и выпивку. Народу собралось не очень много, человек двадцать. Наливали, говорили тосты, было весело. Марик ловил и искренние взгляды коллег, и завистливые конечно тоже, но ничто его не напрягало, если не считать мыслей о доме. Когда проговорили все типовые фразы обстановка немного разрядилась, алкоголь начал всасываться, но Марик не пил много, можно сказать, что только немного пригубил.
Бывает так, сотни людей встречаются каждый день, часто одних и тех же людей. С ними общаешься, но не фиксируешь внимания. И тут, пожалуй, нет даже такого, что на женщин обращаешь больше внимания, нет. Многие из них проходят мимо, порой не оставляя за собой даже имён. Стоя с бокальчиком во главе стола, Марик посмотрел на Анну как-то иначе. Девушка встретила его улыбчивым, жизнерадостным взглядом. Марик видел её каждый день, но никогда не фиксировался. И тут вдруг заметил, как она внимательно слушает его тосты и пожелания, как мило улыбается. Марику стало так приятно, что эта юная девушка просто стоит у стола, с противоположной стороны. Ему стало приятно, что она есть. Кажется, что он первый раз заметил, какая Аннушка милая, стройная, с густыми, естественно вьющимися волосами, открытой улыбкой и вот этими вот еле заметными морщинками в уголках глаз, явными признаками какого-то радушия. Они даже не беседовали за столом, стояли по разные стороны, застолье шумело, но почему-то не могло сбить Марика с нужной частоты. Он смотрел на Анну, она смотрела на него. Сколько таких взглядов видел мир? Миллиарды, этот был всего лишь одним из них.
Аннушка была очень красивой девушкой, несколько моложе Марика. привлекала своей непринуждённостью многих мужчин. После «проставы» Марик стал обращать на неё внимание, останавливался чаще, чтобы поговорить обо всём. Девушка не казалась ему слишком умной, но какое-то приятное тепло исходило от неё. И всё чаще и чаще Марик ловил себя на мысли, что вот она, та «какая-нибудь», но ничего особенного между ними не завязывалось. Аннушка мило улыбалась, конечно же использовала внимание к себе в деловых целях, но без фанатизма. Марику даже нравилось, что появился лишний повод для общения. А кто так не делает? Все так делают. Страшно не это, что все так делают, страшно, что из этих деловых отношений частоуходят чувства и остаются скупые цифры, графики, планы. И при всех приятных моментах общения женщины и мужчины на работе исчезает сама природа, превращая отношения в набор жутких штампов. Надо признать, что конечно же в любых корпоративных отношениях взрываются чувства, но сколько длятся последствия «взрыва», да мало они длятся, месяц, год, два. А что потом? В лучшем случае — друзья, но редко. Обычно — разочарования, которые приходят гораздо позже. Но природа не может не начинать эти отношения, природе плевать вообще на всё, кроме себя, господствующей на земле.
Так Марик ходил на работу, теперь с какой-то радостью, возвращался домой с грустью. Он вёл себя как ребёнок, которого обидели и поставили в угол непонятно за что. Он чувствовал, что природа, в его лице, не будет долго раздумывать и всегда найдёт, чем занять опустошенное место. Природа дала человеку разум, какую-то ответственность, чтобы сохранить отношения, но за скоротечностью жизни и у природы бывают пределы, над которыми жалкий человечек не властен, совсем. Человечек пыжится, доказывает ближним, что он «пуп земли», а сам легко идёт «налево», когда природа командует ему: «Пора, иначе смерть!». Если бы Марик был способен хоть что-то подобное оценить и осмыслить, может быть и Аннушка осталась для него просто милой девушкой. Марик влюбился, но проявлений не было, кроме тех, что предполагала корпоративная этика. Да, на дворе бушевала сексуальная революция в России, но так как этим событием некому было управлять, эту революцию невозможно возглавить, то событие это казалось естественным. Все её последствия казались естественными, потому что все жили в них. Служебные романы стали пошловатыми, изощренными, извращёнными. Каждый день «на площадях казнили» искренних и романтических любовников, отношения всё больше и больше превращались в торгово-деловые. Марик немного боялся таких отношений, но в революции как -либо ты с нами, либо ты против нас. Шло какое-то время, но между Анной и Мариком ничего внешне не происходило, никто никого не провожал, ничего особенного не предлагал, не стремился сблизиться, но мысли, мысли не давали покоя ни ей ни ему. Не давали покоя, ведь они оба были эти, «дореволюционные», им хотелось чувств, а не просто перепихнуться за углом.
У Аннушки был парень, с которым она рассталась в этот период, но расставание это никак не омрачало её лица. Глядя на себя в зеркало, она видела перспективы ничего не боялась. Влюбиться в хорошего мужика — что за грех, это мечта. Тем более, что «революция» открыла многие двери, браки перестали быть препятствием, а даже наоборот, обручальное кольцо на правой руке стало гарантией качества, ведь очевидно, что «надо не только одной». Конечно же браки не были препятствием уж очень давно, сто лет, может больше, но как сейчас пожалуй что и не было, в эти времена, когда жены дарили своим мужьям на день рождения проституток. Была сброшена любая мораль и нравственность, люди остались совсем нагими перед природой и её инстинктами и выживали, выживали заново, как Ева и Адам. Аннушку вообще ничего не беспокоило, что у Марика семья, в те годы многих женщин ничего не беспокоило в плане страсти. Было ли это хорошо, не известно, но самое главное, что эти мимолётные влюблённости были честными. Да, да, честными и не все времена могут эти похвастаться.
Однажды Марик выходил из конторы и очень не хотел ехать домой, какая-то вселенская грусть накатила снова. Бывали такие дни, когда он, от безысходности, приезжал к дому, заезжал в гараж, глушил двигатель, выключал огни, а потом долго сидел в темноте. Иногда слеза катилась в этой темноте, сжимались кулаки. Это было проявление духовной слабости, неуверенность. В те годы про церковь и религию врали много и духовных сил порой было найти негде, если себя не обманывать. Поэтому Марик в этот раз переживал не по-детски, домой ехать не хотел. Как вдруг параллельно с ним из конторы вышла Анна, как и в предыдущие многочисленные дни. Она увидела его грустный взгляд и «кинула» тихонько:
- Может подвезёшь меня до метро? - улыбнулась, ведь улыбка открывает многие двери.
- О, давай, легко! - мгновенно согласился Марик.
- Отлично.
Они сели в авто, но никакого изумления на глазах многих коллег, мирно выходящих из конторы, не приключилось. Многие коллеги Марика и Анны не увидели в этом событии абсолютно ничего. Автомобиль тронулся Марик спросил:
- Аннушка, а ты вообще где живёшь?
- Ой, я далеко, на самой окраине.
- Ну, где?
- А тебе зачем?
- Подвезу тебя до дома.
- Ооу! Приятно. Любопытно, а если бы у тебя не было авто, ты стал бы меня подвозить до дома?- усмехнулась.
Марик почувствовал некоторую отдушину, которая так легко ворвалась в его рутину:
- Конечно стал бы, возможно ещё и быстрей! - усмехнулся в ответ.
- Скажи, а дома тебя не ждут?
- Сложно сказать. Ты себе не представляешь, насколько это сложный вопрос. Какую-то часть меня конечно ждут.
- Значит и для меня тоже найдётся какая-то часть?
- Хотелось бы!
- Нравлюсь тебе?
- Очень.
- Вот, прямо очень? - удивлённо спросила Аннушка.
- Да, что в этом такого. Поверь, у меня было много времени рассмотреть тебя пристально.
Аннушка как-то занервничала перед такой откровенностью:
- Строишь планы на меня?
- Что считать планами. Мне хорошо рядом с тобой, - ответил Марик цитатой из песни. Мне хотелось бы с тобой общаться, не пугайся, никакого «экстремизма» не будет. Если конечно ты сама не захочешь.
Девушка насторожилась:
- Как ребёнок твой?
- Кричит, не спит, ест.
- Нравится тебе отцовство?
- Нравится, если можно так выразиться. Но есть и проблемы, о которых я даже помыслить не мог. О них в моём окружении никто никогда просто не говорил. Эти проблемы свалились, даже ни как снег.
- Устаёшь?
- Очень. Даже не физически, а сердце разрывается.
- Бедняжечка, пожалуйся, пожалуйся, - вновь улыбнулась Аннушка.
- Иронизируешь? Даже завидую тебе немного.
- Прости, если обидела, - и Аннущка слегка коснулась руки Марика.
- Тебе не за что извиняться.
- Скажи, чувствуешь ко мне что-то?
- Чувствую твоё прикосновение сейчас.
- Нравится?
- Приятно, тепло, внимание и кошке приятно.
- Скорее — котику.
- Ты знаешь Аннушка, ты очень милая, очень. Сказать так сразу, люблю ли я тебя, не могу, потому как выяснилось, что я не знаю, что такое любовь. Мне бы хотелось тебя обнять, поцелуйчики, и всё такое, но не знаю, как начать. Помоги мне.
- Уф, как неожиданно!
- Да, ладно — неожиданно. Ты лукавишь.
- Конечно лукавлю. У тебя такие грустные глаза всё время, я переживаю. Вроде бы ты посторонний человека, а переживаю немного. Интересно, у нас в конторе, кто-то ещё видит этот твой взгляд?
- Не знаю, я на дорогу смотрю. Это был образ, - улыбнулся Марик снова.
- Ой, я адрес-то тебе не сказала. Ты куда меня везёшь?
- Да, знаю я твой адрес, - с ухмылочкой.
- Что ты ещё знаешь? - включила училку Анна.
- Знаю, что красивая, нежная, более открытая, чем я. У тебя хорошенькая фигурка, попка такая изящная.
Воцарилась небольшая пауза. Аннушка повернула голову и посмотрела на Марика какими-то очень, очень влюблёнными глазами, которых он не заметил в этот момент. Он перекручивал в голове этот короткий разговор. Аннушка почувствовала в животике нечто приятное, ей так понравилось это внимание, так понравилась эта внезапная беседа, что она молчала, а потом, под стройный звук мотора и щёлканье поворотников вдруг сказала очень странное слово:
- Хорошо.
Было не понятно, к чему это, но Марик переспрашивать не стал, будто точно знал, о чём это она.
- Хорошо, - повторила она, глядя уже вперёд.
Некоторое время они ехали молча. Но вдруг, в середине пути Аннушка попросила:
- Останови пожалуйста.
Марик, без лишних вопросов, «причалил» к обочине, ничего не спрашивая. Аннушка обернулась к нему, он бросил руль и они впились страстно друг в друга губами. О, эта битва языков. Не битва — смертельная схватка, когда никто не видит «врага», но весь взорвался непреодолимым стремлением. Эти проникновения в этот девственный для каждого рот, новые ощущения, вкусы, вибрации. Сердца готовы выскочить и бьются в такт. Такое ощущение, что будто бы полжизни провёл у этого рта. Аннушка даже как-то тихонько застонала, а потом упёрлась ему в плечи и отодвинула:
- Прости, прости, - глубоко дыша, сказала Аннушка, - это так чудесно, что я боюсь сгореть. Пожалуйста, небольшой перерыв.
Марик откинулся в кресле, закрыл глаза:
- Ты прелесть, чудная. Ты чувствуешь, что это было? Ведь мы не сговариваясь, я как-то сразу понял, что ты хочешь.
- Да, это даже очень, очень, спасибо!
- За что?
- За этот поцелуй. Я и представить не могла, что к доставке домой ещё и такое прилагается, - оба засмеялись.
 И была в этом смехе радость, свобода, внезапный выброс из временных проблем в какой-то космос.
Марик завёл авто и они продолжили путь сильно возбуждёнными, что даже не могли некоторое время говорить, лишь думали, думали, прокручивали случившееся. Авто катилось, Аннушка нарушила молчание:
- Хочешь меня?
- Спаршиваешь, конечно.
- А, вот фигушки тебе, вали к жене домой, под тёплый бок, - и посмотрела на реакцию Марика.
Он встрепенулся, но она перебила его порыв:
- Да, шучу, я шучу, ты что, даже не думай, шучу, - засмеялась в голос, - Нет, сегодня ничего не будет. Но я чувствую, что мы просто обязаны, у нас права нет не продолжить более детально этот чудесный поцелуй. Даже не сомневайся, но надо пережить, переспать с этой мыслью. Согласен?
- Конечно, ты права, Аннушка. Какой у тебя хороший ум, оказывается. Мы ведь вообще кажется друг о друге ничегошеньки не знаем.
- Да, я тоже об этом подумала, что ничего не знаем. Я, честно, думала ты попроще, не такой глубокий и понимающий.
- Приятно. Ты тоже интересная, прости — не просто куколка.
- Я думаю, что это конечно в нас гормоны клокочут, но действительно очень хорошо, эмоционально. Забавно, что ты сказал «куколка» я сама очень люблю под дуру косить, это очень удобно. Так интересно, что-то ты так много этой самой энергии накопил. Неужели, жена тебя не удовлетворяет? Я чувствую, что ты прямо взорваться готов, как бомба.
- У меня нет ответов, - сказал Марик, - про жену не могу сказать ничего плохого, прямо чтобы очень. Я думаю, что сейчас она очень сложный период переживает. У неё нет на меня времени, я даже не о сексе. Какая-то стена выросла бетонная между нами. Если б дело было только в сексе. Не знаю, нет ответов.
- Нуу, между прочим, с сексом я смогу ей помочь, а с внутренними проблемами — это очень сложно. Ты, честно, мне очень приятен и интересен, ты нежный, я чувствую. Интрига меня не пугает совсем, никаких угрызений я не испытываю, я за тебя переживаю, как ты со всем этим справишься. Ведь это только так с виду кажется, что такие отношения, что любовница и жена это просто. Будем называть всё своими именами, без обмана, после такого честного поцелуя.
- Ты так открыто об этом говоришь, - сказал Марик, - тебе самой такие отношения как?
- Любовница — от слова «любить»! По мне, честнее таких отношений нет. Только те люди по-настоящему счастливы, кто может эту интонацию сохранить на всю жизнь. Так то, вряд ли ты захочешь на мне жениться, у тебя не тот характер, поэтому никаких иллюзий я не строю. По работе мне от тебя ничего не надо особенно. Хочется тебя любить просто, без груза, что ли. А то время пролетит быстро, сто лет, может больше, и кто-то будет жалеть, что не смог так же искренне, честно, во имя идеальной любви. Хотя кто сейчас знает, что такое любовь. Ты знаешь?
- Нет.
- И я — нет. А так глядишь, я жене твоей с сексом помогу, ей сейчас явно не до этого, судя по тебе.
- Удивляешь такими речами, Аннушка. Да, вот мы и приехали почти.
Остановились у какой-то типовой, блочной коробки с окнами, на какой-то типовой улице, внутри типового квартала, который по великой дурости называют Петербург. Аннушка открыла дверь, скупо чмокнула Марика в губы:
- Спасибо, что довёз. До завтра. Ты расслабься, всё будет хорошо, когда хочешь, чтобы было хорошо. Спасибо, даже за эти мгновения. Какой-же долгой была эта поездка, - она опять улыбнулась и вышла.
Скрылась внутри парадной, а Марик ещё некоторое время стоял и не мог ехать. Он словно ожил, словно сбросил гигантский груз и пришел в этот день домой каким-то счастливым, не замечая грубости и проблем. И жена его в этот день что-то интуитивно почувствовал, какое-то изменение. Испугалась немного и даже осадила своё бытовое давление, но было уже поздно.
Никогда не загоняйте человека в угол, не отнимайте последнее, не забирайте последний рубль и последнюю улыбку, не пренебрегайте остатками чувств, только это последнее способно вытянуть отношения. А если нет, отнял у человека последнее чувство, то природа избавится от таких отношений за ненадобностью и ей, природе, и самим брачующимся, невзирая ни на что: детей, крепкий быт, деньги, красивые картинки, долги и социальные нравы, и даже тысячелетние религии.
В Марике уже встрепенулась любовь, расправила крылья и парила, парила над городом любви и красоты…

В АЛЕКСАНДРИИ

Всё изменилось в жизни Анны и Марика. Они смотрели друг на друга иначе, иначе уже воспринимали друг друга физиологически. Испытывая гигантский недостаток общения, который свойственен пожалуй всем внебрачным отношениям. Они не испытывали никаких угрызений совести. Аннушка строила планы, все женщины всегда строят планы, но только умные о них никогда не говорят. Марик повеселел, монотонно выполнял свои семейные обязанности, у него появилась тяга к жизни, желание поддерживать семью, но что-то изменилось необратимо. То ощущение ненужности ушло. Марик не строил планов, а Аннушка терпеливо решала сексуальные проблемы его жены.
Анна и Марик встречались не часто, по конторе естественно поползли слухи и всяческие пересуды, они всегда ползут. Те, кто боится пересудов, часто заканчивают жизнь в одиночестве, ведь природа, природа заложила механизм страсти, который всегда расходится с высокомерными потребностями социума. Было в Аннушке нечто лёгкое, романтическое, она напевала весёлые попсовые песенки, а её комната была похожа на домик Барби. Марик, когда впервые попал в эту её какую-то детскую обитель, даже обалдел: «О, Боже, куда же я попал!» Всё такое аккуратненькое, в таких розовых тонах. Но при всём при этом, при всей кажущейся детскости аннушкиного бытия, «прочитать» её мысли было очень непросто. Марику даже казалось, что их нет, но аннушкина внешность была обманчива, очень обманчива, в хорошем смысле слова, она была умна. Это была какая-то особая женская умность, искреннее желание любить того, кого чувствуешь, а не того, кого постоянно «подсовывает» нам бытие. Всегда подобные отношения вызывают пренебрежение, влюблённых клеймят, обсуждают, наставляют на путь истинный, но никто не знает, что же там на самом деле внутри этих людей. Может он просто бабник и наглый изменщик, а она просто ноги раздвигает, а может и нет, может они просто спасают друг друга ото лжи, лечат души друг друга, проявляют великую бескорыстную заботу, не дают своему «розовому шару любви» схлопнуться.
Жена Марика всё чувствовала, всё. Невозможно скрыть от близкого человека, с которым связан физически и генетически, умолчать - можно, скрыть - никогда. Но тут сработал такой любопытный механизм защиты: «Побегает, наиграется и вернётся ко мне, обязательно ко мне.» Этот механизм защиты словно потеря сознания. Вот и жена Марика «потеряла сознание», надеясь, что красивая семейная жизнь, что заложенная во многих женщин ложная идея, что «мужчина всегда должен быть немножечко виноват», выправит положение. Жена была горда тем, что и у неё есть теперь такой инструмент влияния на мужа, она хранила этот инструмент, готовая в любой момент использовать его. Всё она видела, всё чувствовала, но по неопытности, по своему непреодолимому желанию доминировать, была слепа и недальновидна, как и многие жены, видящие только вокруг своего маленького мирка, где в центре дитя. Забавно, что природа дала женам мужей именно для того, чтобы они дополняли друг друга. Женам и мужьямт  оставалось только самую малость — не обманывать друг друга в искренности чувств и любить друг друга. Но это же так просто, этому не учат в школе, порой даже родители не могут передать этого простого знания жизни. Много лет счастливого брака жена Марика только требовала, требовала, наивно полагая, что красивой попкой и сексом можно решить любые семейные проблемы.
А сейчас она мирно провожала Марика на работу, накидывая ему новых заданий и успокаивала себя тем, что «всё будет хорошо». Так то оно и произошло.
Марик и в этот день искал встречи с Аннушкой, так сильно ждал конца рабочего дня, чтобы обнять, почувствовать её тепло, её внимание. Ему не нужно было внимание миллионов, а только вот этой хрупкой девушки с розовыми подушечками на кроватке и детскими куклами, рассаженными в комнате. Места для встреч — это целая борьба, полёт мысли, великая энергия любви. Ну, где там встречаются любовники: на «конспиративных» квартирах, в парках, в закрытых конторских комнатах, в вагонах СВ, в гостиницах, корпоративах, на крышах домов и вертолётных площадках, в лифтах и в банях. Тут фантазия безгранична, ибо у страсти нет границ, когда человек жаждет, вот прямо испытывает жажду, а стаканчик воды поднести некому.
В этот раз особенно ехать было некуда, но Аннушка предложила прокатиться в сторону Петергофа. Надо очень хорошо себе представлять окрестности Петербурга в 1990-е годы. Ещё освещение не было таким помпезным, как сейчас, дороги были по-советски тусклыми, казалось бы в таких знаковых для страны и туризма местах было какое-то запустение. Какая-то обреченность, которую уже испытали все жители страны к середине 90-х, окутала все сферы деятельности, все места, из всех закоулков и душ и дворцово-парковых хозяйств полезла наружу чернота. Вот кажется тут блистают золотые фонтаны Петергофа, а в нескольких сотнях метров идут «разборки», рушится прошлое, которое ещё не успела разрушить война. Люди стали боязливыми, мрачными, безразличными. Так и охрана парка Александрия была такой же, как и все. Когда Аннушка и Марик оставались наедине в машине, авто наполнялось специальным эфиром, который снимал напряжение, колыхал чувства, развязывал язык и нравы. Нет, это не была обычная «физкультура», пока они катались, вот так, как сейчас, они много беседовали, делились историями из прошлого, шутили, будто-бы выбросив из жизни всё тяжёлое и сложное. Им казалось, что вот именно такое надо «выдавать» всем брачующимся, чтобы гармонизировать рутину и прозу жизни. Но такое «выдавалось» не всем из-за чего и рушатся многие семьи, все семьи рушатся потому, что когда-то вовремя не отоварили талончики на романтику, на лёгкость, на эмоции.
- Как жена твоя? - спросила Аннушка.
- Крутится, не спит, переживает. Младенец -дюже хлопотное дело.
- А ты значит развлекаешься с любовницей? - усмехнулась.
- Если бы у тебя была такая любовница, с такой сладкой попкой и чувством юмора, то ты тоже бы с ней развлекалась.
- Опять вы иронизируете!
- А что тебе сказать? Что я жене будто бы изменяю с тобой? Я не чувствую измену, я с ней живу, всё в семью, всё в семью, планы там всякие. Бросать её не собираюсь, даже не проси.- усмехнулся Марик.
- Ой, очень надо, такое добро, - с сарказмом ответила Аннушка.
- Какое такое?
- Такое ласковое, чуткое, такое неглупое, внешне приятное, такое сладко целующееся, такое страстное и такое заботливое. Нафиг надо такое добро!
- Не надо?
- Нет, зачем, - игриво ответила Анна и протянула левую руку, положила Марику её на шею. И как-то серьёзно, - Любишь меня?
- Да.
- Вот так вот, просто «да»? Так сухо и буднично?
- Ну, сегодня будний день ведь, - продолжая весёлый разговор.
- А подробней, как ты меня любишь?
- Наверное все любовницы такие вопросы задают или нет, ты одна такая, единственная?
- Тебе видней.
- Я забываюсь рядом с тобой, уходят муки совести и трудности бытия. Скажи, быть любовницей — этому учат где-то? - усмехнулся.
- Ха, ха, ха. Учат! Этому учат на небесах, - как-то серьёзно опять ответила Аннушка.
Вот именно в таких ответах Марик и чувствовал её ум. Он чувствовал, что она, эта милая девушка Аннушка, подарок небес, ангел, сошедший, чтобы помочь сердцу биться.
- Ты знаешь, Марик, у нас ведь никаких перспектив с тобой нет, кроме трахаться «по углам». Есть в этом нашем внезапном союзе временность, я тогда это почувствовала после первого поцелуя. Но не мы решаем, сколько нам времени с тобой отведено. Это просто началось в нужную минуту и так же просто закончится. Ты понимаешь? - спросила Аннушка.
- Жаль. Ты хорошая, я будто тебя всю жизнь знаю. Я конечно всё понимаю, очень многое — скорее так. Но не понимаю, я тебе зачем? Ты такая молодая, очень красивая девушка. Я тебе зачем, зачем всё это тебе, эти интриги, бесперспективный мужик? Деньги и карьера тебе не нужны от меня, это пока очевидно. Так что же тебе от меня надо?
- Я люблю тебя. И всё! Ты пойми, я не могу себе врать. Тогда вот на твоей «проставе» я смотрела на тебя и влюбилась. А уж ребёнок твой, жена, семья — прямо гарантия качества. Я что дура, от такого подарка отказываться? Я не дура, хотя хочу такой казаться иногда. Это ведь настоящие чувства! Можешь считать, что я коплю их для чего-то более серьёзного в жизни, хотя что может быть серьёзней чувств. Природа говорит с людьми на языке чувств. Мы отмахиваемся от чувств, учимся их подавлять, а природа или, если угодно, Бог учат нас чувствовать, а уж потом всё такое дорогое остальное.
- Откуда у тебя такие мысли, удивительно! Ты даже пугаешь меня иногда, откуда столько мудрости житейской. Тебе сколько лет, девочка?
- Это не важно. Неужели же что-то иначе пошло, если бы у меня был какой-то другой возраст? Думаю, нет.
- Да, ты очень необычная девушка. Иногда ведешь себя как распутная девица, а иногда такие мысли. Мне иногда кажется, что ты пережила какую-то глубокую личную трагедию.
- Не думай, не уходи в сложное, ведь эти наши с тобой отношения именно чтобы уйти от сложного. Правда похоже на алкоголизм или ещё чего похлеще?
- Это точно. Я упиваюсь тобою, - пафосно ответил Марик.
- Давай о чем нибудь более лёгком говорить?
- Давай!
Авто катилось по сумеречному петергофскому шоссе куда-то непонятно куда. Машин на шоссе было мало. И катиться бы Марику в сторону дома, но тогда особенно не было средств связи, что придавало некоторой лёгкости тому, а кто, куда и когда едет. Всё потом, а сейчас в эти минуты отдыха и милой смешливо-серьёзной беседы совершенно не хотелось думать от семье, вечно орущем ребёнке, о тёще и о том, что не купил жратвы домой.
- Марик, - вновь обратилась Аннушка и обескуражила, - ты знаешь, я так люблю минеты.
- Ого, это действительно отвлеченный разговорчик. Да уж, заметил. Расскажешь?
- Я просто обожаю, я наслаждаюсь, я с ума схожу. А всё знаешь почему? Одна моя подружка, когда-то сказала, что это очень полезно для здоровья, а я «дура» поверила, - засмеялась в голос Аннушка. - Вот, теперь «мучаюсь», попробовала и втянулась. По мне так вообще бы обычное соитие отменить, а оставить только минеты, но к сожалению от этого детки не родятся. Аннушка снова засмеялась, а Марик взглянул на неё, будто бы проверяя на глаз, шутит или нет. А она возьми и скажи, словно читая мысли:
- Не шучу, я очень серьёзно, очень люблю минеты, - снова засмеялась. - А жена твоя любит?
- Как сказать, не знаю, любит или нет. Но с таким восхищением точно не говорит. Для неё это игра, как для всех. Случается, но чтобы так рассказывать постороннему человеку — мне не говорит. - сказал Марик и взглянул на Аннушку, на её реакцию на слово «постороннему»
- Ты единственный, кому я это говорю.
- Да ну!? - удивлённо.
- Да, так вот. Даже как-то легче стало, словно после исповеди.
- Ты что верующая?
- Да, а что тебя это удивляет? Может не такая, как хотелось бы, но верующая. Всё от Бога и любовь, и душа, и то, что у меня между ножек, и минеты, конечно. Но с батюшкой я не могу об этом говорить, а с тобой, как выяснилось, могу.
- И что, в церковь ходишь?
- Конечно! Вот те крест. - удивлённо ответила Аннушка и перекрестилась. - Что не вяжутся эти беседы с церковью?
- Вообще никак, - задумался Марик.
- А то, что жена мужа не трахает и другим не даёт его трахать вяжется, хоть бы всё честненько и в браке?
- Я не знаю, Аннушка, сложно сказать. Судя по этой её фразе «найди себе какую-нибудь», то дает другим.
- Ты знаешь, Марик, даже то, что мы с тобой сейчас в Петергоф катимся — тоже воля Божья.
- Возможно.
- Точно, точно. И чтобы мне не говорила церковь, что то, что мне нравится очень и что это от дьявола — неправда! Я ведь не у кого-то сосу, я у любимого сосу! Нет я не пытаюсь опошлить или развратиться, но не могу плотское отдельно от души воспринимать, не получается, каюсь часто, грешна. А ты что, иконку у меня в комнате не заметил?
- Извини, нет.
- Не на то смотрел, - снова засмеялась Аннушка. - Хочешь меня сейчас? Я не могу, как хочу уже. Давай уже куда-нибудь приткнёмся.
- Хочу, но у меня руль в руках. Думаю, не стоит его так сразу отпускать, хотя очень хочется.
Тем временем авто приблизилось к такому маленькому готическому зданию желтого цвета, прямо у шоссе, с двумя воротами по обе стороны. Это была «Верхняя караулка» парка Алксандрия. Надо сказать, что в те времена Петергоф для жителей Петербурга не казался чем -то целостным и единым. Вот, мол, есть Петергоф, фонтаны, нижний парк, кометы, вокзал и всё. Парк Александрия, как и другие места Петергофа, не воспринимался чем -то отдельным, просто часть, вытянутая вдоль берега. Можно с уверенностью сказать, что даже название Александрия не было на слуху. Да, «Коттедж» знали, но вокруг казалось был просто лес.
Правые ворота караулки были открыты, вокруг никого не было. Марик подумал, что дальше только парадный Петергоф и резко свернул вправо, вот так вот запросто въехал в парк Александрия, через парадные ворота. И никто даже глазом не повёл, на дворе были 90-е. Что там на уме у этого водителя, кто там в авто — проверять никто явно не стремился.
- Ты с ума сошел, - тихонько сказала Аннушка, - ты куда, это же парк.
Марик молчал, вёл машину прямо по парковым дорожкам, только приблизительно представляя направление в сторону залива. Дорожки были извилистыми, кусты, деревья, довольно крутой спуск с бывшего берега послеледникового моря, который нынче стал просто высоким склоном. Парк был как-то доисторически пуст, лёгкий туман обволакивал это безмолвное пространство. Справа, возвышаясь над берегом, проплыл «Коттедж». Аннушка затаила дыхание, интрига и возбуждение завораживали. Нечто нестандартное окружило этих заезжих любовников, кажется и представить себе нельзя, чтобы вот так вот запросто ехать здесь на авто, но это уже происходило, эта страсть и любовь уже случились и ничто не могло им помешать. Таким образом они подъехали к берегу. Параллельно заливу, метрах в пяти от воды, шла парковая дорожка, потом небольшая полоска травы, потом уже в воде берег был забросан камнями, довольно большими, но округлых форм валунами. Волны лениво бились об эти камни, откатывались назад, в этом бесконечном противостоянии берега и волн. Место, где они остановились не было открытым, метрах в ста впереди тянулась толстенная стена Нижнего парка парадного Петергофа. Пустота, шум волн, лёгкий туман и слабенькие сумерки словно говорили: «Вот здесь!» Марик заглушил двигатель, интрига и возбуждение нарастали:
- Иди ко мне, - сказал он и утопил свою милую Аннушку в нежном поцелуе.
Весь мир померк вокруг — Богу, или природе, было нужно именно то, что разворачивалось прямо сейчас, на берегу этого странного парка любви. Бесполезно было искать хоть какую-то рациональность, хоть как-то объяснять причины, место и время. Природа уже начала свою бесконечную работу по восстановлению гармонии, по заполнению всех пустот жизни, всех ложбиночек, всех ямочек на щеках, всех сладких ротиков и пылких сердец. Природа не терпит пустоты, не терпит, она её безжалостно уничтожает. Аннушка и Марик занимались любовью, пусть так пошловато для многих, на заднем сиденье авто, но искренне и страстно. Она кричала, сжимала его плечи, сливалась с ним в единое целое, прикрыв свои радужные глаза. Было тесно, неудобно, но кто на это когда-то обращал внимание. Кто обращал внимание, тот не любил. Окошки в авто естественно запотели. Сквозь стекло эта влага общалась с туманом снаружи. Они, эти туманы рассказывали друг другу про свою непростую службу, про холод и тепло. Туман снаружи делился своей ветренностью, туман внутри авто жаловался на вечно нарушающих его покой, этих жарко дышащих людей: «Чего орут, чего пыхтят, не дают поспать. Никакого покоя. Хватит уже, выпустите наружу уже, дайте пообщаться с родственником. А то он свалит сейчас в залив. Когда ещё свидимся?»
[Где-то в этом месте должна быть целая глава, подробно описывающая эту прекрасную сцену любви, яркий образ того, что происходило в эти минуты страсти. Но будет приятней, если каждый, познавший любовь, дорисует нужное, ведь эти мгновения молодости так волнуют, а кто не помнит их, то пожалуй что и не любил]
Дверь авто распахнулась, Аннушка и Марик «выползли» наружу.   Поправили одежду, и прислонившись к авто, ещё некоторое время «мурлыкали», щекотали друг друга губами, тихонько благодарили. Аннушка обнимала его, прижимаясь к его груди, была растрёпана, но так счастлива. Он дышал балтийским воздухом и её запахом и не мог продышаться. Потом взял её за руку и повёл к берегу:
- Куда? - спросила Аннушка.
- Идём, не бойся.
Они подошли к самой воде, Марик увидел большой плоский валун, наполовину утопленный и потянул любимую встать на него. Валун был большой, как раз для двоих. Было очевидно, что именно для них положил этот валун сюда ледниковый период. Они стояли на валуне, легонечко плескалась волна, Марик обнимал Аннушку сзади, она вжалась спиной в него. Оба разглядывали залив, будто бы никогда не видели его, прожив всю жизнь на этих берегах. Молчали. Марик изредка касался щекой её волос, Аннушка воскликнула:
- Как красиво!
- Да, очень!- пытаясь заглянуть ей в глаза.
Девушка была в это момент как-то сильно, сильно влюблена. Она мысленно благодарила Марика, схлынувшее возбуждение накатывало заново. Ещё недавно Аннушка переживала за место и время, но сейчас вдруг ощутила покой, повернулась к Марику лицом:
- Сейчас бы памятник с нас изваять. Памятник всем искренне влюблённым. Вот так, как есть.
- Наверное да. Можно было бы, - согласился Марик.
- Да нет, точно, это был бы шикарный «монумент». И поставить его прямо здесь.
Аннушка вдруг скользнула рукой куда-то вниз, между ними, и шепнула:
- Я снова хочу.
Начала медленно опускаться на колени и когда её лицо поравнялось с его бёдрами, она, как-то моляще, с такими жалобными глазками, сказала:
- Не могу удержаться, чтобы не порадовать себя. Этот момент и это место — вот уедем и никогда сюда не вернёмся. А я потом буду жалеть, что тебя не порадовала и сама не порадовалась.
Аннушка снова расстегнула Марику брюки и заметив, что он тоже не против, начала то, что она так любила, от чего сходила с ума, и что ей так повелевали небеса в этот момент, и что вероятно должно было как-то улучшить её здоровье…


РЕШЕНИЕ

Николай Павлович стоял за деревом и задумался: «Что за ужас, Господи! Чего это я в своём же доме притаился, как ворог какой-то?» Но что-то его останавливало, вероятно эта черная блестящая колесница, в которой явно кто-то был. Николай Павлович выжидал, прежде чем что-то предпринять.
Удивительным образом в этом месте сошлись два времени. Сказка? Конечно, именно так оно и выглядит. И представить бы себе, чтобы на самом деле, вдруг перехлестнулись 1832-й и 1995-й. Чтобы вот так вот запросто человек заглянул на 163 года вперёд. Да, не в жизнь такому не бывать! В тот момент Николай даже понять не мог, что смотрит в будущее. Он просто видел автомобиль из 1995-го, стоящий на аллее его собственного парка.
Николай увидел как вдруг задняя дверца необычного экипажа открылась и из неё вылезли юноша и девушка. Николай продолжал смотреть из-за дерева. Он видел, что парочка целовалась и явно, не замечая ничего вокруг, благоволила друг другу. Николаю как-то полегчало, что это были обычные люди, только одетые очень странно. Никаких угроз от любовников не исходило. Парочка двинулась к берегу и встала на большой камень. Юноша обнял девушку и сцена эта показалась Николаю очень романтической, он поймал себя на мысли, что отвлёкся от своих мрачных мыслей, которые совсем недавно жгли его разум и не находили выхода. Николай вспомнил свою жену, пред глазами будто промелькнули их романтические сцены из юности. Николай смотрел на эту парочку влюблённых и не мог пошевелиться, потому что будто бы боялся, что это мгновение душевного равновесия закончится.
Тем временем, странные любовники на камне повернулись к друг другу лицом, о чем-то говорили, улыбались. Николай пытался вслушиваться, но берег Балтики усердно скрывал многие и многие слова, произнесённые в этих местах: ветром, шумом прибоя, шелестом деревьев и криками чаек. Николай наблюдал. Он видел, как были счастливы эти двое, неимоверное тепло исходило от этой пары, с каждым их объятием, с каждым поцелуем. Вдруг девушка сползла вниз и встала перед юношей на колени. Она как-то по-хозяйски расстегнула брюки юноше и запустила руку внутрь. Николай Павлович насторожился, он кажется понял намерения и сердце его забилось чаще, но ноги его будто окаменели, будто вросли вот здесь в землю, он не мог и шелохнуться. Это откровенное «представление» совсем сбило с толку Николая, он не мог подобрать подходящее чувство, просто смотрел и видел, что влюблённые придавались этому действу с искренним наслаждением, будто бы это было для них обычным делом, вот так вот запросто на людях. Николай подумал о том, что же за чувство должно быть между этими людьми, коль они такое вытворяют, не обращая внимания ни на что. Парочка ничего не боялась, даже Его Императорского Величества, помазанника Божьего. Что-же такое эти внезапные странные люди? Сколько в них и нежной ласки и этого животного? Ответов не было.
Лёгкий ветер с Балтики уносил остатки тумана, пригладив прибрежный лес, словно огромным языком слизнул эту парочку вместе с их странной повозкой. Будто бы и не было ничего вовсе. Николай вдруг опустил глаза вниз, прижал руку ко лбу и вроде бы вслух сказал: «Господи, не безумен ли я!? Что это всё такое, что произошло, что я видел?» И ответов опять не было. Он осмотрел пустынный берег, повернулся влево, пристально посмотрел на Церковь Петра и Павла в Большом дворце и перекрестился на золотые купола несколько раз.
Николай задумчиво побрёл вверх по аллее к Коттеджу. По пути встретил казаков из охраны, которые явно переживали за императора и опять вопросили его: «Не надобно ли чего проверить?» Николай походя кинул: «Идите на берег, проверьте там всё.» Казаки небольшой группой двинули к берегу, а император продолжил свой задумчивый путь к дому, под глубочайшим впечатлением от увиденного.
Николай вернулся в свой Морской кабинет. Ещё раз посмотрел в подзорную трубу на берег, пытаясь может быть увидеть ещё раз странную парочку, но увидел лишь шарящих по берегу служивых из линейной охраны. «Будто бы и не было ничего, будто бы и не было», - произнёс Николай вслух. Это внезапное видение маячило у него перед глазами, не давало собраться с мыслями. Николай думал о своей несчастной жене, Александре, которая теперь могла любить его только платонически. И вот в первый раз задумался о Вареньке Нелидовой, он чувствовал, как она ему благоволит, как смотрит, с таким влюблённым удовольствием. Внутри Николая боролись чувства, а он, словно корабль в шторм, ещё боролся за плавучесть, но уже был на грани. Что делать, что делать? Вправе ли я, в угоду телесному, пожертвовать душой, своей любовью к Александре Федоровне, матери детей моих, государыне Императрице? Но как смотрела на него эта юная Варенька, какая она милая и жизнерадостная.
Николай спустился в покои Императрицы:
- Птичка моя, - обратился он к ней.
- Ничего не говори, всё понимаю, всё знаю, что хочешь спросить, душа моя. Варенька очень хорошая девушка, так влюблена в тебя, я-то всё вижу. Как она бескорыстна, как искренне боится навредить и огласки.
- Но, дорогая, мне уподобиться и завести фаворитку? Меня так это беспокоит, так уж я страдаю за это. Знаю, знаю, все так живут, что уж тут. Вспомнить хотя бы бабушку. Но душа не спокойна за тебя, как ты это переживёшь, моя птичка.
- Что делать, Ника, любовь — дело богоугодное. Я знаю, тебе надо, ты жить не сможешь и править без любви. Тебе и так это царство такое сложное досталось, так уж много всякого, что нужно перебороть. Тебе нужна духовная опора, не только христианская, но и простая женская. Я буду тебя любить и Варенька путь тоже тебя любит, не мешай её и я мешать не буду, а благословляю тебя. - и перекрестила мужа.
- Ты — ангел, ты — святая. Мог ли я представить большей поддержки, птичка моя, чем твоя. Ты — удивительная, сильная. Прости меня, ради Христа.
Николай припал на колено и положил голову на руки сидящей Александре:
- Будем молиться друг за друга ежечасно.
- Будем! - вторила императрица, положив руку на голову мужа.

Николай Павлович опять удалился в свой кабинет. Опять вспомнил своё «видение», вспомнил влюблённую пару на камне,  подумал каковы же силы любви, что сподвигают влюблённых на такое безрассудство и откровенность. Николай вспомнил разговор с женой и пожалуй что первый раз покой проник в его душу, первый раз с момента, как ему сообщили плохую весть о телесной близости с женой, он вздохнул, перекрестился вновь: «Спасибо, Господи, за силы и за любовь неземную и необъяснимую!»
Александра Федоровна позвала Варвару Нелидову.
- Пусть все остальные выйдут, оставьте нас вдвоем, - бряцнули тяжелые двери, - Варенька, любишь его?
Девушка заметно испугалась, вечная улыбка спала с её милого личика. Но понимая предмет разговора, мгновенно согласилась:
- Да, Ваше Величество!
- Не бойся, милая. Ты знаешь, что любящие люди всё чувствуют, всё всегда понимают, ничего-то от нас не скроется. Да, и есть ли причины скрывать. Варенька, ты конечно знаешь о моём здоровье и о последних родах.
- Да.
- Я говорила с Николаем Павловичем и благословила его и тебя. Ты ему тоже очень интересна, но он никак не мог решиться. Будьте счастливы! Но прошу тебя, сохрани свою бескорыстность, не проси много, ведь у тебя и так уже весь мир — у тебя любовь есть.
Варвара упала на колени и целовала руку императрице:
- Господи, Господи, великая вы женщина! Буду молиться за вас. Я и помыслить не могла, что такое ваше расположение возможно и поэтому никаких шагов не вправе была совершать, а только надеяться. Но вот, Господь услышал мои молитвы — вы святая! - продолжала Варенька, стоя на коленях и со слезами на глазах.
Александра прослезилась, то ли от радости за мужа, то ли от горя, что теперь ей быть на «вторых» ролях.
- Ты знаешь, Варенька, а я счастлива, что могу сделать счастливым своего любимого. Сделай и ты его счастливым и не о чём не жалей, люби! Сейчас иди, останусь одна, буду молиться.
  Нелидова вышла из покоев императрицы, начала спускаться по лестнице в фрейлинскую, как вдруг на лестничном пролёте первого этажа столкнулась с Николаем Павловичем. Он некоторое время назад вышел на воздух, перевести дух, и вотподнимался наверх. Обладая высоким ростом, он остановился на несколько ступеней ниже Нелидовой. Их глаза встретились:
- Ваше Величество, - молвила она заученно, и опустила глаза.
- Варя. - государь вдруг обнял её.
Варенька закрыла глаза совсем и на мгновение почувствовала, что перед ней обычный человек, она подалась к нему и объятие их выразило всё без лишних слов. Неимоверное тепло и нежность, страха интриги не было, а только вырвавшееся на свободу сильнейшее чувство, захлестнуло, поглотило на долгие двадцать три года. До самой смерти Николая Павловича Варенька Нелидова была его влюблённой возлюбленной. И тогда, в далёком 1855-ом, когда Александра Фёдоровна позволила Нелидовой молиться у гроба Николая Павловича, Варвара Аркадьевна плакала не меньше чем вдовствующая императрица. Кто знает правду о их связи? Никто! Что повлияло на такое непростое решение связать жизнь свою с этой бескорыстной девушкой? Может быть только внезапное видение на берегу Финского залива в парке Александрия вселило веру в силу любви, лишь намекнуло, что счастье любви не имеет границ и свободно от предрассудков.

ЭПИЛОГ

Зачем сошлись Аннушка и Марик, что там у них? Случайная интрижка или светлое чувство, которое нужно «кормить», иначе человек умирает, только его не успевают порой похоронить? И так он, не способный искренне любить, и существует, ни мёртв, ни жив, ни счастлив. Может быть их встреча лишь составила «видение», промелькнула красивой историей любви, или влюблённости. Что-то ведь сводит людей, кроме биологических процессов, с верой и без веры, в трудностях помогает жить дальше, ибо приобретший любовь — не утратит её до тех пор, пока будет живо его сознание. Что чувствуют императоры и простолюдины, тогда и сейчас? Кто знает, но у каждого есть право и шанс на любовь.
Варвара Нелидова прожила много лет, пережила четырёх императоров. А на её похоронах присутствовал младший сын Николая Павловича, родившийся в 1832-ом, в год «непростого решения» и странного «видения» в парке Александрия. Нелидову похоронили в восьми верстах от места «видения», могила её утрачена. Аннушка и Марик расстались и больше никогда, никогда не встречались. Подарили друг другу счастье любви и исчезли, растворились в балтийских ветрах и туманах. И как говорил Николай Павлович: «Будто бы и не было ничего, будто бы и не было!» До сих пор стоит он у окна своего Морского кабинета, смотрит в даль, а толпы туристов, шурша бахилами по этажам дворца любви «Коттеджа», проходят мимо и не видят ни его, и не чувствуют вечной любви…


Вечно Неспящий,
ноябрь-декабрь 2024