Скорость

Светофоры краснели от его злости. Кажется, чем больше он сердился, тем медленнее ехалось в потоке - пробка сгущалась, она уже чувствовалась в слепом тыканьи соседних машин в никуда, в бесполезный объезд попутных, которые сами ищут, как объехать идущих впереди.
Николай ругался, вытягивал шею и пытаясь разглядеть грядущее в потоке.
Опять звонил Стегаев, опять звонил банк, опять пищал подшипник сзади слева. А это тоже звоночек. И ещё деньги. 
И опять часы пищали, напоминали и суетили в его душе суету.
– Алло?
– Коля, ты лузер! – Стегаев уже не злился, он куражился, наслаждался ролью хищника, зажавшего жертву в угол. – Я тебя просто разорву. Я и за меньшие деньги тебя разорву, Коля. А за эту сумму - тебя больше нет.
- Посмотрим! – Николай тапнул красную на сенсоре и забегал взглядом между движением машин впереди и экраном телефона в держателе.
Принять левее… Телефон.
Светофор, притормозить… Телефон.
Зеленый… Телефон.
И ждал не зря, минуты не прошло: Стегаев. 
Коля сбил входящий. 
Потом ещё. И ещё. И чуть не оборвал вызов начальника.
– Николай! Они нас перебьют, и мы потеряем. Ты рискнул всеми нами, ты понимаешь, чем это грозит? Ты в своём уме?
– Понимаю. В своём. На связи, – отмахнулся Николай.
И снова банк.
Без ответа.
Сынок.
– Пап, алло, пап? Ты не забыл про секцию? Ты заберёшь меня?
– Да, конечно, сынок! – Николай внезапно в маске легкой, беззаботной. – Я когда-нибудь забывал?: Как денёк у тебя, дружище?
– Хорошо. По математике самостоятельная была.
Пробка ослабла, размягчилась, дома за окном полетели быстрее. 
Входящий от неизвестного. "Заказывали? Куда разгрузить?". Потом ещё: "Судебные издержки, включая госпошлину…". Николай слушал, отвечал. Дома летели, светофоры краснели.
Любимая.
– Аллё? Колик, ты, вообще, где? Ты не забыл, куда мы собрались?
– Нет! Как я мог забыть?
– Ну и скажи, куда?
– Алло? Алло? Тут связь… – пальцем на красную. Забыл. Вроде бы к её подруге. Сегодня? Времени не было ещё вчера, ещё неделю назад.
Успеть просчитать. 
Успеть вырвать. 
Успеть…
Обеспечить, купить, оплатить, запланировать.
Ночь спускалась на город, дома провалились в подвижную темень, выпячивая вперед светящиеся жёлтые окошки, в которых невидимые люди жили свои жизни. Не хуже, чем у других. Не слабее, не беднее, не проще.
Справа блеснуло, водитель легковушки поторопился выскочить на главную с второстепенной, Коля вывернулся, вылетел на встречку. Скрип тормозов, обочина, и почему-то включились дворники.
Николай отстегнулся, вышел, неудобно скользя по заросшему травой грунту.
Водители. 
Крики, споры, раздражение.
Но, разобрались, разъехались без драки и гаишников, каждый возмущенно бубня о своей дорожной правоте собственному, почти невидимому, отражению в лобовом стекле.
Николай дал заднюю, поюзал визгливо и вывел машину на шоссе, устало приник к обочине, отдышаться. Нагнулся, поискать в магнитоле музыку на потребу, но увидел под ногами на клетчатой резине занесенный обувью полевой цветок. Мелкий, блеклый, невзрачный. Поднял, рассмотрел. А вблизи-то и красиво, если прочее отбросить. И что не так? Что же не так, в чем сложность простоты? Нелепое, тусклое соцветие. Белёсые лепестки, внутри что-то жёлтое для пчел. Но красиво. Давно так близко не смотрел на красоту молча.
Он пристроил цветок на панель, вздохнул, отпустил сцепление и влился в тягучий поток.
Вскоре показался и родной микрорайон. 
Зазвонил телефон.
А в церкви, мелькнувшей справа, светились окна. Там кто-то был, смог быть. Нашёл уступ в падении на всей скорости, зацепился. Наверное, кто-то из этих невидимых людей, в жёлтых окнах. Кто-то похожий на луговой цветок, исполненный гармонии и простоты до того, что совсем не хотелось говорить. А только смотреть, слушать и быть.
Николай, то через зеркала глядя назад, то перед собою широко и бегло через лобовое, сошел с трассы, вывернул вправо и у церкви заглушил машину. Пришла пора остановиться.