de omnibus dubitandum 13. 393

    ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ (1608-1610)

    Глава 13.393. ЗАМЕСТО КОЧЕРГИ ПРИВЕДЕТСЯ БАБАМ ОТДАТЫ!..

    На одном из самых бойких углов торга, поближе к воротам, раскинулись шатры и навесы стрельцов-городовых московских, которые не пренебрегали и торговой наживой, пользуясь при этом разными льготами и поблажками со стороны правительства; оно не могло слишком щедро оплачивать солдатскую службу и потому давало иные способы подрабатывать, сколько кому, не хватало на жизнь.

    Стрельцы имели и свои постоянные места в городских торговых рядах, и выезжали на временные рынки, на торга и подторжья, даже на ближайшие ярмарки, имели своих подручных и приказчиков, частью из родни, частью — наемных.

    Торговый люд, купцы и даже гости наезжие московские косились на торгашей-стрельцов, соперничество которых в торговле отнимало немалые барыши. Но напрасны были челобитные и устные прошения. Стрельцы продолжали вести торг и многие сильно богатели. Не брезговали торговым делом не только рядовые стрельцы, — записывались в это дело десятники и головы стрелецкие.

    Тысяцкие и воеводы лично не занимались торговлей, но им сами торгаши-стрельцы несли дары от усердия своего. А то и брали у начальства деньги, пускали их в оборот и несли крупные барыши этим «потаенным» половинщикам, стоящим по виду далеко от мелких торговых дел.

    Здесь, на Пресненском торгу, несколько стрелецких навесов вели торг исключительно боевыми припасами, свинцом, порохом, или «зельем», как он назывался тогда. Старое как и новое оружие лежало тут же на земле, у ларей, или висело на столбах навесов.

    У одного из них сидел немолодой, степенный стрелецкий голова Ефим Озеров. Поглядывая на толпу, которая почти сплошною массою двигалась мимо ларя, он поглаживал свою седеющую бороду клином и порою обращался к долговязому парню лет восемнадцати, племяннику своему, служившему у дяди подручным.

    — Не зевай, Афонька, не зевай!.. Гляди, толчея какая!.. Подбери-ка лебарду немецку, которая на углу приставлена. Сронит кто ее грехом, поранит людей. А мне в ответе быть за тебя, ротозея!.. Фефела!.. Да покупателей усердней зазывай!.. Вон к куму-то, к Ивану, третий уже подошел. А мы с тобой и без почину еще!.. Сыч ты деревенский!.. И за что я кормлю-пою этакую орясину!.. Идол хинский!..

    Подбодренный ворчаньем дяди-хозяина, Афонька, еще пуще и звончее стал зазывать народ, выхваляя товар, привезенный Озеровым.

    — Пищали заморские!.. Зелье само лучшее… Лебарды, тесаки отточенные!.. Пистоли аглицкие!.. Свинцу — свинчатки кому… Пульки готовые, рубленые!..
Как раз в это время, отделясь от компании, бражничающей под рябиной, появился в этом углу торга приземистый, широкоплечий, сухощавый, но могучий на вид казак и направился к ларьку Озерова, самому крайнему в оружейном ряду.

    Не обращая внимания на поклоны и причитанья Афоньки, который весь просиял при виде покупателя, казак подошел к прилавку и обратился к Озерову:

    — Почем нынче весишь зелье?

    — Алтын с деньгою у меня. Другие — две берут… А мне бы поскорей расторговаться… Так я деньгу за то и уступаю…

    — Та, брешешь, гляди!.. Ну, все одно… Сыпь полну! Сколько влезет!..

    Казак протянул Озерову большую роговую пороховницу, совершенно пустую. И из-за широкого пояса достал небольшой, толстого полотна мешок и кинул его тоже на прилавок.

    — От и сюды, в запас… Насыпь и свешай!..

    Ловко и быстро, хотя без внешней суетливости, Озеров взвесил пустую пороховницу, наполнил порохом, снова прикинул на безмене, отметил на прилавке мелком крючковатые знаки-цифры, проделал то же с пустым мешком, насыпал туго порохом, завязал, взвесивши, и положил перед покупателем. Быстро подсчитав сделанную мелом запись, он заявил:

    — Шесть алтын четыре деньги за все про все. Еще чего не надо ль, почтенный друг, лыцарь служивый!..

    — Як не надо? Надо!.. Свинец будет…

    — По три алтына две деньги. Печатная свинчатка, мерная, большая! Гляди, таких нигде и не найдешь, окромя как у меня!.. Да и свинец — отборный, что золото! Заговоренный. Не целя попадешь, в кого наметил!.. Одну дать, любо две свинчатки?..

    — Ты заговоры знаешь, брате?.. Четыре отсчитай, а то и пять!.. Та потяжельше, слухай, выбирай!.. Не скоро попадем опять на торг. Позапастися надо. В кошу у нас и то припасу мало… Надолго не стает…

    Пока стрелец выбирал и взвешивал «свинчатки», от которых резались или просто откусывались куски для пуль, покупатель полез в глубокий карман своих широчайших шаровар и, достав оттуда кожаный засаленный большой кисет с тютюном, стал встряхивать его и рыться внутри, отыскивая монету для уплаты.

    Озеров насторожился. Его тонкий, настроенный слух торгаша различил звон золота в темном, засаленном мешочке, до половины наполненном табаком.

    Кинув исподлобья жадный взгляд на кисет, Озеров дружелюбно заговорил:

    — Лобанчики звенят… Ну их, брат, ты мне и не давай!.. Хе-хе!.. Не хватит сдачи, не то што у меня, а целый торг хоша обери!.. Не те года у нас!.. Полтина! — взяв поданную монету, продолжал он. — Энто ладно. Полтину разобью, в карманах понашарю. А ты богатенькой! — с поклоном подавая сдачу, еще любезнее начал Озеров. — Не из царской ли дружины из былой, что с тютюном — лобанчики мешаешь?.. Аль при верховных при боярах… Али… Ась?..

    — Як то знаты, чого не знаешь!.. Може, шо я и царский… Та лих, царя якого! Отгадай, коли такой цикавый… Не один стал царь теперь у нас в земле. Як думаешь, стрелец-приятель?.. Як гадаешь?

    — А што мне и гадать… Мое дело — продать. Кому ты присягал — тот твой и царь. А я ни поп либо пономарь, штобы пытать у лыцаря: «Ты како веруешь?..»

    — У-у!.. Башка ты, хоть и москва! Не Головин ли…

    — От Красных мы озер… Так — Озеровы нас так и прозвали. А… слышь-ко, сват… Есть у меня товарец про твою честь… отменный, нерядовый!.. Гляжу я, погляжу: ты сам-от — лыцарь ба-альшой руки!.. Хоша и не в уборе… Да, ведомое дело: теперя и дворяне, князья-бояре, сами попростей одемшись, на выход выйти норовят… штоб грех какой в пути не приключился… Грабителей тьма развелась! Свои — своих, чужих — чужие душат!.. Да обирают среди бела дня… Особливо коли в мошне погуще у неоглядного господчика… у зеваки!.. Не про тебя я. Вижу, маху сам не дашь, коли бы што приключилось… Ась?..

    Озеров громко рассмеялся, хлопнув по плечу казака.

    — Ну, ладно. Зубы у меня не болят. Не заговаривай… Товар какой особый, есть?.. Скажи аль, покажи… Я погляжу.

    — Пищаль, мой братец! волкомейка. — озираясь, понижая голос, таинственно заговорил стрелец.

*) ВОЛКОМЕЙКА, волконея жен., •стар. (фалконет) малокалиберная, короткая пищаль.
 
    — Да, не простая… из царских кладовых, из оружейных!.. Уж как она ко мне попала, — мне знать про то, да Богу!.. А тебе ею владеть… Стань так… спиною туды, штобы люду прохожему не было приметно… Я покажу…

    Из-под прилавка он достал пищаль, завернутую в рядно. Быстро развернув его, он показал казаку, не давая в руки, чудесную восточную пищаль с раструбом на конце. Ствол витого железа, ложе и длинный, узкий приклад, украшенные богатой инкрустацией, подтверждали слова стрельца, что пищаль не простая, «царская».

    — Ась, какова?.. — блеснув на солнце дулом и перламутром насечек, золотыми разводами на прикладе, спросил Озеров и быстро опустил пищаль в уровень стойки, чтобы не привлечь к ней внимания проходящих.

    Огнем сверкнули глаза казака при виде редкой, дорогой пищали, которую он оценил мгновенно. Но лицо у него осталось спокойно, ничто не дрогнуло в нем, только губы сжались еще плотнее под черными, нависшими усами.

    — С виду не так штобы воно… — процедил он лениво, словно нехотя. — Не дуже… Кхм… Неказиста!.. Видали мы и лучче!..

    — Ой ли!.. Слышь, дед у меня, так ён тоже видал, как боярин лапочки гусины едал… Говорит, сладки! Хоша самому едать не доводилось… Ты дело толкуй: берешь ай нет?..

    — Коли больно много не запросишь, по-московски, по-вашему… яка цена?..

    — Три дашь?.. — осторожно заглядывая в глаза казаку, проговорил Озеров.

    — Три… Та чого: «три»?.. Три гривенника!.. Четвертака… або — полтинника… Та ну, сатано, сказывай!..

    — Две пол-ти-ны!**.. — медленно, растягивая по слогам, отчеканил стрелец.

**) Не менее семи столетий основой российской денежной системы является рубль. Это вторая по старшинству национальная валюта в мире, после британского фунта, деньги других стран неоднократно меняли свои названия. Рубль – неотъемлемая часть российской истории, вместе со страной он переживал взлеты и падения. Пройдя десятки реформ, он и сегодня остается исторической русской денежной единицей.
Первые упоминания
Точное время появления рубля установить не удалось. Впервые этот термин встречается в «Повести временных лет» в описании событий 1071 г., но он обозначает не денежную единицу, а кляп (затычка). В XII в. в «Уставе князя Ярослава о церковных судах» о рубле говорится как о единице уплаты штрафа.
Впервые как денежная единица рубль упоминается в берестяных грамотах Новгородского и Вологодского городища XIII-XIV вв. В тверской летописи упоминается дань в 5 000 рублей, которую должны были выплатить тверскому князю новгородцы после победы в междоусобице 1316 г. Из этого можно сделать вывод, что рубль как платежное средство вошел в употребление значительно раньше.
Ценность рубля
Вопрос ценности первых рублей остается спорным. Наиболее распространена точка зрения, что эта денежная единица возникла в Новгороде. В тот период в разрозненных руских княжествах в ходу были киевские гривны – продолговатые стержни из серебра. Похожие слитки весом около 200 г. использовали и в Новгороде, но их, в отличие от киевских, называли рублями. Равенство новгородской гривны рублю подтверждено письменными источниками. Для точности расчетов их рубили пополам, получая полтины. Чтобы избежать подделок, на обруб полтины ставили клеймо.
В Московском княжестве рубль также вытеснил гривну. Московский рубль весил вдвое меньше новгородского – 97.5 г. Возможно, что именно новгородские полтины и были московскими рублями. Позже в обиходе появились и литовские рубли, весом 100 г.
Серебряные слитки были неудобны для мелких расчетов, поэтому в XIV в. при Дмитрии Донском началась чеканка разменной монеты из меди, получившей название «денга». Слитки постепенно стали выходить из употребления, оставшись только в оптовой торговле.
Этимология термина
Существует несколько версий происхождения слова «рубль». Возможно, оно происходит от древнерусского слова «руб» – «рубец» или «шов». Шов образовывался при изготовлении слитка – в форму заливалась сначала одна половина расплавленного серебра, затем вторая. В месте соединения появлялся рубец.
Второй вариант исходного слова – «рубить». Первоначально рублем могли называть отрубленную часть гривны. Возможно, сыграли роль зарубки, которыми новгородский рубль отличался от киевской гривны – они указывали на ценность слитка.
Возможно также заимствование из иностранных языков – от слова «рупия» или арабского «руб» (четверть). Но эта версия менее вероятна, так как название «рубль» пришло из просторечья.
Реформа Елены Глинской
В середине 1530-х годов в правление Елены Глинской, матери малолетнего Ивана IV "Грозного", была проведена реформа, впервые упорядочившая денежную систему государства. Среди прочего, была введена единая серебряная копейка, на которой чеканили всадника с копьем (по копью монета и получила название). Рубль в этот период не чеканился, но его использовали как денежно-расчетную единицу. Московский рубль состоял из 100 новгородских копеек (0,68 г. серебра) или 200 московских денег (0,34 г. серебра).

    Казак только протяжно свистнул вместо всякого ответа и протянул руку за своей покупкой.

    — Свистни во дупло, будешь есаулом! — не сдержав досады, проворчал Озеров.

    — Есаулом!.. Эге! Я ж и так вже им давно…

    — Вот то-то! — снова искательно заговорил стрелец, видя, что казак совсем собирается уходить.

    — Сам я вижу: не простой казачина!.. Товар кажу, какой бы и полковнику иному был под стать да впору. А ты — свистать почал… штоб барыши мои развеять, што ли! Не годится так, пан есаул!..

    — Эге! Я и позабыл приметы ваши купецкие да бабьи забобоны московские… Ну вот. Все одно, пропадать деньгам! Полтинника хватит за мушкету.

    — Себе дороже! — принимая суровый вид и укутывая снова в рядно пищаль, ответил Озеров.

    — Ховай, бис твоему батькови! Не треба! По твоему запросу я не купец!.. и есаул, пристегнув пороховницу на место, взяв под мышку свинец и мешочек с порохом, кинул небрежно стрельцу:

    — Здоров будь, брате!..

    Повернулся и спокойно тронулся прочь от ларя.

    — Стой, стой! — встрепенувшись, крикнул Озеров, чуть не хватая казака за его жупан. — Стой, пане гетман!.. Куда бежишь!.. Запрос — в карман не лезет. Ай не слыхал?.. Накинь, а я — спущу… Столкуемся авось… Прибавь маненько!..

    — «Накинь… прибавь»! Накинуть можно… Та було б за що!.. В пищали браку чи не мае?.. Ось подивлюсь: як из нее палят?..

    Мозолистая, заскорузлая, сильная лапа есаула потянулась к пищали. Он осторожно, как святое причастие, взял ее и начал снова разворачивать рядно.

    — Гляди, бери! Кота в мешке не продаю, не бойся. Товар мой хоша и «темные», а, гляди: на солнышке горит што звездочка в ночи!.. Каки насечки, затычинки, нарезинки по ложе, на прикладе скрозь… А дуло, дуло-то! Турецкое! И сталь — витая, не тянутая, не простая, как у иных пищалей… Поди, што самово султана турского была… Да вот ко мне попала… А от меня — к тебе… так вот и просится. А весу — словно нету в ей… Как перушко!.. Клад, не пищаль! Берешь?..

    — Берешь, дак гроши даешь! А тамо до дому снесешь рушницю та стрелить схочешь, — а самого, дивысь, побье!.. А то, може, и с браком. Заместо кочерги приведется бабам отдаты!..