О Козьме Пруткове. Неизвестные страницы

Козьма Петрович Прутков провёл всю свою жизнь, кроме годов детства и раннего отрочества, в государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому. Он родился 11 апреля 1803 г.; скончался 13 января 1863 г.
В "Некрологе" и в других статьях о нём было обращено внимание на следующие два факта: во-первых, что он помечал все свои печатные прозаические статьи 11-м числом апреля или иного месяца: и во-вторых, что он писал своё имя: Козьма, а не Кузьма.
Оба эти факта верны, но первый из них истолковывался ошибочно. Полагали, будто он, помечая свои произведения 11-м числом, желал ознаменовать каждый день своего рождения; на самом же деле ознаменовал такою пометою не день рождения, а своё замечательное сновидение, вероятно только случайно совпавшее с дн;м его рождения и имевшее влияние на всю его жизнь.
Содержание этого сновидения рассказано далее, со слов самого Козьмы Пруткова. Что же касается способа писания им своего имени, то в действительности он писался даже не "Козьма", но Косьма, как знаменитые его соименники: Косьма и Дамиан, Косьма Минин, Косьма Медичи и немногие подобные.


"Сочинения Козьмы Пруткова" (М., Художественная литература, 1976 год)


А.К. Толстой, один из группы авторов псевдонима "Козьма Прутков", написал поэму "Песня о Гаральде и Ярославне" , пьесу о Борисе Годунове "Царь Борис" (1868–1869). Григория Отрепьева нет среди действующих лиц, Борис получает известия о появлении сына Ивана Грозного. В пьесе упоминается молва о том, что Борис приказал извести царевича Дмитрия.

А.К. Толстой, один из группы авторов псевдонима "Козьма Прутков", написал поэму "Песня о Гаральде и Ярославне", пьесу о Борисе Годунове "Царь Борис" (1868–1869). Григория Отрепьева нет среди действующих лиц, Борис получает известия о появлении сына Ивана Грозного. В пьесе упоминается молва о том, что Борис приказал извести царевича Дмитрия.

Действие третье

Покой во дворце
Борис сидит перед столом, покрытым бумагами.


Борис

Нелепая, безумная та весть —

Не выдумка! Неведомый обманщик,

Под именем Димитрия, на нас

Идет войной; литовскую он шляхту

С собой ведет, и воеводы наши

Передаются в ужасе ему!

Кто этот вор, неслыханный и дерзкий?

Селения к нему перебегают —

Молвой Москва встревожена — его

Нам презирать нельзя! Доколь не сможем

Назвать его по имени, он будет

Димитрием в глазах толпы! Возможно ль?

Меня бродяга изменить заставит

Исконное решение мое!

Не благостью, но страхом уже начал

Я царствовать. Где ж свет тот лучезарный,

В котором мне являлся мой престол,

Когда к нему я темной шел стезею?

Где светлый мир, ценою преступленья

Мной купленный? Вступить на путь кровавый

Я должен был или признать, что даром

Прошедшее свершилось. Колебаться

Теперь нельзя. Чем это зло скорей

Я пресеку, тем мне скорее можно

Вернуться будет к милости.


Входит Семён Годунов.


Ну, что?

Что ты узнал? Кто этот человек?


Семён Годунов


Сам сатана, я думаю! Нигде

Я до следов его не мог добраться.

Под стражу мы людей довольно взяли,

Пытали всех; но ни с огня, ни с дыба

Нам показаний не дал ни один.


Борис

Мы знать должны, кто он! Во что б ни стало

Его назвать — хотя пришлось бы имя

Нам выдумать!


Семён Годунов


Найти такое можно.

Был в Чудове монах, Григорьем звали,

Стрелецкий сын, из Галича. Бежал

Недавно он и, пьяный, похвалялся:

«Царем-де буду на Москве!»

Борис

Зачем

Меня не известили?


Семён Годунов


Государь,

То был пустой, беспутный побродяга,

Хвастун и враль; монахи все ему

В глаза смеялися.


Борис


Но, может быть,

То он и есть?


Семён Годунов


Нет, государь, не он.

Тот вор умен, мечом владеть умеет,

А этот только бражничал да лгал.


Борис

Каких он лет?


Семён Годунов

Лет двадцати иль боле.


Борис

Куда бежал?


Семён Годунов

На Стародуб. Оттоль

Ушёл в Литву.


Борис

Как прозывался он?


Сёмен Годунов

Отрепьевым.


...


Христиан

Великий царь,

Дозволишь ли мне молвить?

Борис

Говори.

Христиан

Отец и царь! Уверен ли ты в том,

Что человек, который на тебя

Идет войной, — не истинный Димитрий?

Борис

В уме ль ты, королевич? Кто в тебя

Вселил ту мысль?

Христиан

Молва такая ходит —

За тайну мой советник Гольк сегодня

Мне повестил, что слышал где-то он:

Не сам царевич Дмитрий закололся,

Но был убит. Иные ж говорят,

Что не его убили, но другого,

Ошибкою. Один противоречит

Другому слух. Кто знает, государь,

Не скрыто ль что в сём деле от тебя?

И все ль тебе подробности известны

Димитриевой смерти? Может быть,

В те дни и вправду было покушенье

На жизнь его и спасся он? Я тотчас

Подумал, царь, что если в самом деле

Димитрий жив — ты первый поспешишь

Его признать!

Борис

И ты не обманулся.

Когда б нежданно истинный Димитрий

Явился нам — я первый бы навстречу

Ему пошел и перед ним сложил бы

Я власть мою и царский мой венец.

Но Дмитрий мёртв! Он прах! Сомнений нет!

И лишь одни враги Руси, одни

Изменники тот распускают слух!

Забудь о нем. В Димитриевой смерти

Уверен я.


...

Борис

Неладно — вижу я!

А кто виной? Бояре продают —

Да, продают меня!

Шуйский

Суди их Бог!

Борис

Им Божьего суда не миновать.

Но до того я в скорых числах буду

Их сам судить. Мстиславского меж тем

Я к рати шлю.

Шуйский

Ему и книги в руки.

Он старше всех. Голов там больно много.

Не прогневись, великий государь,

За простоту, дозволь мне слово молвить.

...

Шуйский

Нет, государь. Уж и не знаешь, право,

Кого хватать, кого не трогать? Все

Одно наладили. Куда ни сунься,

Все та же песня: царь Борис хотел-де

Димитрия-царевича известь,

Но Божиим он спасся неким чудом

И будет скоро…

Борис

Рвать им языки!

Иль устрашить тем думают меня,

Что много их? Но если б сотни тысяч

Меня в глаза убийцей называли —

Их всех молчать и предо мной смириться

Заставлю я! Меня царем Иваном

Они зовут? Так я ж его не в шутку

Напомню им! Меня винят упорно —

Так я ж упорно буду их казнить!

Увидим, кто из нас устанет прежде!

...
Черкасский

Что ж надо говорить?

Шуйский

А то, что было

При Федоре приказано: что Дмитрий

В недуге закололся.

Репнин

Вот как! Видно,

Уж он чиниться перестал. Да разве

Он казнями кого переуверит?

...

Входит Семен Годунов со стрельцами.

Семен Годунов

Бьем челом, бояре!

Вы, государи, Федор с Александром

Никитичи, по царскому указу

Под стражу взяты!

Федор Никитич

Мы? Под стражу взяты?

За что?

Семен Годунов

За то, что извести хотели

Царя и государя колдовством.

Довёл на вас ваш казначей Бортенев.

Коренья те, что вы уж припасли,

Он предъявил.


...

Покой во дворце
Борис

(один)

«Убит, но жив»! Свершилось предсказанье!

Загадка разъяснилася: мой враг

Встал на меня из гроба грозной тенью!

Я ждал невзгод; возможные все беды

Предусмотрел: войну, и мор, и голод,

И мятежи — и всем им дать отпор

Я был готов. Но чтоб воскрес убитый —

Я ждать не мог! Меня без обороны

Застал удар. Державным кораблем

В моей спокойной управляя силе,

Я в ясный день на бег его глядел.

Вдруг грянул гром. С налету взрыла буря

Морскую гладь — крутит и ломит древо

И парус рвет… Не время разбирать,

Чей небо грех крушением карает, —

Долг кормчего скорей спасти корабль!

Беда грозит — рубить я должен снасти!

Нет выбора — прошла пора медлений

И кротости! Кто враг царю Борису —

Тот царству враг! Пощады никому!

Казнь кличет казнь — власть требовала жертв —

И, первых кровь чтоб не лилася даром,

Топор всё вновь подъемлется к ударам!


...

Борис

Прежде ж

Чем Дмитриева мать, царица Марфа,

Свидетельствовать будет на Москве,

Что сын ее до смерти закололся

И погребен, ты выедешь на площадь

И с Лобного объявишь места: сам-де,

Своими-де очами видел ты

Труп Дмитрия, — и крестным целованьем

То утвердишь. Меж тем я со владыкой

Велел везде Отрепьеву гласить

Анафему: в церквах, в монастырях,

На перекрестках всех, его с амвонов

Велел клясти! Быть может, вразумится

Чрез то народ.

Шуйский

Навряд ли, государь.

Не в гнев тебе, а диву я даюся,

Как мало страху на Москве!

Борис

Досель?

Шуйский

Ты кой-кого и пристрастил, пожалуй,

А все же…

Борис

Ну?

Шуйский

Да что, царь-государь!

Хоть бы теперь: Романовых под стражу

Ты взять велел. И поделом. Да разве

Они одни?

Борис

Другие также взяты.

Шуйский

Кто, государь? Черкасский с Репниным?

Да Сицкий-князь? Всего три человека!

А мало ль их? И думают они:

Всех не забрать!

Борис

Так думают у вас?

Так ведайте ж: что сделано досель —

Одно лишь вам остереженье было,

Острастка то лишь малая была —

Гнев впереди!

(Уходит.)


Шуйский

(один)

Святая простота!

Дает понять: тебя насквозь я вижу,

Ты заодно с другими! А меж тем,

Что ни скажу, за правду все примает.

Боится нас, а нам грозит. Борис

Феодорыч, ты ль это? Я тебя

Не узнаю. Куда девалась ловкость

Твоя, отец? И нравом стал не тот,

Ей-Богу! То уж чересчур опаслив,

То вдруг вспылишь и ломишь напрямик,

Ни дать ни взять, как мой покойный дядя,

Которого в тюрьме ты удавил.

Когда кто так становится неровен,

То знак плохой!

(Уходит.)

...

Действие четвертое

Красная площадь с лобным местом
Несколько переодетых сыщиков.


Главный сыщик

(наряженный дьячком)


Сейчас народ повалит из церквей!

Вмешайтеся в толпу; глаза и уши

Насторожить! Сегодня панихида

Царевичу Димитрию идёт,

Отрепьева ж клянут; так будут толки!


Второй сыщик

(в одежде купца)


Какие толки! Всяк теперь боится

Промолвиться.

Первый

А мы на что? Зачем

Двойную нам награду обещал

Семён Никитич? Зачинайте смело

Тот с тем, тот с этим разговор, прикиньтесь,

Что вы к Москве Отрепьевым тем тайно

Подосланы; когда ж кто проболтнется —

Хвать за ворот его! А если будет

Кому из вас нужна подмога — свистом

Подать маяк! Ну, живо, рассыпайтесь!

Идёт народ!


Толпа выходит из церкви.


Один посадский


Великий грех служить

Живому человеку панихиду!


Другой


Тяжёлый грех!


Третий

А кто же тот Отрепьев,

Кому они анафему гласили?


Первый


Монах какой-то подвернулся.


Второй


Что ж,

Какое дело до того монаха

Царевичу Димитрию?


Первый


Молчи!

Нас слушают.


...


Сыщик

(таинственно)


Одна надежда ноне —

Царь Дмитрий Иоаннович. Не терпит

Ни немцов он, ни англичан. Пусть только

Пожалует!


Купец


А что?


Сыщик


Подмётный лист

Попался мне: всех, говорит, купцов

От пошлин свобожу!


Купец


Подай-то Бог!


Сыщик

(хватает его за ворот)


Так вот ты как! Так ты стоишь за вора?

Эй, наши! Эй!


Сыщики бросаются на купца.


...


Шуйский

(с Лобного места)


Народ московский!

Вам всем: гостям и всем торговым людям,

Всем воинским, посадским, и слободским,

Митрополичьим всем, и монастырским,

И вольным, и кабальным всяким людям,

Я, князь Василь Иваныч Шуйский, бью

Напред челом!


(Кланяется на все стороны.)


Вам ведомо, что некий

Еретик злой, расстрига, чернокнижник

И явный вор, Отрепьев Гришка, Бога

Не убоясь, диаволу в угоду,

Дерзнул себя царевичем покойным,

Димитрием Иванычем назвать…


Ропот.


И с помощью литовской рати ныне

Идёт к Москве, а с ним немало наших…

Из Северской земли…

Один

Слышь, с ним и наши!


Шуйский


Изменников. И хочет он, расстрига,

Великого, почтенного от Бога

Царя Бориса Федорыча свергнуть,

И церковь православную попрать,

И вовлекти в латинскую нас ересь.

Что ведая, великий государь

Мне повелел вам повестить сегодня

Все, что своими видел я очами,

Когда, при Федоре-царе, посылан

Я в Углич был, чтоб розыск учинить:

Как там царевич Дмитрий Иоанныч

Упал на нож и закололся.

Другой

Знаем!

Третий

Слыхали то!


Шуйский


И по приезде мы,

С Андреем со Петровичем, в собор

Отправились, с Луп-Клешниным, и там

Увидели младенца бездыханна,

Пред алтарем лежаща, и его

Пресечена была гортань.


Третий

(вполголоса)


Да кто же

Младенец был?


Шуйский


Что Гришка же Отрепьев

Не Дмитрий есть, а некий беглый вор,

От церкви отлученный и проклятый, —

В том я клянусь и крест на том целую,

И не видать мне царствия небесна,

И быть на Страшном Божием суде

Мне прокляту, и в огнь идти мне вечный,

Когда солгал!

(Целует свой тельный крест).


Первый

Да в чем же он клянется?


Второй

Что Дмитрий не Отрепьев.


Третий


Без него

Мы знаем то!


Первый


Постой, он говорит!


Шуйский


И ведомый еретик тот и вор

Великого, почтенного от Бога

И милосердного царя Бориса

Кусательно язвит, а от себя

Вам милостей немало обещает,

И Юрьев день обратно вам сулит.

И вам велит великий государь

Тому расстриге веры не давать;

А кто поверит или кто посмеет

Сказать, что он есть истинный Димитрий, —

Великий царь тому немедля вырвать

Велит язык. Я всё сказал — простите!

(Кланяется и сходит с Лобного места).


Молчание в народе.


Один

Вот те и речь!


Другой

К чему он вел её?


Третий

Знать, близко тот.


Первый

И наших с ним довольно.


Покой во дворце с низким сводом и решетчатым окном
Вдовая царица Мария Нагая, во иночестве Марфа, одна.


Марфа


Четырнадцать минуло долгих лет

Со дня, как ты, мой сын, мой ангел Божий,

Димитрий мой, упал, окровавленный,

И на моих руках последний вздох

Свой испустил, как голубь трепеща!

Четырнадцать я лет все плачу, плачу,

И выплакать горючих слез моих

Я не могу. Дитя моё, Димитрий!

Доколь дышу, всё плакать, плакать буду

И клясть убийцу твоего! Он ждёт,

Чтоб крестным целованьем смерть твою

Я пред народом русским утвердила —

Но кто б ни был неведомый твой мститель,

Идущий на Бориса, — да хранит

Его Господь! Я ни единым словом

Не обличу его! Лгать буду я!

Моим его я сыном буду звать!

Кто б ни был он — он враг тебе, убийца, —

Он мне союзник будет! Торжество

Небесные ему пошлите силы,

Его полки ведите на Москву!

Иди, иди, каратель Годунова!

Сорви с него украденный венец!

Низринь его! Попри его ногами!

Чтоб он, как зверь во прахе издыхая,

Тот вспомнил день, когда в мое дитя

Он нож вонзил! Но слышатся шаги —

Идут! Меня забила дрожь, и холод

Проникнул в мозг моих костей — то он!

Убийца тут — он близко, матерь Божья!

Дай мне владеть собой!


...


Марфа


Мой сын

Тобой убит. Судьба другого сына

Послала мне — его я принимаю!

Димитрием его зову! Приди,

Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!

Приди убийцу свергнуть твоего!

Да, он придет! Он близко, близко — вижу,

Победные его уж блещут стяги —

Он под Москвой — пред именем его

Отверзлися кремлёвские ворота —

Без бою он вступает в город свой —

Народный плеск я слышу — льются слезы —

Димитрий царь! И к конскому хвосту

Примкнутого тебя, его убийцу,

Влекут на казнь!


Царица


Пророчит гибель нам

Твоя гортань?

(Схватывает зажженную свечу и бросается с нею на Марфу.)


Так подавись же, сука!


Борис

(удерживая ее, к Марфе)


Отчаянью прощаю твоему.

Размыслишь ты, что месть твоя не может

Царевича вернуть, но что в твоей,

Царица, власти помешать потокам

Кровавым течь и брату встать на брата.

Не мысли ты, что до Москвы без боя

Дойдет тот вор! Нет, он лишь чужеземцев

К нам приведёт! Раздор лишь воспалит он!

Утраченный тебе твой дорог сын;

Но менее ль тебе, царица, дорог

Покой земли? Молчанием своим

Усобице откроешь ты затворы,

Тьма бед, царица, по твоей вине,

Падет на Русь! За них пред Богом будешь

Ты отвечать. О том раздумать время

Даю тебе — прости! Свети мне, Марья!

(Уходит с царицей.)


Марфа

(одна)


Ушли — и жало жгучее уносят

В своих сердцах! Я ранила их насмерть,

Я, Дмитриева мать! Теперь их дни

Отравлены! Без сна их будут ночи!

Лишь от меня спасения он ждал —

Я не спасу его! Пусть занесенный

Топор падет на голову ему!

Прости, мой сын, что именем твоим

Я буду звать безвестного бродягу!

Чтоб отомстить злодею твоему,

На твой престол он должен сесть; венец твой

Наденет он; в твой терем он войдет;

Нарядится он в золото и в жемчуг —

А ты, мой сын, мое дитя, меж тем

В сырой земле ждать будешь воскресенья,

Во гробике! О Господи! Последний

Ребенок нищего на Божьем солнце

Волен играть — ты ж, для венца рожденный,

Лежишь во тьме и в холоде! Не время

Твои пресекло дни! Ты мог бы жить!

Ты вырос бы! На славу всей земле

Ты б царствовал теперь! Но ты убит!

Убит мой сын! Убит, убит мой Дмитрий!

(Падает наземь и рыдает).


Семён Годунов

(читает)


«Великий князь и царь всея Русии

Димитрий Иоаннович, тебе,

Борису Годунову! От ножа

Быв твоего избавлены чудесно,

Идем воссесть на царский наш престол

И суд держать великий над тобою.

И казни злой тебе не миновать,

Когда приимем наши государства.

Но если ты, свою познавши мерзость,

До нашего прихода с головы,

Со скверный своея, сам сложишь

Наш воровски похищенный венец,

И в схиму облечешься, и смиренно

Во монастырь оплакивать свой грех

Затворишься, — мы, в жалости души,

Тебя на казнь не обречем, но милость

Тебе, Борису, царскую мы нашу

Тогда явим. Путивль, осьмого марта».

Борис закрыварт лицо руками.


Семён Годунов

Тебя кручинит этот дерзкий лист?


Борис


Не оттого, что после всех трудов

И напряженья целой жизни тяжко

Лишиться было б мне венца! Всегда

Я был готов судьбы удары встретить.

Но если он мне милость предлагает,

Рассчитывать он должен, что вся Русь

Отпасть готова от меня! И он,

Быть может, прав. Те самые, кто слезно

Меня взойти молили на престол,

Они ж теперь, без нуды и без боя,

Ему предать меня спешат! И здесь,

Здесь, на Москве, покорные наружно,

В душе врагу усердствуют они!

А что я сделал для земли, что я

Для государства сделал — то забыто!

Мне это горько.

Семен Годунов

Государь, что может

Тот наглый вор?..


Борис


Таким его считал я,

Таким считать велит его рассудок —

Но после всех невзгод моих невольно

Сомнения рождаются во мне.

Свидетеля мне надо, кто бы видел

Димитрия умершим!


Семён Годунов

Но царица

Созналася…


Борис


Сознание её

Могло испугом вынуждено быть.

Я ведаю, что было покушенье,

Но знать хочу: была ли смерть?


Семён Годунов


Его

Василий Шуйский мёртвым видел…


Борис


Шуйский!

Могу ли верить я ему?


...


Борис


Русскою землею,

Блюсти ее, на царство я избран!

В невзгоды час с престола моего

Я не сойду, как скоморох с подмосток!

С мечом в руках, не с чётками, я встречу

Врага земли!


Клешнин


Земля тебя клянет!

А враг у нас с тобой один: оружью

Он твоему смеется! С ним сразиться

Ты можешь, только павши ниц во прах

Перед крестом!


Борис


Когда придёт мой час,

Я принесу за грех мой покаянье.

Теперь грозу я должен встретить. Если

Тебе еще что ведомо в сём деле,

Скажи мне всё!


Клешнин


Я всё тебе сказал.

Убийца ты. Волхвы тебе когда-то

Семь лет царенья предсказали. Близок

Твой смертный час. Прости — я ухожу.

От инока от Левкия прими

Благословенье днесь.

...

Борис

(к боярам)

Блюдите вашу клятву!

Вам ясен долг — Господь карает ложь —

От зла лишь зло родится — все едино:

Себе ль мы им служить хотим иль царству —

Оно ни нам, ни царству впрок нейдет!

Царица

(кланяясь в ноги)

Свет-государь! Прости меня, в чем я

Грешна перед тобой!

Борис

Мой меркнет взор…

Ксения

О Господи! Будь милостив к нему!

Борис

Простите все! Я отхожу, сын Федор,

(встает)

Дай руку мне! Бояре! Вот ваш царь!

(Падает в кресла.)

Занавес опускается.


1868–1869


КОЗЬМА ПРУТКОВ

Алексей Михайлович Жемчужников (11 [23] февраля 1821, Почеп, Мглинский уезд, Черниговская губерния — 25 марта [7 апреля] 1908, Тамбов, похоронен в Москве) — русский лирический поэт, сатирик и юморист. Один из создателей образа Козьмы Пруткова.

Происходил из старинного дворянского рода Жемчужниковых — сын сенатора Михаила Николаевича Жемчужникова (1788—1865) от брака его с Ольгой Алексеевной Перовской (1799—1833). Приходился племянником известному писателю Антонию Погорельскому, двоюродным братом Алексею Константиновичу Толстому.

Вырос в родовом имении Павловка под Ельцом, короткое время учился в Первой Санкт-Петербургской гимназии и в 1835 году был переведён в Училище правоведения. После окончания училища в 1841 году служил в Сенате; участвовал (вместе с Д. Н. Бегичевым и своим «лучшим другом» В. А. Арцимовичем) в сенатских ревизиях Орловской и Калужской губерний и таганрогского градоначальства. В 1847 году, после отпуска проведённого за границей, перешёл на службу в министерство юстиции, а в 1849 году в Государственную канцелярию; был помощником статс-секретаря Государственного совета.

В 1858 году вышел в отставку и жил в Калуге, Москве и во 2-й половине 1860-х годов — начале 1870-х — за границей, преимущественно в Германии, Швейцарии, Италии и на юге Франции. С 1884 года проживал только в России.

Вернувшись в Россию, главным образом остаётся в Тамбове и Тамбовской губернии, в имении своего зятя Михаила Баратынского (племянника поэта Евгения Баратынского) в селе Ильинка (Ильиновка) Кирсановского уезда (ныне — село Ильинка Уметского района Тамбовской области).

Литературный дебют состоялся в 1850 году; в журнале «Современник» (№ 2) была опубликована его комедия «Странная ночь». Кроме «Современника» Жемчужников также печатался в журналах «Отечественные записки», «Искра» и других. Совместно с братьями Владимиром и Александром, и двоюродным братом Алексеем Толстым создал литературный псевдоним Козьмы Пруткова.

В период 1859—1869 годов А. М. Жемчужников не печатался и почти не писал, как он объяснял впоследствии, опасаясь стать «подголоском» Н. А. Некрасова. Затем постепенно, особенно после возвращения в Россию в 1884 году, начал возвращаться в литературу. Первая книга стихотворений Жемчужникова была издана лишь в 1892 году (в 2-х томах, с портретом автора и автобиографическим очерком) и была отмечена поощрительной пушкинской премией в 1893 году. В 1900 году, к 50-летию его литературной деятельности, вышел в свет новый сборник Жемчужникова «Песни старости». В том же году он был одним из первых (вместе с Толстым, Чеховым, Кони и другими) избран почётным академиком Петербургской академии наук по разряду изящной словесности.

В октябре 1871 года, находясь в Германии, написал стихотворение «Осенние журавли» («Здесь под небом чужим»), посвященное нежно любимой жене, медленно умиравшей от чахотки. Положено на музыку в начале 1920-х годов. Музыку написали Александр Вертинский и Ежи Петерсбурский — автор танго «Утомлённое солнце» и вальса «Синий платочек». Один из самых известных ностальгических романсов.


Информсправка о Жемчужникове: по материалам Википедии