Чтобы о их мытарствах знали их потомки

Весть об окончании войны принёс мне Витька Черемисин.  На попечении мамы была небольшая отара ценных мериносовых овец. Овцы на опушке берёзового колка пощипывали, только что выбравшуюся на белый свет, травку. Мамка с тётей Шурой, нашей соседкой, сидели на зелёной лужайке, залитой весёлым светом майского солнца. Сияя всеми веснушками от счастья, подлетел я к мамке, выпалив новость: "Мамка, война закончилась!"                Вопреки ожиданиям, на лицах матери и тёти Шуры  отблесков счастья не увидел.
Причину их апатии  понял позже: знали они, что им их красавцев-мужей победа не вернёт, а всякие дяди Вани и Григории Степановичи как «мурдовали» их, так и будут «мурдовать».
В те годы каждый трудоспособный житель села обязан был в течение года выработать не меньше  ста сорока трудодней. Тот, кто не укладывался в этот минимум, становился кандидатом на поездку в город Горький. И там, выбагривая из реки набухшие водой брёвна, в течение года смывать с себя позорное звание "тунеядец".
   
    А кто в бригаде распределяет работы? Бригадир. То есть Иван Тимофеевич или Григорий Степанович. Будут у тебя к концу года те самые сто сорок трудодней или нет, зависело от того, на какую работу они тебя поставят. Правда, поедешь ли  в город Горький, было ещё вилами на воде писано. Колхозу самому нужны были рабочие руки. Имелась и более веская причина, делающая вдов покорными исполнительницами прихотей бригадиров.

    У вдовушки малые детки в нетопленной избе стынут. У неё голодная коровушка мычит в хлеву. Чтобы привезти дрова из леса или сена с дальнего луга, вдове нужен транспорт. К кому пойдёт она со своими заботами? К бригадиру! Потому как всем гужевым транспортом и всей тягловой силой в колхозе распоряжаются бригадиры.  И вот, проникнувшись заботами вдовы, её бригадир Иван Тимофеевич говорит: "На этой неделе ничем я тебе помочь не смогу. Надо ж дать!"  А у вдовы детишки в стылой избе. За неделю они и заболеть от переохлаждения могут. И коровёнка с голодухи к концу недели на ноги вставать перестанет. И вот вдова решается — раз уж надо дать, так придётся.                —Ты, Ваня,-говорит она своему патрону,- нынче вечером к моей соседке Шуре приходи. Её свекровь нынче ночью моим детям сказки рассказывать будет.                А кто же не знает: где интим — там и беременность, где беременность — там и аборты.

    Аборты в те годы были под строгим запретом. Поэтому женщины делали их друг другу сами. Если операция и не заканчивалась летальном исходом, то всё  равно страдания абортированной были ужасны.
Чтобы мы не видели  страданий матери, чтобы не слышали её воплей, тётя Ефимия,
(сестра мамы) забирала нашу мамку на время «недуга» к себе домой. Нам говорили, что у мамки сердце разболелось.                Из-за мамкиной "сердечной"болезни мне приходилось сносить обиды со стороны родственников дяди Вани. Интим между чужими друг другу людьми  был делом позорным, и сверстники мои с моим честолюбием не считались. 

    Один бесшабашный парень, Пашка Абаимов, подбивал клинья к моей двоюродной сестре Нинке. Стремясь добиться моего расположения, Пашка подарил мне свою финку. У ножа была красивая рукоятка из цветного плексигласа. Но финку в кармане я носил не для того, чтобы перед ребятами хвастать. Я вынашивал план мести. Дядей  Ваней, при мне, было сказано, что на войне только дураки умирают, а кто по умнее, домой живыми возвращаются. Поэтому, считал я, дядя Ваня заслуживает смерти. Я хотел,  за страдания моей матери , и за поношение чести моего отца, мстить.
Я понимал, что с дядей Ваней мне не справиться. Поэтому так размышлял: выберу момент, когда можно будет подойти вплотную,  суну дяде Ване финкой в живот. От боли он согнётся, и тогда  через его спину всажу финку в его поганое сердце. А когда дядя Ваня будет подыхать скажу: "Дураки умирают не только не войне, но и дома тоже!"
    Через неделю Пашка догадался, что для пятнадцатилетнего --пацана финка — плохой подарок, и нож у меня забрал.

   Я что-то уже понимал и на свою мать не злился. А вот Колька Железнов  прощать не умел, но мстил своей матери: постоянно хамил ей, а когда подрос, начал пить. Потом в Жигулёвск уехал.               

    Уважаемый читатель, грязь на эти страницы я вылил не потому что, горю желанием мёд побед подпортить ложкой дёгтя.. Я поднять наших мам на высшую ступень пьедестала хочу. Хочу, чтобы жертвенность наших матерей, как и доблесть наших отцов, была видна самым дальним их потомкам.