Едкий дым

Этот дым, который въедается в кожу, в одежду, в волосы, в сознание. Что же ты так мешаешь? Ты заполнил всё пространство непроветриваемого вакуума. Люди от тебя звереют. И что там люди — техника выходит из-под контроля. Даже музыка выходит из-под контроля. Очнись, что же ты делаешь?

      Вот те четверо — вчера их ещё можно было назвать парнями, — без устали ругаются. Желчные, бородатые, лохматые. И год, и два они были такими, но держали себя в узде. Что же стало? Они постарели, превратились в сварливых старичков, готовых накинуться друг на друга и перегрызть глотки. Какие же вы едкие, как дым.

      Вот первый, тот, что с бородой, чёрной, как смоль, она старит его лет на тридцать, — Пол МакКартни. Он возомнил себя главным. Кричит, ругается, иногда впадает в истерику и хлопает дверьми. Поначалу коллеги вздрагивали, а потом... Дым, ты ли делаешь людей сумасшедшими?

      Второй, в очках — это Джон Леннон. Он привел в студию стерву и, когда МакКартни, уходя, хлопает дверью, танцует с девушкой вальс. Леннон изнемогает от желания ударить МакКартни по лицу. Высказывая своё желание, он получает ответ: «Ну так бей». Но Джон сдерживается. Лицемер, — влияние дыма.

      Те двое, усатые — Ринго Старр и Джордж Харрисон. Они сохраняют нейтралитет. Это они советуют Джону ударить МакКартни, если уж так чешутся руки. И молчат. И редко курят, выпуская изо рта белый, словно фосфорный, дым.

      Так сложилось, что в английских семьях празднуют Рождество, а не Новый год, и, как правило, объединяют праздники в один. Поэтому тогда, тридцать первого декабря, они сильно задерживались. Запись снова не ладилась, МакКартни и Леннон снова ругались, дым лез и в нос, и в глаза, и в уши.

      И вроде бы удар пришёл оттуда, откуда его не ждали. Пол и Джон вздорили опять, да так, что изо рта, как дым, шёл пар. Хотя и головы дымились, а у окружающих дыбом стояли волосы. Кричали так, что слов уже никто не разбирал. Пол топал ногами, как ребёнок, пытаясь добиться чего-то. Джону хотелось взяться за волосы МакКартни и вырвать их. Но лишь бил рукой по столу, на котором расположились пепельницы. И пепел взлетал и кружился вьюгой, как пыль, как дым.

— А вы что вечно в стороне стоите? — Пол посмотрел на Ринго и Джорджа, находящихся за спиной Джона. Джордж натирал скрипящие струны, скользя тряпкой по грифу, Ринго волочил из угла в угол стулья и барабаны. — Даже нас разнять не попытаетесь?
— Просишь спасательный круг, Пол? — не поднимая глаз, буркнул куда-то в гитару Джордж. Пол никогда не обращал внимания на оставшуюся часть группы, которую уже давно сбрасывал со счетов.
— Да какой еще круг?! Вам же всё равно, вы же инфантильные! — Пол, скорее, громко говорил, чем кричал, иногда срываясь на высокие ноты, словно ломающимся голосом.
— Может, индифферентные? — Джордж был спокоен, как удав.
— Да без разницы! Я... — Полу не дали договорить: была брошена первая дымовая шашка.
— Слушай, Макака... у, бр-р, тьфу, МакКартни!.. — обычно рассудительного Ринго тоже перебили, и это был не Леннон, усмехнувшийся в духе «Вот они: оговорки по Фрейду», а взрыв ещё одной дымовой шашки.

От спокойного Джорджа Мартина такого никто такого не ожидал. Полтора года он винил себя в смерти менеджера группы — Брайана Эпстайна — всё развивалось бы иначе, был бы он жив. И впервые он не выдержал — может, ещё потому, что кроме группы и его самого в студии никого не было, и сбалансировать эмоции никто не мог. Может, в голову продюсера просто ударил дым.

— А теперь послушайте меня все, — сказал он в микрофон из рубки, и колонки, к которому тот микрофон был приведён, с непривычки запищали. — Я ухожу. Мне надоело. Вы низкие люди. Падаль. Одумаетесь — зовите обратно. До свидания. — взгляд Мартина, которым он в последний раз в этом году окинул опешивших музыкантов, словно дымился и одновременно испепелял их всех.

      МакКартни почесал затылок. Падаль. Ничтожество. Это экзотика. Так непривычно и удивительно слышать это от интеллигентного рафинированного Джорджа. Неожиданно вспылил. Задымил.

— Это все из-за тебя, Пол, между прочим! — налетел на Пола Ринго.
— Кто бы говорил! Назвал меня макакой и не стыдится! — Пол в то мгновение был очень похож на девчонку: надул губы, гордо отвернулся и задрал нос, сложил руки на груди. Это констатировал Джон.
— Знаешь, что? Отныне вообще не будешь меня терпеть. Ухожу и я! —  Пол по обыкновению пошел в сторону двери, вот-вот он хлопнет ею опять, но та... была заперта. Джон захохотал, затем смех перебросился и на Джорджа с Ринго. Лицо Пола покраснело, а из ушей как будто валил пар. Хотя он столько курит, что удивительно, почему именно пар.
— В студии был телефон, — МакКартни хватался за нитки. — Я позвоню, и нас вызволят.
— Ты сильно отстал от жизни, Пол, — Джордж протирал гитару, и то, что он находится в одном помещении с якобы заклятыми врагами, его не тревожило, — его позавчера унесли.

      Пол приставил палец к подбородку. Что же делать, что же делать, вероятнее всего, думал он. Дома ждали к псевдопраздничному столу, причем, всех четверых, но заботило это только МакКартни. Мужчина прижался спиной к двери и сполз вниз. Он начал разглядывать забросанную мусором и едой студию, с серыми, словно сожженными пожаром, стенами, по которой даже мошки не летают: травятся густым концентрированным дымом.

      Джон уселся на стул, открыл какую-то книгу и закурил.

— Нас дома ждут, — тихо произнес Пол, как будто вот-вот и заплачет.
— И что ты нам предлагаешь? — Джон оторвал взгляд от книги и вперил его в Пола. — Поджечь студию, чтобы нас было видно с самолётов?
— Да, прекрасная идея, Джон, — отозвался Ринго.
— Думаешь? Хорошо, так и сделаем, — Джон достал из кармана зажигалку, проверил её и начал искать легковоспламеняющиеся предметы в студии и решил начать с бумаг.
— Ты идиот?! — воскликнул МакКартни, приподнимаясь с места.
— Ага-а-а, — протянул Джон, словно этому хотя бы немного, но радуясь. — Ты только представь: Битлз горят! Как много будет дыма!

***

Хотелось есть, пить, курить. Было неприлично поздно, слишком неприлично, чтобы не хватиться о пропавших битлах. И даже не верилось, что с минуты на минуту, — если не уже, — наступит Новый год. А они так и не успели нарядить студию. Сейчас они лежали на полу, смотрели в потолок, думали о своём и передавали по кругу сигарету: осталось всего три. И, разумеется, выпускали едкий голубоватый дым.

— Всё, что я хочу на Рождество — бутылка... — внезапно затянул Ринго одну из их давних рождественских песенок.
— ...бутылка... — по старой памяти подхватили бэк-вокал Пол и Джордж.
— ...водки, — продолжил Джон.
— Или хотя бы воды, — сказал Ринго, с кем все согласились.
— Я помню все наши новогодние записи, — мечтательно произнес Пол.
Джордж расхохотался.
— Ты чего? — удивился МакКартни, видимо, подумав, что сказал что-то не так.
— Я вспомнил новогоднюю "Yesterday", — объяснил Джордж причину своего смеха. Каждый из музыкантов улыбнулся, погрузившись в воспоминания. Джон встал и направился к роялю. Подняв покрытую пылью крышку, Джон стал еле-еле водить по клавиатуре пальцами.
— «...Christmas Time Is Here Again! Christmas Time Is Here Again! Christmas Time Is Here Again!», — пропел Пол. — А что было дальше?
— «Ain’t been round since you know when», — напомнил Джон.
— А ещё было «Рождество повсюду», — напомнил Ринго. «Ага», — в унисон протянули все остальные.

      Повисло молчание, кружась и танцуя, как голубой сигаретный дым.

— Оп! Уже наступил новый год! — все повернулись на Ринго, рассматривающего циферблат часов.   
— Ребята-а! Мы же забыли записать новогоднее поздравление! — осенило Пола. — Давайте, давайте запишем сейчас! — он вскочил с пола от восторга.
— Нет, Пол, поздно, надо было раньше, — Джон водил пальцами то по белым, то чёрным клавишам. Вот и дым такой: то белый, то чёрный.

— Как же здорово было раньше... — Пол смотрел в потолок, словно сквозь него, на похожие на дым ночные, новорожденные облака.
— И как жаль, что ничего этого не вернуть, — Джон встал, подошёл к двери и между делом дёрнул ручку. Дверь вдруг поддалась, отворилась, и Джона обхватили маленькие ручки его любимой женщины.
— О боже, как же ты так долго взаперти? — Йоко покрывала лицо Джона поцелуями. В комнату зашел Мартин.
— Извините. Я совсем про вас забыл. Выходите, ребята, — битлы встали и направились к выходу.

***

      Утро первого января ни в коем случае не пригодно для каких-либо встреч, поэтому сессию записи назначили на второе. Первым в студию зашёл Мартин и заметил на столе кассету. Он включил запись и услышал добрый голос Пола, поющий: «Счастливого Нового года и Рождества, счастливой Пасхи и осени всем вам. Хочу пожелать вам счастливого перехода от 1968-ого года к 69-ому...»

Мартин показал пластинку тем четверым: лохматым, очкастым, бородатым, усатым. И, разумеется, попросил прощения за вчерашние слова.

И это было так давно, так давно, что это все растворилось и в памяти, и во времени, как в воздухе растворяется едкий дым.
 

Декабрь 2015