Лошадь

      
      Почему "Лошадь"? Не очень удачный заголовок. Можно назвать и по-другому, но я оставлю как есть. Здесь не о лошади, хотя и о ней тоже.

      В январе 2024-го, уходящего года, исполнилось 80 лет со дня снятия блокады Ленинграда. Мне вспомнился рассказ, написанный мною давно, можно сказать, по горячему следу, после служебной командировки в Ленинград. Меня попросили передать небольшую посылочку тёте Наташе. Тётя Наташа  жила недалеко от Нарвских ворот на Балтийской улице.

      Этот рассказ в память о тёте Наташе Боровченковой.

               
                ***

      Жара. Особенная жара в это время в Ленинграде. Влажно. Душно. Плавится асфальт. Первый раз в Ленинграде и сразу попасть в эту жару и в эти узенькие улочки, кажется, петровских времён, с немыслимо узенькими тротуарами. Ни одного деревца. Серые раскалённые дома. Булочная. Молоко. Аптека. Кассы. Дома вдоль улочки стоят сплошной стеной. Становится тяжело дышать.

      Вот и он – угловой трёхэтажный дом. С одной стороны дома окна первого этажа совсем невысоко от тротуара, с другой стороны дома – балконная дверь, выходящая прямо на улицу. Кажется, что дом врос в асфальт. Я ещё не знала, что мне нужно именно в эту угловую квартиру на первом этаже.

      А вдруг никого нет дома? Тогда снова придётся возвращаться этими разгорячёнными улицами. Нет, открывается дверь. Один шаг – никаких ступенек, прямо с улицы попадаешь в тёмную прохладу, пахнущую газом, углем и керосином одновременно. Столетний запах всех времён обосновался в коммунальной квартире с высоченными потолками и толстенными стенами. После уличной жары кажется, что в квартире не прохладно, а холодно.

      Тётя Наташа ждала меня. Маленькая, сухонькая, благожелательная, говорливая, оставшаяся и выжившая в блокадном Ленинграде всей своей немаленькой семьей. Вместе с ней оставались в городе трое детей. У тёти Наташи обе челюсти вставные и они клацают, как кастаньеты, когда она говорит. Очень быстро этого клацанья уже не замечаешь. А говорит она, не останавливаясь ни на секунду. Может быть, она старается меня развлечь, чтобы я не заскучала. Или она сама заскучала по собеседнику?

      Она спрашивает, где я была в Ленинграде, что видела. Внимательно слушает. Если заходит разговор о ценах, то она очень быстро переводит цены на старые деньги и только после этого может сказать - дорого это или нет. Не может привыкнуть к новым деньгам. Уже четыре года, как прошла денежная реформа, а для тёти Наташи остались в ходу старые деньги.
Она сразу начинает рассказывать, как выживала семья в блокадном Ленинграде. Для неё это не давнее время, а вот оно – только что было. Всё свежо в памяти, и ничего не забывается.
      
      Как, как они смогли выжить?

      – Лошадь выручила, – читает мои мысли тётя Наташа.
Я не спрашиваю тётю Наташу об этом. Она сама мне рассказывает.
Рассказывает и показывает, где у них были в квартире тайники с продуктами. Тайники остались ещё от старого режима. В этой квартире до революции  была продовольственная лавка. С улицы мне казалось, что это балконная дверь. Теперь я вижу – это дверь из лавки на улицу.  Дверь навсегда закрылась ещё в революцию.
Но и семья придумала тайник. На стене простенький коврик, похожий скорее на покрывало. Но он закрывает тайник в стене. Тётя Наташа снимает коврик, за ним в стене ниша с полками  на ширину банки. И сейчас полки заставлены пустыми трёхлитровыми банками.

      – Мы в то лето наварили много варенья, оно и выручило. Нас обокрали. Тайник был опустошён. Другие тайники воры не нашли. В тот злосчастный день всех горожан вывезли рыть окопы. Оставалась в городе только милиция. В тот день обокрали не только нас.

      Дочка у тёти Наташи работает на обувной фабрике «Скороход». Младший сын работает токарем на «Красном треугольнике», а вот старший сын Серёжа – её гордость, работает директором ресторана.

      – Как пошёл с войны продуктами заниматься, так и после войны – по этой линии. Карточки в войну отоваривал. Он у нас отвечал за продукты. И такой  ловкий был. Сидел как-то за столом, читал книжку, – она подводит меня к письменному столу возле окна в другой комнате.

      Из окна видна та самая узенькая улочка, по которой я недавно по жаре искала дом.

      – По улице еле-еле шла одинокая лошадь, везла какую-то повозку и вдруг лошадь упала. Она упала замертво на глазах Серёжи.

      Дальше произошло то, что Серёжа ни вспомнить, ни объяснить толком не мог. Какое-то время он смотрел на эту упавшую лошадь, на пустынную улицу, ничего не соображая. Из всех окон, видимо, тоже смотрели на эту лошадь.
Мальчик выскочил на улицу с ножом в руке. Он не помнил, как схватил нож на кухне. Ему удалось отрезать большой кусок от лошадиной ноги. Он подбежал к лошади самый первый. Через минуту изо всех домов бежали люди. Когда он вернулся в дом и посмотрел на улицу – улица была пуста. От лошади ничего не осталось.

      – К тому времени у нас уже закончились продукты. Эта лошадь нас спасла, –  добавила тётя Наташа.

      Мне пора уходить.

      Тётя Наташа дарит мне бежевые летние туфли фабрики «Скороход»:
– Посмотри, какие они добротные! Внутри подкладка кожаная. Прошиты.
Туфли моего размера. Добротные. Сверху блестящие заклёпки держат кожаную полоску, украшающие туфли. Заклёпки заходят внутрь, и я понимаю, что они будут натирать ногу. Ох, уж эта фабрика «Скороход»!

      У тёти Наташи внук, он бегает по квартире, кричит. У него болезнь Дауна. Ему десять лет. Десять лет тётя Наташа нянчится с ним, чтобы дочь могла работать.

      – Я должна помочь дочке, – говорит тётя Наташа, – ей так тяжело. Куда мы его ни возили! Сначала он даже начал говорить слово «мама», сейчас всё забыл. Вот пережила блокаду, а теперь мне надо жить, чтобы помочь дочке. Мы пойдём тебя провожать.

      Она привязывает к внуку верёвку, и мы выходим на улицу в жару, в эти горячие камни. Внук сразу куда-то бежит, натягивая верёвку, тётя Наташа еле поспевает за ним.

      Она оглядывается на меня…

      И весь Ленинград с его фонтанами, разводными мостами, дворцами, площадями, резной решёткой Летнего сада, каналом Грибоедова и Исаакиевским сбором сворачивается в эту узенькую каменную улочку с невыносимо горячим воздухом и  маленькой женщиной, бегущей по ней.