Каждого девятого в девять сорок...

За больничным окном ничего не происходило. Только кружился и падал совершенно неуместный весною снег – он превращал серое в белое.

Я прижалась щекой к оконному стеклу и глядела туда, где рождались снежинки. Стекло резко холодило щеку, но не могло остудить меня всю. У меня был жар. Нет, температура была нормальной, но все внутри походило на раскаленный котел с колдовским варевом, густым и вязким, то тут, то там поднимающимся разноцветными пузырями, которые лопались, разбрызгивая расплавленный металл во все стороны.

 Они ничего с этим не смогли поделать ни таблетками, ни уколами, ни различными процедурами. Так я и сгорю, пожалуй, сказала я себе. Останется вялая кучка пепла, которую сметут на совок и выбросят за угол, на выпавший снег. Его белизна от этого совсем не выиграет. Но зато потом, когда снег растает, надо мною вырастет особая трава, сочная, веселая.

Почему – веселая? Потому что мне было весело смотреть на свое внутреннее пламя, мерами возгорающееся и мерами угасающее, как говорил Гераклит.

Там, в этом пламени, не замирало вращение галактик, которые уже успели родиться, и появлялись все новые и новые. Они сближались и разбегались, соединялись в системы и рвали связи, нарушая закон притяжения, – совсем как мы.

Где-то среди них в непроглядной темноте, в пустоте, вдалеке от всеобщей круговерти жила моя планета. Раньше она полнилась голосами птиц и веселыми играми ручьев с прибрежными травами, ласкою ветра и упорством прорастающих семян. Со временем я поняла, что все это надо перенести внутрь, чтобы сохранить такую удивительную красоту в себе.

Теперь я ходила и летала над пустынными каменными громадами, отдаленно напоминавшими руины древних замков. Время не имело значения, потому что время – это изменения. Ничто не менялось долгие века так, что я уже забыла, для чего живу. Но однажды мне был голос.

Он сказал: «Каждого девятого, ежемесячно, в девять сорок…»
Я с большим трудом вспомнила, что такое месяц. У меня на планете всходило три луны. Еще труднее было понять, что означают слова «каждого девятого». Наверное, надо месяц поделить на равные части и взять из них девятую? Но вот – что такое «девять сорок»?

Впрочем, подумала я, есть вещи, в которых сомневаться неполезно. Существует то, что существует само по себе, независимо от нас. Я вздохнула и положилась на волю свыше: раз мне объявлена моя работа, значит, меня попросят ее выполнить в нужный момент – ни раньше, ни позже.

Так оно и случилось.
Этого мига я не осознала.
Я просто стояла, как всегда, под звездным небом, читая росчерки упавших звезд, которыми записывались в вечную книгу Вселенной их песни.

Вдруг меня не стало.
Нет, я «видела», но меня самой не стало. Была вспышка, ослепительная желто-белая вспышка, из которой возникла какая-то дорога, протянувшаяся слева направо, от одной планеты до другой. Планеты были столь далеки друг от друга, что у их жителей, какого бы уровня развития они ни достигли, не было никакого шанса встретиться.

Зачем это было нужно? Я не знала. Так распорядились. Я только могла чувствовать себя одновременно на обеих планетах и в каждой точке возникшей огненной дороги – моста, связавшего воедино то, что прежде существовало раздельно. Какое-то время с помощью моей дороги жители планет напрямую обменивались информацией, товарами, туда и обратно перемещались люди. Времени не было. Я не знаю, как долго длилась моя работа, но в какое-то мгновение все вернулось на свои места. Вспышка – и я снова одна на пустынной каменистой серо-коричневой планете.

Вначале мне все казалось странным и непривычным, но потом я осознала, что испытываю настоящее наслаждение от своего нового состояния. Я ждала его, торопила, подгоняла Время. Но его не было. Чтобы оно появилось, требовались перемены, поэтому я «выпустила» весь прежний мир своей планеты, и музыка на ней зазвучала вновь.

Но вот внутри меня стало пусто. Там не было ничего, кроме ожидания. Каждого девятого в девять сорок…Боже! Только в эти краткие минуты во мне пульсировала Жизнь, остальное время превратилось в кошмарное месиво из воспоминаний и ожидания. Воспоминания приводили в восторг, а ожидание убивало. Но я сопротивлялась ради того, чтобы вновь ощутить себя живой. Мне уже стало безразличным все, кроме этих бесценных минут, когда я являлась связующим звеном между мирами.

Но однажды мое счастье оборвалось. Не поверите, из-за простого любопытства! Когда один из кораблей устремился по моему Пути, я отклонила луч света так, чтобы его траектория закончилась на моей планете. Мне было очень интересно взглянуть поближе на человека, почувствовать, бывает ли живым и он.

Человек очень удивился. Он долго бродил по склонам и лесам моей планеты, разглядывал цветы и лежал в травах у реки. Но потом он вошел в свой корабль и закрыл люк.

Он не знал, почему он здесь, что произошло такого, что изменило его судьбу. Я знала. И пришла к нему, чтобы все рассказать.

Он слушал меня то улыбаясь, то глядя холодным взглядом в сторону, то подаваясь вперед, то откидываясь в кресле так, что мне казалось, будто он уже спит. Тогда я замолкала. Он открывал глаза и снова улыбался.

Знаете, какая у него была улыбка? Так улыбается роса утру. Или нет: так улыбается утро миру, который и без того переполнен радостью. Я смотрела на него и сожалела, что мой рассказ подходит к концу. Потом он сказал:

– Мне нужно вернуться.
– Тебе плохо здесь?
– Я здесь один.
– А я?
– А ты – никто.
– Я – твоя дорога, – напомнила ему я. – Я – твой путь.
– Да, это так, – ответил он, – но только я сам решу, в каком направлении идти – вперед или назад, вправо или влево. Возможно, я просто лягу и буду лежать.
– Я хочу, чтобы ты остался со мною.
– Скоро девятое? – спросил он, словно не слышал моих слов.
– Я хочу, чтобы…
– А я? Тебе ничего не известно про то, что у других тоже бывают желания? – улыбнулся он моей настойчивости.
– А чего хочешь ты? – спросила я. – Ах, да, ты хочешь вернуться. Тебя там кто-то ждет?
– Все.
– Все – это как?
– Все – это все, кого я ношу в своем сердце.
– Ты тоже умеешь забирать внешнее внутрь? – удивилась я.

Он рассмеялся. Он был красив. Он был мне очень нужен. Я бы смотрела на него, не отрываясь, весь месяц до девятого числа.

– Тогда я останусь на твоей планете, – сказала я, – но моста больше не будет.
– Так нельзя.
– По-другому не получится.

Он вскочил и взмахнул руками.
– Это что же выходит, мы с тобою тут решаем судьбы миров?!
– Возможно.
– Если ты это сделаешь, ты никогда меня не увидишь.
– Почему?
– Потому что я тебя видеть не хочу!
– Почему?
– Ты мне не нужна!

Я задумалась.
Каждого девятого – восторг, счастье, радость, но не видеть Его никогда. Или: жить на его планете, но не видеть Его никогда. Результат один и тот же с небольшой разницей. Во втором варианте у меня остается Надежда. Я точно буду знать, что он ходит по этой земле, любит людей, дышит одним воздухом со мною. Поэтому я приняла решение.

…Мне так нехорошо. Наверное, это от капельницы – в течение часа по каплям, медленно и неотвратимо, в меня проникала информация, которая приказывала моему внутреннему огню утихнуть, замереть, сойти на «нет». Интересно, чем все закончится?

Я продолжаю играть в их игры, но ведь должны же они понимать, что пламя можно остудить только холодом!

Пусть бы Он пришел. Он так холоден со мною… Теперь Он – мой путь, поэтому я и стою на месте. И снова нет ничего во всем заснеженном мире, кроме Ожидания.