Смерть литературного героя

(конспект романа)

Не знаю, можно ли как-то извиниться перед покойником? Что для этого нужно сделать? В церковь сходить и свечку поставить? На могиле конфеты разложить, чтобы задобрить? Задрав голову к небу, прошептать: прости, но мне это нужнее сейчас? Варианты вроде бы - вот они, но что из них действенно – хз. Можно было бы, конечно, к бабке сходить, но вспомнилось «и к бабке не ходи», так что, сделаю проще: Эдуард Вениаминович, простите! Не буду врать, что вы мой самый любимый писатель, но название у вашей повести я бессовестно украл. Слегка перебил, конечно, как номера у угнанной машины. Вроде внешне она, ан нет, номер не тот. Хотя кто знает, тот и так поймет. Просто дело в том, что я всегда хотел быть литературным героем, не вашим, не вашим, а вообще.

План такой. В книжке должно быть пять-семь объемных глав. Четные числа не люблю, поэтому только нечетное количество.  За основу можно взять любое более или менее известное (лучше, конечно, скандально известное) произведение, перенести его действие в современность и сделать главным героем себя. Причем важно – выдавать происходящее за автобиографическое. Писать только от первого лица. Гнать, держать, смотреть и видеть, дышать, слышать, ненавидеть, и зависеть, и вертеть, и обидеть, и терпеть. Как будто это универсальная формула моей (хотел написать «нашей) жизни. «Я гнал, держал, смотрел, видел, дышал, слышал, ненавидел, зависел, вертел, обидел, терпел…» И да, обязательно - «какую биографию делают нашему рыжему» - действовать по этому принципу, только - делать самому. Чем больше сверхординарного, тем лучше. Что напишу, то и останется для потомков. Ну да, тщеславен…   

В наборе (выбор рандомный, состав можно менять или дополнять по мере необходимости) пока вот это:
1. «Голый завтрак», Берроуз
2. «На Западном фронте без перемен», Ремарк
3. «Мизери», Кинг
4. «Преступление и наказание», ФМД   
5. тут я пока еще не придумал – кто угодно (посмотреть, кто сейчас в топе продаж)

Далее конспективно:

1. «Голый завтрак»

Проснуться в незнакомой квартире, а лучше в другой стране. С недоумением осматриваться, не понимая, где ты и что за человек рядом с тобой в постели. Накрыт одеялом. Живой или нет? Мужчина или женщина?
- Ты же хотел пройтись по злачным местам? – откуда-то доносится басок. И вновь непонятно – чей. – Хотел? Получи, распишись.
Господи, успокаивает, что хоть лексика старперская. Не с малолетками связался.
- Вы, простите, кто?
- Нормально? Память отшибло?
- Аааа, ну да, - делаю вид, что вспомнил. – Да-да, как же.
- Напишешь об этом?
- О чем?
- Обо всем вчерашнем.
- А то ты не знаешь, что сейчас все под запретом, - на всякий случай, ухожу в отрицалово. - Одно – пропаганда, второе – экстремизм, третье – оскорбление.
- Вспомнил? – смех такой неприятный. - Звездочки расставишь. А так, ты же писатель? Писатель. Ты так видишь. 
- Да я еще и определиться не могу, кто я: писатель или журналист? Для писателя  - пишу слишком плохо, для журналиста – подвираю иногда.
- Пиши, как можешь. Как сложится. Главное, не ссы раньше времени. Кто-то из ваших говорил: «Испуганный писатель – это потеря квалификации».
- В смысле – «из ваших»? – тут надо испугаться по-настоящему. Все-таки в другой стране?
- Из ваших, писателей.
- Ааа, - облегченно выдыхаю. - Кто-то из советских?
- Интернет тебе на что?! Проверь.
Слышны шаги. Кашель. Человек заходит в комнату. В темноте раннего утра едва определяется силуэт голого мужика.
- Тут еще осталось. Будешь?
- Трусы хотя бы надел! – оскорбиться и в ответ услышать хохот.
- Вчера по-другому говорил…
- Так, стоп! Я сказал уже…
- Ты опять за свое?! – шевелится тело рядом, откидывает одеяло. Женщина, слава богу. Но непонятно, кому это адресовано.

2. «На Западном фронте без перемен»

От Пулковского шоссе влево – квартал за кварталом. Как будто бывшие поля и пустыри обработали волшебным порошком («крекс-пекс-фекс») и на них заколосились в одночасье двадцатипятиэтажные громадины. Холодный ноябрь 2022 года. Я ищу дом под номером, скажем, 40 бис n. Навигатор на телефоне ведет меня в гущу высоток. Но явно не туда. В конце концов, не выдерживаю, звоню:
- Ваш дом коричневый, рядом детский сад есть?
- Детский сад? – переспрашивает женский голос. – Детский сад… А да, есть. Дом коричневый, да.
Ветер ледяной в лицо. В Петербурге он вообще не имеет направления: дует, как хочет, и всегда в лицо. Вроде находишься в плотном кольце новостроек, а все равно ветер гуляет. Дышать невозможно. Дом темно-коричневый, рядом детский сад за высоким металлическим забором. Территория еще не благоустроена, горы земли на том месте, где должна появиться площадка для выгула молодняка.
- Это, оказывается, дом 38, - снова звоню. – А ваш-то где?
- Ой, вы вообще не туда зашли, - переживает женщина. – Выходите опять на Пулковское. Наш на другой стороне. Пройдете вперед до эстакады, там перейдете дорогу, потом повернете налево. Впереди увидите квартал. Вам сюда нужно. Парадная… - и она называет такой номер, что страшно представить протяженность их дома по горизонтали. 
Дорога, заправка, пустырь, заросли кустарника. Далеко впереди жилая стена. Иду долго, наклонив голову долу, ветер толкает обратно к Пулковскому шоссе. Вот, наконец, и первые подъезды. Квартал сдан, дом (или дома?) заселен, магазинчики и кофейни уже обустроились. Захожу в одну из них, безумно хочется кофе и перекурить. Мальчик молодой (не младший лейтенант, нет) лениво здоровается, теряет интерес сразу после заказа. Стою на улице, потягиваю маленькими глотками двойной эспрессо, выпускаю дым, пряча сигарету в кулаке. Ветер норовит выбить ее из рук. Дальше - вдоль бесконечного дома, поворот во двор и примерно столько же о бок еще одной жилой стены.
- Ну и нумерация у вас! Здрасьте!  – возмущаюсь, чтобы с чего-то начать разговор. – Я друг вашего свекра.
- Я поняла.
Все-таки не женщина – девушка, 23-25, не больше. В теплом домашнем халате (полноватая, черные волосы собраны в хвост) держит на руках грудного ребенка, тот спит, прижавшись носом к груди. Из кухни вышел здоровый черный котяра, потянул воздух, ткнулся мне лбом в ноги и стал тереться о брюки. Смотрю на него с еле скрываемым недовольством: потом шерсть не счистишь.
- Да, дом огромный, - спокойно соглашается она. – Хорошо, что не высотный.
- Уезжаете, значит? – интересуюсь, хотя и так это знаю, друзья все рассказали.
- Справку на него оформим, - кивает она на кота, - и поедем. Без справки в самолет не возьмут.
- Твой, значит, уехал? – опять задаю вопрос, ответ на который знаю.
- Мы бы с ним улетели, но ребенок и кот. Нам так быстро не собраться, - виновато улыбается. - Сейчас ключи вам принесу. Присмотрите же за квартирой? Мы максимум до нового года там. К новому году ведь все закончится, да? – она смотрит на меня с надеждой.
Кот все трется о мои ноги. Ходит кругами, мурлычет. Лоб, шея, бок. Всем собой меня пометил. На синих джинсах – черные волосы. 
- За квартирой присмотрю. Я бы и за котом присмотрел, но, понимаете…  Он один тут не потянет?
- Сомневаюсь. Заскучает. Он у нас очень общительный.
- Я вижу, - переступаю с ноги на ногу, но кот продолжает тереться. – Я бы раз в неделю заезжал. Все-таки далековато до вас.
- Нет, спасибо, не вариант. Завтра справку ему сделаю. Послезавтра улетим. Если билеты не разобрали еще.
- Ну я тогда пару раз в месяц буду заходить. Нормально?
- Конечно, - говорит, протягивая мне ключи. Ребенка она отнесла в комнату, положила на заправленную двуспальную кровать.
Кот все трется и трется. Мурлычет довольно.
- Переноска есть? – внутри что-то дрогнуло. – Пусть до нового года у меня поживет, а там посмотрим. Как зовут его?    
- Кошмарик, - улыбается девушка.
- Неожиданно, - говорю я, наклонившись, чтобы погладить кота. – Такой ласковый, а Кошмарик.

3. «Мизери»

Она пишет в личку:
- Хочу с вами поговорить. Можно? Вы не заняты?
- Я сейчас немного занят. Может, попозже?
- Я быстро. У меня всего пара вопросов.
- Ок.
- Почему вы начали писать?
- Не понимаю вопроса.
- Обычно пишут, чтобы проработать свои комплексы. Я немного психологией занималась. А вы такой секси.
- Никогда не думал о себе в эту сторону. 
- А зря. Вы красавчик. И на писателя совсем непохожи.
- Писатель как-то особенно выглядит?
- Нудный, неухоженный, толстый. А вы очень даже. И в форме еще. В вашем возрасте.
- Мне кажется, разговор пошел куда-то не туда.
- Не-не-не, туда. Мне интересно. Все мои знакомые, кто писал, были, простите за это слово, задроты. Вы на задрота не похожи. Или у вас что-то все-таки было в детстве?
- Извините.
- Не хотите отвечать? Не надо. Понимаю, должна быть тайна. Вы все равно для меня бэст оф зе бэст. Помните, как в начале двухтысячных коверкали язык: «аффтар пеши есчо». Пишите.
- Спасибо.
- Когда у вас следующая книжка выйдет? Я уже все прочитала, хочу новых историй.
- Пока не знаю.
- А давайте встретимся!
- Зачем?
- Я вам такой сюжет подкину. А то вы все про себя да про себя. Не надоело?
- Не смогу, спасибо. 
- Ааа, понятно. (через минуту) Ладно, увидимся еще. До свидания!

4. «Преступление и наказание»

- На Сенной сейчас никакой Раскольников появиться не может. Он если и появится, то где-нибудь на окраине города, в Мурино или Девяткино, - бородатый писатель, издали похожий на воскресшего Достоевского, дает пресс-конференцию.
- Не удивлюсь, если его зовут Федор Михайлович, - шепчутся студенты-первокурсники, которых пригнала на встречу дружественная писателю преподавательница русской литературы. – Софья Семеновна, а как зовут писателя? – самый шустрый наклоняется к ее уху.
- Это Ленинградская область, - поправляет писателя ведущий.
- Да? – удивляется тот. – Не знал. Но все равно. На Сенной, повторю, Раскольников не случится. Ландшафт не тот. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
Преподавательница понимающе кивает головой – писателю и тут же гневно отмахивается от учеников:
- Голову оторву. Ведь сказала все перед встречей!   
- Раскольников с ленинградской пропиской, - шутит ведущий.
- А почему не топор? – подначивает Софью Семеновну студент. Она грозит пальцем в ответ.
… В этой части надо придумать, кто здесь я? Писатель? Ведущий пресс-конференции? Слушатель в зале? В общем, определиться с ролью и основным действием. Где-то должен выстрелить Раскольников.

5. Источник не определен (в топе продаж «К себе нежно», «Благословение небожителей», «Если все кошки в мире исчезнут», «Круть», «Убийства и кексики» - ничего не читал, а надо бы глянуть, что читателя интересует? Судя по названиям, триада «деньги-кровь-любовь» спросом не пользуется? Какая-то психология, явное фэнтези, что-то мелодраматическое, так, это Пелевин, тут понятно, и легонький ироничный детектив. А драма где? А трагедия? Учесть в работе.)

Звонит некто, скажем, Петров. Церемонно здоровается, долго, с паузами, интересуется: не занят ли я (нет), как дела (все отлично), как на телевидении (я там не работаю уже), да вы что, а что случилось (надоело просто)?
- Я вообще-то с одной просьбой, - говорит, наконец. – Не знаю, сможете ли вы помочь?
- Давайте попробуем.
- У меня, знаете ли, дочь. Вышла замуж недавно. Это у нее второй брак. А у ее мужа, у него тоже второй брак. С моей дочерью. Понятно объясняю?
- Да, пока понятно.
- В общем, они сошлись. Расписались, значит. Мы им на свадьбу машину дорогую подарили. Дочь сейчас в положении и ей нервничать нельзя. Еще кошка у нас пропала, трехцветная. Они, говорят, к счастью. И вдруг исчезла, представляете? А на мужа нынешнего объявили, вы не поверите, настоящую охоту. Я вам столько предъявленных ему обвинений могу перечислить, что на целый час хватит. А он не виноват ни в чем.
- А что произошло-то,  Виктор Олегович?
- Сейчас все расскажу. Его бывшая, вы же знаете обиженных женщин, написала на него заявление. Уже не первое. В мои времена это назвали бы нетрудовыми доходами, а сейчас это как? Коррупционная составляющая? Вот в этом она его и обвинила. В прокуратуру написала:  проверьте, откуда у него такая машина и такой дом, если он на госслужбе. Ну, про машину я вам уже сказал, это мы подарили. А дом… Вот вы себе дом разве не построили?
- Нет.
- Очень жаль. Ну, вы, наверное, в другое вкладывались, а зять в дом вложился. Я нисколько не сомневаюсь в его порядочности. Понимаете?
- Виктор Олегович, а я чем помочь могу? Это же суд решает.
- Да там миллион проверок уже провели. Ничего не доказали. Все в его пользу. А эта заявления пишет и пишет. И ваши коллеги туда же. По заявлению этой, господи, как ее назвать-то поприличней, женщины, сделали материал на вашем сайте. Там еще заправка какая-то, АЗС, фигурирует. Что он вроде как там бесплатно заправлялся. Вот как такое ей в голову могло прийти? Кто тебя сейчас и где бесплатно заправит? Голову в банке, что ли, хранит? Как это сейчас говорят: нейросети? Честное слово, она заявления как будто через нейросеть пишет. В чем моя просьба-то заключается? Можно его как-то убрать оттуда? С вашего сайта. Чтобы материала не было. Или нас хотя бы выслушать? Дочь, конечно, говорить не будет, ей нельзя нервничать, а я бы все рассказал. Мне кажется, мне проще будет все объяснить. Я умею.
- Я могу вам редакционный телефон и электронную почту скинуть. Я там полгода уже не работаю.
 - Значит, ничем помочь не можете?
- Только координатами. Пишите им. Звоните.
Хотел добавить: может, и ответят, но не стал. Он не сразу отключается.
- А мы могли бы встретиться? Я бы вам все подробнее рассказал. А вы это как-то скомпонуете, что ли?

…

План на утро:
- Перечитать все. Поправить. ФМД, может быть, расширить? Кажется, чего-то не хватает. Понятно ли, что «когда Раскольников выстрелит» - это отсылка к чеховскому ружью?
- По последней части. Проверить на ком-нибудь, как воспринимается этот эпизод: как драматичный или комичный? Своего героя (себя) поярче прописать (абсолютно бессердечный? или эмпатичный? – развить одно из двух). Помним, как завещал один знакомый, про арку героя. В кульминации с ним должна произойти перемена. Какая?
- Подумать. Добавить ли сюда немного крови и секса? Предположим, истица мстит за постоянные унижения, сопровождавшиеся (n-слово) … в извращенной форме? Или - главный герой вписывается в расследование и разоблачает… кого? Может быть, политический заказ? Ответчик собрался в депутаты? Или это сейчас невостребованно? Может, истица и ответчик помирятся? А вторая жена? Я их примирю? Постель? О, Господи!
Ладно, утром додумаю. Спать. А то опять лимоновщина поперла. Еще не хватало устроить тут БДСМ (уточнить – запрещена ли эта аббревиатура на территории РФ?). Финала, конечно, явно не хватает. И герой какой-то голый. Хотя - спасибо, что живой.

А на фиг тогда надо было название воровать?

PS
Автор ничего не хотел сказать, ничему не учит и заранее извиняется – перед всеми…

27-30 декабря 2024 г., СПб