Я несла свою беду...

По мотивам одноимённого стихотворения В. Высоцкого.

"Я несла свою Беду
По весеннему по льду.
Надломился лед - душа оборвалася,
Камнем под воду пошла,
А Беда, хоть тяжела,-
А за острые края задержалася".

Олеся шла по обжигающе холодному льду и не замечала холода, давно поселившегося в ней с тех самых пор, как осталась совсем одна. Хотя раньше одиночество было ей не в тягость. Она росла на заимке, в лесной глуши и видела только бабкиных прихожанок, и то мельком. Олеся любила лес, и он принимал её: золотил веснушки жарким летом, ласкал весенним ветерком, кружил с осенним листопадом, румянил щеки ядрёным морозцем. Она знала и любила каждое деревце, каждую травинку, каждый грибочек, каждый цветочек. Бабочка доверчиво садилась ей на ладонь, и всякая лесная живность радовалась ей, доверяя свои секреты..

На Ивана-Купалу Олеся обычно плела пышный венок из душистых полевых цветов и в тот год её венок моментально уплыл так далеко, что и не рассмотреть. Значит, суженый, наконец, явится за ней, и они заживут душа в душу. Она даже не представляла, каким он будет, но той ночью он ей приснился, да так, будто наяву.

Он шёл к ней с её венком в руках, так стремительно, нетерпеливо, но лесные старожилы становились на его пути и не пускали к ней. А она бежала к нему что есть мочи. А трава, что мягким ковром стелилась под ногами, теперь вонзалась острыми игольями, и лесной зелёный наряд вдруг сгинул и уродливые голые искорёженные сучья корябали кожу в кровь. И ни звериного рыка, ни птичьего гомона - ничего, будто всё вокруг сгинуло, умерло...

Но она всё бежала, не замечая окровавленных ног, рук, лица, не замечая обжигающей боли, и только сердечко её больно сжималось и колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. И вдруг в ней что-то надорвалось, будто душа покинула тело – её, украденное сердце беспомощно билось в руках такого желанного неведомого вора.

Она, задыхаясь, хваталась за грудь, светлая призрачная аура, покидая её, обволакивала милого, будто обнимая, а он улыбался и эта улыбка… вымученная, виноватая, вдруг сменялась диким хохотом, оглушая, пригибая к земле. Олеся беспомощно наблюдала, как чёрная тень, окружающая любимого, жадно поглощала её свет, и не в силах подняться, так и стояла на коленях, как будто отмаливая грехи, вымаливая прощения, без вины виноватая.

А слезы, коим не было конца, смешанные с кровью, стекали в реку, покуда та не забагровела, и не принесла ей в руки окровавленный венок. Она не заметила, как он оказался на голове, заливая кровью, и лицо её и волосы.

Олеся вскочила с криком отчаяния на устах, остервенело стирая кровь на лице и с ужасом увидела свои окровавленные руки. А когда снова открыла глаза, оказалась здесь, на хрупком льду, и бурлящие багровые воды старались прорваться сквозь ледяную корку. И вдруг её безжизненное тело всплыло, ударившись об лёд и мертвые глаза уставились на неё в немом укоре. "В чём, в чём я виновата?.." — кричала она, срывая голос. Но ответом ей была всё та же гробовая тишина…

Олеся вся в холодном поту села в кровати. Этот страшный сон мучил её из ночи в ночь, пока как-то в сочельник неведомый суженый не объявился на её крыльце. Взглянув на него, она в страхе отпрянула, а он подхватил её на руки. Почувствовав его сильные руки, тяжелое дыхание и взгляд, полный страсти, она испугалась и в то же время потянулась к нему. И это неведомое дотоле трепетное волнение, разливающееся по телу, до того не знавшему таких ярких ощущений, разгоралось, пока не запламенело, открывшись ему навстречу.

Всё было словно во сне… Но он исчез так же внезапно, как и появился. Растревоженная чувственными ласками, Олеся не знала, как потушить это разгоревшееся в сердце пламя. Теперь оно уже не приносило яркую новизну, а беспрестанно жгло и болело. Её стенания разносились далеко окрест, и несчастная не знала, что с этим делать. Бабушка научила её своему ремеслу,  но и она не знала, как унять эту изнурительную боль-тоску, сжигающую изнутри. А вот что знала точно, так это то, что беда уже на её пороге…

Сначала Олеся услышала нестройный хор множества голосов и злобное: «Ведьма!» – из, стремительно приближающейся толпы, вооруженной дубинками да вилами. Сначала посыпался град камней, разбивающих окна, они подбирались всё ближе и, наконец, стали ломиться в дверь и, в конце концов, выволокли, перепуганную девушку за волосы, на растерзание толпы.

Олеся узнала ту, что вела всех за собой и подначивала, выкрикивая всякие гадости и призывая расправиться с ведьмой. Она приходила как-то за приворотом. Бабушка слегла именно после этого посещения и всё предупреждала, чтобы Олеся к той бабе и близко не подходила: «Ведьма она, чёрная ведьма, погибель наша. Она приходила, чтобы забрать нашу родовую светлую силу себе на потребу, и к моей прабабке, и к бабке, и к мамаше, теперь и ко мне – всех погубила, и ты - следующая.

Приходит она в разных обличиях, но ты сразу узришь её жирную черную тень. Лютая она, ох лютая… На порог насыпь конопляное зерно, да вокруг заимки. Я-то раз позабыла, и вот, помираю теперь, выпила она меня и не подавилась, проклятая. Крестик не сымай, чтоб всегда при тебе был, и читай святые помочи, авось пронесёт".

Но не пронесло. Забыла Олеся, измученная кручиной про бабкин наказ. Теперь, перед смертным часом, она всё поняла. Тот, что разрывал ей душу стоял в обнимку с черной ведьмой, не сводя с неё глаз, а та победно глядела на распростёртую пред ее ногами Олесю, что твердила про себя Святые помочи.

Как вдруг её будто накрыло непроницаемым колпаком, все камни, вилы, дубинки отскакивали от него, как и черная жирная аура, облепившая его, стремясь просочиться внутрь. Ведьма бесновалась и, забывшись в бессильной ярости, показала свою истинную личину, до того страшную, что люди отпрянули от неё в страхе, разглядев наконец настоящую ведьму, а придя в себя, забили до смерти и выбросили в реку.

А Олесь, словно, очнувшись после забытья, кинулся к Олесе, на руки поднял и бросился прочь от жадных глаз, людских наветов, злой молвы и кривотолков. Но недолгим было то счастье, той же зимой не вернулся её ненаглядный с охоты. Она с ног сбилась, разыскивая его.

Больше горемычная ничего не могла вспомнить, как и то, как оказалась полураздетая в одном исподнем здесь на льду. Как вдруг услышала стук под ногами, и душа оборвалася – он бился об лёд, стараясь выбраться наружу. Остолбеневшая поначалу, она заколотила, что есть мочи, разбивая руки в кровь, по толстой корке льда, а он терял силы и прощался с ней, не отрывая глаз.

Но под напором горячего её сердечка, да, веками копившейся силы родовой, подался лёд, ухватила Олеся милого своего, потянула к себе, что есть мочи. Как вдруг из воды показался страшный оскал мёртвой ведьмы и жуткое: "Не отдам!!.." – оглушительно прогремевшее из образовавшейся проруби, и, рванув Олеся на себя, ведьма уволокла его под воду. Прорубь тут же затянула ледяная корка, и сколько обезумевшая от горя Олеся не билась об него, ничего не вышло. Потонула в тот последний миг и её душа вместе с милым, и не выбраться ей из-под толщи льда.

С тех пор лютует в её сердце вечная зима, и ходит она пустая, неприкаянная по обжигающему льду и ищет любимого, и зовёт, и воет, как раненная волчица, призывая смерть, чтобы свидеться с ним хотя бы на небесах. Но и туда им хода нет – так и бродит обездоленная и поныне, то ли во сне, то ли наяву, оплакивая свою любовь, в надежде хоть одним глазком, хоть раз увидеть своего ненаглядного…
 "Я несла свою беду" https://yandex.ru/video/preview/15349418697937710293

Иллюстрированная версия рассказа https://dzen.ru/a/Z3JTK4TS8G3hzfnS