Экраны и музыка

Планшет помещается в ладони левой руки. Пальцами правой трогаю экран внизу, где клавиши нарисованы. В верхней части появляются буквы, слова как зёрна, стебли строк… Три станка плетения текстов — смартфон, планшет и ноутбук. Каждый пригоден для письма.
Планшет хорош утром, когда просыпаешься рано и вдруг… или не сразу, а только когда полежишь и поймёшь, что думаешь.
Или днём, когда обыденное утомило и хочется в зазеркалье.
С планшетом набирать тексты — пальчиковая игра, а не нудная дробь клавиатуры. Привыкнуть, конечно, надо.
Взять в левую ладонь и… поближе к небу.

На днях навестил Танеева. Люблю его избу, но деревянные скамьи там жёсткие, беру с собой мягкое оснащение с водительского кресла. Сажусь так, чтобы видеть кисти рук пианиста, это важно. Первый или второй ряд. Сохраняю присутствие в музыке если вижу пальцы музыканта; представляю, что это я играю, пальцы в работе; сходство с происходящим минимальное, главное – соучастие, не дающее отвлечься.

Так и с книгами. Быстрое чтение бесполезно: запоминаю самую малость, прокручивая ленту происходящего; через некоторое время книга исчезает, оставаясь на верхних полках памяти; посматриваю вверх, различаю только корешки. Читая медленно, слежу за движениями пальцев автора, пишущего музыку текста буквами-нотами. Музыкальная партитура для меня – немой лист со значками нот, не мой, а литературу слышу, если книга моя.

Партитур нет и не было, а изба с бородачами была. За роялем Максим Андреевич Трефан (1960). Рок-музыкант, в прошлом клавишник группы «Вежливый отказ». Много чего в прошлом. В настоящем худ, аккуратен в движениях, седая копна волос и бородка. Был в его жизни эпизод со сломанным позвоночником, теперь не те руки, рок не сыграть, но по тому, как пальца летают по клавиатуре, никогда бы не сказал, что есть у Максима границы возможностей.

Сначала поток звука через клавиши как вода по камням на мели. Потом три пьесы — «Белое», «Чёрное» и «Красное». Первая только на белых клавишах, вторая только на чёрных, третья смешивает. Белое шло по возрастанию высоты звука от левого края до правого, так долго, что если бы не следил за пальцами, перестал бы слышать. Вторая по всей чёрной клавиатуре, нижнее и верхнее звучало, сходилось и распахивалось. Красное объединило и волны забили в береговые скалы.

В завершении программы «Диктат 12» и вариация южной свадебной песни с утонувшей Татьяной.

Максим говорит о 88 клавишах и 88 созвездиях, о метафизической связи музыки фортепиано и музыки неба. Он автор романсов на стихи поэтов «южинского кружка» Мамлеева, Головина, Провоторова, Гражданкина, Джемаля и Ковенацкого. Череду фамилий извлекаю из Сети, а звучит для меня только первая из них. Вот откуда метафизическая высота — «южинская» эпоха.

Десятый год отсутствует Юрий Витальевич Мамлеев в списках лиц действующих, но то и дело возникает вдруг метафизический реалист в поле зрения, не образом, скорее музыкой, звучанием неожиданным. Похоже, надо снова пройти по тому переулку.

Побыли у Танеева, к себе вернулись, по другую сторону от Звенигорода, два посёлка как чаши весов; день качнулся, время замедлилось.

Последний день года. С утра прозрачный поток снега с неба, к середине дня едва различимые снежинки закружились в хаотичном движении. Тепло. Тонкое белое покрывало на всём. После полудня небо прояснилось, низкое солнце окрасило верхушки деревьев розовым.

Сумерки. Белое под ногами и на чёрных ветках, красное проступает на горизонте.

Жизнь продолжается.