Глава двадцать четвёртая. А за окном шумел дождь

ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ.Книга вторая.
Глава двадцать четвёртая. А за окном шумел дождь.
 
За окном шумел дождь. Свет уличного фонаря косо падал на густую крону клёна, росшего перед окном. Он устало и монотонно постукивал  в жесть подоконника, а  иногда при неожиданном порыве ветра мокрой листвой и тонкими веточками легко царапал по стеклу.
Сергей задумчиво смотрел в темноту окна, на мокрые его густые пряди, как бы в полусне наблюдая за тем, как их трепет поздняя осень на ветру. Наблюдая всё это, он ощущал какое-то успокоение, душевное равновесие. Ему было хорошо находясь в тепле и покое, видеть как ходит из стороны в сторону поредевшая багряная грива клёна и как медленно раскачивается стройный его ствол.
Клён был как бы продолжением их небольшой квартиры и делал её бесконечной в пространстве. Дерево было не толсто и не тонко, стройно, значительно выше самого этого старинного двухэтажного дома, в котором сейчас Сергей лежал на диване. Здание было построено ещё до революции и по своему внешнему виду очень отличалось от других строений в их посёлке.
Здесь прожил Сергей всю свою небольшую жизнь вместе с родителями. Этот клён помнил он с самого раннего детства, знал, что рос он здесь и до его рождения. Знал также и то, что рядом с ним, напротив другого окна их маленькой квартирки, в те времена его малолетства росла ещё и вишня, но теперь её не было, а он те времена и не помнил. Ему рассказывал старший брат его Аркадий, что прямо из окна лакомился он её плодами. Грустно было сейчас Сергею, хотя осень он очень любил и ему нравились всегда золотые и багровые пряди клёна.
 Нравились они ему и сегодня в этакую непогоду. Мало что помнил Сергей из своего детства, хотя помнил всех своих соседей. Даже то, кто в какой из этих коммунальных квартирок здесь жил. Помнит, как лет пяти, а то и раньше, он совершил поступок за который ему было сейчас очень стыдно, а тогда он несколько дней не выходил из дома, а если и выходил, то украдкой, опасливо выглядывая из подъезда.
 Боялся он тетю Марфушу, цыплёнка которой он так нечаянно погубил бросал камни и один из них угодил прямо в него. Вот сколько лет прошло, Сергей стал взрослым и тёти Марфуши давно уже нет, а вот стыд, какое-то неприятное чувство, осталось. 
 Почему-то сейчас он вспомнил об этом. Почему? Он этого не знал и ему стало ещё грустнее. Сергей отошёл от окна и сел на диван. В квартире было пусто и тихо, только часы стучали на стене.
 Дождь всё усиливался. Свет уличного фонаря всё также косо падал на густую крону клёна, продолжал устало и монотонно стучать за окном, не только в жесть подоконника, а легонько постукивать в само стекло, всё противнее царапая по нему, как бы просясь к Сергею в квартиру, в её тепло и сухой уют, что ему становилось его жаль.
 Но он ничем не мог ему помочь. Задумчиво и не двигаясь смотрел Сергей в темноту большого окна зала, на мокрые и густые пряди клёна и как бы в полусне наблюдал за тем, как злой холодный ветер, сразу ставшей неприятной осени, безжалостно треплет его тонкое и стройное тело.
 Клён изрядно качало из стороны в сторону. Сон не шёл к Сергею. Этот клён был  дорог ему, как память о его детстве. Он всегда любовался им, даже сейчас клён был красив и крепок, несмотря на сильный дождь и ветер в его немалые годы.
  Сквозь мокрое стекло и осеннюю непогоду Сергей наблюдал за ним и почему-то вдруг ощутил какое-то своё родство с ним и одновременно чувствуя внутри себя пробуждающееся успокоение. После всего пережитого к нему сейчас возвращалось, так необходимое ему, душевное равновесие. Как и клён он выдержит всё и не сломается! Это теперь он знал точно.
 В небольшой и уютной их ранее квартирке, в нынешнем его жилище, всё выглядело всё также как и прежде, но только внешне. Не было в ней чего-то такого, что заставляло его теперь ёжиться от холода и зарываться в одеяло. Хотя батареи парового отопления были горячи. Это он ощутил, когда стоял у окна. Сергея был озноб. "Неужели заболел?"- думалось ему.
 Он потрогал свой лоб, он был холодным. "Наверное, это нервы?,- подумалось теперь ему,- мне нужно подумать о чём нибудь ином, хорошем и светлом, тогда всё встанет на свои места и пройдёт...". Что же ему вспомнить? Ничего не приходило в голову из его совместной жизни с Людмилой.
 Сергей остался теперь совершенно один и ему было не только грустно, но и одновременно хорошо и приятно находиться здесь в тепле и покое. Никто ему не мешал, не докучал, не скандалил, если бы, конечно, ни его мысли. А они-то его всё время не оставляли и возвращали к случившемся. А оно было безрадостным.
 Он не мог спокойно думать о развале своей семьи, дочери, болезни своих родителей. Неизбежность случившейся беды давило его сознание тяжёлым прессом. А сегодня ему было особенно тяжело. Именно потому он решил сегодня остаться здесь один, чтобы никто не видел его переживаний. Особенно родители. К тому же отсюда было ближе до работы. Даже мысли о предстоящем выпуске газеты его не занимали, хотя материала для очередного номера в понедельник как всегда не хватало.
 Никто ему здесь теперь не трепал нервы. Но всё равно он не мог уснуть. Долго и мучительно Сергей следил за тем, как дождь и ветер качают из стороны в сторону багряную поредевшую гриву клёна. Как вслед за ней тяжко и медленно раскачивается, чуть поскрипывая, мокрый его почерневший ствол.
 В этом буйстве стихии было что-то завораживающее, что Сергею стало почему-то хорошо. Ему было нужно это буйство. Он не включал телевизора. Чёрное окно ночи ему его заменяло и притягивало его к себе. Не включал он и электрического света, его он раздражал. Темнота его успокаивала.
 В чёрным провале окна, с мечущимся за стеклом из стороны в сторону клёном тускло освещённого уличным фонарём, было что-то мистическое и масштабное. Именно этого буйства Сергею сейчас не хватало. Ему вдруг захотелось окунутся в это буйство и заглушить свою боль беснованием природы, выстоять в противоборстве с дикой стихией жизни, ощутить себя вновь живым и сильным.
 Но этого не было. Сергей был совершенно обессилен. Он лежал недвижимо и смотрел заворожённо в черноту окна. Буйство за окном делало эту коммунальную квартирку бесконечной в пространстве. Настолько бесконечной, что не было ей предела и насколько хватало воображения, взгляда и фантазии уносили Сергея сквозь мокрую листву и ветви далеко-далеко отсюда. Прямо в его детство.
 Там было ему хорошо, как и в этой их старой коммунальной квартирке. Дерево же напоминало ему не только о детстве, но и той радости, которое он всегда здесь испытывал. Старый клён был хоть и стар, но ещё крепок и значительно выше этого старинного чудного здания удивительной формы, где сейчас мок под дождём.
 Дом был двухэтажным необычной конструкции и формы. Здание выделялось в Крутом Яру своей архитектурой, на втором этаже которого, под самой крышей, лежал сейчас Сергей на своём диване и предавался своим неутешительным думам.
А думать-то ему было о чём: как ему жить дальше?
 Этот дом всегда его успокаивал и он чувствовал в нём всегда свою защищённость и уют, защищавший его от всего мира. Это была его крепость. Здание было ещё крепко, с толстыми мощными стенами и было построено давно. Ещё задолго до революции. И по внешнему виду оно всегда напоминало ему скандинавский стиль.  Было словно перенесено из сказок Андерсена. Особенно зимой.
 А сейчас была поздняя осень. Но и сейчас этот дом, вместе с клёном, переносили Сергея в сказочное его детство. В этом доме Сергей родился и прожил всю свою младую жизнь. Он был здесь счастлив, вместе с родителями и всей их большой семьёй.
 В тесноте, но не в обиде. Так гласит пословица. И это было его то самое счастливое время, по которому он так тосковал. А вот теперь-то он оказался здесь совершенно один. Это было хорошо и плохо. Хорошо, потому что ему было здесь тихо и спокойно, плохо потому что одиноко. И вот это одинокое промокшее дерево за окном вызывало в нём самую разнообразную гамму чувств, полную сочувствия и жалость к самому себе.
 Клён же напоминал ему его самого среди беснующейся жизненной непогоды. Сергей помнил его с самого раннего своего детства. Рос он здесь ещё и до его рождения, когда Сергея не было на свете. Никто не знал сколько ему сейчас лет и кто его посадил.
 Грустно было сейчас Сергею, хотя осень он тоже любил, как и само лето. Нравились ему его золотые и багровые пряди под окном. Но ночная тьма, всё усиливающийся дождь, метавшиеся в ветре и отблесках фонаря его пряди были тяжелы и черны, делали картину за окном мрачной. Успокоения ему не было. Память не давала ему покоя, а тут ещё этот мрак ночи.
 Горечь расставания с дочерью отравляла всё его существование. Неужели же он теперь с ней никогда не увидится? Никогда! Сергей мало что сейчас знал-понимал о том: как ему быть и как ему жить. И потому в мыслях своих он стремился возвращался в своё счастливое прошлое, то есть, в детские годы, когда здесь они жили всей своей большой семьёй.
 Он стал искать в прошлом разгадку своей столь неудачной судьбы. Хотел понять за какие же грехи он так наказан? За что!
 Глупый вопрос. Значит, было за что. Совсем недавно, в августе, был у него день рождения. Прошло этот день как-то кувырком и безрадостно. Людмила нервничала, она была недовольна, что Гончаровы слишком долго затянули празднование его тридцати трёхлетия. Всё порывалась уйти из Крапивенки побыстрее домой.
 А Сергею хотелось побыть дома, в их "родовом гнезде", в кругу большой их семьи. Хотя в середине августа стояла прекрасная погода было тепло и в саду у них было хорошо и волшебно, пахло созревшими яблоками, цветами, елями и липами.
 К чему добавились ещё запахи вкусной пищи: шашлыка, овощей и фруктов, другими различными яствами, приготовленными мамой и Верой. Сергею нравился вкус "хванчквары"и"кинзмариули" в хрустальных фужерах, а также дым кипящего самовара на дровах. Он тянул время в ничего не значащих застольных разговорах
 Людмила же всё время продолжала ревновать Сергея к Гончаровым. И эта её ревность выглядела смешно. И это все видели. Она выражалась в её кислом выражении лица. И потому все пытались её как-то развеселить. Она скептически воспринимала эти попытки. И только лишь один Сергей понимал причину её плохого настроения и считал, что не нужно ей потворствовать и уступать в этом. Иначе будет хуже.
 Нужно не обращать на неё внимания и тогда вся эта её глупость в ней пройдёт. Она повыделывается, а потом попривыкнет здесь и всё образуется. Но не прошло. И закончилось их полным отчуждением. В тот день было много воспоминаний о детских годах Сергея. Как именинника. Все наперебой пытались что-то рассказать Людмиле интересное и забавное из его жизни. Это Людмилу, однако, мало занимало. Она всем была недовольна и  своим видом показывала, что очень устала.
 Помнил многое и сам Сергей из своего детства. Пытался и сам рассказать, но очередь до него не доходила. Может быть, и к счастью? Не слишком весёлыми были его воспоминания. В тяжёлое послевоенное время проходило его детство. Не много в них было радости. Это ему вспомнилось и сейчас.
 Помнил он хорошо всех прежних и нынешних соседей вот этого дома. Всех, кто раньше здесь жил-был и даже то, что ему хотелось навсегда забыть, но никак не забывалось. Тот же цыплёнок. Те же детские его грехи и шалости. Грехи юности. Нежели же за них ему теперь такая расплата? И они его не отпускали. Ничего тут нельзя было поделать. С тех пор Сергей в этих грехах ни перед кем не покаялся и никому не рассказал. А сейчас вот вспомнил. А надо было бы. Ох, как надо!
 А сколько на нём ещё разных невольных грехов, все ли из них он сейчас их сам вспомнит? Этого он не знал. Потому и старался их вспомнить сейчас и покаяться перед собой.
 Не потому ли сейчас в этот ненастный осенний день его не покидало щемящее чувство тоски и вины, жалости к себе, неизбывного стыда даже за самый случайный свой детский грех. Чувство неизбывной вины ещё более усилилось в нём многократно после своего разрыва с Людмилой и расставания с дочерью.
 Сергей встал и подошёл к окну. Упёрся горячим лбом в холодное влажное стекло и долго-долго смотрел в темноту ночи. В жуть пустынного двора. Одинокий фонарь, висящий на столбе перед этим домом, качался на ветру и слабое его освещение ещё более подчёркивало темь ненастного вечера и рождало в воображении Сергея за окном самые жутковатые фантастические картины.
 Но вот Сергей оторвал от стекла свой воспалённый лоб и отошёл от окна. Присел на диван. В квартире было пусто и тихо. Только часы мерно стучали на стене. И в этой мёртвой тишине комнаты, с шумом ветра и дождя за окном, рождались в нём и другие воспоминания, казавшиеся ему греховными.
 А был ли он тут грешен или нет он этого не знал? Не раз в него влюблялись девушки и ему, казалось, что и он в них тоже. Потом эта любовь куда-то исчезала. Может, и сейчас так? Тут Сергей, предавшись воспоминаниям, уснул.
  И снились ему удивительные сны о его далёкой юности. Возможно, он тогда и проскочил мимо своего счастья? Всё может быть. И видятся ему счастливые дни его любви, когда он был влюблён.
 Вот он мчит, к примеру, в поезде среди новобранцев в далёкую и незнакомую ему Сибирь. В плацкартном купе назначают его на время пути командиром отделения. Дорога дальняя, длится более недели. Всё здесь новобранцам в новинку. Из вагонного репродуктора звучит песня "Морзянка". А они-то все смотрят и смотрят в окошко и дивятся на красоту просторов своей Родины.
 Вот она бескрайняя Сибирь! И это для них всё есть родная земля. Это не пустые слова, это есть вся их молодая жизнь. Осталась позади поезда вольная и беззаботная их жизнь: с танцами-гулянками до утра, а в кармане-то у Сергея фото белокурой девушки с голубыми глазами, которую он, как ему тогда казалось, любил. Но вернувшись из армии он с ней сразу же и расстался. Вот это и есть его Сергея неисправимый грех. И он в нём до сих пор не покаялся.
 Инициатором был почему-то сам Сергей? Неужели же потому, что армейская жизнь перевернула всё его сознание и взгляды на жизнь. Исчезли его юношеский романтизм и сентиментальность. А как же та фотография и белокурый локон в кармане его гимнастёрки?
 Или слишком много было вокруг него соблазнов? Девушек! И это тоже ведь правда. Грех. А может и нет? Потому что ему тогда думалось о чём-то более серьёзном, в том числе, как обзаводиться семьёй? И в этом он тоже грешен. Не мог он долго оставаться ни с одной из них. Считал, что жениться ему рано, не готов он к этому.
 Кроме того его затянули работа, спорт и учёба. Да ещё и строительство их "родового гнезда". Так, может быть это и к лучшему?! Та девушка с голубыми глазами и белокурыми волосами вскоре вышла замуж и стала счастливой, обретя настоящую крепкую семью. Не взял тогда на себя Сергей ещё один грех.
 Тут вдруг видит себя Сергей в совершенно другом сне. Всё тот же мчит поезд,  музыка звучит, но песня совершенно другая: "Синий, синий иней, лёг на провода,..". И мчит он уже не в Сибирь, а в Карелию.
 Зима. И у него Сергея очередной отпуск. Куда же поехать отдохнуть? Вот жена Аркадия Марина и подсказала ему:
 - Езжай-ка ты, дружок в Кудаму к Насте в госте?
 То есть к её двоюродной сестре. Она была у них недавно проездом через Москву из Белоруссии в Карелию. И потому заехала в Тулу к ним в гости дня на два-три. Проведать в Крутом Яру свою старшую двоюродную сестрицу. Пробыла здесь неделю. Вот между ней и Сергеем тогда вспыхнули какие-то взаимные чувства-симпатии. Как искра вдруг разрядилась между ними.
 Марина сразу же учуяла это и потому предложила Сергею поехать к ней в гости. Карелия, конечно же, Сергею очень понравилась. И он даже написал такое стихотворение:
Есть посёлок Кудама, деревянные дома,
А над ним стоит в снегах уснувший лес.
Вновь здесь царствует зима и блаженна тишина,
И от жизни мы не ждём иных чудес.
Но есть озеро Любви, банек стареньких огни,
Где в тумане зимний день давно исчез.
Вспомним солнечные дни, вновь вернутся к нам они,
Будут вновь они на озере чудес.
Отражается луна, в тёмной проруби вода
Хранит тайну звёзд и сказочных небес.
Принесла любви волна песни нежные слова,
И тихонько ей подпел таёжный лес.
Здесь на озере Любви гаснут звёздные огни,
И автобус ждёт меня в далёкий рейс.
Ты в глаза мои взгляни и любовь мою пойми,
Здесь она живёт на озере Чудес!
 Целый месяц он там рубил берёзы для веников-метёлок, помогая её отцу-леснику, парился с ним в бане по "чёрному", прыгал с разбега в прорубь чудного озера, согревался спиртными напитками после бани, закусывая солёными грибами и сушёной рыбой.Хорошо провёл отпуск.
 А вот Настя-то там оказалась не одна, а с женихом. Правда, с женихом не настоящим, а точно таким же, как и Сергей. На тех же правах, но только из её бывшего родного города. Плюнул тогда Сергей на всё это дело и весело проводил время в местной компании ребят и девушек на квартире молоденькой медсестры Жени и её юного жениха красавца лесоруба, тоже по имени Женя.
 Здесь собиралась местная элитная молодёжь, так называемый, бомонд, прибывшая в посёлок лесорубов молодые специалисты по направлению: медсёстры, фармацевты, учителя, библиотекари, техники и прочие. Слушали музыку, танцевали под магнитофон, слушали Высоцкого, Вертинского, Окуджаву, делились впечатлениями от прочитанных книг и новых фильмов, влюблялись.
 Сергей же влюбился навсегда в Карелию и вот в эту маленькую квартирку медсестры Жени с зелёной настольной лампой, с нежно звучащей музыкой и в запах хвойного зимнего леса-тайги. Неужели и в этом он грешен? Где теперь та Женя и её вздыхатель-лесоруб с тем же именем?   
 И тут под утро снится Сергею картина третья: Крутой Яр, Дом культуры, музыка звучит, танцы: "А я иду тебе навстречу, а я несу тебе цветы...". С ним уже опять рядом девушка-блондинка, но совершенно другая. Уже с зелёными глазами, да повыше ростом. Это дочка директора Дома культуры. Слишком хорошо она относится к Сергею. Но он опять не хочет связывать себя семейными узами. "Быть может, это мой и есть самый большой грех?- думается ему теперь во сне и он просыпается:
 - Интересно, а у Людмилы какого цвета волосы?- было его первой мыслью.
 Она красилась хной.
А.Бочаров.
2020.