Просто... Слава...

Итак, будьте знакомы. Его имя Богуслав. Богуслав Андронов. И это не просто имя-фамилия. Это целый текст. Сообщение и ему самому, и всем окружающим. Читаем: «Человек, славящий Бога». И что вдохновляет, так это возможность развернуть этот текст на жизненном пути. Или: «Славящий Бога за то, что он создал этот мир и в нём его — человека. Человека, который осознал и духовно принял то, что есть Бог». Или: «Славящий Бога за то, что он создал человека. Человека, открывшего, что Бог во всём безграничном мире. А главное — в нём, в человеке. В человеке божественная сила и воля. Но как он день за днём забывает об этом, человечешко… И даже не ведает...». Или… Так много этих «или». Ограничимся Богуславом.

       В детстве, а мы сейчас в его детстве, он просто Слава. Слава с мамой и папой. Что мама? Мама — туроператор. Буквально живёт на работе, и часто работа эта совершается в далёких краях. Но главное, у мамы беда — это папа, то бишь муж. Папа-муж, да, когда-то был милым и ласковым, предусмотрительным. А потом как-то незаметно, но всё более властно сделала его безучастным ко всему этакая рыхлая прострация. За что ни берётся — всё шиворот да навыворот. Ни на работе, ни дома, по хозяйству. На работе, на стройке, он профи по полётам с лесов. Полёты чередуются с больничной койкой. А там всё более вожделённый покой и уход. Так бы и полечился ещё хоть немного… Однако, в конце концов, ушли его со стройки. И вот теперь через знакомых устроился трудиться: то денно, то нощно охраняет больничку же. Днями трудится беспощадно в борьбе со сном. А ночи вознаграждают за эти муки безмятежным опочиванием. Работа ну прямо по душе. А вот домой хоть не приходи. Эта неугомонная жена — зануда, когда не на работе. Постоянно тормошит и понукает. То побелить где-то надо, то поштукатурить, то ещё и плитку поклеить. Ты же строитель, корит она. Папа-муж начинает нехотя шевелить руками, но тут нападает такая сплин-хандра! Такая обрыдлость! Так что срочно требуются спасительные средства: диван, газета с футболом и хоккеем и, конечно, телевизор. А Славик наблюдает  этот сюжет изо дня в день. Слышит, как мама от крика переходит к плачу, и наоборот. Славик берёт кисть, ведро с известью и идёт в кладовку. Папа, не покидая дивана, даже  соизволит резко приподняться, нет не совсем, а на локте:
- А ну, поставь на место и не лезь не в своё дело! Будет он мне тут голову морочить .

       Мама вздыхает громко, качает головой, собирается и уходит прочь по своим туроператорским маршрутам. А Славику стыдно за папу, стыдно за себя, за своё детское бесправие и бессловесность. И даже где-то на задворках сознания противно и стыдно за таких вот мужиков вообще.

       И Славик уходит гулять — туда, к друзьям, где он верховодит, где ждут от него затей, проказ и новых приключений. А Славик и не обманывает ожиданий. На улице он творец идей, царь и бог. Вот идея: снять рубашки там, футболки, развернуться задом наперёд, встать в ряд и идти по дворам, главное, не оглядываясь. Вся компания так и делает, причём  с яростным энтузиазмом. Встаёт в ряд, взявшись за руки, и отправляется вперёд — назад, навстречу курьёзным неожиданностям типа бух — и в столб, бац — и в дерево или в разъярённого дедушку с воинственной палочкой. А ещё достойный сын турооператора разрабатывает вояж по чердакам в своём дворе и ближайших. И чердачные туристы-искатели находят вскрываемые люки, исследуют с фонариками тёмные чердаки, отыскивают трофеи. Жители верхних этажей гоняют их, ругают всяческими нехорошими словами и грозят пожаловаться родителям. А юные авантюристы, все перепачканные, в ссадинах и синяках, испытывают от всего этого незабываемое удовольствие. И они готовы  абсолютно повсюду следовать за своим предводителем.

       А предводитель растёт и взрослеет. И вдруг он начинает открывать в себе удивительные способности. Вот как-то в марте идёт Слава по улице. А впереди него, в метрах 30-ти, ковыляет ещё молодая женщина, упакованная тяжеленными сумками. Слава думает, а не помочь ли по-пионерски донести сумки до дома. Но тут внутренний голос сигналит, мол, подожди да посмотри вверх. Слава тут же кидает взгляд в высоту. С края крыши пятиэтажки пытается сорваться внушительная глыба льда. А женщина — на подходе. Слава бросается к ней. Обхватывает руками. Оба в тесных объятиях улетают вперёд и совершают не очень комфортную посадку на обледенелый асфальт. И в это же мгновение коварная глыба пикирует и, громко хрустнув, разлетается фейерверком острых льдинок. Эта неудачная попытка теракта происходит чуть позади упавшей пары. Женщина неожиданно красивыми большими глазами с искрами ужаса смотрит на Славу, затем на разлетевшуюся глыбу, а потом на выскочившие на волю из сумок пакеты, яблоки, помидоры и картофелины. Женщина громко охает, вздыхает и, наконец, смеётся. Слава составляет с ней смеховой дуэт. Встают, отряхиваются, собирают продукты и нагружают ими спасителя. Слава уже как джентльмен сопровождает, оказывается, Людмилу до дома.  А там нужен пятый этаж. Вот они и поднимаются до квартиры. Заходят. На кухне — чай с печеньем и вдруг задушевный разговор. А Людмила-то красива не только глазами. Да она ещё и лирична, музыкальна... и одинока. Играет для Славы на гитаре и мило поёт о ней, о любви. А потом они под музыку, летящую уже из колонки, танцуют, воркуют, смеются и иногда замолкают. Проникновенно и нежно смотрят друг другу в глаза… И вот они уже гуляют по улице под вечерними фонарями и звёздами. И начинается счастливая, безмятежная жизнь, расцвеченная радужными чувствами и эмоциями. Да…
       
          Но всё это фантазии. Возможно, и Славы. А вот необычные способности — это истинно явь. Истинная явь — то, что Богуслав избран из многих, отмечен не зря для каких-то неведомых ему ещё свершений. Он примерно так и думает. Вернее, догадывается, ещё только оформляя свои догадки в речевые формулировки.

       Вот и следующий эпизод. Уже в мае. Слава и велосипед на утреннем заезде-променаде. Слава лихо выкатывает из двора, мчит по узкой улочке до поворота на бульвар с аллеей. На самом повороте — банк. Слава замедляет кручение педалей. Его внимание привлекает невысокий паренёк. Чем? А тот стоит на углу банка и держит в руках средних параметров бинокль. Паренёк то озирается по сторонам, то приковывается взглядом к банковским дверям. Внутренний голос, умолкший больше чем на два месяца, начинает снова вещать Славе, мол, вот сейчас будь внимательней и действуй не медля. В голове Славы пульсируют вопросы: «Зачем бинокль? Почему на углу? Чем так привлекают двери банка?» Ответы нисколько не заставляют ждать. Двери медленно открываются. Из-за них показывается молодая пышноволосая брюнетка с сумочкой через плечо. Девушка останавливается. Озабочивается прищуренными глазами и раскрывает сумочку. Оттуда наполовину выглядывает пухлая пачка понятно чего, и брюнетка быстренько перебирает бумажки пальчиками. А юный наблюдатель на углу? Как Слава уже и ожидал, тот во все окуляры оптического прибора наблюдает за процессом пересчитывания купюр. Слава с долей адреналина предвкушает дальнейшее развитие сюжета. Девушка, удовлетворённая  арифметическим правилом сложения купюр, переходит улочку и следует по своим делам вдоль аллеи бульвара. Юный наблюдатель тут же превращается в активного преследователя и движется за брюнеткой, обозначив пока дистанцию порядка 7 — 8 метров. Слава уже ни в чём не сомневается. Ему в голову приходит, так сказать, дерзкое решение на опережение. Веловод раскручивает педали, пересекает улочку, выруливает на аллею бульвара. Затем он обгоняет уже ускоряющего шаг юнца, сближающегося с ничего не подозревающей девушкой. Дерзко срывает с плеча сумочку и нагло, посреди ясного, солнечного утра, мчит вперёд по аллее. Брюнетка тормозит об асфальт от неожиданности. Юный преследователь тоже тормозит от такой дерзкой наглости конкурента. Брюнетка машет руками, ловит ртом воздух, затем пытается кричать на всю аллею, полную, наоборот, молчаливых деревьев. Деревья, как обычно, стоят гордо и с нулём внимания на происходящее. Юный любитель бинокулярного видения и не только, оценив ситуацию, быстро сваливает вправо и исчезает за растительностью. Слава же - ко второму уже за утро изумлению девушки — притормаживает и делает разворот, подъезжает к брюнетке, галантно вручает ей сумочку. Новый модификатор Робина Гуда предупреждает вопросы тёмноволосой, так и не пострадавшей только что, следующим текстом:

- Извините, но если бы не я изъял на время вашу сумочку, то её присвоил бы навсегда вон тот юный шпион с биноклем наперевес. Слава указывает на другую сторону бульвара, по тротуару которого в обратном направлении спешно удаляется неудавшийся любитель отнюдь не пустых дамских сумочек.

       Брюнетка, округлив глаза и не зная, как состряпать ответ в подобной нестандартной ситуации, всё-таки быстро (по-женски) догадывается раскрыть сумочку и вновь пересчитать её содержимое. Закончив, облегчённо вздыхает и снова поднимает уже смущённые глаза на Славу. На Славу, которого уже нет. Ведь Богуслав-Гуд уже гонит велосипед дальше вдоль аллеи. Нет, знакомство с симпатичной брюнеткой здесь не состоялось. Ни в реальности, ни в виртуальной параллели. Увы! Нр будьте споки. Они случайно встретились уже летом. Случайно — для непосвящённых. А мы то уже знаем… Короче, было так. Вездесущий (но там, где нужно) Богуслав как-то на повороте улицы им. Михалкова-старшего видит, что некая знакомая на вид пышная волосами брюнетка хочет пересечь дорогу. Внутренний голос на этот раз был максимально лаконичен: «Ну, чего ждёшь?». Слава вздрагивает, резко бросается за девушкой, хватает её за локоть и бесцеремонным рывком возвращает на жизнелюбивый тротуар. В то же время из-за тополей на повороте вылетает чёрный ниссан x-trail с молодым обалдуем за рулём и бездумно-безмятежно мчит дальше по своим бесноватым затеям. Слава беззвучно, но активно двигая губами, отпускает вслед обалдую парочку смачных, жёстких комплиментов. Затем его рот изображает улыбку и Слава, как бы внезапно удивляясь, обращается к обладательнице пышной копны волос с чёрным блестящим отливом:

        - О! Ого! Мы, кажется, уже как-то встречались.      
            
      Брюнетка снова, как некогда у некоего банка, округляет глаза и в скоростном режиме ловит в памяти сценки у банковских дверей и на аллее. Глаза девушки чуть меркнут и сужаются в смущении. Она произносит тихо, почти грудным голосом:

       - Да-Да, встречались, и вы меня опять спасаете…

   Слава полноправно, как дважды спасатель из личного министерства  чрезвычайных ситуаций,  совершает простецкий шаг к сближению:

         - Не вы, а ты. И я теперь точно тебя спасаю. А в прошлый раз — лишь твои деньги.
       И этот скачок от вы до ты, будто волшебный (!) речевой приёмчик, совершает чудеса в траекториях личной жизни спасателя и спасённой. От него и от неё бегут навстречу друг другу тёплые блистающие волны какой-то безудержной радости и энергии. Волны налетают друг на друга, пенятся, взрываются брызгами. Пышные волосы встряхиваются и вскруживаются. Из-под них слышен теперь уже высокий тёплый голосок:

       - А меня зовут Людмила. А тебя?

    При имени Людмила (под номером 2) Слава, конечно, вздрагивает, и на периферии сознания возникает облако из  эскизных паров размышления о неслучайности и предрешённости таких событий и совпадений имён. И Слава решает (заметим, что по правилу бифуркации он мог бы прийти и к другому решению), Слава дерзает:

     - А моё имя Слава, - и тут же басом добавляет: - А полностью моё прозванье Богуслав!

      - О-ох! - оценивает по достоинству Людмила.

       А Слава тут же продолжает применять тактику от вы до ты:
   
    - Ну, что, Люда, думаю, я теперь просто обязан сопровождать тебя по опасным улицам города и переулкам тоже, да?
      Люда смеётся:
    
   - Я ловлю себя на непростительно шальной мысли, что доверяю тебе полностью. И, чтобы ты отдохнул от своей тяжёлой работы спасателя, приглашаю пойти в какое-нибудь  безопасное место. И куда? Слава легко и сразу находит ответ:
    
        - Пойдём-ка в парк. Там много чего интересного и кафешка в наличии.
    
      И вот они, смеясь и непринуждённо болтая, отправляются в парк. Общая личная траектория вроде бы быстро намечается и чётко определяется. Они даже вдруг останавливаются, телепатически глядят друг другу в глаза и берутся за руки. И вот они уже будто полетели дальше… бы! Но всё это снова фантазия, возможно, Славы и Людмилы тоже (если она вообще существовала когда-нибудь и где-нибудь).
    
       Нет и ещё раз нет. Богуслава ожидает совсем иная личная траектория, так сказать, экзистенции… Слава не хочет быть таким, как отец. Богуслав чувствует, что способен на многое и может совершать великие дела. Вот и его удивительный дар угадывания и предвидения негативных событий… И этот внутренний голос… Богуслав сначала думает, что это голос свыше, что тот, кто выше, выбрал для добрых дел именно его. А значит, Богуслав — особое существо. Он, скорее всего, сверхличность, для которой открыты мировые, вселенские масштабы. И внутренний голос на самом деле — это уже не голос свыше, а проявление его личного глубинного, истинного я. И оно божественно. Может быть в нём, Богуславе, вдруг воцарилось божественное начало этого мира и делает первые робкие шаги по исправлению его, этого мира, недостатков, да что там — дисгармонии! Богуслав начинает думать иногда о том, что всё, происходящее с ним, - лишь подготовка к великим вселенским делам высочайшей гуманности.

       Как-то однажды Богуслав крепко задумался на эту тему. Дома, сидя в кресле, он отправил почему-то вопрошающий взгляд за окно, далеко в безграничное голубое небо. И вот опять включается внутренний голос, и звучит он впервые от первого лица: «А что, может быть, я, Богуслав, и есть сам Бог, божественное начало всего? Возможно, оно дремало во мне до поры, а теперь, наконец, пробудилось и решило по-настоящему, реально нести добро в этот греховный, заблудший мир». Богуслав с удивлением замечает, что его вопросы этакой голосовой вибрирующей волной улетают в бескрайнее небо. Но тут вдруг эта светлая синева темнеет, затем чернеет. И наступает полнейшая мгла. Но лишь на мгновение. Богуслав видит далеко за окном яркую светящуюся точку. Она то ли увеличивается, то ли приближается. Или же и то, и другое. Этот уже огненный шар завораживает Богуслава, словно мощный магнит. В слепящем мареве исчезает окно, комната, кресло вместе с Богуславом. Лишь божественный внутренний голос парит над яркой пустыней света: «Да, это моё святое предназначение. Быть или не быть? Не быть — значит влачить мелкое, серое существование, изо дня в день, из года в год. Погрязнуть в мириадах мелочей, никчёмных, суетных хлопот, в зависимости от своей завистливости к чужому пошлому, мещанскому комфорту и мнимой, всегда недостаточной благоустроенности в этом жалком мирке злословцев. жадюг и хапуг. В этом мире уснувших сознаний, этих бесчисленных «недо-я», которые никогда не пробудятся, ведь они превратятся в прах, пыль и в итоге в пустоту. Быть — значит встать над этим гигантским муравейником копошащихся псевдочеловеков. А что? Разве это плохо, предосудительно быть выше аморфной массы? Строить, создавать себя, свою самость, ломая все преграды. Нести добро, пусть даже орудуя кулаками. Знать, что за тобой высшая истина. И нужно, необходимо взрастить в себе Бога, чтобы нести ответственность за весь мир и спасать его добром, а порой и действенным гневом. Да пусть будет так и никак, абсолютно никак иначе!»    
   
    При этом внутреннем утверждении Богуслав почувствовал своё нарастающее величие. Величие, производящее метафизические перемены в ближне-дальнем пространстве. Богуслав вдруг ощущает, и видит, и осознаёт, что он разрастается, гигантеет во все стороны света. И что это? Комната, дом разлетаются и не на обломки и кирпичи, а на мелкие флюиды — сгустки яркого света. А сам он, великий Богуслав, испускает лучи, освещающие город, всю Землю и улетающие в свою, родную, стихию бесконечности. Богуслав ощущает мощный прилив искристой, чудесной радости и даже счастья. И тут случается нечто уже совсем неожиданное: Слава вдруг слышит сухое покашливание и старческий хитро-ироничный смешок где-то там, в высоте. Оттуда же слышится усталый и тихий голос, этакий басок:
        - Ну, что ж, приветствую тебя, ещё один вершитель мировой добродетели. Слава оглядывает всё бесконечное, залитое лучами Богуслава пространство.
    
      - Кто ты и где? - невольно с боязнью и чуть подрагивающим голосом спрашивает он.
   
          - Я тот, кого ты был славить призван до того, как начал прославлять себя, - с  долей укоризны прозвучал голос. - Да ладно, сейчас я предстану перед тобой, чтобы задать второй вопрос. Но сначала вопрос первый: каким ты желаешь видеть меня?
         
           Слава начинает стремительно теряться и смущаться.
         
         - А! Хорошо, я всё понял, - голос приобретает спокойный и насмешливый тон. В следующий момент перед глазами Славы бесконечное облучённое пространство схлопывается, скукоживается до всё той же его комнаты. А сам Слава метко влетает в своё кресло. Поводит плечами, мотает головой и устремляется глазами на странную персону, сидящую на столе у окна. Там примостился, слегка побалтывая ногами, пожилой коренастый мужичок в белой шкиперской фуражке, в небесно-голубой футболке с надписью на груди «Я — Слово», а также в мятых белых шортах и плетёнках на ногах. Вроде бы затрапезный, хотя и нагловатый мужичок. Но вот эти плетёнки!.. Они переливаются всеми цветами радуги и испускают странные лучики. Эти лучики, как светящиеся змейки, юрко расползаются по углам. Мало того, они юркают по Славе. Вот какие-то оба враз — прыг подмышки, а один — скок на шею и сразу — на щёку, а потом — прямо в ухо и изнутри — в висок, да жжёт, собака, и больно ведь! Слава взметает руку к виску и трёт его, шоркает ладонью. Мужичок на  столе, видя это, смеётся и говорит:
    
       - А, скюз ми, сейчас выключу.
 
   Он тянется рукой к левой плетёнке, раздаётся щелчок — плетёнка выключается, гаснет. То же самое проделывается с правой.
      
     - Будь спок, Славян. Эти лучики хотели поглубже узнать, как ты меня придумываешь, воображаешь. И вообще они — это просто трюк. Я ещё до своего появления здесь прозондировал тебя. Ну и понял: ты опасаешься прибытия некоего огромного огнедышащего громо- и молниевержца. Вот я и припёрся к тебе, прикинувшись тем, кого ты сейчас видишь. Короче — наспех сочинил, - мужичок принадвинул шкиперку за околышек. - А так-то кем вы, человеки, только не представляете меня - и пузатым толстяком в рясе и с нимбом над башкой, и дылдой — великаном с кучей всевидящих, всеслышащих, всезнающих голов. Ну, прямо цирк мне на потеху. Да ладно, - тут мужичок прямо-таки вперивает в Славяна разом посерьёзневшие до холодного блеска глаза. - А теперь, Богуслав, второй вопрос. Исходя из твоих недавних размышлений о себе, предлагаю: не хочешь ли ты на время, конечно, взять на себя все мои способности и возможности?
    
       Слава, чувствуя, что весь напрягается от мысли о том, кому он сейчас задаст вопрос, выжимает из себя:

          - То есть вы предлагаете мне стать… Вами?         
         
          Мужичок хитро усмехается.
    
       - Ну, не стать, а, скажем, поиграть в меня. Посмотреть на мир — очень большой мир — моими глазами. Вдруг получится? И понять, что из этого в конце концов и выйдет. Слава задумывается над смыслом этого предложения. Смысл же ускользает, превращаясь в рискованное, но манящее желание. Оно растёт и и наполняет голову ярким, обжигающим светом.
      
- Я всё понял, - произносит мужичок медленно и сочувственно. - Дерзай, Слава…

      Всё вокруг исчезает. И мужичок, и абсолютно всё. На мгновение. Слава открывает глаза. Он сразу понимает, что только что открыл глаза, потому что проснулся. Где-то внутри себя проснулся. Вопрос: зачем? А вот и внутренний голос:

         - Смотри прямо!

      Слава смотрит. Перед ним, прямо перед ним, вот-вот перед глазами, и вдалеке, раскрываясь во всей громаде, вырастает, вздымается гора. Она чуть затуманена у подножья, открывая взгляду матово размытые причудливые изгибы, уступы, а выше — утёсы. Ещё выше туман начинает струиться. Слава замечает перед собой тропинку. Тропинка вверх, с извивами между контурами, намёками — набросками каких-то растений. Они неважны, понимает Слава. Главное, нужно подниматься. Надо покорять, брать на себя эту гору. Слава делает шаг, очень большой шаг в этот влекущий вверх лёгкий туман. Слава вдруг ощущает, что не поднимается, а медленно взлетает над склонами горы. Тропинка исчезает. На славином пути полёта возникают скалы, горные площадки с обрывистыми призывами глядеть вниз, в открывающиеся слева и справа пространства. Слава заглядывает за правый скалистый контур и видит внизу город. Город из высоких зданий, ленточных дорог, верениц машин и спешащих людей. И Слава видит много городов и массы людей. Это Америка. Она резко увеличивается в масштабе. Перед взором Славы открывается сразу множество, великое множество событий. В тёмном и грязном квартале Нью-Йорка (и Слава мгновенно узнаёт Нью0Йорк, как и всё) бродят, словно зомби, какие-то скрученные люди. На асфальте, у обшарпанных стен домов, сидят с закрытыми глазами, со шприцами в руках парни в замусоленных футболках и взлохмаченные девушки в топиках или лифчиках. Слава с досадой моргает глазами. Картинка меняется. В глаза лезет Флорида. Волны океана гладят золотистый песок. Взору является роскошная вилла. Под пальмами в креслах сидят двое полуобнажённых мускулистых мужчин. В их руках бокалы с вином. Звучит томная музыка. Мужчины разговаривают. Из всей какофонии звуков Америки до ушей Славы доходит разговор о завтрашней закупке оружия для безопасной доставки большой партии марихуаны.  Слава всем телом дёргается, импульсирует вперёд, восклицая мысленно в сердцах: «Чтоб они утонули!» Повинуясь Богуславу, светозарная волна мутного черного вздыбленного цунами обрушивается на берег и проглатывает этих самых двоих вместе с виллой и абсолютно нехорошими планами на ближайшее будущее. Аминь! Но не тут-то было. В горло Славы начинает постепенно проникать тошнота. Импульсированный полёт переносит его глаза на побережье Сан-Франциско. Шумит океан. Кричат чайки. По набережной безмятежно прогуливаются парочки влюблённых. Девичьи головки на плечах возлюбленных. Руки обнимают талии. В ушах Славы смех, нежная болтовня, слова любви о любви. Слава слышит свой облегчённый вздох. Но тут же даёт о себе знать внутренний голос. Он ничего не говорит. Он громко и саркастично смеётся, злостно бьёт по барабанным перепонкам.

    Полёт Славы над миром горы продолжается. Его взгляд словно притягивается левой стороной. Слава всматривается туда, за острые выступ скалы. А там саванна с редко разбросанными деревьями. Бегущее стадо антилоп. Ряды низеньких хижин с пыльными, замусоренными проходами между ними. Бедная—пребедная африканская деревенька, думает Богуслав. Несчастная моя маленькая Африка, продолжаются мысли, что только не предпринимай, картина всё та же. Всё то же во все их времена. Слава поражается этими мыслями. Чьи эти мысли? Ах, да - его же. Он же сейчас…

      Маленькая голенькая чёрная девочка выползает из хижины, садится в пыль рядом со стоящими на земле горшками и тарелками. Девочка заглядывает в горшок, улыбается. Достаёт из горшка обкусанную уже лепёшку. К хижине подходит высокая и худая женщина с тазом, полным постиранных старых тряпок. Не глядя на девочку, начинает развешивать тряпки — оказывается, видит Слава, это одежда — на верёвке, провисшей между двумя неровными палками. Славин взгляд убегает вдоль саванны дальше. Начинаются густые леса. На полянках Слава замечает величественных красавцев — тигров. Они отдыхают в тени высоких деревьев. Они так безмятежны и мудры, умиляется в душе Слава. А вот и большая поляна, ограждённая со всех сторон забором из тёсаных брёвен. Слава видит в центре поляны сторожевую вышку. На вышке часовой, присев в углу, спит, разморённый жарой. На полу спит его автомат. Слава понимает, что это один их лагерей повстанцев. Слава напрягает память. Но где тут вспомнишь, какие уже это мятежники из бесконечно воюющих между собой африканцев. В центре лагеря — блиндаж, окружённый наложенными друг на друга тяжёлыми мешками. Кто сидит возле мешков, кто прилёг — повстанцы. Автоматы лежат у ног. В руках открытые фляжки. Солдаты отхлёбывают, смеются и о чём-то болтают. Тут Слава видит то, что уже и ожидал. Из-за деревьев вокруг забора летят несколько гранат. Брёвна взрываются и разлетаются в щепки. Из леса выдвигается вооружённая группа. Слышатся резкие крики и автоматные очереди. Нападающие смело вбегают в лагерь. Гранаты летят внутрь блиндажа. Вышка вместе с часовым взрывается и загорается. Захватчики в формах цвета хаки, в красных беретах потрясают оружием и залпируют в небо. Славе уже начинает досаждать этот полёт и эти виды Земли. Он ищет глазами что-нибудь спокойное и приятное для души. Невольно ищет. Внутренний голос ещё тут бубнит в ушах, зря, мол, стараешься, даже если и найдёшь. Смысла нет, толку нет. Бесконечен круг. Никому нет выхода. Слава мысленно отмахивается от этого нудящего голоса и уже с усилием продолжает полёт в высоту горы. В голову приходят, как ему кажется, спасительно направленные мысли о том, что сейчас обязательно встретятся бескрайние пространства счастья, добра и справедливости. Ведь он их создатель, а если не встретятся — он их обязательно создаст. Эти мысли, словно светоносные стрелы, летят впереди Славы туда и сюда — вверх и вниз, вправо и влево. Мир горы охватывает полнейшая тишина. На мгновение. Через этот миг со всех сторон слышится нечто немыслимое по своей непредсказуемой всеохватности. Детские крики и плач. Смех и улюлюканье огромной толпы. Одинокое женское рыдание. Наперерез всему — автоматные очереди и взрывы бомб. Ужасные вопли людей, бегущих среди падающих обломков домов. Бухающие ритмы тяжёлого рока. Резкие, отрывистые баритоны и фальцеты команд «Огонь!», «Выстрел!». Как издёвки — обрывки гармоничного органного Баха. Недовольный ропот огромной массы людей. Этот ропот обволакивает собой всю какофонию звуков и мощным ударом бьёт по ушам и мозгам Славы. Он вдруг чувствует и видит, как в его голове образуются пузырьки, много-много пузырьков. Они взлетают вверх и превращаются в густой пар. Слава успевает понять, что вскипает его бедная голова, и тут же теряет сознание…
       Люди на тротуаре шарахаются в стороны от несущегося прямо на них парня. Он дико кричит: «Я создам! Я создам!» Глаза покинули орбиты и не видят ничего вокруг. Руки в волнообразном всеохватывающем движении. Ноги босы. На теле домашнее трико и майка.  Уцелевшие прохожие наблюдают этот, кажется, безудержный бег. Его останавливает только витрина магазина. На всём максимально ускоренном лету среди скал и утёсов горы, а затем среди прохожих Слава бьёт головой стекло. Оно трещит и разлетается осколками. Острые куски беспощадно осыпают славину голову, проходящих мимо людей, тротуар и часть дороги. Этот удар и фейерверк осколков означает конец великого полёта и подъёма. Богуслав с окровавленной головой наконец-то успокаивается на асфальте…

       Надёжно зарешёченное снаружи окно полностью открыто. В одиночную палату, будто живительная влага, вливается свежий воздух летнего утра. Богуслав с перебинтованной головой лежит на кровати, смотрит в потолок. Многоголосое звучание горы в его голове  превращается в шум с волнами усиления — ослабления. Дверь в палату приоткрывается. Медбрат, стоя у порога, внимательно разглядывает пациента. Затем закрывает дверь, отправляется в кабинет дежурного психиатра и докладывает ему о спокойном состоянии пациента.
 
   Шум в голове начинает нарастать. Его волны превращаются в накатывающийся вал. Богуслав садится на кровати. Локти — упором в колени. Подбородок — в ладони. Глаза - в окно. Внутренний голос прилетает с высоты шумного вала: «Ну как же так? Ты совершал поступки. Ты вырастал в своих глазах. Ты становился великим. Тебе предоставили этот безграничный мир, а ты...»

       Тошнота какой-то глубокой безысходности охватывает голову, горло, всё тело, всё существо Богуслава. Голос не оставляет в покое: «Весь этот мир таков, каков он есть и движется в вечность своими путями». Богуслав замечает, что этот внутренний голос  становится похожим на голос того чудаковатого деда, его непрошенного гостя. «Ты заглянул туда только краем глаза, - продолжает голос. - И ты не понял, а ощутил всей своей самостью этот многоликий хаос бытия. И ты не увидишь и не познаешь бесконечное множество других не менее драматичных миров. Создатель может только творить их, приводить в движение. И что бы он ни предпринял, какую бы идею ни воплотил в этих мирах, они всегда ответят на это по-своему, непредсказуемо, зачастую ужасно неожиданно». Голос на мгновение стихает, а затем произносит: «Как бесконечно грустно и одиноко...». Богуслав вдруг ощущает где-то в глубине души лёгкое волнение, эмоции сочувствия плюс желание что-то совершить, изменить. Он хочет, словно смешной чудик, зачем-то соскочить с кровати. И в это тоже время шум в голове начинает обретать вес и давить на Богуслава всей мощью. И в нём опять ропот голосов, удары, взрывы, резкий грохот. Богуслав сдавливает руками виски и повторяет тихо, про себя: «Я просто Слава… Я Слава, Слава...» Он повторяет своё имя долго, до тех пор пока этот вселенский шум не исчезает совсем. Пока Слава не излечивается от себя самого…

       Вот так. Богу — Богово, а человеку?..

       А человеку — всё остальное. И весь этот несчастный человеческий мир!..