Скрытый смысл. Записки из дома престарелых

                Когда утром в доме престарелых №2 города Нижнекамска вдруг приключилась какая-то суета, стало понятно: опять кто-то умер. Да оно и естественно. В подобного рода, приличных заведениях, других поводов к суете не существует. К тому же ведь это не сумасшедший дом, в котором свободомыслие буквально витает в воздухе и от его постояльцев можно ожидать всего, чего угодно: от полёта на Марс до открытия новых законов физики. В доме престарелых всё иначе, и в нём любое действие обязательно согласуется с администрацией, строго подчинено правилам внутреннего распорядка, а ожидать в нём можно только одного — смерти…
                В общем, тем утром, пока суть да дело, жители дома престарелых, как обычно, стали думать и гадать: кого именно захотелось бы им сегодня проводить в последний путь в первую очередь? Случись им выбирать. Кого им не так жалко? То ли одноногого Ефима, то ли — Мартына, ветерана труда из Набережных Челнов. То ли — полоумную Агафью, старшую по этажу. То ли ещё кого другого. То ли никого из них не жалко и можно хоронить сразу всех скопом? Поскольку непонятно зачем они все вообще нужны? Как-то так. Короче, думали, размышляли, а полоумная Агафья даже возьми и  напиши стих-посвящение на смерть одноногого Ефима. И всем понравилось. Дескать и Ефим вышел в нём как живой, и скрытый смысл в стихе прослеживался. Причём довольно вольнодумный. Так во всяком случае кому-то показалось…    
                Короче, на старшую по этажу донесли, и дело дошло до администрации. До директора Якова Ильича. А он, прочитав стих полоумной Агафьи, даже всплакнул. По одноногому Ефиму. И признался самому себе, что частенько бывал излишне пристрастен к покойному: без доказательств и лишь на основании одних только слухов, регулярно лишая того сладкого. Причём обвинения Ефима в пьянстве, дебильности и склонности к эксгибиционизму* порой строились на одних только домыслах и предположениях…
                — Впрочем, я не вижу в этом стихе никакого скрытого смысла, — вытерев внезапные слёзы носовым платком, сказал наконец Яков Ильич. Отвлекшись при этом от ностальгических воспоминаний о покойном и его недоказанных бесчисленных пороках...
                Тут кстати и все остальные вдруг увидели, что никакого вольнодумства в стихе полоумной Агафьи нет и в помине, как нет в нём и никакого скрытого смысла. И что стих про одноногого Ефима на самом деле прекраснодушен и чист. И порочный в жизни Ефим в нём, соответственно, предстаёт перед восторженным читателем прекраснодушным и чистым. Всё, как полагается в некрологах. И главное — никаких нарушений правил внутреннего распорядка дома престарелых внутри себя стих-посвящение не содержит. А все они просто сдуру поверили какому-то провокатору. Да и какие скрытые смыслы могут быть в стихе про одноногого пьяницу и эксгибициониста Ефима? Или про Мартына, ветерана труда? С ними же всё всем и так предельно ясно и понятно…
                Но полоумную Агафью тем не менее наказали. Лишили-таки её сладкого. И естественно, отнюдь не из-за того, что она будто бы при написании стиха использовала Эзопов язык и тайные смыслы. А совсем из-за другого: из-за того, что Агафья его предварительно не согласовала с администрацией. Хотя впоследствии и донесла сама на себя…   
                А что никто, включая одноногого Ефима, в то утро ещё не успел умереть, и суета случилась всего-навсего из-за аварии в сливном унитазном бачке, так то не страшно: время есть, ещё не вечер…


*Эксгибиционизм (лат. exhibeo «выставлять; показывать») — форма отклоняющегося сексуального поведения, когда сексуальное удовлетворение достигается путём демонстрации половых органов незнакомым лицам, обычно противоположного пола, а также в публичных местах.