Жванилия Жвановна

Маня моя на последних днях беременности, ходит живот по полу тягает. Такая большая, большая кошка, тяжело, девочке. В это время у неё характер оторви и выбрось. Муха её в это время боится, потому что она его бьёт. Вот идёт Муха и если видит, что Маня возле кровати лежит, то смотрит по сторонам и назад оглядывается, чтобы был путь к отступлению. В общем, обходит её десятой дорогой, по-над стеночкой, за журнальным столиком. А однажды спрашивает у Мани: 
- Маня, ну ты же большая и умная кошка. Ну, как так получается, что ты без мужа живёшь и два раза на год рожаешь?
-  Как, как, - та отвечает, - а вот как. Муж мой названный  обычно мурчит такие сладкие серенады, мммммм. Прямо не мурчит, а песни поёт, и я таю. Шепчет мне: «Можно я прилягу к тебе на грудку и послушаю, как бьётся твоё сердечко,  тук, тук, тук!». Говорит протяжно так и делает ко мне маленький шажок, и смотрит своими зелёными глазками в мои кофейные жмурящиеся очи, приговаривая: «Сладенькая моя, моя вкусненькая и аппетитная!».
- Ой, Маня, подожди, - говорит ей Муха, - от твоих слов мне так есть захотелось. Сейчас перекушу и ты мне дальше все в подробностях расскажешь. 
     Встал мой Муха из под стола, пошёл, взял куриную голову из миски, и «хамыль» в дверь. Хм,  думаю, и куда ты понёс голову? Встаю и за ним. Смотрю, пошёл дом обходить, а в зубах головка куриная. Ну, я с другой стороны ему наперерез значит. Выглядываю из-за угла, картина маслом! Стоит Лялька, а Муха головку принёс ей и положил у ног. Мол: «Моя принцесса, вот от меня вам подарочек, сам словил, общипал, всё для вас, примите в дар!». Ну что делать, раз кавалер подарил, значит подарил. Не буду же я у Ляльки отбирать еду? Развернулась и домой пошла. Через пять минут приходит Муха и под стол, слушать Манины похождения. А та рада стараться и продолжает:
- «Твоё сердечко словно у котеночка, так тихо стучит, так, сладко зовёт, тук, тук, тук!». - И снова делает шажок в моем направлении. Так медленно, медленно переставляя  подушечки лап по земле. А я слушаю, и мне становится радостно и приятно, и в груди разливается сладостная истома, так как я знаю, что эти тук, тук, тук предназначены только для меня. Тут же я начинаю мурчать в такт этим тук, тук, тук. А он  закрывает глазки и тоже мурчит, но уже у моего ушка: «Моя мурочка, моя любимая, моя душа, моя, моя, моя...».
- Ой, подожди, Маня, - говорит ей Муха, - я сейчас сбегаю на улицу, потому что очень надо, там же кто-то ходит и Лялька там, и Кузя там, ну как они без меня на кого-то лают? А вместе мы сила, - и умотал. 
     Хм, вчера приехал Олег с новой дамой сердца и давай хорохориться, какой он такой и раз такой хороший, и прекрасный, мастеровой и так далее, и тому подобное. Ага, побыли тут немного, покрутились, взяли с собой Ляльку и умотали на плотину в соседнее село. Гуляли там, гуляли, а Лялька то в машине сидит. В общем, не знаю как, но Лялька выбралась из заточения и пошла, знакомится с местными кобелями. Кинулся Олег, а Ляльки то нет. Ну и вместо того чтобы под ручку ходить с дамой сердца, да на лебедей смотреть, бегали они как две жучки, искали по незнакомым улицам свою собаку. В общем, с горем пополам нашли Ляльку. Быстренько под мышку её, в машину и приехали домой. Кстати, оказывается, у Олега есть надувная лодка с мотором. И вот он накачал эту лодку, повесил мотор, посадил свою новую пассию в неё и давай рассекать по ставку да волну «подымать». Куражился,  на воде, крутился, крутился и так и сяк, и на одном повороте попали они под свою же волну и... Ну, перевернуться не перевернулись, но волной их окатило с ног до головы. А на улице весна только началась, где-то плюс пять, да ещё и тучки. В общем, прибежали домой, вода с них льётся, зуб на зуб не попадает, но зато с приключениями. 
     Муха мой с кем-то подрался. Все тело в шрамах, ошейник надорванный, зуб который в ошейнике железный утерян. Кто-то постарался и ему нос разодрал, такая хорошая рваная рана. Словили его с Васей и хотели перекисью обработать рану. Льнули на нос, а он быстренько языком нос и умыл. «Все, -  говорю Васе, - он сам уже обработал свою рану языком.

Ничего страшного, всё заживёт как на собаке. Хоть он и есть собака, значит, вдвойне быстрее заживёт!».
     А Маня говорит, Мухе:
 
- Ну, пока ты отдыхаешь раненый, слушай дальше мою историю. Утро, и мы в полудрёме мурчим друг дружке: «Доброе утречко, мой родненький», - и тут я обнимаю его лапками и трусь ушком об ушко, шейкой об шейку, и лижу его мордочку, вылизываю ротик и кусаю ушки. Сначала одно, потом другое! Нет, грызу ушки и топчусь по его грудке своими лапками, и ныряю в шерстку его шейки, и кувыркаюсь, и ерзаю по моему любимому котику.  А потом говорю: «Как мне сладко спалось возле твоего большого и любящего сердечка, мне было тихо, и спокойно, и я выспалась как никогда. Но пора делать дела, пора ловить мышей, а то я ни за холодную воду!». И вот смотрю на него влюблённым глазами, нужно идти, а я не могу оторвать от него взгляда,  не могу отказаться пожевать  ушко моего любимого котика.
- Точно, Маня. Меня же ж дама ждёт под сливой, давай потом расскажешь? - засуетился, занервничал мой пёс, сорвался с места, да только его и видели. А Маня как ни в чем не бывало умываться лапой стала, да шерстку вылизывать принялась. 
     Что-то загуляли мои кошки и собаки не по-детски. Что Кузька, что Муха, как говорится и стар, и млад. И даже кошек нет, все гуляют. Кузьку же с рук кормлю, уже немощный стал. Сам пищу взять не может. Передних клыков у него нет. Беру головку куриную и запихиваю в пасть туда подальше, чтобы он коренными прожевал её. А если так оставить, Лялька придет и отнимет. Старый стал, еле подымается, задние ноги совсем не держат, еле переставляет ими. Такой толстый, толстый, да ещё и лохматый, в общем, бочка на четырёх ножках. Ходит «хекает», воду вёдрами пьёт, точно у него сахарный диабет как у меня. На улице вроде тепло да у него ещё и шуба, а он лежит и дрожит. Старичок совсем стал. Если переложить собачьи лета на человеческие годы, то, наверное, мой ровесник будет. 
     Утром Вася говорит, что видел Муху с подружкой, прямо под сливой за калиткой. Жопками соединились и лежат в лучах весеннего солнышка, балдеют. Так что будут у Мухи скоро дети. В обед прибежал мой Муха голодный, три дня гулял и давай на меня возмущаться. Мол: «Я дома давно, а жрать нечего, давай срочно еду. Хочу, есть и все тут!». Пока Муха возмущался на меня, а я доставала поесть ему, Маня подступила к Мухе и давай продолжение своей любовной истории рассказывать: 
 - Муррр говорю сама себе, вот пожую сладенькое ушко моего котика и сразу уйду. И тут же нападаю на него ласково и делаю жвань, жвань, жвань, жвань, жвань. А он  лежит довольный и пожеванный весь, и я довольная такая, и с чувством выполненного долга. А он открывает свои изумрудные глазки, потягивается в мою сторону, сладенько зевает и говорит: «Моя ты радость, моя любимая моя, моя, моя рыжулька, моя Жванька, Жвалюшка, Жванушичка. Жвашилия Жвановна, а ну ка подставляй шейку, сейчас придёт Кусилий Кусалович и покажет, где раки зимуют. Точнее «кусунии» проживают вместе со «жваночками». И в конце концов он говорит мне: «Люблю тебя, моя любимая, моя любимая моя, любимая моя. Мур на тебя!». И не знаю как, но р-раз - и я уже с котятами. 
     Ну, конечно мои Маня и Муха говорят на своём животном языке. Что-то типа, шшш-шшш, ррррррррр, грррр, шмяк, шмяк, скаву, скаву. Но тут и так все понятно без переводчика. В общем, дала Мухе еду. А он, как с голодного края, накинулся и ест, ест, пока Маня ему на ухо мурчала. Съел, а сколько? Три, пять, восемь, нет, целых двенадцать голов куриных. Пока ел, выдрала у него пару клещей и больше не дался, убежал снова гулять. Ну ладно, пусть гуляет, а ведь скоро травка пойдёт и нужно будет коз пасти. В прошлом году помогал мне. Самое главное, чтобы на мышей не переключался. А то, когда мышь учует - всё, о козах забывает напрочь. Пока мышь не вытравит из норки - это не Муха будет. 
     По-моему, Маня моя родила под кроватью у Васи.. Потому что бегает к миске с едой и бегом назад под кровать, наверное, детей кормить. Но я заглядывать туда не буду. Так как, если я встану на колюшки, то потом полдня назад буду на ноги подниматься.

Вот Вася придет, пусть сам и разбирается со своими кошками. Да, Муха? 
     Сижу возле стола, делами занята и слышу, Маня из-под кровати не унимается и всё «на ухо Мухе наступает», всё хвастается:
- Лежу я такая, - говорит, - с закрытыми глазками, будто бы сплю, а он мне мурлычит, озвучивает каждое свое действие, вроде бы я о них не знаю. Говорит мой рыженький котик и за меня и за себя:
- Ты ещё спаткаешь, а я тебя лизкаю по носику и по краешкам усов и ушка, и умываю твои глазки, а ты говоришь мне: «Ну, Мурчик мой,  солнышко ещё не встало и спит твоё Солнышко», - и улыбаешься, сильно-сильно, сладко- сладко, и светишься, светишься вся. Моя солнышка, моя Мурочка, моя Жванилия Жвановна. - Рассказывает Маня Мухе сказки, а сама включила «трактор» и мурчит, мурчит моя кошка из-под кровати, а шесть слепых «молоконасосиков» смокчут её, жамкают сисечки маленькими ротиками, жамкают нашу Жванилию Жвановну.
     На этой доброй нотке и хочется завершить мне этот рассказ. Кто-то усмотрит во всем этом руку Божию и скажет, что пути Господни неисповедимы. Всё верно, за всё Слава Богу, и кто знает на каких тропках встретим ещё мы наших героев. По каким следам выйдем на их путь. Постучимся в окошко к их уютному очагу на чашечку добрых, простых и мудрых историй.