Почему людям нравятся вымышленные истории, сказки

Этот интригующий вопрос привлекал внимание учёных-эволюционистов на протяжении последних нескольких десятилетий (Бойд, 2009; Кэрролл, 2012; Готшалл, 2012; Сугияма, 2021). Ведь мы могли бы ожидать, что когнитивная система человека и любого другого вида животных будет стремиться искать и накапливать только полезную информацию. А чтобы информация была полезной, она должна повышать шансы организма делать точные прогнозы относительно окружающей среды или последствий своих действий. Учитывая это предположение о когнитивных функциях, трудно понять, почему когнитивные системы и, следовательно, организмы вообще могут быть заинтересованы в заведомо ложной информации, такой как та, что передаётся в художественных произведениях вроде сказок, фантастики и мифах.

Тем не менее, границы вымысла расширяются, увлекая нас в повествования, действие которых происходит в мирах, далёких от любой известной нам реальности. А вымышленные миры пользуются беспрецедентным успехом во всём мире. Такие телесериалы, как «Игра престолов» или «Ведьмак», действие которых происходит в несуществующих мирах, бьют рекорды по популярности. Фэнтези, научная фантастика или антиутопии, переносящие нас в мистические или удивительные вселенные, такие как «Гарри Поттер» или «Голодные игры», продаются миллионами экземпляров.

И эти миры наполнены информацией, не имеющей отношения к нам как к организмам, - например, правилами квиддича в «Гарри Поттере», количеством первобытных титанов в «Атаке титанов» или пространственной структурой Средиземья в «Властелине колец». Я не хочу сказать, что эти произведения не дают уроков на тему реальной жизни. Скорее, я подчёркиваю, что эти вымышленные миры содержат странный вид информации: информацию без привязки к реальному миру.

Мы прекрасно понимаем, что эта вымышленная информация имеет значение только в рамках своей воображаемой вселенной и не помогает нам лучше понять нашу реальную среду. Это различие между вымышленной и реальной информацией подтверждается антропологическими исследованиями. Например, охотники-собиратели из Африки, обычно рассказывают вымышленные истории о животных у костра. Однако эти истории, по-видимому, не влияют на их поведение по отношению к животным в реальной жизни, например, во время охоты. Такая вымышленная информация, по-видимому, существует в той части их разума, которая отделена от их практических знаний о реальном поведении животных (Блёртон и Коннер, 1976). Таким образом, даже в традиционных обществах вымысел и реальность чётко разделены. Зная это, почему мы очарованы воображаемыми вселенными, если наш мозг предназначен для ориентации в реальности?

Кто-то может подумать, что эти миры предлагают спасение от повседневных проблем, убежище. Но эта гипотеза упускает из виду фундаментальный аспект человеческой природы: наш мозг - результат эволюции. Он развивался таким образом, чтобы поощрять поведение, повышающее наши шансы на выживание и размножение на протяжении сотен тысяч лет. Любое когнитивное объяснение нашего увлечения воображаемыми мирами должно соответствовать этой идее. В среде, в которой эволюционировали наши предки, постоянная бдительность имела решающее значение. Таким образом, крайне маловероятно, что эволюция поощряла бы стремление убегать от реальности.

Концепция метафоры может дать убедительный ответ на вопрос о том, почему нас привлекают воображаемые миры. Например, армия Белых Ходоков в «Игре престолов» может метафорически представлять опасности экологического кризиса, побуждая нас задуматься о необходимости коллективных действий. Художественная литература, безусловно, способствует пробуждению эмоций. Однако каждая метафора теряет в точности, приобретая в силе воздействия. Прямая критика экологического кризиса была бы более прямой и точной, чем использование нежити в качестве аллегории.

Кроме того, в некоторых источниках информации, похоже, вообще нет таких метафор. Возьмём, к примеру, планету Мустафар из «Звёздных войн», расположенную во Внешнем Кольце. Какую информацию я могу извлечь из этих знаний? Какую аналогию можно провести с нашим реальным миром? На первый взгляд, никакой. В таких случаях обучение с помощью метафор кажется слабым или вовсе отсутствует. Хотя метафорическая гипотеза может объяснить привлекательность некоторых художественных произведений, она не может охватить богатство и разнообразие воображаемых миров, которые мы любим исследовать.

Итак, как же объяснить повсеместный интерес к воображаемым мирам? Почему наш мозг тратит драгоценные ресурсы на обработку информации, которая не имеет очевидной связи с навигацией в реальном мире?

Происхождение творческих историй

Один из возможных ответов на этот вопрос может заключаться в том, что это явление появилось недавно, после того как были найдены культурные средства для решения всех основных адаптивных задач. Возможно, мы увлекаемся вымышленными историями только в развитых обществах, где большинство потребностей удовлетворено у большинства людей. В этом утверждении есть доля правды: люди в развитых обществах более охотно читают художественную литературу, действие которой происходит в воображаемых мирах, - мы вернёмся к этому в конце статьи. Но было бы неверно утверждать, что художественная литература появляется только в этих обществах.

Инуиты, например, живут в экстремальных условиях, с минимальной социальной организацией, что, вероятно, похоже на жизнь ранних обществ охотников-собирателей. Тем не менее, когда несколько групп собираются вместе, первое, что делают люди, - это делятся своими песнями и танцами. Эти представления, хоть и доставляют удовольствие, по-видимому, не выполняют адаптивную функцию: разве люди, живущие в таких сложных условиях, не должны вместо этого тратить своё ограниченное время и энергию на обеспечение себя всем необходимым? Во всех изученных человеческих сообществах, независимо от способа их существования и экологии, существуют подобные формы художественного самовыражения, которые не имеют очевидной практической ценности. Из этих наблюдений мы можем сделать важный вывод: творчество, по-видимому, ценится во всех человеческих сообществах.

Недавние исследования показывают, что наша креативность может быть эволюционной адаптацией, направленной, помимо прочего, на то, чтобы восхищать и привлекать других. Эти произведения действительно напоминают суперстимулы у животных, то есть признаки, усиленные эволюцией, которые эксплуатируют уже существующие предпочтения, например, хвост павлина, брачные танцы птиц или кваканье лягушки. Эти признаки могут эксплуатировать уже существующие предпочтения (результат фишеровского отбора), а также сигнализировать о качестве (развитие биологически затратного признака является признаком генетического качества). В любом случае цель состоит в том, чтобы привлечь внимание, часто для привлечения сексуального партнёра или для демонстрации своей ценности в сообществе. Танец инуитов и брачные игры райской птицы кажутся слишком похожими, чтобы можно было предположить, что у них совершенно разные эволюционные функции.

Однако есть заметная разница. Каждая история не развивается посредством естественного отбора, потому что у людей развились когнитивные способности, позволяющие изобретать их. Мы используем свою когнитивную пластичность, чтобы создавать то, что другие виды создают биологически.

Выходит, что творцы, будь то писатели, художники или режиссёры, могут не осознавать на сознательном или преднамеренном уровне глубинные мотивы, побуждающие их творить. То же самое можно сказать о многих других биологических адаптациях. Возьмём, к примеру, удовольствие от полового акта: оргазм развился для того, чтобы стимулировать размножение, но мы можем стремиться к сексуальным отношениям ради удовольствия, не преследуя сознательной цели продолжения рода. Тем не менее, секс доставляет удовольствие, потому что он повышал шансы на размножение в ходе нашей эволюции. Точно так же, даже если мотивация к творчеству возникла для привлечения внимания аудитории, мы можем творить ради удовольствия или по другим более или менее осознанным причинам, без явной цели привлечь внимание аудитории.

Чтобы понять истории, которые выбирают авторы, необходимо изучить уже существующие предпочтения их аудитории - точно так же, как для понимания низкочастотных звуков, издаваемых лягушкой, нужно изучить уже существующие сенсорные предпочтения этого вида в отношении таких звуков. В случае с воображаемыми мирами мы можем обратиться к нашим адаптивным предпочтениям в отношении новых сред.

Происхождение предпочтений

С точки зрения эволюции, исследование новых сред обитания особенно важно для всех подвижных видов. Такое исследование приводит к открытию новых жизненно важных ресурсов, партнёров, мест обитания или новой информации. Для многих видов в различных экосистемах польза от исследования перевешивает связанные с ним издержки до определённого момента, такие как потери энергии, экономические издержки, риск получения травм и альтернативные издержки, то есть издержки, связанные с деятельностью, которой организм не занимается во время исследования, а именно с использованием уже известной среды.

В области этологии польза, которую животные получают от исследований, была тщательно изучена, начиная с работы Берлина в 1950-х годах. В 1966 году он опубликовал в журнале Science статью под названием «Любопытство и исследования: животные тратят много времени на поиск стимулов, значение которых ставит психологию в тупик». Таким образом, он обратил внимание на поиск информации, которая не имеет практического применения для достижения реальных целей, и назвал её «неинструментальной» информацией. На мой взгляд, такие наблюдения за животными, напрямую отражают человеческий парадокс, заключающийся в том, что нас привлекает вымышленная информация. Это говорит о том, что наше поведение в погоне за новизной схоже с поведением других видов. С тех пор эксперименты, проведённые с участием множества видов, показали, что многие животные предпочитают исследовать новые территории, а не использовать привычную среду, даже если второй вариант приносит больше пользы и даже если стоимость исследования искусственно завышена. Обезьяны предпочитают визуальную новизну; крысы и голуби предпочитают пути, на которых есть несколько вариантов; различные животные, в том числе дельфины, белухи, макаки и орангутанги, больше тянутся к незнакомым объектам, чем к знакомым. Все эти исследования показывают, что исследование само по себе приносит удовлетворение, даже без прямого вознаграждения.

У людей появились другие виды исследований для изучения явления, удивительно похожего на то, которое наблюдается у животных. Область экологической эстетики исследует характеристики естественной среды, которые наиболее привлекательны для человека. Исследователи провели многочисленные экспериментальные исследования, чтобы изучить природу и существование универсальных предпочтений к определенным ландшафтам. Исследование, проведенное в 2007 году, включало показ участникам серии из 70 фотографий лесных пейзажей и просьбу оценить их на основе различных аспектов, включая потенциал для дальнейшего изучения и общее удовольствие от пейзажа. Ключевым открытием в этой области исследований является то, что ландшафты, указывающие на возможности для исследования, например, уходящая вдаль тропа, как правило, предпочтительнее. Это предпочтение ландшафтов, предполагающих дальнейшее исследование, основано на автоматических, бессознательных и интуитивных реакциях, которые сами участники, возможно, не могут полностью сформулировать (Херцог и Брайс, 2007).

Более того, недавние исследования с использованием методов нейровизуализации показали, что дофаминергическая система играет важнейшую роль во внутренней мотивации к исследованию. Эта система, лежащая в основе нашего механизма вознаграждения, реагирует на новые стимулы, которые не приносят прямого вознаграждения. В исследовании Бунзека и Дюзеля (2006) была изучена реакция SN/VTA, ключевой области мозга, отвечающей за высвобождение дофамина, на различные типы изображений: новые, релевантные, негативные и знакомые. Ключевым открытием стало то, что новые изображения значительно стимулировали SN/VTA, а также гиппокамп и полосатое тело, подчёркивая критическую роль новизны в активации нашей дофаминергической системы. Это говорит о биологической предрасположенности к поиску новой информации. По сути, это знаковое открытие подтверждает важную идею о том, что когнитивная система может оценивать новую среду как источник вознаграждения.

Но как и в мире природы, где некоторые виды эволюционируют, подстраиваясь под уже существующие предпочтения своих потенциальных партнёров, создатели историй развили в себе талант использовать уже существующие предпочтения своей аудитории. Возможно, эти создатели интуитивно поняли, что одним из этих множества уже существующих предпочтений является предпочтение новых, неизведанных сред. Воображаемые миры, поскольку они возникают в творческом сознании человека, - это миры, которые мы никогда раньше не исследовали, что активирует это уже существующее предпочтение. Часто выделяются новые элементы: флуоресцентные растения Пандоры на постере «Аватара», карта, не похожая ни на одну из известных, в начальных титрах «Игры престолов», или тема путешествий в экзотические страны в «Унесённые призраками» и многих других анимационных фильмах студий Pixar, Disney и Ghibli.

Изменчивость исследовательских предпочтений

Увидев, как рассказчики используют нашу склонность к новым впечатлениям, создавая воображаемые миры, мы задаёмся вопросом: если эта склонность универсальна, то почему не все люди увлекаются этими вселенными?

Открытость новому опыту - это черта, которая варьируется от человека к человеку, но стабильна внутри одного человека и определяет нашу склонность к любопытству в отношении новых условий. Эта черта, которая частично наследуется генетически, в свою очередь, влияет на наше желание исследовать неизведанное.

Стадия развития также играет решающую роль. Молодые особи многих видов, в том числе и люди, с их ненасытной жаждой знаний, от природы более склонны к исследованиям. Это адаптивная стратегия, унаследованная от эволюции: будучи начинающими исследователями, они получают всё необходимое для изучения окружающей среды благодаря родительской защите и передаче ресурсов от родителей к детям, что в совокупности минимизирует риски, связанные с исследованиями.

Наконец, определяющим фактором является местная экология, или непосредственная окружающая среда. В бедных и опасных условиях риски, связанные с разведкой, возрастают, особенно потому, что если разведка не даёт результатов, человек остаётся ни с чем. Более того, в условиях нехватки ресурсов альтернативные издержки разведки возрастают, поскольку разумнее использовать непосредственную окружающую среду. И наоборот, в более изобильных и безопасных условиях эти риски снижаются. Имея доступ к ресурсам, люди могут позволить себе краткосрочные потери, чтобы исследовать что-то в надежде на потенциальную долгосрочную выгоду.

Таким образом, если художественные произведения с вымышленными мирами доставляют удовольствие, потому что они активируют это предпочтение неизведанной среды, то в среднем они должны быть более привлекательными для людей с более высокой открытостью к опыту, для молодых людей и для людей из более обеспеченных семей или более благополучных стран.

Эта гипотеза также может объяснить недавний всплеск популярности воображаемых миров в современной культуре. Это явление может быть связано с увеличением количества ресурсов в наших обществах, поскольку эти миры пробуждают врождённое стремление исследовать новые среды, которое, как мы видели, становится более выраженным в средах с большим количеством ресурсов. Таким образом, по мере того, как всё больше людей в развитых обществах проявляют повышенный интерес к новым средам, аудитория воображаемых миров расширяется. В ответ на это создатели получают стимул создавать всё более детализированные и захватывающие вымышленные вселенные.

Разнообразие вымышленных компонентов

Воображаемые миры, которые мы создаём и потребляем, - это не культурные аномалии, а скорее прямое проявление нашего мышления. Ключом к пониманию культуры во всём её разнообразии и сложности является не углублённое изучение самой культуры, а изучение психологических механизмов, которые её порождают, и их внутривидовой изменчивости (Sperber & Hirschfeld, 2004). Наша культура - это продукт нашего мышления, а наше мышление - результат эволюции. Осознав эту причинно-следственную связь, мы уже начали понимать истинную природу наших творений и развлечений не как простого развлечения, а как отражение того, как устроены мы как биологические существа.

Воображаемые миры - это лишь одна из особенностей, один из «ингредиентов» среди множества других. Хотя мы изучили их способность активировать наше стремление к новым условиям, многие другие элементы художественной литературы привлекают наше внимание, активируя другие когнитивные механизмы.

Элементы ужасов, изученные такими исследователями, как Колтан Скривнер и Матиас Клазен, играют на наших самых глубоких страхах. Например, многие монстры обладают чертами, напоминающими змей, пауков или существ с острыми клыками и когтями - всех тех животных, которых нужно было избегать во время нашей эволюции, чтобы остаться в живых. Этот страх перед хищниками, когнитивная адаптация, проливает свет на то, почему такие фобии сохраняются в наше время, даже несмотря на то, что сегодня эти животные редко становятся причиной смерти.

Элементы любовных историй, в которых персонажи соблазняют друг друга или влюбляются, были проанализированы, например, Кэтрин Сэлмон или Мэриэнн Фишер, как отражение нашего адаптивного стремления к стабильным романтическим отношениям. Чувство любви также является результатом универсального когнитивного механизма и может объяснить универсальный и переменчивый успех любовных историй.

В целом, каждое художественное произведение можно рассматривать как кулинарный рецепт, в котором смешиваются разные ингредиенты для создания уникального вкусового ощущения. Воображаемые миры, элементы страха, любви и многое другое - вот эти основные ингредиенты.

Статьи и исследования:

Берлайн Дэниел. 1966. Любопытство и исследование: животные проводят большую часть своего времени в поисках стимулов, значение которых ставит психологию в тупик. Science. 153, 3731.

Бёртон Джонс и Коннер Николас. 1976. Кунгские знания о поведении животных, охотники-собиратели Калахари: исследования Кунг Сан и их соседей, издательство Гарвардского университета.

Бун-Фалле, М., Баумар, Н., Андре, Ж.-Б. (2022). Оптимальное распределение ресурсов и его влияние на поведенческие стратегии, личностные качества и предпочтения [препринт]. PsyArXiv. https://doi.org/10.31234/osf.io/2r3ef

Бойд Брайан. 2009. «О происхождении историй: эволюция, познание и вымысел». Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Кэрролл Джозеф. 2012. «Правда о вымысле: биологическая реальность и воображаемые жизни». Style 46 (2): 129-60.

ДеЯнг Колин. 2011. Источники когнитивного поиска: генетические вариации в префронтальной дофаминовой системе предсказывают открытость/интеллект. Журнал исследований личности, 45(4), 364–371.

Дюбур Эдгар, Тузо Валентин, де Дампир Шарль, Могутов Андрей, Бомар Николя. 2023. Исследовательские предпочтения объясняют интерес людей к воображаемым мирам в художественных произведениях, Scientific Reports.

О’Грейди С., Лукас К. Г., Гриффитс Т. Л., Венте А., Бриджерс С., Абуди Р., Фунг Х. и Даль Р. Э. (2017). Изменения в когнитивной гибкости и поиске гипотез на протяжении всей жизни человека - от детства до подросткового и взрослого возраста. Труды Национальной академии наук, 114(30), 7892–7899. https://doi.org/10.1073/pnas.1700811114

Готтшалл Джонатан. 2012. Животное, рассказывающее истории: как истории делают нас людьми. Бостон: Houghton Mifflin Harcourt.

Херцог Томас и Брайс Анна. 2007. Тайна и предпочтения в условиях леса. Окружающая среда и поведение, 39(6), 779–796. https://doi.org/10.1177/0013916506298796

Неттл Дэниел. 2001. «Сильное воображение: безумие, творчество и человеческая природа», издательство Оксфордского университета.

Прам Ричард. 2017. «Эволюция красоты: как забытая Дарвином теория выбора партнёра формирует мир животных - и нас», Knopf.

Спербер Дэн, Хиршфельд Лоуренс. 2004. Когнитивные основы культурной стабильности и разнообразия. Тенденции в когнитивных науках.

Самнер Э., Стейверс М., Сарнека Б. У. (2019). Дело не в сокровище, а в охоте: дети более склонны к исследованию, чем взрослые. CogSci, 7.