Баба Яга

Несмотря на февральскую завируху, входная дверь избы Ефросиньи не закрывалась всю неделю кряду. Любопытных селян болезненно удивляло не только везение некрасовитой, перезревшей хозяйки дома, которой посчастливилось выйти замуж за приезжего счетовода, но и то, что ее десятилетняя бездетность завершилась долгожданной беременностью и легкими родами.

- Все ползают и ползают… Нет энтому хороводу конца и краю… Господи… Помоги… Как бы не сглазили девчушку… - шептала Фросина мать, крестясь на образа. А как тут не бояться сглазу. Ведь у конопатой Ефросиньи и ее невзрачного мужа родилось златокудрое чудо с огромными глазами небесной сини. Созерцая новый мир, приветливо улыбалось это непохожее на родителей дитя до ямочек на пухлых щечках. Новорожденную нарекли Валентиной, и как сказал отец Герман на крещении крохи, это имя означает здоровье, силу и крепость духа. 

Упорно тянулась Валюшка к солнцу, подобно светолюбивому подсолнуху. В девять месяцев пошла, рано заговорила. К пяти годам знала наизусть множество стихов и молитв. С помощью бабки, научилась нить из кудели вытягивать, да ловко ее на веретено наматывать, а также крестиком вышивать, гряды полоть, нехитрый обед готовить. А как в школу пошла, так стала первой в классе. От удивительного смешения талантов любая наука давалась малышке легко и играючи. Неизменная учительская похвала румянила гордостью Ефросинью, не устававшую благодарить Всевышнего за подаренное счастье.

Круглой отличницей перешла Валентинка из начальной школы в среднюю. Соседом по парте оказался второгодник Борька. Толком не слушая учителей, вихрастый неуч не спускал восхищенных глаз с Валюшки, а после занятий караулил ее у школьных ворот, силой отбирал тяжеленный портфель и провожал до родительского дома. По дороге Борька с жаром рассказывал о своей мечте стать пилотом. Чтобы приблизиться к небу, он забирался на верхушку вековой ивы в больничном саду, устраивался на переплетенных ветвях и мечтал ввинтиться на железных крыльях в безбрежную высь, достичь солнца и облететь земной шар.

Когда дружная весна расцветила яркой зеленью окрестности, Борька, покраснев от смущения, сбивчиво прошептал:   
- Валя, приходи на больничный двор. Вместе заберемся на мою иву, и ты увидишь, как же это здорово дотронуться до неба.

От непривычного прилива стыдливости и радости, затрепетало неискушенное юное сердечко. На встречу с Борькой, девчонка нарядилась в новую блузку с расклешеной юбкой и вплела в косу солнечные первоцветы. С помощью кавалера забралась Валентинка по ивовому стволу на верхотуру и восторженно ахнула от удивительного природного сюрприза. Вековое единение переплетенных толстенных ветвей превратилось в царственный трон, причудливый, надежный и гостеприимный. Телогрейка, расстеленная предусмотрительным кавалером, приглашала юную пару удобно устроиться на сказочном сиденье. Все было в новинку для Вали: и непривычная близость заботливого ухажера, наполнявшая юную душу непривычной томностью; и вкрадчивый шепот листвы, пленявший волшебной мелодией. Этот трепетный музыкальный благовест, сквозил через толщу ветвей и растворялся в небесной лазури. К ней можно было прикоснуться обеими руками, всем существом, всей душой. То был гипноз, сказочная завороженность, бесконечный восторг.

Внезапный порыв ветра, утративший скромность, приподнял юбку куполом и обнажил Валюшкины ноги. Покраснев от неловкости, девчонка попыталась уложить взбунтовавшийся ситец на прежнее место. Но, к несчастью, край широкого подола зацепился за отдаленно торчавший сучок. Неловко потянулась девчушка к злополучной ветке, пытаясь сдернуть с нее строптивую ткань, да нечаянно сползла с надежного ложа. Расступились соседние ветви старого дерева и Валентинка, обдирая тело о шероховатую древесную плоть, рухнула наземь.

Кубарем скатился с дерева перепуганный Борька, подлетел к распластанной на спине девчушке. Из побелевших губ упавшей прошелестело несколько слов:

- Не бойся, Борька… Мне совсем не больно… Главное, я успела дотянуться до неба. –
Бормоча извинения, парнишка подхватил хрупкое девичье тело на руки и полетел в больницу.

Все лето проковыляла девчонка на костылях, а по осени, прихрамывая и изменившись до неузнаваемости, появилась в школе. Потускнел лик хохотушки-отличницы, потемнела синева ее глаз, распрямился завиток пшеничных волос, окрасился голос хриплой трещинкой. Родители объясняли перемену в облике дочери взрослением, а старая бабка, чуя недоброе, без устали твердила:
- Сглазили… Сглазили касатку нехристи…-

- « -

- Не бери грех на душу, Варвара, не сглазили твою внучку, - увещевала ее местная знахарка, осмотрев Валентинку.
- Видишь это уплотнение? – указала знахарка на выпирающий холмик между лопатками, - Это горб зреет. Проворонил ваш больничный костоправ сильный ушиб спины. Я могу помочь только отварами, чтоб внучкины страдания унять. А уж вы постарайтесь, не нагружайте девчонку тяжелой работой. Ей и без того тошно. Вон как с лица спала.-

Застонала бабкина душа. Невыплаканные слезы сдавили горло. Заголосила бы старушка на всю улицу, да побоялась внучку напугать. С ее помощью еле добрела до дома, уговаривая изношенное сердце утихомирить болезненный набат.

Недолго протянула Варвара на белом свете. Не помогли ей ни травы целебные, ни порошки аптечные, ни заботливый уход. К зиме она упокоилась на местном погосте, а Валюшка, с горечью понимая, что своим своеволием ускорила уход бабули в небытие, замкнулась, стала неразговорчивой. Лишь один Борька был вхож в ее душу. Он и в соседнюю деревню к знахарке бегал за снадобьем, и по дому помогал, и, не обращая внимания на скабрезные намеки одноклассников, предупредительно опекал девчонку.

Вскоре, Борька переехал в далекий город для обучения пилотному делу, но от него частенько приходили письма, в которых он рассказывал о своем житье-бытье на чужбине и заботливо справлялся о Валюшкином здоровье. Одно из посланий юного ухажера до слез рассмешило девчушку. В нем он поведал историю учебного полета:

- ... Набрав высоту, я осмотрелся, увидел на горизонте радугу, рванул к ней и пронзил это сказочное коромысло железными крыльями. Окружающий мир разом изменился. Он стал цветным, как карамельный ландрин из хлебной лавки, или как цветущий полисад твоей мамы...-

В этом месте Валя невольно рассмеялась, но, перевернув страничку на обратную сторону, невольно погасила смех:

- Ты же, конечно, понимаешь, что это шутка юного пилота. Просто такая радуга сверкнула в моей дурной голове от неудачного приземления с большой с высоты на ученьях. Теперь все хорошо. Скоро будут каникулы и мы встретимся. Твой фантазер Борька...-

Так и жила девчонка. От письма до письма. От весточек из далекого края светлело на душе и утихала грызущая боль в спине. То была любовь, первая, нежная, чистая, как прозрачный родничок, пробившийся сквозь мшистый дерн на дне глубокого оврага. 

Сердечное одиночество ввергло Валю в добровольную аскезу, полностью погрузившую ее в изучение новых предметов. На ее счастье, в школе появилась молодая учительница немецкого языка, Елена Алексеевна. Красивая, с русой косой через плечо, она ловко перемещалась по школе на инвалидной коляске. Бездонная синева ее глаз, трогательная внешность сказочной принцессы и певучий голос, непостижимым образом усмирял даже отпетых пакостников. Каждый из них стремился помочь очаровательной учительнице, и, стесняясь жалко выглядеть на ее уроках, с упоением зубрил иностранные слова. Валентинка полюбила новую учительницу сразу. Это был эталон человека-инвалида, который не отдалился от мира, не замкнулся в себе, не озлобился на судьбу, а одолел этот странный язык и теперь терпеливо пытается передать его красоту своим ученикам. На своих факультативах учительница рассказывала о творчестве немецких лириков. С увлечением читала русские переводы Генриха Гейне о Лорелее;  отрывки драмы Иоганна Гете о Фаусте; смешные картинки из «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта. Когда Елена Алексеевна читала наизусть фрагменты немецкого первоисточника, румянились ее бледные щеки, бездонная синева глаз-озер манила в сказочный мир, а чужой язык, казавшийся прежде лающим, превращался в изысканную мелодию любви. Эта чувственная мелодия возвращала повзрослевшую Валентину на старую иву, где в ее плотной кроне гнездились крылатые певуньи, где небесная лазурь манила пленительной бесконечностью, где вихрастый любитель покоренных высот шептал трепетные слова признаний в вечной преданности.
 
После успешного окончания средней школы, Валентина легко поступила в институт иностранных языков, сразив экзаменаторов выразительным чтением «Зимней сказки» Гейне. Они с удивлением внимали каждому слову сельской абитуриентки, поражаясь  чистому берлинскому выговору горбуньи.

К третьему году обучения, Валентина стала лучшей на курсе. Похоже, мудрая природа умело компенсировала ее физическое несовершенство обостренным чутьем к многотональности диалектов немецкого языка. Подобно уникальному музыканту-виртуозу, Валентина по первой фразе безошибочно различала оттенки наречий, легко оперируя специфическим говором в диалоге. Возможно, после окончания института, Валентина могла бы стать успешной синхронисткой-переводчиком, сопровождать важные делегации, или вернуться в родное село учителем, но начавшаяся война с немцем спутала все ее жизненные планы.

Когда горькая весть о Борькиной гибели обездолила Валю, она без промедлений явилась в военкомат, чтобы мстить супостату за погубленные судьбы любимых и любящих. Так поступили многие знакомые селяне, так поступил ее отец-счетовод, так поступила мать, возглавив колхоз, оставшийся без председателя.

От военкомата Валя получила направление в школу радисток, превратившись из Валентины Селивановой в  «Бабу Ягу». Это был ее позывной, необычный и сказочный. Именно так ее назвала однажды в магазинной очереди маленькая девчушка. Спрятавшись за материнскую спину, испуганный ребенок плаксиво ныл:
- Мама, я боюсь эту горбатую Бабу Ягу… Пойдем скорее отсюда… Мне страшно.- 

После завершения курсов, девушку перебросили в село Даниловское Калининской области. Там обосновался штаб вражеской группы армии «Центр», при котором содержалась столовая. Именно туда, антинацисткое подполье направило Валентину посудомойкой. 

Появление в обеденном зале глухонемой уборщицы-горбуньи, по легенде являющейся племянницей проверенной стряпухи, не вызвало у немецких офицеров возражений. Бесшумно порхая бесцветной молью между столами, Валя сноровисто собирала грязную посуду со столов, меняла скатерти, тщательно мыла приборы и внимательно прислушивалась к разговорам едоков. И однажды, она узнала о планирующемся устранении семьи красного командира из соседнего села. Донесение Бабы Яги помогло спасти родных офицера. Их ночью переправили в безопасное место. Не удалось также немцам организовать отправку девушек из окрестных деревень в Германию. Машину с юными заложницами отбили партизаны по дороге на Калинин. За подобные провалы, некоторых штабистов разжаловали в солдаты и отправили воевать в окопы.

- Вам не кажется, господа, что между нами есть осведомитель русских?- заговорил на ужине подвыпивший офицер, - Сдается мне, что наша посудомойка не так уж проста и глуха. -

- А это мы сейчас проверим,- сипло проговорил сосед по столу, передергивая затвор пистолета.

Сжалось от ужаса сердце молодой уборщицы. Понимала бедняжка, что ждет ее серьезное испытание, но, собрав волю в кулак, как ни в чем не бывало, вышла из подсобки с привычным подносом. Когда она собрала со столов посуду и отправилась в помывочную, за ее спиной раздался выстрел. Одному Богу известно, как Валентине удалось удержать в руках поднос с тарелками, как не звякнуло тонкое стекло бокалов, как она не сбилась с привычного шага, исчезнув в кухонной подсобке. Видно, был прав отец Герман при крещении новорожденной Валентины, определив сущность ее имени невероятной стойкостью духа. Услышав из-за закрытой двери привычный плеск воды в мойке, немцы переглянулись. Всем стало ясно, что горбунья глуха, как лесной тетерев. Уже не опасаясь прислуги, они стали обсуждать подготовку триумфального похода на Москву.

- Хочу вас порадовать, господа! – поднялся из-за стола офицер с бокалом вина, - Эта кровавая бойня скоро закончится. Для финального удара по русской столице к нам спешит эшелон с танками, боеприпасами и горючим. Скоро состав будет в Пскове. А уж, до нас, как говорится, рукой подать! Мы в шаге от победы! –

Сжавшись в комок от страшной вести, Валентина слышала, как из-за приоткрытой двери зазвенели бокалы, и раздалось нестройное исполнение гимна третьего Рейха. Ночью, когда село уснуло, горбунья пересекла центральную улицу, проникла в руины разрушенной церкви, и из укромной ниши извлекла рацию. Быстрокрылой птахой полетела в эфир тревожная весть от Бабы Яги, переполошив любопытных сорок на высоченных тополях. Не успела Валентина завершить сеанс, как за спиной раздался насмешливый голос местного старосты:

- Баба Яга, говоришь… Ишь, какая прыткая наша горбунья. То-то я смотрю, ты слишком востроглаза для глухонемой. Не успела появиться, а уж вон сколько делов натворила. Да меня-то не проведешь… Видать не зря приглядывал за тобой. Хоть я и стар, а уж поумней этой немчуры буду.-

Дрожащей рукой нащупала Валентина осколок кирпича, резко повернулась, да не смогла даже размахнуться. Автоматная очередь прошила грудь радистки, отбросив ее тело в раскисшее глиняное месиво.
 
Не успела осенняя влага пропитать тонкое пальтишко погибшей, как сильные руки подняли ее с земли. Она узнала эти руки сразу.

Как сквозь сон услышала Валя Борькин голос из детства:
 
- Помнишь, как это здорово дотронуться до  неба… Здесь нет нашей ивы, но мы теперь можем летать и никогда не расставаться…-

Под прощальный шелест пожелтевшей листвы они легко поднялись над крышами домов…
Налетевший ветер разогнал дождливые тучи и обнажил манящую синеву, к которой тянуло прикоснуться всей душой. То был гипноз, сказочная завороженность, вечный восторг.

Земля быстро удалялась. Вскоре она превратилась в сверкающую звездочку. А юная пара, не оборачиваясь, летела к солнцу, бесследно исчезая в вечности.

-"-
Донесение Бабы Яги не затерялось в эфире. На подступах к Калинину вражеский эшелон был пущен под откос.