Екатерина Чубарова. Отрывок из II главы. Масленица

Петербург провожал зиму 1812 года. Вдоль Дворцовой и Адмиралтейской набережных слышался визг, хохот и скрежет по льду шкур, рогож, выдолбленных корыт. У здания Главного Адмиралтейства возвышалась ледяная царь-гора. Повсюду шумел народ, играли рожки, балалайки, звенели бубны.
На углу Сенатской площади и Адмиралтейской набережной остановилась карета с фамильным гербом. Князь Пётр Ланевский вышел прогуляться с женой. В бобровой шинели, в двухугольной чёрной шляпе с султаном из петушиных перьев — типичный чистокровный аристократ заурядной русской внешности: брови светло-каштановые, мягкие; гранитно-зелёные глаза, нос с выпуклыми хрящами на раздвоённом кончике. История чести предков впечаталась в его прямую осанку и выражение лица, отполированное знанием пяти иностранных языков, точных и естественных наук, и этикета.
Княгиня Нина держала мужа под руку — в лиловом рединготе на меху и бархатной шляпке с перьями. Поглядывала в сторону Невы: на льду местные купцы выстроили деревянные катальные горы, украшенные башенками с флажками, еловыми ветками и снежными бабами. Оттуда с визгом съезжали дети друг за другом. А внизу копилась куча мала, из неё выползали мальчишки без шапок, вспотевшие, хохоча друг над другом и толкаясь. Молодой мещанин, сидя на куске шкуры, звал на колени размалёванную свёклой девку. Та горделиво мотала головой. А улыбалась как: ведь хочется же! Нахальные руки обхватили её за талию. «И-и!.. Ах!» — девка вцепилась в его зипун, и они съехали по накатанному льду.
Теперь поцелуй, красавица! Да сзади навалился мужик на шкуре…
Со стороны Дворцовой площади приближался малиновый звон бубенчиков. Оттуда рысью неслась тройка. «По-о-осторонись!» — зычно кричал кучер. Народ в санях, сидя друг на друге, свистел и распевал песни.
На Дворцовой площади размещались балаганы и устраивались представления. Вороньим голосом кричал Петрушка, горбатый и длинноносый, в алой рубахе, — а народ громко хохотал.
Ланевские прошли через толпу к деревянным подмосткам. Там под неистовую игру балалаечника на кривых лапах, переваливаясь, плясал наряженный медведь. Женщины расступились перед Ниной: серьги бриллиантовые — знать, княгиня. А косолапый-то — окончил плясать, стянул с балалаечника шапку и побежал с нею по кругу. Народ смеялся, бросал ему монетки. С голубиным ворчанием подошёл медведь и к Нине. Глазки маленькие — а будто человеческие! Заулыбалась княгиня. Князь достал семишник. Получи, Топтыгин!
 — Блины! Горячие блины! С вареньем! С творожком! С икоркой!
— Пропустите барыню! — закричали мужики, расталкивая народ перед княгиней Ниной.
— Сейчас, матушка, княгинюшка, я вам самые лучшие выберу! — приговаривала женщина с блинами.
Белая рука в кольцах приняла горячий масляный блин. С кружевной каёмкой! Хрустящая поджаристая филигрань так и таяла на языке!
— Вот и вам, барин, кушайте на здоровьице! — женщина протянула сложенный вчетверо блин князю Петру Васильевичу.
— Ваше сиятельство, сбитень попробуйте! Запить надо блинчики! — из-за огромного самовара выглядывала круглолицая чухонка в красном гороховом платке.
— Ну, давай твой сбитень!
Ароматная медовая струйка побежала в деревянную кружку.
— Примите, ваше сиятельство, на здоровье!
Мальчик лет десяти выхватил кружку и передал с поклоном княгине. Вторую — князю.
— Хорош сбитень! — похвалил Пётр Васильевич. Чухонка заулыбалась, закланялась.
В центре площади под свист толпы пальцы весёлого мужичка надрывали струны балалайки — ух, притопни нога... Плечистый кривоногий пьянчужка с бородкой наплясывал — точь-в-точь как только что делал медведь. Схватил он шапку — шваркнул оземь, сорвал с себя зипун, засучил рукава рубахи:
— Ну, кто со мной сразится?!
Вблизи оказался кадет — худого сложения, с женским лицом.
— Эй! Барин!..
Народ оглядывался. Князь Пётр Васильевич поставил кружку и потянул Нину за руку.
— Чего, барин, испужался?! — взревел мужик.
Балалаечник перевёл мелодию на частушки. Народ зашумел: пойдёт или не пойдёт молодчик драться.
Что думаешь — чай, не трус! И под свист и частушки на вытоптанный снег полетели шинель и мундир.
— Ну-ну, давай, барин! Рубашечку не замарай! — задирался кривоногий, сжимая кулаки.
Один удар — и кадета поймала цепь толпы. На его женском синеглазом лице появилась задорная улыбка.

Захотели меня вдарить,
А я не думал убегать.
Не такой вменя характер,
Чтоб поганых уважать.

Второй удар — и огромный кулак сбил зелёную фуражку с кудрявой головы. Княгиня Нина ахнула.
«По-о-осторони-и-и-ись!» — снова послышалось где-то, и мимо промчалась тройка с бубенчиками.
— Барин, покажи этому забияке! — кричали из толпы.
— Дай ему по сопатке!
Кадет размял худые руки — и от его костлявого кулака лязгнула небритая челюсть.
— Ого! — ухнул кто-то из зевак. Княгиня Нина прикрыла рукой глаза.
— Пётр, уйдём отсюда!
— Подожди, Нинетт! — отмахнулся князь.
Да силы-то неравные!
— Ой убьёт барина! Покалечит! — закудахтали голоса.
— Поможем! А н-ну!..
Навалилась толпа на мужика.
— Вот лиходеи-то! Чё делают! Всею оравою на одного! Давайте, робяты! За брата нашего...
Пошла «стенка на стенку». Кулачный бой превратился в «сцеплялку-свалку», и князь Пётр Васильевич увёл жену оттуда — дабы не попасть ненароком под горячую руку. Крики и удары слышались до тех пор, пока полицейские не прогнали всех с площади драться на Неву.
«Ой, блины, блины, блины — ой, блиночки мои!» — повизгивали девичьи голоса.
Князь под руку с женой направился через площадь к Зимнему дворцу. У здания манежа какой-то европейский инструмент перебивал русские дудки, трещотки и балалайки средневековыми нотами. Ланевские подобрались ближе — за спинами зрителей блеснула позолота белых масок. Комедиант высокого роста в чёрной треуголке с белой меховой опушкой играл на маленьком инструменте, похожем на лютню. Из-под шляпы чернели гладкие волосы длиной до половины шеи.
Чёрный приталенный кафтан с медными пуговицами, чёрные кюлоты...
Белые отложные воротники, белые манжеты с кружевом, белая маска до подбородка. Ему подыгрывали два мальчика в русских тулупчиках: один на ложках, другой на липовой свистульке.
Под музыку римской сальтареллы юноша среднего роста и девушка подпрыгивали то на левой, то на правой ноге, то держась за руки, то расходясь друг от друга, то кружась. Синий костюм кавалера, обшитый позолотой, напоминал моду шекспировского века: гофрированный воротник, большой берет с цветами, дутые рукава. Не хватало башмаков с длинными носами — но высокие сапоги защищали ноги юноши от холода русской зимы. Длинные волосы девушки — не светлые, в точности как червонное золото: тёмно-жёлтые, с искрящимся блеском, — развевались на Невском ветру. Готическое платье из красной парчи раздувалось колоколом.
— Вот это мне нравится, не то что кулачные бои, — шепнула княгиня Нина мужу.
— Впервые вижу такое представление на Масленицу.
Музыка замолкла. Танцующие маски театрально поклонились друг другу — и мальчики из толпы накинули им на плечи меховые накидки.
Музыкант в треуголке повернулся к помощникам с ложками и свистулькой, бросил им в ладошки по целковому. Они поклонились, целуя белый манжет.
— Что же вы, любезный, на русской Масленице гуляете, а наряжены, как иностранцы какие? — поинтересовался князь Пётр Васильевич.
— Да, мы иностранцы, — ответил музыкант с пришепётывающим «с». — Мы уже близимся к Pasca. Но мы не можем посещать carnelevare на нашей родине и воспользовались вашим праздником. Простите, ежели наша забава вас оскорбляет.
«М» и «н» он произносил в нос и растягивал.
— Откуда вы? — спросила княгиня Нина.
— Из Неаполя.
— Подданные короля Мюрата? — заметил князь.
— Мы не знаем такого короля, — иностранец смахнул снежинку с чёрного плеча и опустил глаза на инструмент. Уголки рта его углубились в тёмные ямки, а верхняя губа напоминала мягкий силуэт двугорбой горы на закате.
Дама и кавалер у него за спиной тихо переговаривались.
— Воля ваша, вы нисколько не оскорбляете нас, — сказал князь Пётр Васильевич. — Ради Бога веселитесь, сколько вашей душе угодно!
Комедианты ответили доброжелательными улыбками.
— Как называется инструмент, на котором вы играли? — полюбопытствовала княгиня.
— M-mandulino! — южно улыбнулся музыкант.
— Могу ли я вас просить? — Нина приподняла закруглённый подбородок. — После Великого поста я хотела бы пригласить вас и вашу труппу в мой салон выступить для гостей. Где можно найти вас?
Молодой танцор в берете с цветами переглянулся с дамой. Откровенные улыбки сверкнули у них под масками.
— О, сеньора, наши костюмы далеки от совершенства! — развеселился неаполитанец с мандолиной. — Мы явились сюда в чём… в чём… Хм…
— В чём Бог послал, — подсказал юноша в берете тихо-певучим баритоном.
Девушка смеялась.
— Да! В чём — Бог — послал, — иностранец указал в небо. — Но ежели вас, сеньора, сие не смущает, мы с честью примем ваше приглашение! Я дам вам мою визитную карту.
Он вынул карточку из кармана чёрного кафтана и протянул княгине. Нина опустила глаза прочесть… и побледнела.
— Раффаеле Строцци Сан-Ренато, герцог ди Кастеланьоло, — проговорила она едва слышно. И вскинула голову. — Я прошу вас простить меня, я приняла вас за уличных артистов.
— Я отказываюсь признавать вашу вину, ибо вы говорили с маской Скарамучча!
— Но всё же…
— С кем вы желаете говорить?
— С герцогом ди Кастеланьоло.
— Тогда я сниму маску.
Он развязал узел на затылке под шляпой и открыл красивое неаполитанское лицо с изящно очерченными высокими скулами, с правильным разрезом глубоких чёрно-карих глаз, прямыми чёрными бровями и яркими ресницами. Если бы не маска — кто бы усомнился в благородстве его крови?
— Герцог, мы ещё раз просим у вас прощения за нелепую ошибку, — произнёс князь. — Позвольте отрекомендоваться: гвардии полковник князь Пётр Васильевич Ланевский. Моя супруга — княгиня Нина Григорьевна Ланевская.
Герцог поклонился.
— М-маркиз Джулиано Сан-Чезаре, — показал он на юношу в берете, — мой брат… хммм… мой брат — от духовного родства.
Молодой маркиз снял берет и открыл кудрявую светло-каштановую голову с чёлкой. Девушку герцог не представил. Она пряталась за его плечом.
— А давно ли вы в России? — спросил князь Пётр Васильевич.
— Мы приехали в Россию в конце шестого года, но жили в Вильно, — ответил Джулиано, снимая маску. Его лицо с античным профилем походило на творения скульпторов Древнего Рима. Прямой нос с высокой переносицей говорил о родстве с эллинами, а тёмные, зеленовато-синие глаза мечтателя цветом и глубиной напоминали воды Неаполитанского залива.
— В Сан-Пьетробурге мы живём с прошлого года, — уточнил герцог. — Купили дом.
— Я вижу, вы живёте в бывшей Немецкой слободе, — княгиня Нина взглянула на карточку.
— Господа, — произнёс князь Пётр Васильевич. — Мы должны загладить вину перед вами. Нейдёт у меня из головы этот конфуз. Мы с княгиней имели бы удовольствие видеть вас в нашем доме. Разумеется, как дорогих гостей. Не изволите ли отужинать у нас сегодня?
— Мы приедем с радостью, — ответил герцог ди Кастеланьоло за себя и «брата».