Между небом и землёй Глава 5-я

                Глава 5   Back in The USSR.

    Дудик, отъезжая, посигналил. Марк, не оборачиваясь, махнул рукой и, достав из кармана телефон, посмотрел время. Да, да-время…
   Он помнил, как в первом классе на день рождения родители подарили ему часы. Настоящие, как у взрослых. Именинник, не обладая знаниями о вековых традициях и неписаных правилах, нацепил дорогой для его личной самооценки подарок на правую руку, а взрослые, не обратив на это внимания, не поправили первоклашку. С тех пор носил Марк часы на правой руке, даже когда время спрашивал, жестом показывал на правую руку… До появления ”мобильника”.
   Первое время, чисто по инерции, продолжал по утрам застёгивать ремешок ”хронометра” на правом запястье, но… Пару раз забыл — в спешке, а потом… Потом часы ушли в прошлое, как анахронизм. Туда же отправился будильник. А вот с записной книжкой он не был столь радикален — телефон можно потерять, поломать, а номера, записанные в блокнот,  как сберкнижка у Шарапова — сердце греют.
   Экран мобильника показывал 14:08.
  — Начало третьего, ага, нормально.
   Несостоявшаяся утренняя пробежка как-то незаметно переросла в незапланированную встречу с господином Ржевским, затем в политическое убежище в “многоквартирном подполье ” Эдика, и наконец — в контрабандный вывоз Марка в “пломбированном вагоне” мимо недремлющего ока товарища Шомпола.
    И вот он здесь — на озере, в спортивном костюме, в кроссовках, но бегать уже не хочется: ”Видно не судьба. Ладно — потом”.
    А вокруг знакомые с раннего детства, почти родные качели-карусели. В позднем дошкольном возрасте Чёртово колесо, как полёт на Марс: ”Рано тебе, пацан, подрасти сперва”,— а сейчас — и давно уже можно, и время есть, но не хочется, не интересно — вырос. Видно, всему своё время.
   “А может всё-таки прокатиться — времени хватает”? — давно выросший мальчишка смотрел на манящее покачивание кабинок,—  ”Да нет, не сегодня”,—  ответил взрослый внутреннему ребёнку и тот, шмыгнув носом, хмыкнул пару раз и замолк.
   Метрах в пятидесяти от “Колеса обозрения” звучала громкая музыка, заманивая, как флейта укротителя змей, отведать кулинарных изысков, а также горячительных и прохладительных напитков в местном кафе. Звучали гитара, скрипка и труба:
   — Ну что ж, труба зовёт,— и Марк, как околдованная флейтой кобра, пошёл на звук волшебных инструментов, — После ”лёгкого завтрака” у Дудика есть не хочется, объел я его на совесть, а вот кофе с чем-нибудь я бы с удовольствием выпил.
    На уютной террасе жили своей жизнью десять белоснежных круглых столов в окружении пластиковых стульев. От палящего солнца и проливных дождей эти странные трудовые коллективы защищали грибные шляпки огромных зонтов. Две полутораметровые колонки, надрываясь, дарили людям прекрасное.
   Прекрасное было облачено в незатейливую форму популярной молодёжной радиоволны. Децибелы звука разносили по парку горячо любимые подрастающим поколением песни, а так же голос радиоведущей, снисходительно объясняющей “древним старикам”, вроде Марка, что они в настоящий момент слушают.
   “Старичок” сел подальше от “музыкальных шкатулок”. Он не против прекрасного, просто не готов сегодня к столь тесному контакту с ним. Почти сразу подошла милая девушка и положила на стол пепельницу и меню:
   — Добрый день, будете что-нибудь заказывать?
   — Да, будьте любезны — кофе и… — хотел попросить коньяк, но… — Мороженое, пожалуйста. И ещё, пепельницу заберите —  она не понадобиться,— неимоверное желание выпить рюмочку и выкурить сигарету он с трудом подавил. Здесь, в этой колыбели его золотого детства, в эпицентре стаек неугомонной малышни алкоголь и табак казались не только неуместны, но и противоестественны. “А мороженое… Ничего, ничего, ещё далеко не лето, но уже довольно-таки тепло. Так что мороженое — это правильно”.
   Звонкий голос радиоведущей, как мог, подготовил малокровных и слабонервных слушателей к встрече с очередным лидером рейтингов, хитом сезона и безусловным шлягером, любимым миллионами. Марк в многомиллионное число не входил и слышал шлягер впервые. А вот молодая, симпатичная официантка, похоже, была составной частью этого огромного числа. Напевая безусловный хит, гостеприимная повелительница подноса принесла обжигающий кофе и ледяную горку мороженого в стеклянной розетке.
   Они сошлись —
   Волна и камень,
   Стихи и проза,
   Лёд и пламень.
   — Ваш кофе. Что-нибудь ещё?
   — Нет, спасибо,— и девушка, оставив посетителя наедине с горячим напитком и холодным десертом, исчезла.
   Запивая сладкое горьким, холодное горячим, тишину музыкой, жаркое весеннее солнце холодным ветерком, Марк понял — не тем он заливал превратности судьбы последних месяцев: ”Да никакое, даже самое сильное психотропное вещество, не может с этим сравниться. Наркоманы всех стран — одумайтесь. Вот он — самый сильнодействующий наркотик: кофе с мороженым. А я чуть было не испортил благодать коньяком и сигаретой”.
   Радио дива, понимая состояние опьянённого мороженым слушателя, прервала лёгкий песенный жанр на короткий блок новостей и, убедившись, что Марк пришёл в себя, продолжила:
   — Эфирное время — 14:30. Ну что, продолжим, дорогие мои миллионы? Следующая композиция уверенно держится на первых позициях нашего рейтинга без малого уже неделю. Её с завидным постоянством просят поставить в рубрике нашего канала ”По заявкам радиослушателей”. Она легко потеснила с пьедестала почёта признанных лидеров прошлого. Друзья, вы меня, конечно, спросите: ”К чему вся эта предыстория? К чему весь пафос, в чём интрига?” Отвечу — дело в том, что данное трио для нашей радиостанции, не в обиду ребятам — не формат. Их инструментальное трио даже при очень хорошем воображении лёгким песенным жанром не назовёшь. И так, встречайте громкими овациями — группа ”Мистерия”,— Марка словно током ударило. Негу, благодать, сладкое опьянение сдуло радиоэфиром. А весёлый голос радиоведущей, не жалея его, продолжал пытку,— Мэтры инструментальной музыки некогда пробовали свои силы в квартете “Мистер Худой” со знаменитым Анатолием Худяевым. Несмотря на популярность коллектива, ребята вернулись к первоначальной творческой единице “Мистерия”. Но совместное творчество с Худым не прошло бесследно, и инструменталисты стали пробовать свои силы на тернистой ниве вокала. Нестандартный, но правильный, жёсткий и в тоже время до безумия нежный вокал исполнительницы их песен поначалу шокировал публику. А трио почти несовместимых электрогитары, флейты и виолончели приравняли шанс на успех почти к нулю. Но от песни к песне их популярность, вопреки здравому смыслу, росла. И вот — хит недели, новинка, что называется — с пылу, с жару: “Твоя, по паспорту, женщина”. Вспомним неизменный состав легендарного творческого союза. Музыка и флейта — Вождь Арон, гитара и аранжировка — Цитрус Вольдемар и, наконец, виолончель и вокал — несравненная Бьянка. Мы забыли упомянуть ещё одного автора этого музыкального шедевра. Вся эта красота положена на стихи малоизвестной, но очень талантливой поэтессы Янины Монолинской. Кто же она —  любимица муз? Не буду вас томить — это она же, наша Бьянка. И так — Твоя, по паспорту, женщина”.
    Марк чувствовал себя обманутым ребёнком — дали вкусную конфетку, приласкали и тут же отшлёпали и поставили в угол. Злые няньки Арон с Вольдемаром хлестали его розгами гитары и флейты. Звучала вступительная инструментальная партия, а в ушах продолжал звучать голос диктора: ”На стихи малоизвестной, но очень талантливой поэтессы Янины Монолинской”.
   Марк помнил тот, испытанный им эмоциональный стресс, когда он узнал, что его дорогая и любимая Бьянка на самом деле просто Яна. В глубоком детстве потеря безоговорочной веры в деда Мороза была не столь глубокой психологической травмой. А дорогая и любимая, как бы оправдываясь, рассказывала, что ещё в начальных классах, прочитав в какой-то книжке имя главной героини — Бьянка, сразу расхотела быть Янкой, Яной, Яниной и даже Яночкой. С тех пор она всем представлялась исключительно Бьянкой и только злые учителя и ничего не понимающие родители продолжали её называть этим странным именем из далёкого прошлого — Яной. А каким шоком было для неё узнать, что Бьянка в переводе с итальянского означает — белая. Для черноокой, смуглолицей брюнетки это совсем не подходящее имя. И тем не менее — за эти годы имя Бьянка стало для супруги Марка даже не вторым, а первым именем. Лишь редкая необходимость предъявлять документы напоминала ей, что она Яна.
   И тут запела она — его красавица, его родная и любимая Яна-Бьянка:
   — Разлинованы дни, расчерчены —
   Всё рутинней из года в год...
   И твоя, по паспорту, женщина,
   Как когда-то — с тобой не живёт...

   Не встречает горячим ужином,
   И отправив сынишку спать,
   Примеряя тонкое кружево,
   Не торопится ночью в кровать...

   По утрам пьёшь ты кофе, наверное...
   Ей теперь всё равно... Почему?..
   Разлюбила давно его, верная?..
   Только молча грустит... По н е м у?.
   
   Бьянка уже давно перестала петь, словоохотливая радиоведущая уже рассказала практически всё про следующего исполнителя и тот давно пел свой хит недели, а Марк продолжал сидеть неподвижно. Обеспокоенная странным поведением гостя терраски, официантка осторожно дотронулась до его плеча:
   — Извините, с Вами всё в порядке?
   — Да, да, в порядке. Всё у меня в порядке, я пойду. Я это — в порядке,— и он пошёл.
   А вот теперь девушка переживала скорее за себя, чем за клиента кафе. Догнав, она снова обратилась к нему:
   — Прошу прощения, Вы забыли расплатиться.
   — Я? А, да, вот — возьмите,— странный посетитель протянул крупную купюру, достоинства которой хватит не только на чай, но и не на одну чашечку кофе и на несколько ящиков мороженого,— Сдачи не надо.
   Ничего не понимая, ошарашенная официантка даже не кивнула в знак благодарности, лишь как-то неуверенно пожала плечом, мол: ”Ну ладно, не надо, так не надо”. А щедрый любитель мороженого и кофе побрёл в сторону старого товарища — Чёртового колеса, поплакаться в жилетку.
   Купив билетик, сел в кабинку — ему нужно подумать, ему нужно проветрить голову, там — в высотах птичьего полёта.
   Кабинка аттракциона неуверенно, как в замедленной съёмке, поднимала его вверх, в облака, к небу.
   “К небу — это хорошо, сейчас нужно к небу, отречься от всего земного — подумать. Нет, но — молча грустит… по нему... А? Это же про меня, это же она мне. Нет, но как это она — разлюбила давно его, верная… Ох, разлюбила… Вы бы видели её глаза, когда она уходила — не в горящую избу войдёт, а сожжёт эту избу к чёртовой матери. А сейчас — разлюбила, наверное… Да, хорошая моя, наверное —  это хорошо, наверное — это прекрасно, это просто замечательно. Значит — есть надежда… у меня.”.
   Здесь, на самом верху, достигнув небесных, высот Марк понял — всё будет хорошо.
   Понятно — не сейчас, не сразу, но… Он подождёт, он будет ждать столько, сколько нужно. Теперь он точно знал, где “злющая училка” поставит не вопросительный, а восклицательной знак и, завершив магическую пентаграмму, снова превратиться в любимую и любящую Бьянку.
    И пришёл покой.
    Нарушая  возникшую благодать, в конце парка, сверкая яркими стробоскопами, алела огромная полукруглая вывеска: “Back in The USSR”. Эта странная надпись спустила с небес на землю, пока что правда только в переносном смысле: “При чём здесь USSR? Он помнил это название — старый хит Пола Маккартни “Назад в СССР”, но при чём здесь Маккартни и почему на английском? Ему очень захотелось с небес на землю, поскорее, туда — в СССР.  И тем не менее, без всяких революций, эволюционным путём спустился вниз, на бренную землю.
   Марк даже не сомневался, он точно знал — это мираж, фата-моргана. Какой “Back in The USSR”? Привидится же такое.
   И тем не менее надпись была, она огромной красной дугой возвышалась над павильоном, огибая герб Советского Союза.
   Он с детства помнил этот павильон — мечта любого мальчишки — зал игровых автоматов. Здесь за пятнадцать копеек можно было сыграть в “Морской” и в “Воздушный  бой”, в “Охоту на кабанов” и в “Автогонки”. Чего там только не было. Те страсти, что кипели в морских баталиях после брошенной “пятнашки” не снились ни одному казино с многомиллионными выигрышами. Любой игровой автомат того времени не выдержит честной конкуренции с самой простой современной компьютерной игрушкой. Да и пятнадцать копеек для пацана тех лет — серьёзные деньги. Но тот накал страстей… Он стоил потраченных пятнадцати копеек.
   А сегодня здесь ”Back in The USSR” и герб Советского Союза.
   Так захотелось назад — в СССР, где он молод и бесшабашен, где он с Бьянкой только-только познакомился. И нет скандала, нет сделанных непоправимых ошибок. Правда и сына ещё нет, нет написанных картин, полученных наград и честно заслуженных регалий, нет учеников и любимой работы…
   “Да, но у меня и сейчас всего этого нет”,— и он шагнул in The USSR, он постарается там исправить ошибки прошлого.
   Внутри у самого входа стояла стеклянная конторка, здесь когда-то бабушка обменивала деньги на вожделенные ”пятнашки”.
   Бабушка помолодела лет на пятьдесят. Милая девушка в ситцевом платьице в горошек, в красной косынке на голове и, вы не поверите, с комсомольским значком на высокой груди, мило улыбалась гостю:
   — Здравствуйте, товарищ. Добро пожаловать в страну Советов.
   Стоявший у неё на столе полуметровый металлический Ленин указывал ладонью дорогу в светлое будущее — внутрь павильона. А оттуда доносилось до боли знакомое с детства:
   — И вновь продолжается бой,
   И сердцу тревожно в груди,
   И Ленин такой молодой,
   И юный Октябрь впереди.
   Очень хотелось попросить спортсменку, комсомолку и просто красавицу ущипнуть его. “Я что, с ума сошёл? Или это “Чёртово колесо”, чёрт его побери, каким-то образом вернуло меня в прошлое? Ну правильно, так мне и надо, с настоящим не справился — начинай сначала. Ничего не понимаю”.
   Голос комсомолки доносился до него, она обращалась к нему, как к старшему товарищу:
   — Если Вы будете покупать советские монеты для автоматов — вот ”прайс-лист”.
   Не “наше”, не советское ”прайс-лист” вернуло Марку потерянный покой: ”15 копеек — игровые автоматы; 1 копейка и 3 копейки —  газированная вода; 2 копейки — телефонный аппарат”. Чуть ниже стоимость номинала монет в современных деньгах. Такой курс доллара к рулю не снился стране Советов и в лучшие её годы.
   Он всё понял: ”Буржуи вы недорезанные, вы даже бесплатный для всех коммунизм умудрились продать”. И сказка стала былью.
   Но очень хотелось туда — внутрь, пусть не в настоящий, в картонный, из папье-маше, но в СССР. И он, набрав побольше копеек, которых постоянно так не хватало в детстве, шагнул в прекрасное вчера.
   Зал весело подмигивал цветными лампочками игровых автоматов. Чёрно-белые телевизоры транслировали съезд ЦК КПСС с дорогим Леонидом Ильичом — без звука, а кинопроектор проецировал на белое полотно небольшого экрана “Ленина в октябре”, тоже без звука. Из огромного лампового радиоприёмника неслось “вечное” про молодого Ленина, а рядом с ним на письменном столе лежали печатная машинка ”Ятрань”, фотоаппарат “ФЭД”, бобинный “Маяк” и прочие чудеса бытовой техники прошлого. Недалеко от всего этого великолепия тарахтел аппарат газ.воды с гранёным стаканом. Чуть правее блестела стёклами  жёлто-красная телефонная будка.
   Посредине зала за огромным столом сидел худощавый парень в длинной кожаной куртке, подпоясанный портупеей, с “Маузером” на ремне и в фуражке с синим околышем на вихрастой  голове. Марк обратился к юному “чекисту”:
   — Это всё работает?
    “Комиссар” был молод и неопытен и выдал военную тайну первому встречному:
   — Работает, гражданин, работает, только монетки успевайте бросать. Приобрести ничего не желаете?
   На столе, покрытом красным кумачом, у вихрастого “революционера” было всё: бронзовые “Ильичи” и “Железные Феликсы”, ушанки с кокардами и пилотки со звёздами, почётные грамоты и наградные вымпелы, значки ударников социалистического труда и медали ветеранов труда, комсомольские значки и “октябрятские” звёздочки… Короче — полный ассортимент.
   Посетитель скромно ткнул в сторону комсомольского значка. “Чекист” в фуражке, получив купюру, выдал покупателю чек, значок и сдачи. Марк тут же прицепил маленькое красное знамя себе на грудь, а на немой вопрос революционного продавца, ответил:
   — Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!
   — А-а-а… — вежливо ответил юный ”комиссар”, но хитрый взгляд с головой выдал парня: “Молодым, говоришь? Не дай бог дожить до такой молодости”. Марк на него не обижался. Он помнил, как тогда — в 89-м, на выставке сам с жалостью смотрел на 45-ти летнего "старичка" Эпштейна.
   От всего этого к горлу подкатил ком, внутри что-то сжалось и очень захотелось пить. Он подошёл к автомату газ.воды и бросил копейку, в стакан полилась бесцветная газировка. Выпил залпом и бросил “трёшку” — потекла с сиропом. То ли вкус не тот, толи он не тот… Он всё понимал: и сироп используют современный — с привкусом химии, и себестоимость этих монеток здесь — да в другом месте упиться можно… Но очень хотелось из аппарата, да за копеечку, как раньше, как в детстве.
   Порадовал плакат с огромным гранёным стаканом в аппарате и надписью: ”Вся страна пила из одного стакана, а эпидемий не было. Да и стаканы не воровали”.
Выпил, через не могу ещё стакан и, сполоснув  его, положил на место.
   Носившееся по павильону суетливые иностранцы брезгливо поглядывали на него, на аппарат, на стакан. Марк их не осуждал, он их даже по своему жалел: “Эх вы, загнивающий запад, ничего вы не понимаете. Да это не идёт ни в какое сравнение с вашей жвачкой”.
   А недорезанные буржуи бродили по залу, покупая ушанки, балалайки, матрёшек с лицами советских вождей и прочие трофеи холодной войны. Понимал теперь зрелый комсомолец, для кого этот аттракцион и почему вывеска на английском языке. А гид-коллаборационист стоял возле спортсменки-комсомолки, получая свой честный процент за привезённых иностранных лохов.
   Своими доводами нужно было срочно с кем-то поделиться и Марк, выбрав из жмени мелочи ”двушку”, подошёл к телефонной будке и позвонил Дудику. Девушка с плаката, приложив  палец  к губам, предупреждала: ”Помни — противник подслушивает”.
   Из телефонной трубки донёсся недовольный голос Дудика:
   —Алло, кто это?
   Марк подмигнул плакатной девушке и полушёпотом, чтоб не услышал противник, ответил:
   — Это я.
   — Марк, ты? А почему не со своего номера и что у тебя с голосом? Ты что, пьяный? Слушай, дружище, я сейчас, честное слово, не могу. Если у тебя ничего срочного, давай попозже, а?
   — Давай, до связи.
   Эта ненастоящая, не искренняя, но советская атрибутика будила даже не юношеский, а детский азарт. Очень хотелось позвонить и бросить трубку, позвонить в дверь и убежать, получить двойку и не дать дневник учителю.
   Он как мальчишка швырялся “пятнашками” в игровые автоматы: ”Морской” и “Воздушный  бой”, “Охота” и “Гонки”, во что-то ещё и в чего-то там…
   Но ни себя, ни время не обманешь. Всё это ушло, ушло навсегда, прошлого не вернёшь ни за какие деньги, даже за пятнадцать копеек. А ребята? Они просто зарабатывают на ностальгии таких, как Марк, на не иссякающем интересе иностранцев к пугающему величию былой Советской Империи, на странном, недопонятом до конца любопытстве молодых ребят к прошлому своих родных и близких.
   Почти полтора десятка лет Союз, после его распада, поливали помоями все, кому не лень. Этим же шесть лет занимались власть имущие нашей страны до её развала. Тем не менее, назло врагам, Союз стоит, превращаясь, вопреки всему, не в кровавый порно-триллер, а в былинный героический эпос.
   Если честно, Марк сам уже толком не понимал,  где заканчивалась реальная история и начиналось мифотворчество. А что говорить о молодой поросли, выросшей среди капиталистического бурьяна.
   “Эх, видно не получится — вечно молодым…” — но комсомольского значка не снял, тот дарил тепло, дарил надежду: ”Если тебе комсомолец имя — имя крепи делами своими. Кстати о делах,— посмотрел время,— 17:35 — пора закругляться. Из комсомольского возраста я уже вышел, а в партию меня всё равно не примут, нет её больше — партии этой. А вот Эпштейна могу упустить. Ладно, давай, прекрасное далёко, бывай. В прошлом можно побывать, но глупо им жить”.
   На выходе комсомолка в красной косынке, высунув симпатичное личико, кинула вдогонку:
   — Если у Вас остались советские монетки, их можно поменять обратно по номиналу. Просто мы покупаем их у населения, а монет на руках остаётся всё меньше и меньше, так что…
   Взрослый мужчина с комсомольским значком на груди высыпал перед девушкой жменю мелочи. Та стала пересчитывать монетки:
   — Подождите пару минут, я сейчас.
    Но комсомолец положил свою ладонь на беспокойную ручку комсомолки:
   — Не беспокойся — это лишнее. Хочешь добрый совет, как комсомолец комсомолке: сыграй в “Морской бой”, попей газировки, а главное — позвони родителям.  Поверь — это не мелочь, это главное.
   Комсомолец с надеждой посмотрел на девушку: ”Не поняла. Ничего, подрастёт — поймёт”.
   И “вечно молодой”, сверкая буквами ВЛКСМ на маленьком красном знамени, отправился на встречу с очередным прошлым — с Эпштейном.