Былинные земли. Дворец генерала. Часть 17

(Окончание)

СЛЕД ИМПЕРИИ

Время безжалостно. Только из письменных свидетельств можно узнать, каким был очередной этап бочейковского обустройства. Мстиславские поместья - Курманово и Пацово, были конфискованы: за участие в восстании 1863 года Оттона Цехановецкого, скрывшегося за границей. Забота о сохранении наследия легла на плечи Павла, годы жизни с 1815 по 1888-й. Его можно назвать «пуповиной» рода. Ему удалось расширить генеалогическое древо, и ветви протянулись в разные концы континента. Жену он нашел в Украине. Сопровождая шурина Тышкевича, который пребывал в Киеве, заключая контракты, Павел влюбился в Александрину Ризнич, или Олесю, как ее называли родители. Она была на шестнадцать лет моложе, но это не помешало им обвенчаться, хотя обручена была с родственником киевского генерал-губернатора. Это была выгодная со всех сторон партия для Павла. Отец Александрины - богатейший серб Йован (он же Иван, Джан, Ян), происходивший из сараевской касты, осевшей в Триесте. Там же он имел собственный дворец. Выучившись, заведовал банком в Вене, а женившись, переехал в Одессу и открыл экспедиторское бюро. Он был торговцем. После смерти первой супруги вступил в брак с графиней Паулиной Ржевуской, предки которой владели старинными поместьями. Отец Паулины – Адам Ржевуский (на втором снимке), был известен как витебский каштелян конца Речи Посполитой, а когда государство разделили, стал чиновником Российской империи. Слыл также литератором. Интересно, что Ржевуские, как и далекие предки Цехановецких, были выходцами с Подляшья.

Женившись на Александрине, Павел обновил фамильный союз, ввел в круг избранных разносторонних и популярных деятелей. Графский род притягивал корифеев общества, и сестрам Паулины – красавицам, посвящал стихи Александр Пушкин, и завязывал дружбу великий Оноре де Бальзак. Сестры и братья находили общий язык, несмотря на то, что Иван был православным, а его супруга католичкой.

Павел привез молодую Александрину в Бочейково и не расставался с ней до конца жизни. Правда, значительную часть времени она проводила в Париже да Петербурге, да у своих родителей в Лагойске, заботясь о воспитании детей и присматривая выгодные партии дочерям, которых было четверо, а сыновей трое.

Недостатка в средствах они не испытывали. Помимо Бочейково, которое не сразу отошло Павлу, в его собственности находились Селец (по российским данным, «Сельцо»), Давыдковичи и Волова Гора. Везде проживали крестьяне (христиане), с которых взималась дань, и они отрабатывали на хозяев пригоны и сгоны. До 1861 года – до крестьянской реформы, собственники владели 1324-мя «холопами», обслуживавшими 14749 гектаров земли. Больше половины этого состава давало Бочейковское имение с одноименным  местечком. 21 человек назывались «людьми дворскими», и все они относились к центральной усадьбе. 

Анджей в своем большом труде о предках расписал, что собой представляло обширное хозяйство, приносившее доход. В Давыдковичах постоянно гремела молотилка, наиболее передовой вид машинного сельскохозяйственного инвентаря на тот час. Гнали водку, действовали винокурня и бровар (пивоварня). За околицей стоял большой фруктовый сад, с яблочным уклоном, а непосредственно на территории дворца красовалась оранжерея, где выращивали помидоры и огурцы, и там же, под руководством огородника Панкевича, культивировали мирт и пальмы, с экзотическими плодами. Была цегельня (кирпичное производство), а местечковые умельцы славились как слесари, гончары, швейные мастера. На Воловой Горе резали древесину и отправляли лес на шпалы для железных дорог. Странно, что в обзоре Анджея нет ни слова про фольварк под Высокой Горой, но самое пристальное внимание уделялось, конечно, наиболее распространенному ролництву (хлеборобству). Для этого наиболее толковые крестьяне посылались за знаниями и опытом в другие земли.

Произведенная продукция расходилась по местечкам и окрестным селам, а львиная доля сплавлялась за границу, чему способствовал открытый беспрепятственный речной проход. Понимая важность торговой «стези», Александрина направляла в Петербург письма с предложением строить соединительные трассы по землям имения – предлагала проложить через Бочейково стальную магистраль. И даже граф Шувалов наведался в 1870 году, чтобы обсудить дальнейший план расширения канала на Воловой Горе.

Жена Павла, образованная женщина, часто посещала Петербург, брала дочерей, занимаясь их обучением, и там ее старшая дочь сошлась со шведом. Это дало возможность подпитать генеалогическую крону, отрастить новые ветви, упрочить клановость. В 1875 году сыграли пышную свадьбу – выдали замуж сразу двух дочерей: старшую Марию и младшую Ядвигу. Избранником первой стал барон Вильгельм Стьернштедт (на первом снимке), в последующем генерал-адъютант шведского короля Оскара II и губернатор Уппсалы. Короткая справка о нем в интернете подтверждает: действительно, Вильгельм Стьернштедт был женат на Марии Цехановецкой, и у них родилась дочь Марика. А при рождении сына Георга она умерла, и Вильгельм повторно женился на сестре Марии - Паулине Цехановецкой, от которой были еще три сына. Стьернштедт похоронен на Северном кладбище недалеко от Стокгольма.

А вторым адептом цехановецкой общины стал военный атташе Франции при российском дворе Рауль де Форсанз, родители которого владели двумя замками в Британии.

Венчание было организовано в приусадебной каплице святого Эразма, а свадьбу сыграли в специально открытом павильоне. В связи с замужеством мать выписала каждой из дочерей по 60 тысяч российских рублей в качестве приданого. Уже не только местный бомонд приветствовал новобрачных, а и многочисленный кортеж иностранцев, которые разгуливали по роскошным аллеям паркового ансамбля во французском стиле и наслаждались окрестными видами восхитительной белорусской природы,  спускались к береговой линии Уллы, чтобы зачерпнуть чистой воды древней реки.

Высокая гора на западе смотрелась непокоренным поднебесным величием и казалась бессменным маяком в житейской перспективе.

СУДЬБА ЭКОНОМА

…Мы прошлись по территории бывшего поместья, изучая остатки былого господства. Ни каплицы, ни свадебного павильона больше нет. Нет и церкви страстотерпца Христова между Высокой горой и усадьбой, куда стекался ранее народ. Главный дворцовый корпус сгорел (в который раз!) во время последней войны, до того в нем побывала школа, которую разместила местная власть.


Владимир Шушкевич, третий участник нашей экспедиции, старался запечатлеть антураж на мобильный телефон, чтобы выложить в блоге «Lepel by», который читают современные посетители интернета. А меня снова мучила неразрешенная дилемма: почему 1920-й стал последним в жизни эконома Филиппа Тараткевича, за что его арестовали, заключили в тюрьму, откуда он уже не вышел? Что искали? Зачем изъяли и не вернули документы, из-за чего его дочь Надежда не могла устроиться на работу учительницей, так как досье об образовательном цензе пропало? И, самое главное, почему семье заключенного Филиппа пришлось оставить фольварк и бежать скрытно, под покровом ночи, из Приуллья?

Ответов нет, и я снова всматриваюсь в околичье окружающей среды, пытаясь понять: что могло привести к трагедии?

Филипп ходил этими тропами, свидетели рассказывали, что он будил жителей фольварка, выходя на крыльцо и растягивая меха гармони. Музыкальные аккорды сливались с лучами восходящего солнца и возносились на гребень Высокой горы. 


Почему же прервали мелодию?

СТАЛИНСКИЕ КЛЕЩИ

После революции, краха империальной системы, Филипп верил в надежду продолжить жизнь имения – по ленинскому плану «земля – крестьянам»: в новой ипостаси, с участием «холопов» - тех самых людей, что веками обрабатывали землю. Он верил в ленинскую хватку и надеялся воплотить в жизнь давнюю мечту хлебороба – самим руководить земельным богатством, вернуться к вечевой форме правления.

Почему же не дали это сделать? Чего хотело сталинское окружение? Почему, вместо развертывания ленинского замысла, прибегли к насыщению междуречья военной атрибутикой: оружейными складами, авиационными базами, офицерскими и солдатскими казармами, воинскими доспехами? Почему тех, кто не соглашался с нагнетанием силового давления, кто критиковал сталинские меры изоляционизма и ограждения от остального мира, почему их арестовывали, сажали в тюрьмы, расстреливали и отправляли на Колыму?
 
Я не буду здесь рассказывать обо всех мытарствах, что выпали на долю прадедов и дедов, их судьбы те же, что и большинства белорусов - обычных сельских жителей: крестьян (христиан), которые оказались на перекрестке сопряженных миров, в точке, где сходились враждующие стороны. Чрез междуречье прокатывались алчные полчища, начиная со средних веков. Вторгались грозновцы, безумствовали шведы, топтали французы, добирались кайзеровцы, бесчинствовали легионеры. А в недавнее время трещала земля от танковых гусениц и схваток с гитлеровцами. Горели белорусские деревни, а леса полнились партизанскими отрядами, на борьбу с которыми были брошены отряды РОНА - армии фашистского прихвостня Каминского. Они прибыли в августе 43-го года, их разместили в оккупированных местечках, надеясь, что они поведут бескомпромиссную борьбу с жителями Лепельской республики - партизанской лесной зоны. Прибывших называли "народниками", но они помогали фашистам вывозить местные ресурсы, вылавливали партизан и расстреливали, а в конце войны хватали деревенцев, сочувствующих ушедшей в леса молодежи, и продавали в рейх, где выкачивались последние силы ради создания самого высокоточного оружия. Так наживался капитал.

Наше поколение пережило другой «переплет» - отказ от социалистического устройства, раздачу общенародного достояния, ликвидацию огромного Советского Союза. Надеялись на всеобщий мир. Но вместо этого новое столкновение – славянская война, которая грозит перерасти в очередную мировую. Пылают города, и люди снова бегут с насиженных мест. Только оружейный арсенал уже таков, что сотрет с лица земли все живое и расколет планету.

Откуда же этот нечеловеческий, полный страданий и лишений, гнет? Неужели прагматические настроения настолько безнравственны и жестоки, что судьбы отдельных людей никого не волнуют, ничего не значат?

ПРИРОДА БЕРЕТ СВОЁ

События повторяются, чтобы мы постигли истину - свет?

Встают предки, как живые. Вспоминается бабушка пред образами – священный ее уголок в сельской хате. Это было место, где она оставалась наедине с Богом и молилась, молилась за всех. Она хотела мира и жизни всем.
 
Еще долго история земельного передела будет волновать поколения. Верится, что нашим последователям, потомкам удастся проникнуть в глубь веков и найти свидетельства, кем был Иван Яцкович, владевший первым фольварком-фермой «на име Сельцо», по данным Полоцкой ревизии 1552 года.

Всё на Земном шаре взаимосвязано, божественно переплетено. И большая усадьба Цехановецких – только маленький штрих в длительном историческом процессе, попытка побольше зачерпнуть для удовлетворения личных потребностей, для нужд семьи. Природа забирает обратно выданный аванс. Территория зарастает. Парковые экзотические деревья, посаженные ради удовлетворения господских глаз, смыкаются с береговой линией буйной растительности, и окружающее пространство принимает естественный вид. Плохо это или хорошо?

Что станет с былым панским наследием? Правильно было бы сохранить остатки – пусть люди видят, как жил имущий класс при королях и царях. Но для этого потребуются немалые денежные вливания.

На снимках: 1. Вильгельм Стьернштедт (из интернета); 2. Адам Ржевуский (из интернета); 3. На берегу Уллы, в черте былого дворцового комплекса, сегодня (сентябрь 2024 года).


02.01/25