Воспоминания друзей Максима об авторе 4

Павел Антошкин

«Паша, надо быть отвязным». Эту фразу, которую я сейчас понимаю как особое проявление идущей изнутри свободы от искусственных ограничений мира, в котором мы живем, как некоторый символ уникальности личности каждого человека, я услышал от Максима после того, как мы, уже окончив школу и потом случайно, через несколько лет после этого, встретившись, начали общаться время от времени, а потом все чаще и чаще, находя в жизнях друг друга общие ценности и открывая друг другу что-то личное, персонально важное. И прежде всего я благодарен Максиму именно за это, за частичное разрушение моих личных границ и возможность выхода в более широкий мир, ранее мне неведомый или игнорируемый.

Мне сложно выстроить последовательный рассказ, в котором каждый абзац является естественным продолжением предыдущего. Вероятнее всего, то, что будет написано дальше, будет разрозненным набором отдельных проекций, осколками треснувшей чашки.

То, что мы с Максимом стали близкими друзьями после случайной встречи через несколько лет после окончания школы, особо примечательно в связи с тем, что в школе мы общались мало, мы тогда были в разных стаях. В Максе уже тогда свобода била через край, а я был домашним мальчиком, послушным и удобным учителям, и такая свобода меня пожалуй пугала. Я много читал, у меня была хорошая память и мягкий, бесконфликтный характер, и при этом - низкий уровень критического мышления. Так мне кажется сейчас, и наверное, проговори мне кто-нибудь этот набор характеристик в то время, я бы с ними не согласился. Мы заканчивали школу в 86-м году, через год после того, как "парад лафетов" завершился с приходом Горбачева, и страна стала стремительно раскрываться. И, выпорхнув из школы, мы быстро растворились в новой, студенческой жизни, и у каждого она была своя.

Вспоминаю эпизод школьной поры, когда в первый и единственный раз побывал дома у Максима, в старой квартире в Троицком переулке. Наверняка сейчас не буду утверждать, но кажется мне, что в тот день был затеян буквально шахматный турнир среди нас. одноклассников, но запомнил я тогда только необычную наполненность квартиры такими вещами и предметами, которые были для меня непривычны и таинственны, и это отнюдь нас не сблизило тогда. А успели ли мы сыграть в шахматы, сколько нас было всего в тот день, я сейчас и не скажу. Иной раз из сна приносишь с собой больше воспоминаний, чем я сейчас могу извлечь из своей прохудившейся памяти о том эпизоде, но сам факт того, что этот момент держится в моей голове, видимо не случаен. Еще меня одновременно и забавляет, и огорчает тот факт, что я не помню момента, когда Максим появился в нашем классе. Его нет на фотографии нашего первого класса, сделанной в начале 1977 года, появляется он на групповых снимках в моем архиве только в 81-82 году, когда мы учились в 6 классе...

Встреча в Костеле
Кажется, это был канун 92 года. В то время я регулярно виделся с нашими одноклассницами, с которыми и до сих пор вижусь время от времени. В то время мы пытались активно погружаться в духовные миры и культуры, открывшиеся перед нами, и в тот день мы заглянули в Рождественский вечер на службу в костел на Малой Лубянке. Народу в костеле было много, но мы неожиданно на входе столкнулись с Максимом, сопровождавшим свою знакомую. Мы обрадовались друг другу, удивились тому, что мы не общались столько времени, и поскольку мы были со своими компаниями, Максим предложил созвониться на днях, мы быстро обменялись телефонами и разбежались. Через два-три дня после этой встречи Максим позвонил, и мы вдруг открыли, что нам интересно общаться, нам есть, что обсуждать, и еще через несколько звонков друг другу мы договорились о встрече. И дальше это общение развивалось и крепло, как и наша дружба.

Телефонные разговоры
Наши разговоры могли длиться долго. Конечно, мы их не записывали, конечно, они забылись по большей части, но конечно мы делились и впечатлениями от прочитанных книг, и новостями о друзьях, говорили о музыке, английском, театре, походах, наших аквариумах, духовных практиках, о том, что волновало и чем хотелось поделиться. Помнится, разговор мог длиться и полчаса, и час, а разговоры тогда всегда проходили по обычным городским аппаратам, привязанным к своим розеткам. Такой разговор сложно было бы совмещать с какими-либо делами, он поглощал целиком.

Встречи и прогулки
Несколько раз Максим приезжал ко мне на Бабушкинскую, часто я навещал Максима, а иногда мы и просто куда-то выбирались. Не могу сказать, чтобы это было слишком часто. Я тогда доучивался в Бауманке, потеряв один год из-за академа, у меня был набор своих забот и обязательств. Естественно, и Максим жил своей полной и разнообразной жизнью. Но живая встреча - это всегда больше, чем просто телефонный разговор. Помню, как мы шли по внутренней стороне Садового кольца от Маяковской в сторону Патриарших, мимо дома на Большой Садовой, к нехорошей квартире в котором мы, конечно, тоже поднимались. В одном из киосков по дороге Макс купил упаковку фисташек, только недавно появившихся в продаже и мне до той поры не знакомых, мы шли, расправляясь со скорлупками, и обсуждали технологию выполнения технических переводов с английского. Помню также нашу прогулку по улице Качалова к магазину иностранной литературы, где в букинистическом отделе можно было присмотреть книжки на английском. Кое-что из купленного там в тот период до сих пор стоит на моей книжной полке. Особенно люблю томик Мелвилла с Моби Диком, перечитывал его два раза..

Платформа метро
Я до сих пор вспоминаю один эпизод. Я стоял на платформе метро Бабушкинская, у первого вагона из центра, и, придя заранее, ждал Макса. Один поезд привез пассажиров, раскрыл двери, постоял пару десятков секунд, закрыл двери и, разгоняясь, умчал в тоннель. Второй поезд, третий.. И когда очередной поезд открыл двери, из одного из вагонов вышел огромный Макс, увидел меня издали, радостно заулыбался и начал махать мне рукой, двигаясь навстречу. Эта живая фотография и сейчас у меня перед глазами..

Музыка
Во время учебы в старших классах помню, как Макс приходил иногда в школу в черной куртке, с перчатками с шипами, в классической униформе "металлиста". Помнится, была у него или футболка, или куртка с картинкой альбома группы Nazareth. Меня тогда и эта музыка, и эта символика скорее пугали, но не помню, чтобы я испытывал чувства осуждения такого выбора, хотя мне, тогда слушавшему и искренне любившему Окуджаву, Никитиных, Клячкина, Берковского, все это тогда было органически чуждо. Уже после школы, лишь на первых курсах института, я стал изучать мир музыки за пределами своего пузыря и лишь тогда открыт для себя и зарубежный, и отечественный рок. И когда мы начали общаться с Максимом, именно благодаря ему я расширил горизонты своих музыкальных вкусов. Прежде всего благодарен Максиму за приход в мою жизнь Doors и Pink Floyd. В те годы лучшим способом обмена музыки были аудиокассеты, поэтому именно с пленок Максима я переписал себе и некоторые альбомы этих групп.

Общие друзья
Не так часто я оказывался в одной компании с друзьями Макса, чаще мы общались вдвоем. Но несколько эпизодов мне запомнилось. Один из них - это встреча дома у Максима с нашей одноклассницей, Юлей, и ее мужем Гарри, американцем, работавшим тогда в Москве. Максим, каким я его помню, всегда был любопытным, испытывающим искренний интерес ко всему новому, он всегда любит заглядывать за горизонты, а поэтому и общение с людьми было ему органически естественным. Мне кажется, он редко скучал в компании, тем более  - интересных ему людей. Такой была и та встреча, помню ее неплохо. Юля с Гарри в тот период своей жизни как раз планировали уехать в Штаты, и конечно это было волнительно для нас, привязанных многие годы к одному месту. У Максима в тот момент уже был опыт поездок за границу, а я был наполнен новыми для себя чувствами, мир манил к себе, к своим невидимым и условным границам. Впрочем, неизвестно, кого он манит больше: того, кто его пока не видел или того, кто уже испытал этот новый опыт.
К сожалению, с некоторыми из друзей Максима я близко познакомился после его ухода и во-многом - из-за этого ухода. И Андрей, и Саша оказались близкими мне по духу людьми. Особенно Андрей..

Квартира
Конечно, квартира на Большой Грузинской, когда я ее впервые увидел, произвела на меня впечатление. И, конечно, в значительной мере эффекты этого впечатления - заслуга папы Максима, Игоря Яковлевича. Ибо прежде всего меня впечатляют в подобных местах не место расположения квартиры, ни ее планировка, а  те вещи, которые ты видишь, то, что характеризует людей, которые тут живут, особенно если эти вещи сделаны своими руками. Главные мои открытия от того первого визита - это огромный аквариум и деревянные скульптуры, вырезанные Игорем Яковлевичем. Некоторые предметы мебели, тоже, очевидно, не являвшиеся результатом массового производства. Все это создавало и до сих пор создает в этой квартире особую атмосферу, наполняет ее невидимыми, но ощутимыми вибрациями, влияя на "вкус" общения с хозяевами. Я это ощущал тогда, ощущал и в последствии. У Макса в этой квартире была и своя комната, и в комнате Максима я чаще другого вспоминаю книги.

Карате
Одним из путей поиска личной свободы для многих ребят нашего (и не только нашего) поколения оказались попытки движения в сторону изучения боевых единоборств. Лично мои усилия в этом направлении дали мне мало, а вот Максиму, насколько я понимаю, удалось больше. Он не только сам изучал Карате, но и помогал другим в продвижении на этом пути. В какой-то момент Максим начал и меня учить основам этого боевого искусства, показал мне разминку, которую я до сих пор помню и иногда практикую, проводил со мной индивидуальные занятия в гостиной квартиры, а когда уехал на несколько месяцев в Штаты, попросил своего старшего брата Диму продолжить занятия со мной на время своего отсутствия. Спорт в том образе жизни, который практиковал Максим, занимал таким образом свое заслуженное место, и был частью того пути личного самосовершенствования, который был им выбран.

Поколение дворников и сторожей
И у Максима, и у меня был опыт работы дворником. Максим, насколько я помню, успел этот опыт получить рядом с домом, где жил, я же практиковал эту работу в течение примерно полутора месяцев в районе Новой Басманной, заменяя на время отпуска своего институтского друга. Мести улицы, слушая при этом музыку кассетного плеера, ранним утром, когда город только начинает просыпаться - это один из тех опытов, который мы испытали независимо друг от друга и который нас тоже объединил некоторым образом. Когда ты знаешь, как шуршит березовая метла по утреннему, влажному от росы асфальту, ты можешь без всяких слов понять душу человека, получавшего удовольствие от аналогичного процесса.

Книги
Максим много читал, я тоже читать любил и люблю до сих пор, хотя сейчас на книги остается все меньше времени. Тогда же Макс переключился на англоязычную литературу, чтобы оттачивать свой английский. И благодаря Максиму я тоже стал читать больше на английском, иногда брал у него на время и его книги. Благодаря Максиму я открыл для себя Курта Воннегута, Стивена Кинга и, конечно, Джона Рональда Руэла Толкина. И это было восхитительное чтение, и это было чудесное время.. Не помню, принес ли я в мир чтения Максима что-то столь же яркое, как то, что взял у него. Не уверен до конца. Кажется, Кастанеду, которым я тогда увлекался, он и без меня успел изучить, и на него книги Карлоса не произвели того впечатления, которое пережил я.

Театр
Ну конечно, конечно одним из важных подарков, которые я получил от Макса, стал опыт посещения спектаклей в театре на Юго-Западе. Камерная атмосфера этого театра, со зрительным залом, размещенным в подвале, со строгими черными интерьерами, с минималистичными декорациями во время спектаклей, со звездным составом актеров, с репертуаром этого театра... Я конечно влюбился в этот театр и ходил в него много раз. А однажды я попал в него на новогодний капустник и встретил в нем новый год. Максим тогда встречался с Кариной, актрисой этого театра, и в тот вечер мы сидели в зале вчетвером, с Кариной и ее сестрой. Это был особо концентрированный опыт погружения во внутреннюю жизнь театра, я оказался внутри балагана с абсолютно свободными людьми, которые умели и любили раскрываться этому миру, своим друзьям и своей душе. И хотя я ощущал сам себя, со своей зажатостью, слегка инородным телом, свою долю удовольствия я тогда получил. И радостно было видеть, что Максим - такой же свободный и яркий, как и вся эта веселая компания. Тот опыт, который я помню всю жизнь.

Рассказы
Максим не скрывал, что он работает с текстами, что он пытается писать прозу. И, конечно, он делился своими рассказами и был благодарен за то, что его читатели делились с ним своими впечатлениями. Я, никогда не имея писательских амбиций, узнав об этом его увлечении, вначале сильно удивился, но обрадовался еще больше. Еще одна грань души Максима открылась, и она была столь же интересной, как и остальные. Я помню, что когда читал первые рассказы Максима, я относился к ним почти как к своим текстам. Пожалуй, похожие чувства я испытывал, читая письма друзей или родственников. Эти рассказы для меня были как письма друга, а значит, обращенные и лично ко мне. Читая их, я думал о том, что мне самому такие тексты написать бы не удалось. Я - неплохой читатель, но чтобы писать, и писать так, чтобы это было интересно читать другим - для этого надо обладать каким-то особым даром. У Максима он был, определенно, и одна из моих болей, испытанных после ухода Макса, была связана с осознанием того, что он больше не напишет новых рассказов, не допишет свою повесть и даже не начнет те романы, которые могли бы сейчас стоять на полке моей домашней библиотеки... Надеюсь, что те мои впечатления, которыми я успел поделиться с Максимом после прочтения, были ему важны и приятны.

Переводы
Одним из путей к финансовой независимости, который открылся в те годы для нашего поколения, стали в том числе и переводы. Надо, конечно, обладать особой смелостью, чтобы предложить свои услуги переводчика в ситуации, когда твои знания языка не столь глубоки, но и у Максима, и у меня было высшее техническое образование. А профессиональный бэкграунд и владение специфической лексикой сразу создают ту базу, с которой уже можно стартовать. Максим в тот момент, когда мы с ним сошлись, уже занимался техническими переводами, и я смотрел на эту его работу как на еще одну вершину, которая мне пока непосильна. Но в какой-то момент Максим предложил мне возможность сделать самостоятельную попытку и фактически "за руку" провел меня через несколько этапов, позволивших мне начать оказывать услуги технического перевода всякого рода инструкций и технических спецификаций. И платили за эту работу долларами, и платили хорошо. До сих пор благодарен Максиму за этот опыт, за возможность почувствовать свои силы в новом для себя деле и за ту материальную поддержку, которую я получил благодаря этой работе. Я понимаю, что в тот период эта работа давала дополнительную свободу Максиму, во многом она позволила ему в конце 1994 года выбраться на несколько месяцев в Нью-Йорк.

Америка
В те полгода, что Максим ездил по Америке, мы не прекратили общения, но общение наше проходило в непривычном формате. Оно было непривычным тогда, экзотичным оно выглядит и сейчас, когда мы все уже настолько привыкли и к чатам, и к электронной почте, и к возможности в любой момент созвониться друг с другом и разговаривать, видя лица друг друга. Фантастически быстро развивается прогресс, и я не устаю этому удивляться. Тогда же мы общались с помощью факсов. Фактически мы созванивались по телефону, но не говорили, а на время установления телефонного соединения подключали к своим линиям факс-модемы, и либо отправляли свое предварительно написанное в текстовом редакторе послание на ту сторону океана, либо получали факс с другого конца планеты. И оно работало, и это было похоже на чудо!  За то время, что Максим был за океаном, мы обменялись не менее чем двумя десятками сообщений, и я очень рад, что его письма, такие подробные, живые, разнообразные, сохранились и в виде файлов, и даже в бумажном виде, напечатанные сразу после получения. Я долго хранил эти распечатки, но потом я их отсканировал и потерял где-то среди своих бесконечных архивов. Было бы глупо пересказывать все то, что писал Максим. Лучше просто перечитать его тексты, благо они сохранились. Но я помню эти моменты живого контакта, когда мы находились одновременно с двух сторон этого телемоста, и один отправлял информацию, а второй ее получал. Не всегда все срабатывало так, как надо, порой факсы приходилось отправлять по нескольку раз. Но мы справлялись.

Волнительные моменты, Амаркорд.
Запомнил я и эпизод совместного с родителями Максима посещения Польского культурного центра, расположенного недалеко от их дома. В тот вечер там "давали Амаркорд", показывали этот сказочный фильм Федерико Феллини. Конечно, я знал этого режиссера раньше, но я был плохо знаком с его творчеством и этого фильма раньше не видел. В маленьком зале было всего несколько человек, но это было неважно. Наверное, каждый из присутствующих в зале, как и я, смотрел этот фильм в одиночестве. Есть я и есть Фильм. Мы были еще молоды, но фильм унес нас в детство. И пусть это был детство великого итальянского режиссера. Но у нас были свои детства, со своими героями и воспоминаниями, и я думаю, каждый из присутствующих в зале невольно побывал и во дворе своей юности, увидел своих друзей, соседей, услышал музыку, почувствовал прикосновения мягких рук своей памяти... Когда мы вышли из зала и шли к дому, мне было тепло и уютно от того, что Максим и его семья разделили со мной эту теплоту.

Последний разговор
Я помню тот день, когда путешествие Максима закончилось. Прошло месяца полтора с момента его возвращения из Америки, мы успели увидеться, Максим тогда привез своим друзьям подарки. Мне досталась майка с цихлидами, я иногда ее надевал, еще лет десять назад она, уже ветхая, лежала в моем шкафу.. В тот день я позвонил Максиму и дозвонился не сразу. Максим был печален. Он с грустью сообщил мне, что в его любимой кружке, на внутренней поверхности которой был рисунок пера птицы, он заметил трещину. Мы говорили недолго, он извинился, сославшись на то, что немного занят. Потом, перечитывая его рассказы, я уловил похожее настроение в одном из его рассказов - Симфония рака.. Не хочется верить в предопределенность того финала, который случился в тот вечер, но какие-то рифмы, какие-то тонкие намеки на этот исход прозвучали, и я с тех пор часто задаю себе вопрос: а мог ли я это почувствовать еще тогда, ужаснуться услышанному и сделать что-то такое, что изменило бы этот печальный сценарий? И ответа на этот вопрос нет, и смысла особого в нем теперь тоже не сыскать. Случившееся - случилось, оно изменило многих из тех, кто знал и любил Максима, оно сделало всех нас более самостоятельными, заставило внимательнее относиться друг к другу и ко всем тем, кто жил в кругу света, который Максим щедро дарил своим близким людям.

***
Память - забавная штука. Интересно, правильно ли я до сих пор помню телефон 254-87-82?