Ярославна снова плачет

- Дитятко, поешь еще! Кушаешь аки птах! Как ты княжичу детишек рожать-то будешь… Тонка аки камышинка у берега!.. Альтамай, подложи-ка княжне кусок пирога, да пожирнее: с осетринкой аль с сёмужкой… Подвинь к ней кисель гороховый… Поболе, поболе ломоть отрежь!.. Квасу налей!.. Ефросиньюшка, не обижай меня! Не побрезгуй! Всё съешь, невестушка милая!..
 
Я исподлобья наблюдаю за попытками старой княгини меня откормить. Всего несколько дней, как я приехала ко двору Олега Святославича, невестой для его брата Игоря, чувствую себя чужой, не привыкла  еще к местным порядкам. С трудом проглатываю плохо прожеванные куски пирога и молюся, дабы княгиня отстала. Сама она из половецких, и служанки у нее половчанки. Привезла с собой, видать, когда ее из ханского дома послали невестою князю Святославу. Она добре говорит по-русски, иногда вставляет, правда, что-то из родного языка. Но и я, пусть  далёко от Степи дом моего отца,  князя Ярослава Галицкого, знаю по-половецки. Бабка моя по матери, жена Юрия Долгорукого, половчанкою была. Князья любят на половецких девках жениться: красивые они, кость тонка у них. Да и отцы их, и братья в случае военной опасности поддержат… Все в Русской земле знают их язык: половцы частые гости у нас. То воюют с ними наши князья: ходят за добычей; то степняки жгут русские села и города, грабят и берут в плен русских людей, то замиряются, вместе с одним князем против другого ополчаются, то отдают  князьям девок, ханских дочек, замуж иль на наших девках женятся, то русские князья идут в Степь навестить родичей из половцев…

Хоть Игорь наполовину половецких кровей, выглядит он как чистый русич: длинные, волнами до плеч, тёмно-русые  волосы, светло-серые очи,  ресницы золотом отливают. А на устах отсветы денницы... Эк меня понесло!.. Без гусляров песни слагаю…

Брови у Игоря  черныя вразлет. Да еще чуть раскосыя глаза. Это от матери. Сам высокий, стройный. А плечи широки, и руки сильные. Видать, с детства подружился с мечом да с копьём. На коне скачет, как истый степняк. У нас ведь тоже ребят на коня, как и в Степи, с трех лет сажают.

Увидала его в первый день по приезде, потупилася. А он тоже, ведь мальчишка еще совсем, сверкнул на меня очами и отвел в сторону свои прозрачные озерца под темными бровями-коромыслами... Ни словом не обмолвился… Не знаю, сподобалась ли я ему… Мне он показался не противным. Я даже рада была, что меня за Северского княжича просватали, могли бы и за инородца выдать – за польского, варяжского королевича али в Венгры, а то и в Царьград … Уж лучше  за кого угодно, да на Руси… Нет, Игорь вовсе не противный, напротив… Чует сердце: можно его полюбить…

- Квасу, квасу ей подлей, Альтамай, да меду подвинь плошку, - не сдается княгиня.

Я покорно зачерпываю деревянной ложкой текучего золотистого липового – запах предательски силён – мёду.

- Ефросиньюшка, расскажи, как твои батюшка и матушка старшей сестрице свадебку правили, - княгиня любопытная, не хочет дать мне покоя…

После смерти князя Черниговского Святослава, из Ольговичей оне, потомки Ярослава Мудрого, её мужа, отца Игоря, на престол  княжества сел не наследник Олег, а Святослав Всеволодович. На Руси так всегда: кто сильнее да проворнее, тот и кусок пожирнее взял. Святославичи Чернигов потеряли. Старший брат Игоря Олег получил от нового князя стол в Новогород-Северском. Сюда-то и привезли меня из Галича. Здесь-то мне теперича и жить.

В пути из Галича в Новгород-Северский сопровождал меня брат, Володимир Ярославич. Сам вызвался. Батюшка ему позволил… Ехали долго: три месяца. С Володимиром мне не страшно в пути. Люб мне  братушка старший зело. Добрый он, ласковый, Легко мне с ним… Кабы таким Игорь оказался… Мы с братиком с детства вместе и по грибы, и по ягоды, и сок березовый сбирали, и ульи медовые в лесу отыскивали, и гнезда птичьи… На лошадях вместе скакали. Из лука учил меня брат  стреляти. Только по мне тетива чересчур тугая… Раз мы с ним из лука кролей били на поляне возле чащи. Я попала в крольчонка. Ох и жаль мне его стало!  Села на траву и заливаюся горькими слезами над маленьким пушистым комком. Володимер опустился рядом, обнял меня, утешать стал. Не смеялся, не ругался, а пожалел. Сердечный он, душевный он, родной… Разве такое забудешь?..

По возрасту  брат - ровня Игорю. Они сразу подружилися. Сошлися: два будущих князя как-никак. На меня внимания не обращали, сторонилися. Разговоры у них молодецкие: про лошадей, про оружие, про сражения… Наперегонки на лошадях скакали. На мечах билися. Аркан бросали. Я на Игоря залюбовалася: как он аркан кинул - ничто в лице не дрогнуло - резко и метко: кровь половецкая дает себя знать… Славно двум княжичам вместе день коротать: не до меня.

Но нет во мне обиды. По душе мне одиночество. Есть о чем призадуматься. Мысли мои пугливые, как горлица в руках у птицелова, но все пронизаны тихой радостью: хорошо мне тут. Княгиня-мать ко мне добра. Игорь, жених, мне по нраву… Сколько доброго, светлого ждет меня в Новгород-Северском!..

В  Галиче, хотя там родичи мои: батюшка, матушка, няньки, подружки, последние годы тяжко было… А всё потому, что завел князь себе полюбовницу, Настасью. Из простых она будет… Про княгиню, про меня и наследника-сына  отец  напрочь позабыл…

Отца моего, Ярослава Осмомысла, прозванного так за большой ум,  уважали за крутой нрав и боялись тяжелой его десницы. В юности натерпелся он от бояр. Изводили они князя-малолетку, унижали, гнобили. А как вырос, сильным стал, хитрости набрался, ни с кем совета не держал. Ни с кем  не считался. И бояре его ох как невзлюбили, но побаивались…. А тут стала у него  Настасья на первом месте. Её слушает, доверяет ей, всё позволяет. Настасья что хочет, то и творит. Настасья торжествует: Великим Галичем правит!.. Бояре негодуют, злятся, против князя тенёты плетут тайные…

Галичское княжество богатое, завидное. Рядышком царство Болгарское, королевства Польское да Венгерское. Чрез наши земли путь идет в Византию. Торговля  хорошие барыши приносит купцам и боярам. По большому богатству  большой гонор имеют.  Иной раз и князя поучать вздумают аль  перечить ему смеют.  Пример берут с Новгорода. Управлять хотят княжеством. Но Ярослав их в миг усмирял. Он на расправу короток был. А тут вот появился у него изъян, место, по которому больно ударить можно. Кумекают бояре, как заставить князя их слушаться.

У Настасьи есть сын от князя, Олег. Его в городе за глаза Настасьичем  зовут. Князь  сыну своему незаконному, но любимому, власть желает передать. А на законного, Володимира, и не глядит… Слухи ползут по городу, что князь княгиню в монастырь отправит и на Настасье женится. Мать моя, Ольга, - дочь князя Суздальского и Киевского Юрия Долгорукого, а я внучка ему. Да он уж помер, и помощи княгине Ольге  ждать не от кого… Настасья - смертельная угроза для матери и брата.  Ведь Олег, хоть и незаконнорожденный, но княжий сын, значит, имеет право на стол в Галиче…  Не спится княгине по ночам, боится моя мать, княгиня Ольга, что ей худо будет. И  сыну её любимому беда.
   
Потому и весел Володимир в Новгород-Северском. Безопасно ему здесь. Спокойно, вольготно с Игорем… От меня отдалился, понеже напоминаю ему о доме. А здесь его уважают как княжеского сына и будущего князя. Он плечи и расправил, головушку высоко поднял, селезнем выступает… Я за него рада, ой как рада!.. Милый братушка, отдохни от забот, перестань печалиться, не тужи! Как-нибудь обойдется, одумается отец, получишь то, что тебе по рождению причитается…


Вернулась я в светлицу после трапезы с вдовой княгинею, девушек своих отослала, села у окна. Гляжу: во дворе мальчонка и девчушка с собакой играют. То за хвост псину тянут, то норовят на спину ей сесть… Хохочут, резвятся… У девчонки платок сбился на сторону, у мальчишечки поясок, что рубашонку стягивал, развязался… На крыльцо вышла молодуха с покрытой головой и ну ругать разыгравшихся детишек! Они сначала растерялись, а потом малая как бросится к бабе - это, похоже, её мать была - обхватила ручонками, головенкой в грудь теплую уткнулась. Та сразу замолчала, начала платок  девчонке поправлять… По волосам ее гладит, гладит… Что-то тихонько приговаривает. Лицо у бабы мягким светом наполнилось…

Тут я не выдержала, расплакалась. Но слезы мои – слезы радости. Подумалося мне, что будут и у меня детушки малые. Буду я их ростить, голубить, лелеять… Буду всех любить, сколько б их не было. Я ведь помню, как горько мне было, когда матушка из  нас троих сына своего выделяла, все ласки - ему, лучший кусочек – ему, Не хватало мне материнской заботы и любви. Потому чад своих не обделю… Как сестрицу старшую замуж выдали, остались  мы с братом вдвоем у матушки. Меня она не замечала. А тут еще нелады с князем у нее пошли из-за Настасьи. Не передала мне мать опыта своего бабьего, не рассказала об узах супружеских, как и что… Может, думала, рано еще…


Я ведь недавно с подружками в куклы играла… И вдруг батюшка говорит: четырнадцать годков минуло, замуж пора… Он со Святославом давно сговорился о браке промеж мной и Игорем, покуда старый князь еще жив был… Сначала не знала я,  плакать мне или смеяться, печалиться или радоваться?! И боязно, и сладко  было. Замуж! Значит, взрослой я стану. Гнездо своё совью, птенчиков-детушек заведу… Очень хотелось Игоря увидать. Сказывали, что молод, хорош собою, здоров. Чего еще надо!.. За княжеского сына выдают. Значит, быть мне княгинею. Когда-нибудь. Все подружки завидовали… Далёко Новгород-Северский от Галича, на границе со Степью. Тем лучше: подале от безразличной ко мне матери, отца, который, видать, поскорее пристроить меня хотел, дабы избавиться от обузы… Подале от опасной Настасьи…

Гляжу в оконце: Володимер с Игорем  к Десне побежали, посмотреть, что рыбари выловили. Детинец-то княжеский, забором высоким обнесенный, на холме над рекой стоит, над обрывом. Сверху, из терема, мне хорошо видать, как мелькают их алая и белая рубахи  на крутой извилистой тропке… Володимиру тут привольно. Не то что дома. И слава Богу!..

Как давно это было! Сколько уж времени живу я в Новгород-Северском? Десять весен минуло али двенадцать?.. Супружество мое сложилося удачно. Не на что жаловаться. Муж добрый, ласковый, заботливый. Дом – полная чаша. Детишки подрастают. Старшому почти десять годков. Живи – радуйся. Токмо реже радость во мне плещется, реже смех мой звенит птичьими трелями…   Печаль куницей опасливой подбирается к сердечку-воробышку. Вижу ее тусклые глаза, чую пушистый хвост, следки заметающий...

Муж мой милый не часто дома бывает: всё в походах воинских с братьями. То они с князьями воюют, то с половцами.

Воюют между собой князья, хоть все они из одного рода, все они Рюриковичи. Бьются за Киев, Чернигов, Владимир, Галич… Всех городов, взятых и потерянных, и не упомнишь... И Игорь там, в гуще событий. Возмужал. Уж не безусый юнец – воин. Темная клинышком борода курчавится, чело ранние морщины прорезали, очи теплоту растеряли, теперь больше холодным блеском отточенный клинок напоминают. Руки что клещи у кузнеца: обнимет меня по возвращеньи, кажется, вот-вот косточки мои переломятся… Седла не покидает, с оружием не расстается... Всё в отлучках… Приводит домой богатые обозы  с добычей из русских городов, приводит пленников. А пленники эти, рабы, – наши единоверцы.

 И чем больше добычи берет Игорь, тем сильнее жадность в нем растет. Еще хочет… Больше, больше…

Пошел Игорь с братьями на Стародуб и взял его. Многия обозы с награбленным добром к нам потянулися, и пленные, скорбные, измученные… Но рано радовались Ольговичи. В наказание Игорю и братьям его захватил Новогород-Северский киевский князь Святослав. Нашу дружину в полон взял.
 
Испужалася я, что придется город покинуть, родным мне ставший, бежать куда глаза глядят. За детушек испужалася и за Игоря. Как наседка, распустив крылья, хочет цыплят своих от беды схоронить, так и я. Сижу в горнице, как на угольях, прижала к себе четыре головушки русых, а слезы на них так и капают. Старшой, Володимир, спрашивает:

- Почему, матушка, слёзы льёшь?

- Да как же не плакать, сыночек?! Чужие дружинники в городе. Страшно мне за вас.
- А я, матушка, тебя защищать буду. Да и отец про нас не забудет.

- Верно, сынок, не забудет про нас князь.

А младшенькой, Святослав Игоревич, засунул в рот палец, слюни пускает и шепчет:

- А как полдничать будем, напечет Маришка сметанных шанежек? – и смотрит на меня серыми глазенками в ожидании ответа.

Дочурка Олюшка тянет меня за платье, глаза ладошкой прикрывает и причитает:

- Боюсь, боюсь, боюсь…

Вдруг в дальнем углу горницы что-то зашуршало, звякнуло. Половицы заскрипели протяжно. И словно колокольчик зазвенел… Вот опять… И снова… У детей глаза округлилися: что там? На мышь не похоже. Все  головушки в тот угол повернулися.

- Это, деточки, дедушка пришел нас утешить.
 
-Дедушка?

- Домовой. Знак подает, чтобы не тревожилися мы. Всё хорошо закончится… Я ведь, милые, когда из дома отчего уезжала, с собой домовичка позвала. Украдкой, чтоб никто не видал, в последнюю ночь хлебом-солью позвала с собой… Вот он и сторожит наш дом… За лошадьми в конюшне ухаживает… Видали вы, миленькие мои, что порой у лошадок на конюшне гривы аль хвосты в косы заплетены?

- Я видал, - Олег кивает и  вглядывается в угол, откуда доносятся звуки.

- Так это дедушка заплетает, сынок. Очень он лошадок любит… Зимой домовой на печи спит. А летом тут, в углу под оконцем, обитает.

- А какой он, мамо? – Олюшка подала голос.

- Он, доченька, маленький человечек с большой бородой, старичок.

- Он много годков прожил? Постарел, дедушкой стал? – Олег хочет узнать побольше.

- Нет, сынок. У домовых не так, как у людей. Домовой рождается старичком, а умирает младенцем.

- Батюшки святы! – Ольга быстро мелко крестится.

- Зачем, дура, крестишься? – Володимир хватает сестру за руку, - он же дух, он крестного знамения боится… Мать его из Галича Великого привезла с собой, а ты выпроводить из дома хочешь?!

- Не ругайтесь, дети! Домовой ни икон, ни креста не боится…  Когда он сердится, стучит, гремит, проказы строит. А сейчас он для нас в свой серебряный колокольчик звонит, значит, всё хорошо будет… Спасибо, дедушка!

- Так вот для кого молоко в миске в углу ставят… А я думал, для кошки, - Святослав поражен догадкой.

- Только, детушки мои милые, батюшке Агапию про домового не рассказывайте. А то он вас язычниками обругает. А мы с вами кто?

- Православные христиане, - неслаженым хором отвечают дети.

В горницу резко входит Игорь. На ходу вставляет возвращенный меч в ножны и отстегивает плащ. Волнистые волосы разметались по плечам. Лицо усталое, но спокойное. Он ничего не говорит, но вдруг  улыбается. И я понимаю, что домовой подал верный знак.

Минуло несколько весен. Народился у меня сынок Роман Игоревич. Опосля него уж деток не было. Князь ко мне охолонул…

Святослав простил Новгород-Северских князей. А как помер Олег, киевский князь созвал в Любеч князей и Игоря, и младшего брата его Всеволода  и порешили жить мирно… Надолго ли?.. Святослав отдал Новгород-Северский престол Игорю. И было ему 30 годков, а мне и того меньше. Стала я княгиней Северской, а потом и Черниговской...

Теперь Игорь воевал за киевского князя против Всеволода Большое Гнездо. Союзником у Святослава и Игоря выступил половецкий хан Кончак. И была битва с князем Мстиславом у Днепра.  Жестокая битва, с предательством и обманом. Отряды Игоря и Кончака потерпели жестокое поражение. Братья Кончака в бою пали, а сынов в полон  взяли.  Потеряли свои дружины Игорь и Кончак, но умудрились вдвоем бежать. Ладья им попалась у берега, спаслися. Добралися до Новгород-Северского, он ведь на границе со Степью стоит. Беда их сблизила. Да и князь-то - наполовину половец. Решили породниться через детей: у нас сын, у Кончака дочь.

Мне Кончак не по нраву пришелся. Улыбка у него  приторная и притворная. Скалится, губы растягивает, мелкие острые зубы показывает, а глаза – узкие, раскосые, быстрые, злые. Он мне раненую лисицу напоминал, что из лесу в дом принесли отогреться да раны залечить. Понимает зверь, что потерпеть надобно, но по натуре он зверь и зверем останется… Как посмотрит на меня, так улыбается. Будто кот на мышь глядит, примеривается… Хитер он был, Игорю не ровня. Народы эти, с востока, хитрее,   подлее наших будут. Обещают дружбу, а как заснешь аль ослабнешь, глотку перережут… Игорь с русской кровью отца и простодушие русское впитал, доверчивость. Перевесила она половецкую скрытность:  уж больно много тягот вынесли  они вместе с Кончаком, когда после разгрома дружины вдвоем  бежали. Но  по опыту правителя Игорь знать должон был  ужо: тот, кто сегодня друг, завтра лютый враг…

Так и сталося. Кончак вернулся к своим и начал готовиться к войне с русскими. Хотел отомстить за убитых братьев и взять Киев. А там было чем поживиться. Киевский князь позвал князей на войну с Кончаком. Игорь пошел. Вот как: то за одним столом хлеб едят, то насмерть друг с дружкой бьются.

Но поход этот успеха не имел. Перессорились князья, кому с дружиной впереди идти. Володимир Переяславский развернул свою дружину и не пошел на половца. А пошел жечь нашу Северскую землю. Игорь захватил половецкий обоз и тоже развернул назад. Узнал он, что переяславский князь творит. Тогда   пошел и в отместку сжег город Володимира Глебов… Хороши русские князья: своих убивают и грабят, честолюбие свое тешат. Белая кость, голубая кровь… Простолюдинов за равных себе не мнят. Да что там, за равных… За людей, достойных жизнь прожить, не мнят. Люди для них – холопы,  за своего князя на поле боя пасть обязанные, за их княжьи причуды…

Вернулся Игорь  с дружиной домой. Но не надолго. Теперь не только смеха, улыбки редко на лице моем заметно было…

Снова поход, и снова, и снова…

Наложницы у него появились: и русские, и половчанки. Я помалкивала, да и что тут скажешь?.. Плакала скрытно в своей светлице о неверности мужней, утешала себя тем, что пятеро деточек у меня под крылом, как цыплят выводок у наседки. В них моя радость. Чего можно от мужа ждать, тем паче, ежели он князь и всё ему дозволено, на всё его право?.. Прилюдно никогда меня не обижал, а то, что перестал по ночам ко мне приходить, так время мое прошло. Вокруг полно девок молодых, и все в его власти.

Привез он раз   из похода в Степь девку-пленницу. Аргинат ее звали. Ох и хороша была! Глаза что угли, косы – змеи, губы яко маки в поле. Кожа смуглая, гладкая. Сама гибкая яко лоза. Я раз видала, как она перед князем танцевала. Есть от чего голову потерять… Первое время Игорь с ней  не расставался. Про детей своих позабыл. Все вечера у нее проводил, возле себя держал  даже на людях.  На лошадях с ней скакаша вдвоем без охраны. Когда возвращалися в детинец, у князя  одёжа расхристана, одевался, знать, второпях,  а лошади взмыленные, еле идут… Видать, скачка бешеная была, как и страсть у всадника с всадницей… Подарками  задаривал Аргинат, словно и не рабыня она вовсе…


Да вернулся из Киева  после трехлетней отлучки боярин Алексей Ошурков. И дочку привез пятнадцати лет. Словно подснежник, нежная. Кожа белая, аж светится. Синие глазищи поднимет робко и тут же долу, а коса цвета первого снега. Увидал ее князь, в голове у него помутилося, сердце  долу ухнуло, позабыл про Ахматовну. А та должна родить была вскорости. Живот круглился под платьем арбузом из жаркой степи.  Игорь теперь взгляды на Алёну Алексевну бросает. Взгляды пылкие, ненасытные. Половчанка уж не люба… Аргинат пыталася любовь и привязанность Игоря вернуть. Не смогла. Руки на себя наложила. В конюшне повесилась. Дитя нерожденное не пожалела. А князю и дела нет. Нахмурился да и только.

Ой, ладо, мой ладо, князь Игорь, муж мой венчаный! Сижу одинешенька в светлице своей, горюю. Ведь мне еще и тридцати пяти годков нет, а уж князь на меня и не глядит. Молодые девки голову ему кружат. Домовой меня утешает:

- Это еще не беда, Ярославна! Беда впереди. Не убивайся по ладе своему. Придет еще время.

- Как же не беда, дедушка! Больно мне от неверности мужней.

- Доля женская такая. Отцвела, княгинюшка, а князь еще не натешился. Да пусть себе! Лишь бы рядом был, лишь бы защитой служил тебе и детушкам. Они твоя радость…

Старшому нашему, Володимиру, уже 15 годков минуло, как Игорь решил с братом Всеволодом да с племянником князем Рыльским пойти на Кончака. И сына взял с собой.

И хотя у Игоря давно шли разговоры с Кончаком, чтоб породниться: у того дочь на выданье, у нас Володимира пора оженить, однако, даже собираясь породниться, Игорь и Кончак следили, засылая лазутчиков, друг за другом: как бы  на будущего родича напасть  и чем-нибудь поживиться.

Задумал мой Игорь пойти потихоньку, тайно от киевского князя, на Кончака и пограбить его кочевья. Скрытно к походу готовился. В Курске дружине смотр устроил.

Это тот самый поход, когда солнце на небе пропало. Все посчитали: знамение. Нельзя идти на половца. А Игорь стал убеждать дружину и сородичей, что надо поход продолжить. Мол, неведомо, кому это знак: нашим али степнякам… Умел князь убеждать… Поверили ему. Недовольна была дружина, но пошла.

И вся полегла на поле. Ловушку устроил Кончак Игоревой дружине. Подманил сначала богатой добычей, а потом  множеством своих воинов в клещи взял. Все полегли. От стрел метких половецких, от сабель их вострых… Страшное побоище случилося тогда. Игорь и Володимир, как и другие князья, их соратники,  в полон попали. Игорь язвен был: стрела в рамо его поразила. Не мог боле сражаться. Вои половецкие его с седла стащили, по полю поволокли к шатру Кончака… Бросили ничком под ноги хану. Вспомнил, поди, тут Игорь и Бога, и затмение солнца, и мои увещевания в мире пожить… Да поздно было…

Возопил Курск, зарыдал Путивль. Воют бабы по убиенным ратникам… Из Курска не в силах вынести горя людского неизбывного пошла я в Путивль. Одна с детушками малыми осталася. Заламываю  руки в отчаянии, слезы лью ручьями, прошу у небес Игоря сохранить… Полкняжества сожжено половцами, казна пустая. А от Кончака пришел гонец: плати, Ярославна, выкуп за князя и сына Володимира. Не то убьем твоего мужа…

Метнулась я к одному родичу, другому… Все пожалели, но денег не дали.
Киевский князь говорит:

- Гневался я на Игоря, а теперь душа болит за него.

И всё. Поболела душа у князя и выздоровела.

А Игорь год в полоне провел.
 
Потом бежал. Помог ему один верный человек, Овлур... Как они до Новгород-Северского добрались, один Бог ведает. Не прошли даром мои молитвы. А сын с женой и новорожденным сыном Изяславом  вернулся домой через три года. Свободу Кончаковну окрестили, имя дали Настасья. Я ее, как могла, приласкала. Понимала я, что во многом благодаря ей Володимир живой вернулся. Она как оберег для него была…

 После походов воинских, после полона стал Игорь болеть. Ран он получил много, от них и преставися. Помирал тяжело, в мучениях. И никакой помощи подати не могли ему лекари. Метался на одре. А как в забытье впал, всё матушку звал. Неведомо мне: мать свою, покойную княгиню, али богородицу… Чтоб утолила его болести… Не меня…

Брат мой, князь Галицкий, тоже ко господу отиде. Успел намучиться, пока власть в Галиче, по праву ему принадлежащую, получил. Ох и потомилося у меня сердце за него! Сколько напастей он пережил: и предательства, и плен… На волосок от лютой смерти был…

Я уж княгиней в Новгород-Северском стала, когда батюшку моего князя Ярослава Галицкого недовольные  его самовластным правлением бояре схватили по-хитрому, в отсутствии дружины его. Настасью на костре сожгли как колдунью, чарами будто бы князя околдовавшую. Призвали матушку. Княгиня с Володимиром в бегах были.  Ольга, мать моя, в Галич вернулась, власть в свои руки взяла. До смерти держала. Кажись, отравили ее по княжескому указу… Законному сыну пожаловал старый князь стол в Свинограде, но из Галича не выпустил, при себе оставил… А Володимер в обиде пьянствовать стал, гулять-веселиться…

Принял требования бояр Ярослав,  присмирел, проглотил обиду и боль за сожженную полюбовницу, тихохонько сидел до смерти. А перед смертью волю объявил княжью: Олег, Настасьин сын, князем после него будет. Бояре  присягнули. А как последний вздох он испустил, Олега из Галича поганой метлой погнали: уходи, не нужен ты нам.

Володимира  посадили. Опосля передумали. А брат хоть и женат был на дочери киевского князя, завел полюбовницу - ну точно отец! – у попа жену увел. Деток с ней прижил. Боярам опять не по душе князь. Да не попадья их недовольство вызвала: Володимир  с ними власть делить не хотел…  Думали, как избавиться от постылого князя? Пришли к нему, говорят: убьем попадью и деток ее. Володимир ночью собрал семью,  казну, охрану и к венграм бежал. Просил у них помощи.

Венгерский король Бэла послал с беглым князем в Галич свое войско, во главе с сыном, принцем Андреем... Бояре испужались, сдали город, милости запросили. Володимир обещал. Но у венгерского короля другие задумки были насчет Галичины. Хотел он  сына Андрея посадить там княжить… В Галич брат с королевичем вошли. Тут, чую, братушка вольно вздохнул: наконец-то сядет князем на родимой земле.  Але принц Володимиру поведал, что не у дел Ярославич.

Скрутили его, дружину оружия лишили, и послали Володимира под охраной к венграм в полон. И что придумали! Поставили шатер на высокой башне замка и там оставили князя. Носили ему воду и еду. А ему с этой башни оставалось смотреть в сторону Галича, да в небеса, да богу молиться. А семью его, попадью с чадами, в другом замке держали.

Я знала, что за беда у брата, только помочь не могла. Выйду ввечеру на стену детинца, смотрю, как солнце закатывается, ловлю его кровавые отблески, про братушку думаю. Слезы ползут по ланитам,  вытираю их концом убруса, а высушить лика не могу: не кончаются слезы…

В полоне провел Володимир  с полгода. Венгры успокоились и разрешили попадье с князем встретиться. Она поднялась на башню и передала Володимиру нож, в одежде спрятанный, и поведала, что ночью будут его у башни надежные люди ожидать с лошадьми.

Володимир, как стемнело, ткань шатровую на ленты ножом распорол. Связал из них веревку и спустился к подножию башни. Там, и правда, ждали его. И бежал братец мой, звездочка моя далекая, из полона венгерского… Но не пошел в Галич. Знал: свои убьют аль венгры. Пошел, таясь, искать встречи с Фридрихом Барбароссой, родичем нашим. Тот как раз вел войско через Венгрию на встречу с двумя другими королями для иерусалимского походу. Милостиво принял он Володимира, пообещал помочь. Но не через короля Бэлу стал действовать, а через польского князя Казимира. Тот послал свое войско в Галич. Венгры ушли, бояре раскаялись, вернули Володимира на престол. Брат же, горький опыт имея со своими боярами и другими русскими князьями, обратился за поддержкой к дяде, Всеволоду Большое Гнездо. Поддержал его дядя.

Сел братушка на княжий престол. Возрадовася  Володимир радостию велию али уж и радоватися не мог он опосля всех мытарств, на долю его выпавших?.. Не вем. Але княжил он в Галиче до смерти, годов  около десяти.

Я Володимира не видала с тех пор, как опосля смерти матери, убоявшись гнева отца, бежал из Галича нелюбимый сын. Кинулся он к одному князю, к другому - все родичи - але ни один не всхотел против Ярослава Галицкого пойти. И только мой Игорь его приютил в Новгород-Северском. Два года Володимир у нас прожил. Игорь хотел его с отцом примирити. Договорилися через послов, и Игорь отправил Володимира в Галич в сопровождении сына нашего Святослава. Ярослав  Осмомысл сына принял, нашего мальца домой отправил.

 Сыновей моих после смерти Игоря и Володимира  пригласили бояре в Галич княжить. Бояре там подлые. Знала я их чрез всё, что они с отцом моим да с Володимиром, братом, сотворили. Говорю сынам:

- Не ходите в Галич. Крамолой полны сердца тамошних бояр. Не будет вам добра и покоя… Погибель обрящете… Володимир в Путивле княжит, Олег – в Курске, Роман  и Святослав – придет срок – тоже княжить сядут… Пошто вам, сыны, от добра добра искать?

Один Олег не пошел в Галич.

Не послушались меня остальные сыны:

- Матушка, не тужи! Втрех с боярами справимся. Не поддадимся.

  Галичская земля богатая. Глаза у сынов разгорелися. Пошли.  А Володимир с Кончаковной отправился. Поделили сыны мои промеж собою княжество Галичское. Да не долог мир был на той земле. И венгры не хотели Галич в чужих руках оставити, и поляци, и свои князья-сродственники. Почали и бояре на Игоревичей замышляти. Браты встали рамо к рамени, побили галичскую дружину, да заговорщиков бояр казнили.

Но бояре не сдалися: призвали других князей. Схватили Святослава и Романа, не стали дожидаться решений киевского князя, повесили моих сыночков… Ооооооох! Больно в груди!..  Точно ножом режут…

Ни Игорь не ведает про гибель детей своих, ни Володимир про убийство племяшей милых… Всё это горе горькое взвалила я на свои бабьи плечи. Не могу мстить, не могу наказать, могу только плакать и руки ломать  белые.
Володимиру, сынку старшому, удалось бежать из Галича с женою и внуками моими.Да в тот же год преставися... Трех сынов Галич меня лишил...

В келье монастырской темно. Свечи не зажигаю. Света мне не нужно. Гляжу в темноту и вижу всю свою жизнь. Уже не княгиня Ефросинья Новгород-Северская. Монахиня Феодора. Волосы мои русые сединой подернулись, у глаз  синих, васильковых морщинки прорезались. Да и сами глаза вылиняли: как небо после грозы. Вроде и посветлело уже, но солнце не скоро покажется. Да и покажется ли…

 Доля моя такая… Горькая судьбинушка… По князьям слезы проливала. Из-за них сердце рвала. Убивалася по мужу, князю Игорю, по брату, Володимиру Галицкому, по детушкам моим, Володимиру, Роману и Святославу. Их жизнь и мою изломали  сражения да походы воинские. Не успеют у юного Рюриковича усы и борода вырасти, уж в седле, уж в кровавых битвах. Не все домой возвернулися… Ох, не все… Да дело бы, коли воевали б князья за отеческую землю, защищали княжество свое от врага, оберегали христиан, вверенных им Богом... Так нет же. Воюют за чужие земли, за чужое добро. Клятвы дают и тут же нарушают. То в один союз вступят, то на другой его переменят. Заговоры, предательства. Брат на брата идет, губят свой народ и своих кровных. А как не со своими воюют, так на половца идут. Да не ради чести и доброй славы, ради добычи и  пленных.

Понапрасну радовалась я, когда невестой Игоря  в дом князя Новгород-Северского  Олега, его старшего брата,  вошла. Не о такой жизни я мрияла.

Слезы текут по опавшим, высохшим от горя щекам.

 Пришла я к Игорю невестой юной, неопытной… Сколько времени утекло с тех пор!.. Сколько во мне ожиданий счастья и радости было! И любви хотелось, и семьи, большой, крепкой, и жизни спокойной, долгой… Не сбылося… Кабы не распри княжеские, кабы не брани кровопролитные и смертоубийственные, кабы не борьба за власть любой ценой… Кабы… Высоки стены Спасо-Преображенского монастыря, но и сюда долетают вести о новых и новых сражениях. Гибнут люди за своих князей, сиротами остаются детушки, вдовами жены… Вопиёт земля русская: доколе?..

( из сборника «Сто рассказов про тебя»)