Запрещённое чтиво. Триллогия

Моя душа взмыла над телом. А оно лежит теперь на холодном полу, такое безжизненное и беззащитное, раздираемое мерзким чудищем. Пройдёт минута, и от него останутся лишь безобразные кровавые куски, разбросанные, то – тут, то – там. Из них уже невозможно будет собрать, восстановить и воссоздать меня, мой образ, без которого уже не представляешь себя, от чего так трудно отказываться. И с этим так тяжело смириться.

Бесплотная субстанция – вот, что теперь осталось в моём распоряжении, и всё из-за каких-то проклятых рассказов, написанных, казалось, из собственных фантазий, полагая, что всё это лишь выдумка.

Но, теперь обо всём по порядку.

Ваш покорный слуга – молодой человек, с обычным, но мужественным именем: Алексей, после защиты диссертации в аспирантуре попадает в маленький приморский городок. С грандиозными идеями органично вливается в творческий коллектив экспериментального конструкторского бюро.

Неслучайно всё сложилось так, как есть: я попал сюда по целевому направлению после аспирантуры, а наше научное заведение, по замыслу его создателей расположилось поистине в романтическом уголке.

Судите сами, что может быть живописнее: невысокая гора, с созвучным названием – Агата, раскинувшийся на её склоне городок, и море – точно с картин Айвазовского.

Временами, оторвав взгляд от книги, я подолгу наслаждался этим видом, открывающимся из окна моей комнаты. Глаза не могли насытиться этой красотой, всё так и располагало к раздумьям, к чему-нибудь вечному, рождая в голове: то – стихотворные строки, то – сюжеты увлекательных романов.

А из окон нашего офиса, расположенного с обратной стороны Агаты вид был не менее очаровательным.

Огромной сценой открывался пологий, вдаль уходящий склон Агаты с чудно вписавшимися, то – тут, то – там симпатичными сосенками, точно с китайской миниатюры. Местами, вспоров зелёное сукно склона, обнажились созданные самой природой скальные изваяния.

Мир штормило вроде нашего моря, но наш городок, словно тихая гавань, был укрыт от всего происходящего вокруг: здесь царило райское умиротворение, здесь не кипели политические страсти, а на улицы не выплескивались людские эмоции. Одним словом: текла спокойная провинциальная жизнь.
И, тем не менее, красота здешних мест возбуждала совсем другие эмоции. Мы все были молодыми, ходили окрылёнными, между нами постоянно возникали бессловесные романы. В этой атмосфере работалось легко и весело, думалось свободно, а всё то, что зарождалось у нас, получалось красивым и изящным.

Наш директор сразу ввёл меня в курс дела, рассказал, чем занимается конструкторского бюро.

Основной задачей было создание нового вида вычислительных устройств – смартпьютера с моделирующими функциями.

Для него нужны особые составляющие, позволяющие кардинально повысить быстродействие вычислений, для этого надо, в частности: освоить оптоэлектронику, далее: применить десятеричную систему исчисления, что сэкономит разрядность шин обмена данных, по сравнению с двоичной системой, да и станет более понятной для неспециалистов, для неэлектронщиков – обычных потребителей нашей продукции.

Кроме того нужно освоить принципиально новые устройства памяти, ведущие себя, как бесконечная линия задержки.

Моими непосредственными коллегами по работе стали ребята из лаборатории экспериментальной электроники. Лаборатория – это громко сказано: нас в этом маленьком коллективе было всего четверо. Каждый занимался своим делом, а мне поручили разработать генератор гипервысоких частот. Задание оказалось не весть, какое сложное: когда я учился, и не такое приходилось создавать, но сама возможность сразу проявить себя, заставляла сделать что-нибудь оригинальное. Я ходил буквально беременный всякими идеями и мог в любой момент кинуться к листку бумаги и сделать наброски очередной идеи, как это случается с поэтами, которых осенило в самый неподходящий момент.

 Со временем все идеи, витающие в воздухе, собрались в мощную стаю и перекочевали на бумагу в виде чертежа, чтобы затем воплотиться, так сказать, в железе, в конкретной форме, с вполне осязаемым содержанием. Теперь я целыми днями занимался в мастерской, работал руками и собирал, вернее – ваял своё детище.

Вечерами на досуге мне приятно было отвлечься от работы, расположившись в кресле с книгой Клиффорда Саймака, Айзека Азимова или Артура Кларка. Так, незаметно, фантастика полностью вытеснила всё остальное чтиво и немаловажную роль в этом сыграл мой коллега Андрей. Он работал в отделе квантовой кибернетики и постоянно печатался в нашей конструкторской многотиражке, публикуя там фантастику, да такую, от чтения которой, порой, «мозги съезжали набекрень».

Как сразу выяснилось, Андрей занимался разработкой моделирующего смартпьютера. Быстродействие этой машины будет стремиться к бесконечности, а мой генератор должен был задавать тактовую частоту работы этого устройства.

Как-то Андрей признался:
– Представляешь, Алешка, мы находимся на самом прорывном участке науки. В мире активно ведётся работа по созданию квантовых компьютеров, японцы, американцы и китайцы испытывают свои прототипы, Россия тоже не отстаёт, создаёт фотонные вычислители, но мы экспериментируем с вычислительной техникой, альтернативной этому всему. Сейчас происходит борьба идей, подходов, помнишь, как шла борьба форматов видео на магнитную плёнку, а позднее, война форматов записи на оптические носители? Сейчас переживаем что-то подобное. И вообще, представь: вместо некоторых проводов пойдут световоды. Да что там – провода: микросхемы кроме транзисторов и проводников будут состоять из лазеров и световодов! Как новшество: пробуем вернуться с двоичной системы счёта на десятеричную. Десятеричная система будет использовать весь спектр электромагнитных волн оптического диапазона. Соответствовать цифрам от единицы до девятки будут цвета: инфракрасный, красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый и ультрафиолетовый. А за ноль будем использовать чёрный цвет, то есть погашенное состояние этого бита информации. Так что – поднажми.

Эта общность интересов, как на работе, так и вне её сдружила нас настолько, что мы могли делиться мыслями и обсуждать абсолютно всё! А с таким собеседником и выдумщиком как он, я мог дать волю своей фантазии. Ну что тут скажешь – родственная душа!

В течение долгих интеллектуальных бесед мы пытались выяснить тайны мироздания, великий смысл прихода в эту жизнь каждого человека и многое – многое другое. И в конечном итоге пришли к единственно верному решению – подробно изучить Библию.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы – закоренелые технари, обзавелись Библией, проглотили её, как новомодный бестселлер. Обсуждая прочитанное, мы, то тут, то – там, обнаруживали аналогии в современном мире. В том или ином мифическом персонаже угадывали реальных исторических деятелей. У нас складывалось мнение, что в Библии зашифрована программа развития и деятельности человечества на две тысячи лет.

Повторное чтение Библии только открывало скрытый ранее смысл многих её положений. Перечитывая её раз за разом удивляешься: надо же, сразу не заметил того-то, или того-то, не обратил внимания на то-то или на то-то, не заметил третьего, когда читал в предыдущий раз! Вот уж, поистине – бездонная кладезь мудрости, бесконечный источник сокровенных знаний!

Изучать Библию под таким углом зрения было одно удовольствие, но почему-то при этом меня стало тянуть к мистике, с которой так яростно борется церковь. Авось, промелькнула крамольная мыслишка, получится что-нибудь третье, принципиально новое, при соединении этих разных, взаимоисключающих друг друга сторон, что-то вроде гремучей смеси.

Как-то раз Андрей поделился со мной одним секретом: он мог погрузиться внутрь своего сознания, путешествовать по нему и черпать в нём сюжеты своих рассказов.

- Представляешь, мы используемся ничтожно малой частью своей памяти, - горячился Андрей, - Для сравнения: Ленин – великий теоретик, опубликовавший такую массу работ, что мог потягаться со знаменитыми писателями, и тот использовал лишь десятую часть возможностей своего мозга!

Действительно: мозг наш, а пользуемся какой-то малой его частью, а чем занято остальное, что там, в этих глубинах? Необходимо выяснить.

Наступает ночь. Вхожу в состояние отрешённости, невесомости и чувствую: проваливаюсь, падаю вниз, долго – долго, пока не оказываюсь в сером коридоре квадратного сечения. Стены шероховатые, светло, хотя не видно, откуда льётся свет.

Справа и слева – бесконечные  ряды тёмных проёмов в стене. Приближаюсь к первому из них, сворачиваю, как вдруг он озаряется светом и передо мной опять такой же коридор, с многочисленными тёмными проёмами. Теперь сворачиваю влево – и опять вижу этот же бесконечный коридор.

Начинаю входить, то вправо, то влево: всё одно и то же. Но, вот, после очередного поворота оказываюсь в пыльной кладовке старого дедова дома, в котором провел всё  своё детство.

Всё здесь как в детстве: те же огромные старинные сундуки, старый шкаф, щель в стене из-за просевшего бревна. Но что это там? Чей-то цепкий взгляд сковал меня так, что мурашки побежали по спине. Сквозь щель я увидел горящие в темноте глаза. Я не мог раньше предполагать, что взгляд может быть таким жутким. Ну, там: обезображенное лицо, кривой нос, шрам на щеке – тогда глаза только дополняли бы уродство. Но чтобы одни глаза…Невероятно!

Вдруг этот тип, что следил за мной, оказывается по эту сторону стены и предстаёт передо мной во всём своём ужасном виде, настолько ужасном, что для описания его внешности потребуются самые гнуснейшие эпитеты, так он страшен!

Я кричу, зову на помощь, просто умираю от страха. Он же протягивает ко мне свои руки с длинными корявыми пальцами и вот-вот сомкнёт их на моём горле.

Понимаю, что всё это сон, кошмар, но что-то нужно делать, как-то выходить из этого положения. Ну, хотя бы кто-нибудь разбудил меня! Как вдруг кто-то затряс меня за плечо, открываю глаза и вижу красивую молодую девушку:
- Вы звали на помощь, дверь не была заперта, - торопливо объяснила она своё появление.

Я оторопел: появление девушки меня удивило, тем более я помню, что дверь я запирал. Я точно это помню.

- Давайте познакомимся. Я – ваша новая соседка. Лишь сегодня мне здесь дали комнату. Зовут меня – Лариса. А вас?

Всё это время я молча наблюдал за ней, следил за её губами, и не мог поверить в происходящее: ночь, в моей холостяцкой комнате – девушка, да ещё такая миленькая, и с таким прекрасным именем – Лариса! Это же моё любимое имя! Я лишь мечтал о том, чтобы мою девушку так звали. Я давно мысленно определил образ моей будущей спутницы жизни: кареглазая, невысокого роста – всё это я сейчас встретил в Ларисе. Это просто невероятно, я не могу в это поверить, наверно я всё ещё не проснулся.

- А меня зовут Алёшей, - только и мог, пролепетав ответить я.

Эта встреча не была простой. После неё жизнь моя просто преобразилась: Лариса окружила меня, поистине, материнской заботой. Теперь всё свободное время я был с ней. Лариса так полюбила меня! А я то, как влюбился! Она дарила мне самую милую в мире улыбку, она так заглядывала мне в глаза, что я просто таял.

На работе также произошли хорошие перемены: мою работу оценили высоко, она потянула на изобретение и наш патентовед, как по-отечески все называли его – Палыч, оформил заявку и отправил в столицу.

Мало того, наш директор, пробеседовав со мной чуть ли не два часа, предложит место заведующего нашей маленькой лабораторией.

Андрей радовался моим успехам, помогал советами: всё-таки он был опытнее и старше меня, а как-то раз он мне предложил следующее:
- Алексей, а что же ты отстаёшь от меня, давай, пробуй себя на писательском поприще. Я помогу тебе напечататься у нас.

Так получилось, что Лариса уехала к родственникам, и свободными вечерами я мог посидеть за работой: принялся сочинять рассказы. Перепортив кучу черновиков (мне так привычнее: по старинке), я, в конце концов, получил что-то более-менее подходящее для газеты, в стиле сочинений Андрея, и в ближайшем номере увидел своё имя и с удовольствием прочитал название рассказа, моего рассказа:

«Точка жизни»

Патологоанатом Пётр приготовился к вскрытию очередного поступившего - мужчину, скончавшегося вчера от сердечной недостаточности.

И как только Пётр коснулся тела остриём скальпеля, труп ожил, сделав глубокий вдох, открыл глаза.

Пётр – патологоанатом с большим стажем, встретился с этим происшествием впервые.

Пациент (не поворачивается язык называть его теперь трупом) обвёл глазами комнату, не пошевельнувшись.

Конечно, Пётр знал про случаи летаргического сна, когда человек, пролежав несколько лет, вдруг просыпается, но тут случай другого плана.

Дело в том, что у этого пациента были налицо все признаки покойника: мертвецкий цвет кожи, окоченевшие конечности – этим, кстати, и объясняется неподвижность тела после «оживления», так что на летаргический сон это не похоже.

Пётр стоял в оцепенении, пациент тем временем, осмотрев комнату, остановил свой жуткий взгляд на враче.

Наконец оправившийся от шока Пётр приложил палец к сонной артерии пациента: пульс присутствовал.

Тело также оживало, стало теплее, но серый цвет кожи оставался прежним.

День был субботний, на дежурстве в морге он был один, не с кем было даже посоветоваться о произошедшем: что делать с ожившим пациентом?

У него дата смерти указана вчерашним днём, не добавлять же сегодняшнюю дату второго рождения!

Тем временем оживший продолжал подавать признаки жизни только открытыми глазами, дыханием и пульсом.

Долго это не могло продолжаться: всё-таки мозг – мёртвый, он умирает первым, спустя несколько  минут, из-за кислородного голодания.

Действительно, пациент спустя некоторое время закрыл глаза, теперь – уже окончательно.

Пётр, поколебавшись, всё же приступил к вскрытию, на этот раз труп не оживал, и патологоанатомическое вскрытие прошло как обычно.

Пётр скрыл это происшествие от коллег, но в голове настойчиво крутилась мысль: что же это было?

Пётр долго размышлял, с кем же ему можно посоветоваться. Причём так, чтоб его самого не объявили сумасшедшим.

И этот человек должен быть медиком. И тогда он решился.

Людмила – знакомая Петра, терапевт, узнав про этот случай, предложила ему проверить, есть ли такая точка акупунктуры в схеме иглотерапии, используемой в древней китайской медицине.

Он так и сделал: просмотрел все точки, находящиеся в области груди, куда он ткнул скальпелем и ничего не обнаружил.

Так же он скрупулёзно проштудировал все другие системы и школы иглотерапии, но открытая им точка во всех них отсутствовала.

Может в этом секрет вечной молодости и жизни? Вот, к примеру: в одном фильме, для продления молодости главной героине пришлось выпить эликсир, за который она отдала все свои богатства.

Здесь же не нужно платить целые состояния за волшебное зелье, достаточно сделать бесплатный укол в нужную точку тела.

В фильме эликсир дарил героине молодость и жизнь даже после её смерти, сейчас же укол лишь оживил, и то - на короткое время.

Действительно: вспомните, сколько раз в жизни приходилось нам нечаянно уколоться?

А кто знает, что за точка это была? Какое предназначение её?

Может, мы жили бы намного дольше, а, возможно, никогда не болели бы,  если бы не эти нечаянные уколы не туда, куда не стоит колоть?

Вопросы, вопросы, вопросы.

Возможно, в будущем, богачи и олигархи начнут облачаться, как их далёкие предки, в защитные доспехи, с целью непредвиденных и нежелательных воздействий на критические точки акупунктуры. И не только.

Действительно: человек, для предотвращения любых травм, в том числе бытовых, производственных или при террористических актах, авариях, пожарах, должен будет облачаться в некое подобие защитного скафандра.

Но человеку в нём, для продолжительного в нём нахождения, необходимо обеспечить определённый комфорт, а это потребует использование инновационных мобильных источников энергии, к примеру: солнечных батарей, покрывающих всю поверхность этого скафандра, термоэлементов, преобразующих тепло, выделяемое телом человека в электричество, а так же пьезоэлектрических элементов, энергия которых будет вырабатываться при ходьбе человека.

Так же этот скафандр должен быть оснащён фильтрами воздуха, чтоб не вдыхать загрязнённый выхлопными газами городской воздух, а то и снабжённый запасом кислорода.

Возможно, появится мода на скафандры, и они станут у богачей популярнее смокингов, потому, что будут олицетворением имущественного и должностного положения владельца скафандра, а также станут имиджевым устройством.

Но это всё – лирика. А что если повторить тот укол на живом и здоровом человеке?

Будет ли эффект такой же, как от того мифического эликсира в фильме?

Ведь, для проведения грамотного иглоукалывания, требуется многолетние обучение и практика.

Поколебавшись, Пётр всё же провёл испытание на себе.

Прошло много лет, вот, уже Пётр разменял седьмой десяток, а всё  оставался таким же бодрым, бравым и подтянутым молодцом, на восхищение и зависть состарившимся коллегам по работе и соседям по дому.

*   *   *

- Ну, что, Алешка, с тебя причитается, - только сейчас замечаю подошедшего Андрея, взгляд его хитёр, - Вот только есть кое-какие замечания, я не стал раньше говорить о них тебе, ну, чтоб ты не разочаровывался в первый раз, сам понимаешь.

Да, Андрей как всегда: очень дипломатичен. Надо отдать должное его тактичности: он знает, что и как сказать. Понятно, рассказ этот не шедевр, но ведь это только начало. Нужно оттачивать перо. В этом я с Андреем согласен.

День пролетел на крыльях счастья. Я гордился этой публикацией как мальчишка. Вечером встречаю Ларису с припасённой для неё газетой. Сообщаю радостную весть, рассчитывая на одобрительный поцелуй. Даю прочитать.

Но что это: соглашающаяся со мной во всём ранее, поддерживающая меня везде, она, вспыхнув обозлёнными глазами, разорвала газету в клочья. И, как последний довод, отрубила:
- Если ты меня любишь: это ты сделал в первый и последний раз! И чтоб такое больше не повторялось.

Вот она, первая «семейная» сцена. Да нет же, я не могу теперь отказаться от моих рассказов, от этого занятия. Создание любого произведения сравнимо лишь с зачатием новой жизни: это также неповторимо и уникально. Эти рассказы – словно мои дети. Правда, их вынашиваешь и в меньших муках, но привязываешься к ним не меньше, чем к живому существу. Я не могу бросить это. У меня столько идей, столько планов, уйма начатых рассказов.

А, с другой стороны: Ларису тоже бросить уже не могу. Что же делать, ну, что же делать-то? Вот ведь какая ситуация!

Тем не менее, моя работа над генератором закончилась, и прежде чем испытать его, то есть просто включить, остался пустячок: его надо закрыть экранирующим корпусом. Тут-то и оказывается, что пустячок совсем не простой: излучение от генератора скорее всего будет сверхпроникающим, пострашнее рентгеновского.

По расчётам, для него потребуется просто фантастический материал, ведь не сделаешь экран со стенками большой толщины, или громоздким. Не будет же рядом со смартпьютером стоять тумбочка с моим генератором.

Вечером вспоминаю дневной разговор с Андреем. Мы тогда сидели и фантазировали по поводу этого неизвестного экранирующего материала. Помню: я ещё сгоряча заявил, что, может, это будет новый элемент периодической таблицы Менделеева, обладать, поистине, дьявольскими свойствами.

- Да и номер у него, скорее всего, будет шестьсот шестьдесят шестой, и стоять он будет в тринадцатом ряду, - пошутил Андрей, но мне, почему-то, стало не по себе.

Конечно, это слишком смело: новые элементы не появляются простым «высасыванием из пальца». А если появляются, то в микроскопических размерах и живут микросекунды. И даже для такого скромного количества нового элемента требуется приложить неимоверные усилия: нужна мощная теоретическая, а также техническая база. Нет, в наших условиях об этом и мечтать смешно.

Но всё равно, время от времени мои мысли упрямо возвращаются к размышлениям об этом чёртовом веществе, которое так сейчас выручило бы. Ведь должно быть какое-нибудь решение, должен быть где-то выход. Интуиция подсказывает, что должен быть.

Со мной такое уже не раз случалось, к примеру: во время учёбы преподаватель формулирует задание: построить электронную схему устройства, с определёнными условиями работы, при которых заданы сигналы на входе и какие сигналы нужно получить на выходе.

Вспоминаю, как принимался за работу, а самому интересно: что же у меня получится в результате. Ведь ответ где-то существует, лежит где-то, как не добытый алмаз. Возможно: на каком-то «информационном складе» имеются ответы, если не на все вопросы, но точно – на большинство из них.

И вот, в результате творческой работы, из предварительных набросков и предположений возникает схема – алмаз добыт. Схема ещё сыра и несовершенна, приходится её резать, перекраивать: алмаз отмывается, проходит огранку и превращается в бриллиант.

Действительно, глаз радуется, когда смотришь на готовую схему. Вот вам, не побоюсь этого слова: новое произведение искусства, искусства электроники.

Кстати, меня всегда коробило от выражения: умение «читать» электрическую схему. Что значит: читать? Может, это неудачный перевод термина с английского, так сказать, буквальный перевод. Я же люблю смотреть на схему и представлять, как каждый элемент, взаимодействуя друг с другом, образует большой живой организм. Включилась схема и всё в ней пришло в движение: за сигналом следует сигнал, возбуждая тот или иной элемент. Срабатывание определённого элемента похоже также на вступление музыкального инструмента в оркестре. Электронная логика работает так слаженно и красиво, словно это исполнение музыкальной партитуры.

А если посмотреть на чертёж схемы с переплетёнными на ней линиями, с рассыпанными по ней квадратиками микросхем, кружками транзисторов – это та же картина, любой абстракционист позавидует, хоть сейчас на стену вешай.

Получается: для электроники не чужда ни поэзия, ни музыка. Это такое же творчество, это такое же искусство.

Теперь у меня подобные ощущения и подобные муки. Я ищу ответ. Мой мозг с удовольствием «пережёвывает» все возникающие идеи. Но, постепенно я отвлекаюсь на другое занятие, но чувствую: мозг продолжает искать ответ, его поиски уходят в глубину, в подсознательную область. Время от времени происходит что-то вроде вспышки или озарения, возникает то один, то – другой готовый вариант, как отчёт мозга, мол, я «там» работаю.

В такие минуты творческого поиска ощущаешь чувство полёта, становится легко, словно от опьянения. Обуревает непонятная радость, некоторое чувство эйфории. Усиливаясь, время от времени, она укачивает и сладкий сон вступает в свои права…

Вдруг снова оказываюсь в знакомом сером коридоре. Так, я снова влип, нужно выбираться отсюда, а то кошмар повторится, но тяга к неизвестному – болезнь любого исследователя, влечёт меня вперёд. Да, и как будто ничего мне не грозит.

Иду исключительно вперёд, вижу: впереди светлеет проём, ныряю в него и попадаю в какой-то странный город. Здесь рядами высятся серебристые башни, вдоль улицы расположены корпуса, на вид – пластмассовые, кругом какие-то причудливые металлические конструкции, вся поверхность под ногами покрыта извивающимися дорожками, у них металлический блеск, похожий на медный.

Ба! Да это же увеличенный до гигантских размеров образец моего генератора, а вокруг – огромные транзисторы, конденсаторы и корпуса микросхем, а дорожки под ногами – проводники печатной платы, на которой смонтирована схема.

Пригляделся, а дорожки как будто запотевшие. И тут меня осенило: ведь это не капельки, а бегущие по поверхности проводников электроны. На каждой дорожке свой характер движения: где-то непрерывный, а где-то – пульсирующий, а кое-где движение то – туда, то - обратно.

Вот так, номер: столько лет учил физику, столько лет занимался электроникой, столько сил и времени истратил на изучение, и никто за всё это время не мог нагляднее показать то, что я сейчас увидел, не мог так элементарно объяснить, что такое электричество. Ведь раньше многое, что не понимал, приходилось запоминать, а порой и просто брать на веру.

И, тем не менее, продолжаю путешествие по этим улицам города, который построен мной. Гордость берёт, когда глядишь на творение рук своих.

Так, и что же выпускает этот город-генератор, этот город-завод? Спешу в сторону выходного каскада и что же я вижу: по мере приближения к нему всё как будто раскаляется и начинает светиться. А из выходного разъема бьёт свет.

Что же получается: у меня получилось что-то вроде лазера! Боже, мой, а я ещё голову ломал, столько литературы перекопал и чего я боялся? Нужно было хотя бы раз осмелиться и включить этот готовый генератор, и тогда я увидел бы, что он не опаснее настольной лампы…

Вдруг моё лицо обожгло горячее дыхание и сквозь сон чувствую прикосновение губ, открываю глаза и вижу Ларису. Она заплакана и выглядит миролюбиво:
- Давай, не будем больше ссориться. Я не могу жить без тебя, я же так люблю тебя!

Ну, после таких слов, я могу простить всё, что угодно. И, не в силах удерживать нахлынувшую нежность, зацеловываю её.

Не говоря больше слов (влюблённые разговаривают руками), мы кидаемся в пучину любви. И это продолжается, казалось, целую вечность. Лариса неистова и нежна. Только к утру, с первыми его лучами, Лариса даёт мне уснуть. Мы засыпаем, а за окном разгорается такое утро! Восхитительное утро, какое может быть только в наших краях. Прекрасное утро, как и эта ночь любви.

Днём вспоминаю о внезапном ночном появлении Ларисы и в шутку спрашиваю её:
- Ты, что, умеешь проходить сквозь стены?

- Если женщина любит, она способна на всё, - и ослепительная улыбка Ларисы снимает все вопросы, но ненадолго.

Наши отношения становятся странными, неровными, похожими на маятник: то мы бросаемся друг другу в объятья, и счастливее нас нет никого на свете, то вдруг на Ларису находит какая-то блажь и мы, разругавшись, не разговариваем по неделе. Потом мы опять, как ни в чём не бывало, миримся и всё повторяется.

Время шло, у меня был готов ещё один рассказ и как только я показал его Андрею, он вырвал рукопись у меня из рук и больше его я не видел. И вот, раскрываю очередную газету, и чуть не роняю её на пол. Читаю:

«Зеркало»

Виктор опять поссорился с Мариной. Всё началось с пустяка, тут ещё и неприятности на работе добавили огня. Выпалив ей все обидные слова, он оказался один в своей квартире.

С Мариной они встречались уже полгода, это был, своего рода, рекорд. И Виктор успел привязаться к этой озорной смешливой молодой женщине. Ей исполнилось двадцать лет, разведёнка, как она сама говорила, но это его не смущало.

Марина оказалась хорошей хозяйкой, знала, что ей нужно, никогда не задавала лишних вопросов. Сюда приходила, как к себе домой: ключи Виктор вручил ей, чуть ли не в первый же день их знакомства.

Все эти розовые воспоминания пронеслись в одно мгновение, от которых стало так паршиво на душе, что хотелось выть, привычным движением он достал из холодильника вмиг вспотевшую бутылку водки и налил полстакана.

От выпитого всё помутилось в голове, но легче не стало. Эх, как глупо всё получилось! Вот, хотелось наказать её, и остался в эту ночь один. Да и завтра вряд ли она придёт.

Это просто невыносимо.

Возникшая мысль ударила, будто током. Задрожавшими руками Виктор налил себе ещё полстакана и залпом выпил. Следом достал листок бумаги, ручку и написал:
«Прощайте все. Вы долго добивались этого. Что, рады, довольны?»

Непонятно было, кому адресовалась эта записка, может, обида на весь белый свет, но её содержание явно было предсмертным посланием. Тем временем из аптечки на стол перекочевали все запасы снотворного.

Виктор верил и одновременно не верил в реальность происходящего. Всё происходило словно в тумане. Разорвав все упаковки, собрал таблетки в горсть. Будто робот, двинулся на кухню набрать воды. Перекрестился и выпил разом отраву.

- Ну, и горький же этот димедрол, - мелькнуло у него в голове, после чего Виктор провалился в забытьи.

«Вот, он лежит на диване, и, казалось, ничего не произошло: всё так же капает вода из крана, всё так же тикает будильник. Всё осталось по-прежнему, а человека – нет. Этот мир не заметил, что из него ушёл человек, никому нет дела до этого. Мир, как стоял, так и стоит. Как нелепа смерть! Наверно, наперекор ей, жизнью оправдывается всё».

С такими мыслями он проваливался всё глубже и глубже, но всякий раз оживающий холодильник своим вздрагиванием оживлял и его. Виктор вскакивали, и, убедившись, что на дворе ещё ночь, опять падал без чувств.

Вдруг, опять что-то подбросило его и Виктор сел. Огляделся вокруг. Что-то было необычным, что-то было не таким, как всегда, а что – непонятно. За окном забрезжил рассвет, из-за тумана на улице комната наполнялась голубовато-холодным светом. Но что поразило больше всего, так это абсолютная тишина кругом, даже будильник замер.

Вот сейчас проснутся птицы, захлопают двери подъездов, люди пойдут на работу и мир снова наполнится обычным дневным шумом. Но ничего подобного не происходит, вокруг пронзительная тишина и более – ничего.

Так он просидел долго, очень долго, а рассвет так и не наступал. Тогда Виктор встал и направился к двери.

- О, Боже, - распахнув дверь, за порогом не было НИЧЕГО, сплошная серая мгла.

Виктор вернулся обратно и сел в смятении. Что же случилось? Куда он попал? Что это значит?

Он медленно обвёл глазами комнату. Действительно, как будто всё по-прежнему, и ничего не изменилось. Взгляд задержался на зеркале: оно как-то необычно желтело на общем сером фоне комнаты. Виктор подошёл к нему, и увиденное повергло его в шок.

В зеркале он увидел, что комната залита ярким светом, там, за окнами солнечный полдень, а на диване лежит он, неподвижный, с почерневшим лицом.

Виктор просто окаменел, глядя в стекло. Не было сил сойти с места и оторвать взгляд от зеркала. Так он и простоял долгое время.

Но, вот, в зеркале, он заметил Марину. Она медленно проплыла по комнате, все движения её были плавными, как в замедленном кино. Она приблизилась к дивану, осторожно подняла Виктора за плечи. Плавно и размашисто смахнула со стола стакан со смятыми клочками от лекарства. Будто пушинки, все они плавно приземлились на пол.

Нет, это не было иллюзией: всё, что там приходило в движение, кто бы там не ходил, всё это перемещалось очень замедленно.

Затем Марина подошла к зеркалу и их взгляды встретились. Вдруг Марина вздрогнула и выскочила из комнаты.

Потом в комнате появились люди в белом, наверно: из скорой помощи, осмотрели тело, поколдовали над ним, ушли. Потом появлялись другие, среди них Виктор увидел и свою мать.

Затем отражение в зеркале исчезло, закрытое с той стороны чёрной материей а, когда снова появилось: в комнате поменялись и обстановка и хозяева: Марина со своим муженьком, с которым она, как оказывается, и не разводилась.

*   *   *

Дома меня опять ждал скандал. Оказывается: Лариса уже видела мой новый рассказ. Выпалив мне все обидные слова, она оставила меня в одиночестве. Всё, что было в рассказе, повторилось в жизни и что самое обидное: повторилось со мной. Нет, ну что же ей нужно, что за внезапные взрывы? Мне что, нужно терпеть и подстраиваться под эти капризы? Сколько можно?

Единственное, чем я мог объяснить внезапные срывы Ларисы, так это тем, что, хотя мы и встречаемся уже довольно долго и наши отношения стали близкими, но я ни разу не заговорил с ней про нашу дальнейшую совместную жизнь, что не строю никаких планов на создание семьи. А ведь к чему стремится каждая женщина: выйти замуж и иметь детей. Поэтому я решил в ближайшие дни взять отпуск и съездить вместе с Ларисой ко мне домой и познакомить её с моей мамой.

Тем не менее, наступило знаменательное утро, когда на работе было намечено испытать разработки нашего конструкторского бюро.

В испытательном цехе собрались: директор, все начальники отделов, в том числе и Андрей. Я поставил свой генератор на стол, включил его, чтобы он прогрелся, рядом взгромоздил частотомер и как только поднёс штекер его шнура к выходному разъёму генератора, как оттуда ударил луч света. Затем луч раскрылся веером и, сверкая всеми цветами радуги начал медленно вращаться вокруг своей оси.

Зрелище было неописуемое. Директор вскочил со стула, а я вставил-таки подключил частотомер, на его дисплее высветилось просто астрономическое значение частоты, причём её стабильность поражала: частота стояла, как вкопанная. Я прикинул: если на основе этого генератора создать электронные часы, то за всё время существования Вселенной погрешность хода не превысит одной секунды!

Директор попросил Андрея включить и смартпьютер, мы состыковали свои разработки и как только запустили весь комплект, стены вокруг нас растворились. Исчезло и всё, что было за ними. Вместо живописной Агаты перед нами раскинулся безбрежный океан космоса.

Все присутствующие в кабинете, наше устройство и вся периферия к нему, словно зависли в пустоте. Андрей кинулся к клавиатуре, ввёл команду, но она отобразилась не на дисплее, а на чёрном полотне неба, утыканном дырочками многочисленных звёзд.

Буквы вытянулись пляшущей, как волна, строчкой, причём изображение это было стереоскопическим.

Все наблюдали за этим, разинув рты от удивления.

Андрей нажал клавишу «Ввод» и тут, через некоторое время, обусловленное откликом из линии задержки, началось что-то невообразимое.

Нейросети «нервно курят в сторонке».

Андрей создал программу «ДНК-синтезатор», чтоб поверить возможное применение смартпьютера в области генной инженерии.

Итак: перед присутствующими появилась бесконечная спираль ДНК, непрерывно поднимающаяся ввысь, а рядом, вращающийся вокруг своей оси, с раскинутыми в стороны руками, соответствующий ей представитель человеческого сообщества – обладатель этой ДНК.

Андрей изменил пару ступенек в структуре этой ДНК, и соответствующий ей человек изменился, изменился цвет глаз, волос, рост, пропорции тела.

При следующем и дальнейших вмешательствах в спираль ДНК получались различные варианты человека, пока не появилось непохожее на человека внеземное существо: четырёхпалое, с кошачьими глазами и фиолетовой кожей.

Директор тут же приказал всё выключить и не повторять эксперименты до особой консультации с центральным руководством.

Все разошлись с эксперимента не проронив и слова.

Наступила пятница, завтра выезжать к матери, нужно ещё собираться, но я задержался на работе. Решил поработать над своим новым рассказом. Я набрал текст на компьютере, заголовок рассказа сделал в характерном для готики стиле и нажал на печать. Принтер оживился, поползла бумага, лист венчало название рассказа:

«Конец света»

Часы били тринадцать раз.

Стряхивая с себя последние остатки времени, они сами, с каждым ударом рассыпались, осколок за осколком, словно старая штукатурка со стены. Всё падало куда-то вниз, обращаясь в прах и исчезая. Бой часов, поначалу – нежный и безобидный, тяжелел и становился всё более тревожным. И вот – апофеоз: последний удар, мощно прогремев набатом, стал стихать и наконец, увяз в кромешной пустоте.

Всё. Время остановилось. Времени нет. Ничего нет.

Конец света. А, может, его начало?

Шагай вперёд, в пустоту, других путей нет, нет и тебя самого. От тебя осталось лишь воспоминание, лишь то, как ты себя представляешь. Не более. И если кто посмотрит в твою сторону, то ничего не увидит. Зато у тебя теперь бесконечная свобода.

Впереди – бесконечность, и справа и слева. Под тобой бесконечная пропасть, над тобой бесконечная высь.

Сейчас это трудно понять и осмыслить, попав из тесного душного плотского мирка, в котором мы находимся, по сути дела, всего краткий миг, по сравнению со своим вечным сроком существования.

Ведь, что это за срок – пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят или сто лет жизни, по сравнению с бесконечностью? Это даже сопоставлять бессмысленно.

А с другой стороны – за этот срок многое можно успеть. Многое можно сделать. Но, ты, не переборол своё малодушие, не отказался от ничтожных соблазнов, от мелких прегрешений, не осмелился быть человеком и жить достойно!

А ведь и тогда у тебя была свобода, ведь жизнь твоя строилась сообразно твоим желаниям, а не по воле других людей. И только тогда ты мог что-нибудь менять, а сейчас довольствуйся лишь воспоминаниями и мучайся от того, что жил не так, поступал неправильно и делал что-то некрасивое и непристойное.

Раньше твоя совесть молчала, а теперь она – твоя госпожа, твоё наказание, твой палач.

Это просто ад: постоянно прокручивать в сознании всё, что натворил, вспоминать, когда сподличал, обидел кого?

Не верил раньше в сказки о преисподней, о котлах и чертях. Всё это теперь ощущаешь на себе: душа горит, и боль не меньше, чем от адского огня.

Теперь можешь летать с бесконечной скоростью, и в одно мгновение попасть в любое место, какое только представишь, даже туда, где совершил свой неблаговидный поступок, но изменить ничего не сможешь, даже если у тебя цели самые благовидные. Надо было раньше думать, что делаешь…

*   *   *

До конца рассказа осталось совсем немного, но вдруг от принтера полыхнуло жаром: вспыхнула выползающая из принтера бумага. Вот и сам принтер занялся огнём. Внутри его всё искрило, а клавиатура, подскочив на столе, сбросила меня со стула.

Мгновение спустя, просвистев осколками, взорвался монитор. В кабинете взвился вихрь, подняв со стола все мои рукописи, закружил их в бешеном хороводе, вдруг они разом вспыхнули и весь кабинет занялся огнём.

Я только успел выскочить наружу из этого кошмара. Там, за дверью продолжало твориться что-то похожее на конец света. Я прислонился к стене, закрыл глаза и медленно сполз на пол. Меня всего колотило, я никак не мог успокоиться.

Я чуть не закричал, когда чья-то рука коснулась моего плеча. Передо мной стояла Лариса. Хотя она улыбалась, в её глазах я заметил зловещий огонёк, от которого мороз пробежал по коже.

- Твои фантазии тебя погубят, - произнесла она прокурорским тоном.

- Нет, я не могу бросить писать, я – творческая личность, мне нравится это, уж лучше нам расстаться…

- Только через твой труп, - огласила она свой приговор.

И ту началось вообще что-то невообразимое: моя милая, кареглазая, улыбчивая Лариса как-то странно изогнулась, подалась вперёд, а из её раскрытого ротика выползли острые клыки. Ноздри симпатичного, аккуратного носика удлинились, коснулись губ и поползли ниже. Губы приобрели мертвецкий оттенок. Она стояла передо мной на четырёх лапах, когтями упираясь в пол, постоянно «рыла землю».

- Тебе довелось прийти в этот мир Избранным, в этом ты представляешь для нас опасность. Ты видишь то, что простым смертным недоступно. Я была приставлена к тебе надсмотрщиком, а в случае опасности – палачом. Сгинь, ты, не от мира сего!

С этими словами она впилась своими острыми когтями в мою грудь и разорвала с громким хрустом. Сознание моё помутилось на мгновение, но снова вернулось, при этом я увидел себя со стороны, увидел, как существо, которое ещё недавно было самым любимым человеком на свете, глумится над моим телом, всюду – кровь, куски мяса.

Я всё вижу, значит, я жив. Но взглянув на себя, я ничего не увидел, ни рук, не ног, это что же, я теперь приведение? Так, значит вот, как она меня наказала: теперь я никому ничего не смогу сказать, теперь ни с одной живой душой я не смогу поделиться тем, что я теперь знаю. Это – конец.