Кайлас

Перед ней была гора, огромная, массивная, серая глыба камня, хранящая молчание и память о тех, кто нашел внутри нее вечный покой.

Ее маленькое зябкое тело дрожало, ее посиневшие от холода руки еле двигались, а ноги отказывались идти дальше. Гора не звала и не обращалась к ней - она безучастно наблюдала за тщетными попытками к ней приблизиться. Но запертые внутри нее голоса тихо просили не сдаваться. Их шепот стал ветром, вращая вокруг нее снежинки, до крови кусая ее ладони, забираясь под кожу, просачиваясь в кости. Шепот был тихий, еле различимый, но настойчивый как звон набата. Все они были заперты в горе, в ее серых пластах, в каменных щелях: их мысли, мечтания, страхи, надежды въелись в горную породу, навеки впечатавшись в ее кристальную память.

Она не разбирала их слов, а даже если бы и могла, то поняла бы, что у многих из обращавшихся к ней, слов не было. Был только зов, зов и мольбы о свободе, об освобождении от серой породы, от обмана и иллюзий.

Многие сотни лет, веря в легенды, они приходили сюда и взбирались по крутым склонам, чтобы вдали от шума и суеты, вдали от страстей и пустых обещаний, обрести свободу от того, что правит жизнью у подножия горы. Они взбирались вверх все выше и выше, с каждым годом все больше забывая о том, что когда-то гнало их вперед, все больше насыщаясь воздухом легкости и свободы, силой стихии, не знающей утрат, смертей и рождений. Они обретали покой на пути, оставляя тела истлевать на обочине.

Они верили, что после этой черты дороги обратно уже не будет. И ее, действительно, не было. Но вот чего они не учли - это того, что их разум, освободившийся от тревог подножного мира, проникнется тихой гармоний гор и не сможет ее отпустить с той же легкостью, с какой отказался от тела. Так из одной ловушки они попадали в другую, не в силах освободиться или предупредить новых путников о том, что их ждет.

Но она была другой, и в шепоте ветра слышала голоса всех тех, кто утратил последнюю надежду быть услышанным.

Она шла вперед медленно, еле-еле пробиваясь сквозь сугробы и каменные завалы не ради того, чтобы подняться на гору, не ради того, чтобы ее покорить, а чтобы разрушить гробницу с заключенными в ней голосами. Она не знала как ей это удасться, что сможет она со своим крохотным, слабым, теряющим последние силы телом сделать против горы, веками нависающей над миром, веками ворующей и запирающей внутри себя души.

Шаг, еще шаг и еще, и лучше не смотреть вверх, не кормить свои страхи видами величественной горы, ее покатых склонов и крутых обрывов. Лучше просто идти, смотря лишь под ноги, не давая ветру сыпать крупицами острого снега в лицо и глаза. Лучше просто идти, переставляя ноги как получается, не думая о сложностях и препятствиях, не думая о том, сколько осталось сил. Лучше просто двигаться вперед, слушая их голоса вместо собственных боязливых и тревожных мыслей. И она шла, шла, пока могла, уговаривая себя, убеждая в том, что не так это и страшно, не так и сильно болят кровоточащие руки, не так холодно озябших ногам, не так уж и тяжело дышать сковывающим легкие ледяным воздухом.

У самого подножия горы можно сделать привал, можно взять пять минут, чтобы отдохнуть и согреться, присев на корточки и обняв ноги руками. Можно опереться на камень спиной, закрыв глаза на мгновение, дав возможность шепоту полностью завладеть сознанием.

И тогда появились они перед ней - все, те кто томился в горе. Они обступили ее в несколько рядов, шепчущие тени без лиц и имен. Их голоса, давно утратившие капризность и требовательность, восторг и трепет, стали вдруг различимы.

И тогда поняла она, что в их зове действительно не было слов, не было просьб, не было даже мольбы - был один только шепот похожий на ветер, на песню горных просторов и скальных пород. Они и сами не ведали, что оказались в ловушке, что заперли в ней себя сами, отбросив весь остальной мир и поверив в то, что гора исцелит и подарит свободу.

Но в горе было не больше свободы, чем в падающем снеге или воющем ветре в ущелье. Как и все остальное вокруг, гора была безвольна выбирать чем быть и где находиться и не могла никому даровать то, чем не обладала сама. Гора была еще большей пленницей, чем все заключенные в ней. ;;

Она пыталась сказать им, но голос отказался звучать - горло сжалось от холода, не в силах произнести не звука. Ей хотелось рассмеяться, призвать их посмотреть под ноги и увидеть, что ничего их не держит и не сковывает, но вместо голоса вырвался звон, будто колокольчик сорвался с цепочки и понесся по ветру, набирая обороты и силу звучания. Шепот стал затихать, и один за другим замолкающие тени, поднимая головы и устремляя взгляды в небо, стали вокруг нее исчезать.

А когда у подножия горы успокоился ветер и воцарилось молчание, там никого не осталось - ни маленького замерзшего тела и ни единой, обреченной на заточение в горе, души.