Жизнь прожить гл 46 что за напасть?

Гл. 46                ЧТО ЗА НАПАСТЬ?                06. 45г.
С сена Антонине домой идти не хотелось. На общение её сейчас не тянуло ни с кем. Даже с Таей она постаралась разминуться, когда все стали расходиться. Тая заметила это и не стала докучать подругу- значит так надо, и закинув грабли и вилы на плечо, не оглядываясь, с группой соседок спокойно пошла по своей улочке.
Многие колхозницы к концу дня заметили изменение в поведении бригадирки, но посчитали не своим делом совать нос в чужие дела, тем более, теперь и о Германских коровах хватит разговоров надолго. Антонине это было на руку, и она, с видом хозяина, настроенного срочно проверить укладку сена, прямиком направилась мимо коровников к стоящим в стороне скирдам. Она прошла по накатанной колее к риге, прошла сторонкой мимо подсохших навозных куч, зашла за угол сарая, тревожно оглянулась- никого не видно, и только тут поняв, что она одна, и ее тоже ни кому не видно прикусив губы и до боли зажмурив глаза, громко всхлипнула. Слезы покатились по щекам. Тут же, испугавшись своих чувств, оглянулась еще раз, и, не разбирая дороги, спотыкаясь о неровности поля, поплелась к сенным ометам. Она шла, еле волоча ноги, словно уставший за долгую дорогу путник, слизывая грязные слезы с пыльных губ, покачивала головой из стороны в сторону и сквозь зубы шептала: «Ну зачем, зачем он мне... У меня ж ребенок… и зачем я ему? О-о, господи… Ну зачем ты приехал?...»
Зайдя за первый же скирд, Антонина, слегка стоная, опустилась на землю спиной к скирду. В другой раз бы она, увидев рассыпанные и не заброшенные на омет клоки сена, взяла на заметку, чтоб назавтра сделать накачку тем, кто скирдовал. На этот раз она даже не заметила этих огрехов. И только теперь, прижавшись спиной к пахучему пушистому омету, Антонина дала волю чувствам. Она плакала не вытирая слез- ни кто б не мог ее понять сейчас, и ни кто не мог ей в этом помочь. Да ей, кажется, и самой было непонятно, что с нею случилось. Как же томило внутри, разрывало и душило, и не было сил и желания освободиться от этой тяжкой обузы..
Антонина вдруг приостановила рыдания, прищурив заплаканные ресницы, глянула в закатное небо на краю поля, тихо прошептала:
- И эта шалавка, как собачка прицепилась к нему…надо же, тихоня! И не послать вместе- сразу бы поняли… Сережка, Сережка…
И она снова, слегка постанывая, тихо заплакала. Не хотелось ни чего- ни идти куда- то, ни что- то делать, хотя и понимала- ночь же тут не просидишь, да и что высидишь? Ни чего ж не изменить. На память пришла школа, внимание мальчишек. Ей они почему- то тогда казались ни к чему. А те все хотели ущипнуть, неумело обнять- подержаться! И тем становились еще противнее. Володька…Да, Володька тогда был хорош…Любила ли? Не знала и тогда и сейчас.. Может да, а может, потому, что на него многие заглядывались, а достался ей…Но ведь ждала с фронта, ждала по- настоящему, значит любила…А он…Антонина тяжело закрыла лицо руками и как ребенок опять захлюпала носом.
Кулаками протерев слезы, она откинулась головой к стогу. В сознании проплывали моменты общения с Сергеем- ее поразили с первого мгновения его глаза- открытые и добрые. Ей трудно было в них смотреть, старалась держаться строгой. Как бы он сам что- то не заметил с ее стороны…А он и вправду не заметил... И она, вновь и вновь, качала из стороны в сторону головой и прикрывала рот руками, что б самой не слышать свои рыдания.
А сколько ж сил надо, чтоб он ни о чем не догадался, и тем более, все вокруг… Ну отослала его на месяц, может поболе, а дальше, забудется ли? Когда придут назад, что делать- то? Да и до того момента с ума можно будет сойти- Нюська эта, поганка, не зря лепится…
Кружилась голова то ли от мыслей, то ли от слез, то ли от запахов, заполнивших все вокруг, терпких и так напоминающих детство. Когда они с отцом и братом, совсем маленькие, ехали лежа на возу, запрокинув голову, смотрели в небо, и, казалось, они стоят на месте, а только небо плывет. И лишь мягкие, еле заметные толчки под колесами телеги и покачивания воза подсказывали, что все
 Стр. 118
наоборот. И такие ароматы плыли кругом,  что уже ни когда и ни за что не забыть. Боже… И зачем человек взрослеет?… Какое было счастье… Ни тревог, ни горя. А вот теперь, сиди тут одна, ни кому не нужная, как дура…
Антонина смотрела, полуприкрыв глаза, в никуда, и не хотелось думать ни о чем... Но… там, дома дитя, Ванечка…родной, так ожидаемый. «Малышка- малышка, как же я тебя хотела- Антонина прошептала одними губами и опять покачала головой, - на секунду провалилась в бессознательное состояние, и вздрогнула- Как дальше жить?...)
Полоска на горизонте таяла, небо становилось гуще. Вставать не хотелось, но надо было идти. «Дома уж, небось, заждалась баба Таня. Тая конечно заберет Марусеньку пораньше. И будет старая с одним моим сидеть, обидется.»
 Вечер окутывал деревню легкой прохладой. У перехода через речку Антонина остановилась, умылась. Как- то полегче стало дышать, но камень с души не снялся. Мысль, о том, что завтра опять прятаться и от людей и от себя, тяготила.
К дому подходила- уже заметно темнело. Где- то на краю улицы надрывно гавкала собачонка. Окна в домике не светились- Ванечка спит и старая няня задремала. Володька, конечно, опять где- то свалился пьяный. Только и хватило дрова перевезти и опять сорвался. Идти искать? Куда? Может там на него гаять? А может, нет… Рука уже сама, нехотя потянулась к щеколде и толкнула дверь. Закрывать на задвижку не стала- может еще приползет. В комнатке засветила коптушку. Баба Таня ойкнув, поспешила встать:
-Притомилась что- то и слегла вот- словно оправдываясь протирала кулаком глаза.
-Как Ваня, баб? Ел что?
-А как же, кашки навернул и с жамочкой уснул. А Тайка забрала свою- слабенькая девка. – старушка оправила юбку, заправила волосы в платок- Ну Тонь, пошла я, до завтра.- Антонина придержала ее за рукав:
- Почему не ела? Это ж тебе было, ну сейчас …-отлила из махотки оставленный с утра кисель, отщипнула кусок пышки, завернула в тряпицу и сунула в руки. Та кивнула и молча вышла. Антонина, что- то оставленное для себя,  съела без аппетита, загасив фитилек, легла.
 Сразу уснуть долго не могла, опять назойливо лезли мысли- вот и война кончилась, и у большинства людей надежды появились на жизнь, и у ней самой- то счастливые дни были- ведь что и говорить- многие завидовали, а как же, муж живым пришел. Но, не долго пришлось радоваться- по чьей вине? А теперь, совсем ниточка теряется- как этого парня выкинуть из головы? Или уж она совсем конченая идиотка- у других баб ни какого нет, а тут от живого мужа к другому тянет… Хотя и муж, где он? Мысли уже путались и, то ли мыши в углу скребли, то ли это в голове. Наконец  усталость ее сморила.
Средь ночи проснулась от кряхтения ребенка. Лежа вынула грудь, покормила. После кормления Ванечка уснул почти сразу. Ночью спросонок откинула руку, пошарила складки постели- пусто. Не удержалась- встала, вышла за дверь. Красивая летняя ночь- крупные звезды высыпали веером, как на показ, и такая тишина висит над всей деревней,  аж жутко. На его приход уже надежд нет. И потому вдвойне жутко, от того, что ты сейчас один на один со своими мыслями, а должно быть все по- другому. И ни кому до этого дела нет, только все смотрят на тебя и ждут от тебя, чего- то, важного для них. О себе же, должна думать, лишь ты сама и почти тайком. Тут, Антонина, почему- то вспомнила Таины глаза. Её взгляд промелькнул вскользь, когда они уже расходились. И этот её взгляд был то- ли печальный, то ли жалеющий, но Антонине было в тот момент не до него и она постаралась забыть о нем. А сейчас он всплыл… И стало еще более не по себе, обидно за себя, за свою слабость. «Тайка, прости, прости ты меня, вот и родила, а запуталась я совсем…»- Поморщилась Антонина, уже прикрывая дверь.