Часть 22. Тропой Берендея

По возвращении с осерёдка на берег, «на материк», Сенька начал покашливать.
- Ты чего ж, паря, кашлять взялся? – вопросил его Григорьич, - нешта простудиться успел?
- Ай, с малолетства у меня эта напасть, - откликнулся Сенька, - с двух лет то воспаление лёгких, то бронхит, то ангина, то трахеит. ОРЗ – так каждую весну и осень. Тьфу! Бронхит стал в хроническую форму переходить. Врачи пугали грядущей астмой. Пока в Анапу не отвезли. Целый месяц в горячий песок закапывали. Лежишь, терпишь эту процедуру – ну спасу нет! Вылечили. Да вот на границе, на севере, под дембель в лютый мороз переохлаждение сильное в ЧГ получил. С тех пор опять чуть что – и кашель.
- Ну да, ну да! – покачивая головой проворчал Григорьич, и эту свою царь-рыбу пока выуживал и утренник холодный да с таким туманом… Вот тебе и провокация…
Сенька вновь зашёлся кашлем.
- Эй, Семёныч! – закричал старый конюх, повернувшись к пасечнику, который недалече махал вёслами на своей резинке, - давай-ка, веди Сеньку на «царский трон»!
- Да я уж слышу, как Сенька раздохался, - отозвался Семёныч, - отведу обязательно. Вылечим не хуже иного санатория в Анапе.
…
- Давайте-ка гости к чаю! – пригласил к столу своих друзей Семёныч, - чай-то у меня знатный, смесь чёрного байхового с копорским, с листиками земляники, смороды чёрной, малины и с сушёной ежевикой. Да вприкуску с сотовым мёдом. Все хвори выгонит!
- А это что за вкусняшка? – вопросил Сеня.
- А это у меня надысь друг был, Марат Алибабаевич, татарин касимовсий. Он с моего мёда эту вкусняшку и делает. Чак-чак называется.
- Как? Чак-чак? – потянулся к татарскому кушанью Григорьич, - а ты Сенька, давай на мёд в сотах налегай, неча на чак-чак зарится, а то от множества сладостей слипнется!
- Не слипнется, - рассмеялся в бороду Семёныч, - молодой ещё. А то что мёд в сотах полезнее привычного – это правда. Эти соты как раз с «царского трона».
- Да что ж это за трон такой волшебный? – вопросил Сенька.
- Трон и впрямь волшебный, - хрустя чак-чаком ответил Григорьич. Дойдёшь до него – всё увидишь и узнаешь… Семёныч, а хорош этот чок-чмок, хорош!
- Чак-чак. Чааак-чаааак, - поправил пасечник, заливая чай в термос, - готовься Сеня, до царского трона через лесную чащу пока дойдем – семь потов сольёшь. Солнышко-то вон всё выше - до полудня, до жарева надо успеть.
- Да знамо дело, я всё ж лесником служу.
- Ну да, ну да… - с хитрецой глянул пасечник на Сеньку, - тем паче тебе интерес будет пройти по моей тропе к царскому трону, - ты служил-то на финской границе? Вот потопчешь мещерскую сторонку, может чего сходного найдёшь со своей любимой Карелией. Я вот почему это местечко для выездных пасек выбрал. Долго искал, но душой и сердцем именно здесь остановился. На малую Родину мою схожесть тоже имеет. На вот тебе ёмкость, - передал Семёныч Сеньке ведро, -в рюкзак засунь, на обратном пути кой-чо прихватить надо будет.
…
Тропинка, что взяла своё начало сразу за избушкой пасечника, словно узенький лесной ручеёк побежала в лесную чащобу. Был этот лес смешанным. Тут и сосны, и ели, и дубы-колдуны, осины да клёны, липы да ясени. Всё смешалось-перепуталось. Вот тропинка нырнула в низинку и мокра стала земля. То с подбугорка просачивался лесной родничок и водою своей увлажнял почву низинки. По сему обстоятельству изменилась и картина растительности леса – захозяйничал здесь черноольшанник,а по почве, у самой дорожки, пополз с бугорка редкий плаун, но ниже не спустился. Ниже в глубь низинки стояло ополчение хвощей и осошника, которое сменилось ковриками кукушкиного льна и сфагнума. Перед самым носом Сеньки, почти из-под ног драпанула маленькая, черная и словно лакированная гадючка. В нос ударил запах багульника. При подъёме с низинки стали появляться кустики вереска. Лес вновь стал меняться. Чем выше, тем больше становилось сосен. Земля постепенно всхалмливалась, и вот уже перед Сенькой стоял бор зеленомошник. То тут, то там фонариками засветились торчащие из-под зелёных мхов головки молоденьких боровичков-подосиновиков.
- Семёныч, ты глядь-ко сколь здесь подосиновиков!
- Вот я завсегда удивляюсь, - ответил Семёныч, - почему в Подмосковье их подосиновиками кличут. Они ж вот в сосновом лесу растут. Красноголовики!
В осинниках никогда я их не встречал.
- Ну да, в Карелии их тоже красноголовиками зовут. Ох в беломошниках они пока из под ягеля пробьются… Бывает сантиметров по двадцать их ножки вырастают. Но местные карелы собирают только шляпки.
- Ну и такую картину на моей тропе увидишь! В мещерском краю… у Бога всего много.
- Стой! – шёпотом сказал Сеня идущему сзади Семёнычу и приподнял руку.
На лесной тропинке не замечая путников прыгал слёток дрозда. Он лакомился ягодками водяники-шикши. Но полюбоваться желторотиком Сеньке не удалось – сверху в полёте навстречу Сеньке затрещала мать-дроздиха. И в сей момент взрослеющий птенец вспорхнул с земли, а вслед за ним ещё три собрата дали дёру.
- Ты глядько, полный выводок – четыре птенца…
Мать дроздиха приземлилась на тропинку и стала поглядывать на стоящего неподвижно Сеньку. Только он сделал шаг навстречу, птица будто раненая поковыляла по тропинке, затем свернула в сторону и продолжая своё притворство, повинуясь материнскому инстинкту, опустив одно крыло и как-то вкривь приподняв другое стала неловко подпрыгивать по зеленомошнику.
- Ты глянь, вот что значит мать, - зашептал Семёныч, - детки-слётки уж на крыле давно, а она до сих пор заботу о потомстве проявляет. Как у людей -взрослые мужики для матерей-старушек всё как малые детки…
- О! – воскликнул Сеня, - вишь скорлупки голубенькие разбросаны. Знать гнездо вверху искать надо, - ну правильно, это ж дрозд-еловик, вот же и ёлка меж сосен затесалась, ишь ствол-то почти во всю высоту голый.
- Да, - подхватил Семёныч, вглядываясь ввысь ели, - это тебе не на просторе лапы веером расставлять. Вона гнездо-то, вона!
Между тем солнышко поднималось всё выше и выше, ближе к полуденному зениту. Оно словно продиралось сквозь колючую чащу ельника, который уж сменил собой корабельные сосны, от того причудливой была игра света и тени. Облака отарой овец шли по небосводу. То белое, то серое, то свинцовое, но вот овечка цветом темнее свинца, иссиня-чёрное облако закрыло собой солнце и ельник погрузился в темноту.
Справа послышался хруст и треск. Сенька рефлекторно повернулся в сторону шума. В параллель тропе шёл сквозь чащу лесной великан. Солнце внезапно выскочило из чёрной тучки и обожгло светом огромные лопатистые рога сохатого. На Сеньку он не обращал никакого внимания. У него была своя цель. Впереди была куртинка, сплошь поросшая еловым подлеском.
- Ну елы-палы! – отчаянно прошептал Семёныч, - ну теперь всех маслят бычара передавит. Я тебе ведёрко-то для них и выдал. Ну-ка достань его, ведёрко то…
Сеня передал ведро пасечнику, и тот так влупил по его дну ладонью, будто выстрелил и принялся громко… лаять. Лось содрогнулся всей своей великанской мощью, да как рванул наутёк своим скривоноженным аллюром! От сего действа Сенька хохотал без удержу.
Семёныч с улыбкой в бороду передал ему ведёрко.
- Пошлёпали дальше хохотунчик! – на этой тропе много чего ещё повстречать можно…
- Да это просто какая-то тропа Берендея! – отозвался Арсений.
- А то!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…