Поэма юности, продолжение 3

                Ахтанизовский лиман

                Заслуженно кичились мы,
                Мол – командоры,
                А, в сущности – из-под воды
                Две-три амфоры,
                Одна – без горла, у другой –
                Бока пробиты,
                Фундамент (башни угловой?),
                Да плиты.
                Но тот ли это город-порт
                Под днищем?
                Никто не знает наперёд:
                Поищем!

     Очередной вызов в экспедицию застал меня в Ижевске, где мы с Таней проходили очередную практику на ТЭЦ. До конца её оставалась неделя, потому меня отпустили довольно легко, да и адресант вызывной телеграммы был весьма  уважаем: Институт мировой культуры Академии наук. На другой день я уже ехал в поезде.
     6.07.59. Снова я в поезде, снова на юг, снова под воду и снова ты далеко. Мы встретимся в августе и никогда больше не расстанемся. Едем в купе, вчетвером, в том числе – жена Сёмина. Сам он встретит нас уже на месте. Скоро встретимся и со Славкой, и уже на один день ближе к тебе. Отправил тебе в Ижевск письмо: благополучно ли прошёл намеченный поход?
     7.07. Уже сутки едем с комфортом: спим, едим, играем в карты и разговариваем. Ехать в купе мне нравится! Вагон немецкий, всё сделано «modern». После ижевской напряжёнки такой отдых весьма к месту. Завтра жду твоего письма.
     10.07. Два дня не было возможности писать. Восьмого, в четыре часа приехали в Керчь: нас никто не встретил. Это было несколько неожиданно. В этот день решили дальше не ехать – неизвестно, куда? Ночевать нас пригласил  портовый инженер-строитель, а жену Сёмина с дочкой устроили в гостиницу. В Морском порту сдали свои вещи и пошли купаться, а выкупавшись, пошли в баню и затем – ночевать. Хозяин принял нас хорошо (жена и дочь его были в отъезде), был любезен и даже выставил литр водки, которую пили все с отвращением. Кончилось тем, что все забыли оставить ему свои адреса.
     На следующий день погрузились утром на хиленький теплоходик «Пион» и почапали в Станицу Сенную, на другую сторону пролива. Подплывая, видели, как погружаются наши, помахали им, они тоже на всякий случай дали отмашку, но встречать нас никто не вышел. Видно нас не узнали и приняли за очередных туристов.
     Поселились в маленьком спортзале местной школы (4 на 10 м.), спим на полу, на сенниках. Едим хорошо – много овощей, всё свежее, мясо –каждый день и нанятая кухарка готовит вкусно, особенно – борщ. Вчера утром устраивались, и на работу не ездили.
     Генеральная задача на этот сезон – попытаться доказать, что останки не очень далеко (4-5 км.) расположенного древнего прибрежного города продолжаются в море. Если это так, то теория нашего шефа будет подтверждена. Особенности предстоящей работы – подводный раскоп, для чего требуется более сложная техника, которую надо отыскать, договориться об аренде, доставить на место, и подготовить к работе на дне. Другими словами, работа предстоит трудная, нудная, требующая внимания и совсем не такая романтичная, как подводная разведка.
     Сегодня с утра поехали (в нашем распоряжении грузовик) к месту работы (местечко называется Фанагория), но погружение пришлось отменить – плохая видимость, муть, волна. Я сегодня получил аванс и завтра пошлю тебе денег. Сейчас немного отдохнем после обеда и снова туда.
Работа во второй половине дня опять не удалась – дул сильный ветер, погода была «нелётная». Всё же поставили на берегу тент, свинтили трубопровод до арендованного земснаряда-землесоса, пригнанного из Азова. Остаток дня сидели у моря и ждали погоды. Солнце палит сухим жаром, так что я немного подгорел.
     Экспедиция в этом году мне нравится меньше, но не из-за характера предстоящей работы. Много народу, много начальников, погода не даёт возможности работать, не будет прикомандированного кораблика.
Очень скучаю по тебе. Ты завтра уже видно выедешь в Москву. Как ты сдала зачёт? Как сходила в поход на Каму? Письма твоего в Керчи не было, сюда его трудно получить, хотя почтовый пункт тут есть, потому очень грустно. Танюшка, хорошая девчушка, спокойной ночи.
     11.07. Сегодня с утра плотно позавтракали и хорошо поработали. Я свинчивал трубопровод под водой, потом ещё много дел ещё нашлось. Очень замёрз под водой, а потом так отогрелся на солнце, что сгорел. По случаю субботнего дня работали до 4-х часов без перерыва, но оказалось, что завтра опять работаем, догоняя упущенное по случаю непогоды, время. Вернувшись и пообедав, сходил на почту. Хотел отправить тебе письмо и деньги, но почта здесь очень оригинальная – работает в часы, когда все тоже работают, марок нет, конвертов нет. Пришлось идти в магазин и там закупаться. Потом играли в футбол на неприспособленной площадке и меня слегка покалечили: ссадил руку. Вечером наш завхоз выставил немного вина хорошего, и мы выпили, а потом пошли смотреть на местную танцплощадку: на лето здесь появляются дачники и возвращаются на каникулы  студенты, и когда спадает дневная жара, молодёжь в станице Сенной оживает. Местная компания встретила нас холодно, да мы и не очень надеялись на другое. Кстати, и танцевать мы не собирались: «основные» танцы начинались уже сильно затемно, а мы на работе так уставали, что (опытом проверили) лучше – выспаться. Пока танцы затевала подрастающая молодёжь, и посмотреть было на что: что ни пара, то – картинка, что ни танец, то – ансамбль цирковой. Смесь местного колорита с завезённой вернувшимися из разных мест студентами интерпретацией тамошних представлений.
Поулыбались про себя, и ушли ночевать на берег, на вольный воздух, и мягкий песок. У нас там уже стояла «штабная» палатка и пара «памирок» для отдыха водолазной смены в искусственно созданной тени. И спалось там лучше, чем на жёстком полу: сенники уже слежались и «уюта» не создавали. Поначалу опасались змей,  но, по-видимому, они нас опасались больше, и в пределах бивака не появлялись.  Но вот в море я однажды неожиданно «хлебнул солёненького»: под водой увидел плывущую, извиваясь, мне навстречу змею, на взгляд – полуметровую, которая к тому же держала во рту, полузаглотив, небольшую рыбку. Тут-то я и «раскрыл от удивления рот». После такой встречи я стал опасаться змей не только на суше.
     12.07. Прекрасно поспали на свежем воздухе на берегу, но, когда пришли завтракать, Сёмин взбеленился: «Вам никто не разрешал опаздывать к завтраку, никто не назначал вас дежурить на берегу, и т.п.», но мы его эскапады презрели, покушали и сейчас идём работать.
Поработали до 8 часов, а затем пошли домой, где у нас был небольшой праздник: у одного из наших подводников был день рождения. Праздновали экспромтом, но очень уютно. Было всё начальство, пили и пели. Спать опять пошли на берег.
     13.07.Танюшка, родная! Ты уже в Москве, жива и здорова? А я ничего об этом не знаю. Утром ездили по механическим делам в РТС (ремонтно-техническая станция). Потом сидели на берегу («Море вздулося бурливо»), позировали кинооператору. После обеда опять штормило, работать было нельзя, и мы наведались в лесозащитную полосу - есть дикие абрикосы. Те были зелены, и от затеи пришлось отказаться ввиду очевидных последствий. Уже вечерело, потому поплелись к архилягам поиграть в футбол, где одному из наших в столкновении нечаянно сломали ребро.
     Сейчас я ложусь спать – допишу тебе и лягу, очень хочется скорей повидать тебя, до свидания, берёзка!
     Наша работа проходит в двух режимах.
     При поиске в ожидаемых границах подводного города (самая приятная работа) плаваешь под водой, осматриваешь дно, если что интересное попадается (какая-то находка или просто подозрительное место) фиксируешь его буйком, который всплывает на поверхность и фиксируется там геодезическими приборами с двух, разнесённых на большое расстояние точек (так называемая «базовая линия») дежурными. Водолазу интересно, но быстро замерзаешь, поэтому придумали погружаться в рубашках, лучше всего – в свитерах. При этом в «прительном слое» вода задерживается, нагревается от тела и остываешь медленнее, то есть удаётся плавать без выхода на поверхность дольше. Дежурным на базовой линии – хуже. Им надо внимательно следить за морем, вовремя углядеть всплывший буёк и быстро (может снести поверхностным течением) засечь его инструментально. Из-а волнения моря его засечь трудновато, к тому же возможное место нахождения водолаза тоже не известно. Приходится всё время «шарить» биноклем. Так что эта работа скучна и занудна, делаем её «в очередь».
     Другая часть работы тоже не сахар. Под водой, на дне, в выбранном археологами месте, определена «точка» раскопа. Это, обозначенный притопленными и укреплёнными на дне досками, квадрат, над которым плавает, фиксированный якорем, небольшой земснаряд. Его всасывающим патрубком, «сосуном», управляет находящийся под водой водолаз, шаря в свинцовых башмаках и поясе по определённой методе внутри означенного квадрата. Работа трудна: сосун тяжёл, таскать приходится не только его, но и довольно тяжелый пульпопровод, соединяющий сосун с земснарядом. Периодически сосун забивается водорослями, приходится останавливать процесс на чистку, правда с углублением раскопа эта операция становится реже.  Осложняется процесс тем, что сам земснаряд весьма подвижен (течения, ветер и поверхностное волнение) крутят его вокруг якоря. Все операции, по возможности, оценивает наш подводный фотограф Гена Дорошенко, упрятавший свой аппарат в самодельную, из плекса, камеру. По возможности потому, что то камеру заливает, то аппарат барахлит, то у Гены не вовремя воздух кончается или он просто из сил выбивается.
От земснаряда пульпа попадает на сетку, укреплённую между двумя шаландами. Там сидит прикреплённый к нам «наземный» археолог, высматривающий возможные интересности и подсменный водолаз, сбрасывающий ненужные отходы обратно в море. Чаще всего с нами работала Катечка Алексеева (впоследствии ставшая начальницей археологического полигона в Алуште), более чем худощавая девушка, успешно и неутомимо, чем нас удивляла, справляющаяся с этой тяжёлой работой: всё время под солнцем, на максимуме внимания, с неудобной лопатой и в постоянном физическом напряжении в неудобной же позе.
     14.07. Мы продолжаем вкалывать без выходных, догоняя, по просьбе ВД, упущенное из-за непогоды время, который обещал по окончании экспедиции дать нам машину, чтобы мы могли отдохнуть где-нибудь «не здесь».
 Сегодня объявили, что  обещанной «корабельной» разведки не будет, работать в этом месте будем до 23 числа, затем – по домам. С одной стороны это очень хорошо, с другой, всё-таки  жалко.
     Сегодня я был ответственный дежурный по спускам, и за это дежурство меня похвалили. День был насыщенный: погружал до и после обеда. После них ездил в РТС заряжать баллоны.
Скоро жду от тебя письмецо, очень по тебе соскучился. Отправил письма маме на Урал и Кеше в армию.
     15.07. Спускался сегодня с Сёминым (он изредка это себе позволяет, больше для удовольствия, чем для работы) в первую смену, а остальное время писал тебе письмо. Жара и духота, завтра, верно, будет дождь. Вечером выбрались в кино, смотрел «Последний из Сабудара», оказалось, что мы с тобой его уже видели. Показ шёл на открытом воздухе, с одного аппарата, частями, то есть удовольствия никакого.
     Обычно мы кончаем работу с темнотой, что плохо, так как ничего не успеваешь сделать для себя, но с другой стороны это хорошо, так как можно сразу лечь спать и не знать этой пустоты и грусти, которая преследует по вечерам, этой злой тоски по тебе и дому. Спокойной ночи!
     16.07. Сегодня я дежурил в первую смену (до обеда) на земснаряде, а на вторую смену не пошёл – оформлял водолазный журнал и профессиональный дневник за сегодняшний день. Выдался часок свободного времени, и я, наверное, сейчас сосну.
     Милая! Как горько и тоскливо без тебя! Все получают письма, а мне – нет! До сих пор не знаю, как ты практику кончила и, вообще, что с тобой? Скорее бы к тебе, поцеловать крепко-крепко тебя, дорогая Танюшка!
     17.07. Сегодня с утра ездил на почту: от тебя опять ничего нет, почему? Я уже всё передумал, что можно и нельзя. Утром погружался, вечером дежурил, в перерыв опять был на почте.
Провёл ужасную ночь. Вчера с Володей  Солдатенковым крали солому для тюфяков, а потом я на ней не мог спать – очень туго набил мешок, да ещё вечером меня нечаянно обварили кипятком: не сильно.
     18.07. Сегодня суббота, наш выходной день, работали до обеда. После него поехали в баню, после неё - на ужин. Что будем делать вечером – не знаю, опять будет очень тоскливо и скучно. Писем от тебя нет, и никакой надежды получить их до понедельника нет: почта не работает в выходные. Славка успокаивает, что всё будет в порядке.
     Вчера случился непредвиденный сабантуй: архиляги пригласили нас к себе, как в прошлые годы. Удался на славу: мы хоть и работаем неподалёку, но видим друг друга очень редко, поэтом на этом сабантуе, можно сказать, встретились впервые. Попели до часу ночи и разошлись.
До свидания, уже – до скорого!
     19.07. Я уже не могу выносить этой пытки! От тебя нет письма, и я очень волнуюсь, мне горько и ничего не в силах вывести меня из плохого настроения.
Сегодня мы кончили разрабатывать наш подводный «раскоп» и разобрали схему размыва. Завтра работаем полдня и окончательно всё разбираем. Будем грузить и отправлять земснаряд, перегонять а Азовское море байды и закругляться. Домой я уеду 22 вечером. Ждёшь ли ты меня, голуба?
     20.07. С утра поехали в Фанагорию, разбились на две группы. Одна погружалась, и в ней должен был быть я, но поскольку все завопили, что я болен, меня оставили на берегу, на базовой линии. Но через полчаса назначили в команду земснаряда, которой предстояло перегнать своим ходом в Сенную. Команду составили 3 человека: Юра-моторист (обязаловка), Второй Юра (Рогов) – наш покалеченный в футболе оператор, натуго перевязанный по груди бинтами, и простуженный я. Предполагалось, что трудностей с перегоном не будет, и покалеченная команда легко с переходом справится. Но получилось не так!
Шли своим ходом около 5 часов! Во-первых, земснаряд не имеет «своего» хода. Идёт за счёт реактивного эффекта, засасывая сосуном воду и сбрасывая её за корму, то есть – довольно медленно. Во-вторых, шли по лиману, сильно заросшему плавающими водорослями. Сосун то и дело забивался, и приходилось останавливаться и чистить его, теряя часть пройденного расстояния (сносило волнами). В конце концов приспособились. Моторист всегда должен был быть у двигателя, а мы с Роговым попеременно сидели верхом на сосуне. Один, по пояс-по грудь в воде, веслом пытался защитить его отверстие от стремящегося туда сора, второй в это время выполнял функции штурмана, рулевого, капитана и юнги. Это было что-то! Но дошли. После обеда пошли всей командой грузиться. Кончили работу поздно, завтра подъём в 6 часов.
Писем от тебя не было и завтра – последняя возможность получить весточку от тебя.

     Дома всё оказалось в порядке, и 22 августа мы с Таней сыграли свадьбу, прожив вместе, до её кончины после тяжёлой болезни, 59 лет.

                Алушта

     Новый учебный год (старшие курсы) требовал усиленного внимания к учёбе, но работа в клубе подводников шла своим чередом. Готовили новичков (не только в своём институте), обсуждались планы экспедиции на следующее лето, подбирали оборудование. И большой неожиданностью для меня оказалось отсутствие моей фамилии в топ-листе кандидатов на участие в ней, обсуждаемом на совещании её ветеранов. Оказалось, что Ректорат предложил Клубу организовать в строящемся под Алуштой, но уже готовом принять летом первых участников спортивно-оздоровительном лагере МЭИ, спасательную службу, и предложил Клубу выделить кандидатуру на пост её начальника. Клуб предложил свои варианты, и Ректорат, при поддержке военной кафедры (Сёмин обосновал такое представление) утвердил меня. Чисто формально мне и было сделано это предложение. Эта работа не оплачивалась, но в качестве «пряника» я мог взять туда с собой на всё лето жену, и эта работа засчитывалась мне как  участие в летних военно-квалифиционных сборах, а в качестве «кнута» - я однозначно отстранялся от участия в экспедиции этого года. Я согласился, понимая, что с одной стороны – я готов к такого рода работе, хотя «пряничные» посулы ни в коей мере не компенсировали предстоящие трудности. Предстояло преодолеть отсутствие необходимой инфраструктуры, выработать в себе качественно новый вид личной ответственности за жизнь не только там же мною подготовленных подводников-неофитов, но и отдыхающей студенческой вольницы, вырвавшейся из-под необходимости утомительной учёбы. Я в институте был «общественником», но никогда не был «атаманом», поэтому вопрос налаживания отношений со сверстниками и, что важнее, с гораздо старшей по возрасту администрацией лагеря, тоже волновал меня. Но я не  ожидал, что это будет так трудно. Спасибо майору Михаилу Кузьмичу Сёмину: он в том году не пошёл  куратором (хотя такого слова в те годы мы ещё широко не употребляли) в очередную экспедицию, а провел очередной трёхнедельный отпуск в том же лагере, наблюдая из отдельной палатки за моими действия и помогая мне советами.
     В те года побережье Крыма было под более строгим наблюдением пограничников:  с наступлением темноты запрещалось купаться, регулярно вдоль береговой линии проходили патрули и пр. Нас это коснулось тем, что имеющиеся плавсредства обязательно должны были «ночевать» на берегу.
С этого, то есть – со строительства слипа, мы и начали. Мы – это человек двадцать девушек и юношей, записавшихся в секцию аквалангистов. Узнав, что «обучение начнётся с черновой физической работы», некоторые неофиты быстро слиняли, зато оставшиеся работали с энтузиазмом, понимая, что спуститься в заветные глубины без собственной силой созданной инфраструктуры им не удастся.
     Начали мы со строительства слипа. Плавный откос к морю уже был «обозначен» бульдозером, но доводить его до ума пришлось нам, с помощью лопат, ломов, верёвок и фанерных волокуш. Подготовили ложе, каменные основы под рельсы, уложили сами рельсы, уходящие под воду. Последнее оказалось самым трудным, так как там бульдозер никогда не работал, а камней было нагромождено предостаточно. Подкупало то, что постоянно находились в воде, на вдохе погружаясь и перетаскивая в нужное место камни. Я выдавал это за тренировки правильного дыхания и поведения в воде. Но - построили! Теперь можно было загнать лодки над рельсами, укрепить их на тележке, которую вытаскивали (вручную) укреплённой на другом конце рельсового прогона лебёдкой. Осталось ждать арендованных шлюпок, которые мы сами и пригнали из Алушты.
Авантюра конечно! Команду составили из юношей – членов кружка, на ялах раньше, кроме меня, никто не ходил, гребная практика остальных на «дачном» уровне. Возможную мгновенную смену погоды предполагали вероятностно незначительной, хотя спасжилеты я надел на всех, запасное весло, анкерок с водой и спасательный круг тоже были в наличии. Как нас выпустили в море портовые власти – сейчас не помню, но выпустили, и мы, в упоении собственной значимостью, гребли вдоль берега. Примерно через полчаса наперерез нам выскочил с сиреной пограничный катер, заставив остановиться, и устроив нам разнос за то, что предварительно не  уведомили их о предстоящем переходе. Но документы у нас были в порядке, лагерь – почти рядом и процесс остановки мы выполнили на удивление слаженно, так что придираться к нам они не стали.
Так спортивно-оздоровительный лагерь обрёл свой, пусть и сезонный, флот, а наша секция – реальное обеспечение предстоящих погружений. Понятно, что наряду с этими физическими работами курсанты и матчасть изучали, и учились без аквалангов пребывать под водой, выполняя там элементарные задачи, отрабатывая не только слаженность действий, но и навыки взаимопомощи.
Вторая трудность, без которой нельзя обойтись – акваланги надо заряжать воздухом. Компрессор был арендован, его привезли, но спускать с магистрали к берегу, по извилистой и крутой дороге – отказались, оставив его на шоссе. Посовещавшись с командой, решили самим взяться за это дело. В лагере имелась своя грузовая машина небольшой мощности. Расположив её сзади компрессора, её использовали в качестве динамического тормоза, рядом с компрессором шли ребята с досками, регулярно подкладывая их поперёк перед колёсами, что выполняло роль тормозных «башмаков», а сам компрессор понукали к движению своими усилиями. Справились, установив компрессор метров за двести от лагеря, в глубине одного из последних поворотов, на относительно ровной площадке. Здесь он не только забирал для закачки чистый воздух, но и его шум, заглушаемый извилинами ущелья, не достигал палаточного городка. На следующий день теоретические занятия начали заканчиваться спусками под воду.
Следует отметить, что за эти дни команда сплотилась, и в последующем (штормовые погоды) её члены показали, что на них можно положиться.
Неожиданно непредвиденные  неприятности возникли по вине моих ближайших родственников.
     Уже отпогружавшимся  кадетам было скучно сидеть в яле без дела. Берег, где их ждали дела или прерванные удовольствия, был заманчиво близок, сил в молодых телах много, и они атаковали меня просьбами отпустить их на берег, уверяя, что, конечно, доплывут благополучно. И вот, когда я доходчиво объяснял им, что ни одно водолазное дело не обходится без страховки, которой я для их затеи предоставить не могу, раздался возглас одного из неофитов: «А вон кто-то к нам плывёт!». Я, конечно, пообещал задать пловцу перцу, а зоркому  наблюдателю надеть ласты и быть наготове, если приближающемуся пловцу понадобится помощь.
     Как же был я огорчён, когда подплывшая девушка, забравшись в шлюпку и скинув маску, оказалась …моей любимой женой! Как я в тот момент ненавидел лисьи мордочки своих подопечных, еле сдерживавших улыбки! Строго поглядев на нарушительницу, я буркнул: «Разбираться будем на берегу!», и продолжил неоконченные погружения. Вернувшись на берег, я доложил руководству лагеря об инциденте, и на вечерней поверке, перед строем, Тане было вынесено порицание, хотя начальство считало нарушение незначительным и предложенную мной «кару» чересчур суровой. Таня на меня долго обижалась за этот эпизод, но в кулуарах похвально оценили мои действия, хотя и не все.
Вот и другая ситуация. Мои вновь обретённые родственники решили, что раз я какой-никакой начальник, да на курорте, то у них есть гарантированная ситуация на этом «курорте»  отдохнуть, не зная, что территория того являлась закрытой для посторонних. Мало того, что они появлялись неожиданно, объявлялись они неизменно с друзьями. Своеобразно понимая чувство юмора, они доставляли мне определённые неприятности. Так, родной Танин брат появился со студенческим другом. Устроить их «на пару дней» мне удалось. Но утром мне доложили, что вечерний патруль зафиксировал в рапорте, что в их палатке зафиксированы признаки разгульного застолья. Оказалось, что эти «юморные» юнцы решили меня разыграть. Услышав приближение патруля, они с энтузиазмом стали имитировать пирушку звоном стекла, якобы пьяными песнями и выкрикиванием карточных терминов. Они надеялись, что когда патруль нагрянет в палатку с карательными намерениями, и застав там якобы мирно спящих студентов, они вместе посмеются и ситуация разрядится. Но патруль и не собирался заглядывать в палатку! Он просто зафиксировал ситуацию, поставив меня в положение, для характеристики которого слово «неловкое» - слишком мягко.
     Можете себе представить степень моего «гостеприимства», когда через несколько дней в лагере появилась без предупреждения Татьянина двоюродная сестра с подругой!
     И точку в череде этих родственных визитов поставил двоюродный брат Тани, курсант военно-морского училища в Ленинграде, приехавший в Алушту и поселившийся там у своего однокашника. Решив нас повидать, он набрал в авоську вина и пешком (вдоль берега, это было обычно и ближе, чем по шоссе) направился в наш лагерь. Завидев на подходе к нему меня и Таню, он, изображая радость встречи, взял в каждую руку по две бутылки вина, и, размахивая ими с радостным воплем, ринулся нам навстречу. Конфуз оказался в том, что это были не мы, а пара, искавшая уединения подальше от лагерного пляжа и решившая, что к ним стремительно приближается какой-то хулиган. В инцидент вмешались лагерные дежурные, задержавшие «хулигана», и мне опять пришлось краснеть перед лагерным начальством, когда моя фамилия всплыла в процессе разборки.
Определённые шероховатости встречались у меня и при взаимоотношении с начальством. Оно то относилось ко мне как к взрослому члену коллектива (дежурство по лагерю), то - как к зависимому подчинённому, требуя у меня не только шлюпку для вечерней рыбалки (да ради Бога, под вашу ответственность!), но и «матросов» для обслуживания этой операции, на что я пойти не мог. Особенно эта двойственность досаждала в период пересменок, когда в лагере менялись и преподаватели-тренеры, которых не предупреждали о некоторых особенностях режима и полномочиях какого-то дежурного «студента-выскочки», требовавшего от них по прибытии представления и безотлагательной легализации в администрации.
     После первой смены Михаил Кузьмич Сёмин убедился в моей компетенции и, со спокойным сердцем (как потом признался), закончив отпуск, отбыл домой, передав мне окончательно все полномочия: палатку с материальной частью, (куда мы тут же с Таней переселились – до тех пор жили врозь), кассу,  и «расходные материалы» в виде небольшого запаса спирта (для протирки загубников), являвшегося постоянным предметом вожделения не только со стороны некоторых членов лагерного «правительства», но и шеф-повара.
Новую смену мы встречали спокойно, уже наделённые полученным  опытом и уверенные в своих силах.
     Выше я упоминал, что наличие сплочённой команды  ластоногих было, кроме несения спасательных функций, полезно  и в неожиданных ситуациях. Таких, я помню, за весь случилось сезон две.
     Первая связана внезапно налетевшим с суши шквалом, с сильным ветром (местная Бора?). Тот, вздувая парусами палатки, вырывал слабые крепления и разносил по окрестности нехитрые студенческие пожитки. Ливень дополнял картину разрушения: почти пересохший ручеёк на дне долины вздулся грозным потоком, разделив лагерь вдоль на две части, затруднив возможности маневрирования. Непрестанный грохот грома и небораздирающие молнии наводили страх и вызывали панику.
     Почти вся моя команда оказалась около моей палатки, разобрали имевшийся в ней инвентарь и бросились на помощь пострадавшим. Девушки старались пресечь зачатки паники, а парни старались вернуть на место и надёжно закрепить хлопающие п;лы сорванных палаток, в первую очередь - «женских». Особенно досадил нам огромный брезентовый навес одного из складов, оторвавшийся от кровли с одного конца, и убойно хлеставший всех приближающихся. Усилиями гурьбы поймавших за край и навалившихся на него ребят удалось на мгновение задержать его. Перспективы его закрепления не просматривались, возможность удержать тоже была сильно под вопросом, а, вырвавшись, он мог покалечить и нас, и бежавших на помощь спортсменов. Мгновенно пришло решение: «срубить» его. Привычная команда была точно понята водолазами. Ухватившись половчее, по команде, брезент дёрнули в нужную сторону, и он с треском оторвался от края крыши и упал на землю, где был тут же кое-как скатан и приткнут к стенке. Позже мне были предъявлены претензии по поводу причинённых складу «разрушений», но после обстоятельного разбора действия нашей команды были признаны правильными.
     Вторая ситуация была не столь драматической, а скорее – профилактической.
     Галечный пляж ограничивался высоким, до 10-15 метров, берегом из наносных пород, трещины которых имели весьма причудливую архитектуру с множеством щелей и закоулков, дававшим кое-какую тень. В них и прятались уставшие от палящего солнца люди.  После ряда штормов и штормиков мы заметили оползни, а исследование береговой линии в пределах нашей зоны ответственности поверху выявило ряд глубоких расселин, образовавшихся параллельно береговой линии и грозящих обрушением отщепившихся участков. Было принято решение о принудительном обрушении таких «отвалов», и, естественно, силами нашей команды. Это уменьшало сроки подводной практики, но было правильно понято командой. Почти сразу мы поняли практическую невозможность глобального обеспечения безопасности путём обрушения всех отслоившихся масс, геометрически представляющих собой пирамиды с довольно широким основанием, но особо опасные их верхушки обрушили, став на время в некотором роде альпинистами и применив их технику страховки. Всё получилось нормально, хотя страна, в лице администрации лагеря, это мероприятие и не заметило, потому, видимо, нам даже «Спасибо!» не сказали.
В середине августа я получил неожиданное подкрепление. Напротив лагеря бросил якорь военный тральщик «Лещ», на котором в это лето ходила очередная подводно-археологическая экспедиция. Они закончили работу и уговорили капитана на пару-тройку часов задержаться напротив лагеря, где и высадили десант тех, кто захотел остаться в лагере или кому отсюда было удобней добираться домой.
     Я наблюдал высадку с берега. Видел, как спустили шлюпки, как туда сел десант, отметил потом какую-то непонятную суматоху у борта и, наконец, момент, когда шлюпки пошли к берегу. Радость встречи была омрачена, так как они привезли на берег утопленника, каким-то образом оказавшегося у корабля под бортом. Они видели, как он барахтался в воде, вытащили, пытались откачать, но он скончался до того, как они дошли до берега. Утопший оказался «не нашим», а отдыхающим из соседнего похожего лагеря - МАИ. Видимо, увидев большой корабль, он, из любопытства, поплыл к нему, но сил не хватило.
Из команды приплывших остался в лагере до конца последней смены мой закадыка Славка (Бронислав) Корелин. Он мне много помог в профилактике аквалангов, упоминаемых «альпинистских» усилиях, работе с курсантами.
Вскоре последняя смена закончилась, студенты разъехались по домам. Из моей команды осталась только пара-тройка человек, вместе со мной, Славой  и мотористом Юрой Николаевым образовавшим «ликвидационную» команду. За пару дней упаковали и сдали на склад оставляемое имущество, законсервировали слип и компрессор, и лихо перегнали шлюпки в Алушту, не забыв, на этот раз, предупредить погранцов.
     В эти дни и случились два последних казуса.
     Первый. Начальник лагеря попросил спустить его под воду с аквалангом, раньше он самостоятельно плавал только в маске. Отказать ему было не то, что невозможно или неудобно: я не видел оснований для этого. Проинструктировав его и (особенно строго) двух «подстраховывающих», я отпустил их на глубине метров пять, сам наблюдая за происходящим с борта яла. Всё шло хорошо, я уже успокоился, как внезапно увидел какие-то всплески метрах в пятидесяти, в бинокль увидел, что в воде бьётся начальник. Схватив маску и быстро надев ласты, бросился в воду, доплыл до бедолаги и, подхватив захлёбывающегося начальника, сбросил его акваланг на дно, а его самого, перевернув на спину и подхватив подмышки, потащил к лодке, перевалил его через борт и привёл в себя.
     Оказалось, что у него были съёмные челюсти. На глубине под маску просочилась вода, «продулся», как я его инструктировал, он неудачно, испугался и быстро пошёл на поверхность, ослабив хват загубника, который у него и вывернуло изо рта. На поверхности, от волнения, у него «схватило сердце», как он определил после, и он запаниковал. Тяжёлый, на воздухе, акваланг только мешал, он пытался его скинуть, но запутался в ремнях. И, если бы я не подоспел, дело могло кончиться плохо.
А где же были страховщики? Сначала они плотно опекали неофита, потом, убедившись, что он уверенно держится под водой, постепенно ослабили внимание к нему, увлеклись погоней за какой-то крупной рыбой и отплыли от подопечного, потеряв над ним контроль. Взбучку от меня они получили знатную!
Все мы извлекли из этой ситуации уроки. «Потерпевший» - потерял вставную челюсть и, надеюсь, навсегда отбил у себя охоту «не зная броду», (без соответствующей подготовки), лезть под воду. Я – принцип «на проинструктированных надейся, но из внимания их не выпускай», плюс вывихнутый большой палец на левой ноге, застрявший в отверстии ласта при его аварийном одевании. Курсанты – наглядное понятие о последствиях неточного выполнения полученных заданий.
     Второй. В конце сезона наш моторист Юра Николаев озвучил требование о зарплате, которую ему обещали по окончании работы. Никаких договоров Сёмин мне не оставил, сезон кончился, Юре надо было возвращаться на основную работу, посему выплату надо было выполнить не задерживая. Хотя мне и была оставлена определённая сумма, но порядок трат и дозволенные цели обозначены не были, а также не были оговорены документы, их обуславливающие. Пришлось как-то изворачиваться.
Вернувшись в Москву, я отчитался в своей деятельности, сдав остатки средств Михаилу Кузмичу, чем он был приятно удивлён. Много лет позже, мне пришла в голову мысль, что эта операция с деньгами была мне проверкой, на подобие той, что была показана в фильме «Испытательный срок». Очень похоже.
     Мне кажется, что испытание на роль руководителя я выдержал. По итогам летней компании Городской комитет ДОСААФ наградил меня почётным знаком «40 лет ДОСААФ» - за развитие технических видов спорта. В перипетиях последующей жизни сам знак куда то затерялся, но в памяти остался как важная веха моей карьеры.

                Донузлав

     Последний год обучения в институте прошёл в напряжённом режиме подготовки к Государственным экзаменам, выборе  руководителя и темы диплома, работе над ним и выборе решения о дальнейшей трудовой специализации. Подготовка  к очередной экспедиции шла фоном, в основном – в консультационном режиме. К руководству Клубом подводников уверенно пришли молодые силы.
Летом намечалась поисковая работа в акватории местечка Донузлав, где намечалось строительство большого порта. Это солёное озеро отделялось от моря песчаным перешейком, пробив через который канал, можно было получить надёжно защищённую от непогоды гавань. При проходке этого канала строители наткнулись на останки какого-то старого корабля, и озабоченные подозрением о его археологической ценности, дали знать учёным. Пока тянулась эта волокита, место находки затянуло песком, точные координаты не догадались зафиксировать, и поиски требовалось начинать с нуля, предполагая лишь их приблизительные границы.
     Члены экспедиции добирались до места  самостоятельно. Поскольку никаких поселений рядом не наблюдалось, пришлось оборудовать бивак самим. Натянули тень под кухню, соорудили длинный стол – и обеденное, и рабочее место. Поселились в палатках.
     Тогда то я и заметил, как продвинулась вперёд оснащённость нынешних аквалангистов. Многие приехали со своими палатками, с зарубежными, более удобными масками и шнорхелями, с профессиональными ножами, для бытового удобства прихватив надувные матрасы и «Спидолы». Несколько человек прихватили и, уже не самопальные,  ружья для подводной охоты. Боже, как убого выглядели мы со Славкой, заслуженные жители студенческого общежития, с парой прихваченных оттуда одеял и острозаточенными кухонными ножами, послужившими нам уже не один сезон! Выкопав в песке ямку и застелив её сухими степными колючками, положив в головах ими же набитые рюкзачки, мы отлично высыпались, задрёмывая под «ритмы зарубежной эстрады», доносящиеся до нас из соседних палаток.
     Да и народ подобрался разношёрстный. Не было уже спаянности прежних экспедиций, закреплённых преодолением «трудностей роста», поисками оптимальных технологий и осознанием того, что я определил бы словом «Братство». В нынешнем составе быстро произошло некое «сословное» расслоение, появились признаки снобизма. Отчасти, по моему мнению, этому способствовало то, что команда состояла не только из членов и воспитанников нашего клуба. Появились  новички и среди археологов, в том числе и руководители, менее знакомые и с костяком коллектива, и с технологиями работы.
Ещё из бытовых подробностей запомнилось следующее.
Посреди нашего бивака, метрах в пяти от берега, было небольшое озерцо – метров пять диаметром и два – в глубину. Оно быстро было приспособлено в садок: туда в течение дня сбрасывали пойманных в процессе работы крабов, которых вечером варили и поедали (что, впрочем, быстро надоело).
     Однажды на наше стойбище наткнулись бродячие художники, причём мы обнаружили их во время обеда. Они устроились за нашими спинами и писали этюды. Один из них мне очень понравился: синее море слева, белёсое небо сверху, жёлтый песок внизу и справа, естественно, с множеством оттенков, а посередине, со спины написанная, пёстрая компания, обедающая за столом, который угадывается. Компания полуголая, загорелая, написанная в удачно пойманной динамике, где индивидуально угадывался лишь один человек – я, потому что имел обыкновение в экспедициях носить на голове белый детский чепчик (ленинградская привычка к ношению летом белых чехлов от форменных фуражек в качестве панам). Хотел выпросить у художника эту жизнерадостную сценку, но – постеснялся. Жалею до сих пор.
Жили мы оторвано от «цивилизации», то есть – от ближайшей точки с магазином, по ту сторону прорана, через который по рабочим дням была налажена паромная, на лодках, переправа. По воскресеньям лодочники тоже отдыхали, так что когда у нас случился выходной, и захотелось погулять в городе, возникли трудности, мгновенно решённые в морском стиле: переплывём! В способности выполнить это ни у кого сомнений не возникло, но не появишься же в городе в плавках! Свернули минимум необходимой одежды  в тючки, и поплыли. Всё прошло нормально, довольно скучно, для кино было поздно, а для ресторана – дорого, так что закупили в магазине винца (кстати, хорошего не оказалось) и тем же способом переплыли обратно, порадовав оставшихся в лагере принесёнными дарами. Чёрт меня дёрнул взять с собой паспорт, неудачно, как оказалось, упаковав его в свёртке! Он намок хоть и слегка, и все реквизиты сохранились, но фото, вылиняло, и по осени пришлось паспорт менять, доказывая в милиции, что я – это я, и что сделал  паспорт недействительным не по злому умыслу.
     Сама же работа носила поисковый характер. В предполагаемом квадрате наметили закрепили базовую линию, обозначив её закреплённой лентой, перпендикулярно ей протянули и закрепили «маршруты», вдоль которых мы и плавали, двухметровыми щупами протыкая дно. Обработав маршруты на размеченную длину, переносили разметку дальше. Работа нудная, однообразная, дно не интересное – голый песок, живности мало. Энтузиазм, особенно у новичков, заметно снизился, да и исходные сведения были расплывчаты, а отсюда – и надежды на успех были весьма призрачны.
В середине срока экспедиции я, по семейным обстоятельствам, покинул экспедицию. По слухам, в конце её что-то было обнаружено, но опять под штормовую пору. На этот раз место зафиксировали, отложив поиски до следующего лета, но работы по расширению фарватера не терпели отлагательства, по прорану пошли земснаряды, и чем кончилась эпопея – не знаю. Предполагаю, что если там что-то и было, то было разрушено. Если не земснарядами, то постоянно туда-сюда меняющимся движением воды, перемещающим тонны песка.

                ***

     Так закончилась моя романтическая юность, следы, отголоски которой оставили определённый след в моей жизни. Профессиональным водолазом  стал мой старший сын, квалифицированным – младший. В лихие девяностые они организовали успешно действовавшую фирму аварийно-спасательных водолазных работ. Вишенкой на торте можно считать эпизод, когда младший сын привёл в школу подготовки дайверов свою дочь и, пока её оформляли, ему дали почитать книжку, в которой он нашёл кусок текста о подводном клубе МЭИ с упоминанием моего участия в его организации. Сын тут же показал этот отрывок школьным инструкторам, дескать, смотрите, какие кадры я вам привёл, не «с улицы».
Несколько раз мне попадали и другие книги с более-менее краткими описаниями наших «подводных» обстоятельств, так что наша деятельность не оказалась незамеченной.
     А всем участникам перечисленных событий желаю здоровья, и успехов. И, напоследок:

Мы с Морем, можно сказать, сдружились
(Сутками с ним находясь tete-a-tete),
В любой ситуации мы стремились
Блюсти со стихией нейтралитет.

Если Море на нас сердилось –
Било шлюпки крутой волной,
Когда же мы под водой находились –
Обнимало нас тишиной.

Было трудно? Конечно, было!
Нас Море испытывало не раз,
Но все Одиссеи  кончались счастливо:
Никто под водой не погиб из нас.

Мы видели Море в любой ипостаси,
И расстаёмся, скреплёны Судьбой,
Спасибо, Море, за горстку счастья,
Испытанное при работе с тобой!
                12.12.2024