Незабываемый 1970-ый

(Продолжение саги об одесской девочке)

             Внезапная смерть

Относительно безмятежная первая половина 1969 года (если не считать опасного эпизода на Клязьме)  внезапно сменилась скоротечной болезнью и смертью папы. . Это было так неожиданно, так несправедливо. Он уехал от нас совершенно здоровый, присылал бодрые письма, написанные красивым и твёрдым папиным почерком. И вдруг 19 июня телеграмма: папа в больнице, у него открылось желудочное кровотечение.

Сейчас такое кровотечение останавливают без операции, а тогда в районной больнице  устроили погром в брюшной полости отца: разрезали желудок, зачем-то отмахнули аппендикс, задели жёлчный пузырь, не заметили и зашили. У отца начался перитонит. Я прилетела в Харьков с надеждой, но в шесть часов утра звонок: «Ваш дедуля умер». Было шестое июля 1969 года.

До моего сознания никак не доходило, что папа умер. Говорят о каком-то дедуле… Убивало полное равнодушие врачей. Для них он был каким-то древним, не стоящим внимания стариком, дедулей. Ну, зарезали нечаянно, но пожил ведь порядочно. А для нас он был любимый папа, энергичный, совсем не старый…

              Сёстры, дети и море

Но время лечит раны, а детки ускоряют этот процесс. Прошёл год, и мы с Ирочкой решили впервые повезти наших детей к морю. Куда? Конечно, в Одессу. Чтобы жить поближе к морю, мы сняли комнатку в приморском посёлке Черноморка (так стал называться прежний Люстдорф, что по-немецки означает «радостная деревня»). Итак, наш списочный состав: мы с Ирочкой, Кирюша (10 лет), Наташа (4 года) и Лерочка (2 года). Устроились и начали отдыхать. Я не уверена, что наши дети хорошо помнят, что случилось с нами в то лето, попробую напомнить им, мы-то с Ирочкой никогда его не забудем.

   Дети целыми днями весело бултыхались в море, причём Наташка торчала в воде до полного посинения и неукротимой дрожи. Мы с Ирой тащили её на берег за руки и ноги, а она яростно брыкалась и верещала. Еду мы готовили по очереди (одна готовит, другая пасёт детей), ударным блюдом были кабачки, поджаренные кружочками. Ира, правда, уверяла, что Наташа не будет это есть, но в конце концов Лера и Наташа стали сражаться  вилками за последний желанный кружочек.

                Гром средь ясного неба

Прошла неделя. И вдруг, когда мы мирно сидели у моря, по пляжному радио сообщили, что в Одессе зарегистрировано несколько случаев холеры и по сему поводу пляжи будут закрыты. Не успели мы переварить эту новость, как на другой день громкоговоритель объявил:  в Одессе карантин, город будет закрыт, желающие уехать должны убраться в течение суток. Я помчалась на небыстром тридцатом трамвае на вокзал, чтобы сдать билеты и купить новые, но на вокзале уже творилось нечто несусветное, к кассам было не пробиться. Мчусь обратно, хватаем чемоданы, сумки, горшки, велим детям держаться за наши юбки и едем  все вместе на вокзал, будь что будет. Попрощаться с дядей и тётей времени уже не было, и телефона у них тогда не было.

Решили ехать вместе в Москву, а толпа на вокзале всё густеет. Объявлений нет, караулим поезд за сто метров до платформы. Когда он показался, люди бросились чуть ли не под колёса. Машинист затормозил, не доехав до платформы, испуганные проводники открыли двери, и началась безумная погрузка. Открыли окна, и кое-кто стал грузиться через них, другие штурмовали двери. Прыткая Ирочка ящеркой проскользнула в вагон, и я передала ей детей и вещи через окно. Не помню уж, как я сама проникла в вагон. В наше купе набилось одиннадцать человек, в других было так же, все растрёпанные, запыхавшиеся. Кое-где плакали испуганные дети, но наши малышки только удивлённо таращили глазки, а наш единственный мужчина был просто молодцом, помогал изо всех сил.

 Всё это было так похоже на посадку в последние поезда перед сдачей города немцам… Конец июля, духота в вагоне страшная, хочется пить, но надо беречь воду. Наконец поехали. Кое-как разместились, рассовали вещи, но на первой же остановке в вагон стали входить ничего не подозревающие пассажиры с билетами. Они пытались согнать нас со своих законных мест, но тут все беглецы встали стеной. Поезд тронулся, а свара всё длилась. Мы напирали на то, что бежим от холеры и не исключено, что среди нас есть заразные. Испуганные обладатели билетов отступили  в тамбуры. На следующих остановках было всё то же, народ всё прибывал. В купе уже просто стояли.

До Прилук, и даже до Бахмача поезд шёл довольно резво, но после Бахмача, он сбавил ход, стал как бы задумываться, останавливаться на перегонах и, наконец, окончательно остановился в Конотопе. Постоял, постоял, тихонько поехал в обратную сторону и снова стал. Был уже вечер. Разведка донесла, что нас загнали на какую-то запасную ветку и отцепили тепловоз. Проводники ничего не могли объяснить.

                Карантин или Чудеса в Конотопе

Страждущий от голода и жажды народ высыпал из вагонов и стал обследовать местность. С одной стороны - пути, с другой – высокий откос и за ним – посадка. Это очень кстати, потому что в туалетах уже давно не было воды. Прошли подальше и нашли огород с картошкой и колодец рядом с домиком путеобходчика. Не спросясь, все стали копать картошку и варить её на костерках кто в чём. У нас оказалась жестянка от консервов, в ней мы и сварили картошку. Воду из колодца пассажиры вычерпали до грязи.

Пока мы этим занимались, появился коротенький состав из теплушек и солдаты стали нас окапывать и ставить столбы. Потом пришли дезинфекторы в масках, резиновых фартуках, бахилах и перчатках и стали поливать вагоны карболкой. Потом приехала полевая кухня и нам раздали горячую пищу и таблетки. Подогнали цистерну с водой и стали заполнять баки в вагонах. Тут мы смекнули, наконец, что бдительный Минздрав готовит долговременный карантин, чтобы не выпустить нас в Москву.

                Бежать!

Остаться с малыми детьми в чистом поле неизвестно на какое время, ютиться на полках – что и говорить, та; ещё перспектива. Нет, решили мы с Ирой, надо бежать. Сочувствующий нам проводник сказал, что в двух километрах отсюда есть полустанок, на котором останавливаются электрички, идущие до Киева. Кажется, в семь утра будет электричка. А в Конотопе железнодорожная милиция отлавливает всех, прибывших из Одессы. Петя Грицюта и его жена Света, тоже оказавшиеся в холерном поезде, отказались бежать с нами.

И вот уже в полной темноте мы с Ирой бредём по путям, волоча тяжёлые чемоданы. Мы решили оставить их у кого-нибудь на полустанке, чтобы утром можно было с детьми и сумками выбраться из вагона и дойти до электрички. Наказали Кирюше быть за старшего, спустили чемоданы, спрыгнули сами через дверь в сторону откоса и пошли. Вокруг чернильная тьма, только чуть светятся рельсы отражением звёзд. Пока дошли по шпалам до полустанка, совсем выбились из сил. Но кассирша не захотела оставить наши чемоданы в своей будке («я сменяюсь в двенадцать»), а предложила оставить их у неё в доме: «Тут недалеко, крайняя хата, скажите, что Оксана разрешила». Снова тащимся в темноте, угадывая село по собачьему лаю. Вышли к белеющим хатам, но где крайняя? Перебудив полсела, нашли таки хату кассирши, бросили чемоданы перед крыльцом и теперь уже леопардовым скоком помчались назад.

Подходя к нашему поезду, ещё издали увидели огни и услышали шум двигателей. Что это?! К поезду прицепили тепловоз. Ломимся в вагон – все двери закрыты. Стучим, кричим, наконец, заспанный проводник открыл нам дверь и мы влетели в своё купе. Дети на месте, девочки спят, только Кирюша не спит и тревожно смотрит на нас огромными глазами. Лязгают буфера, мы куда-то тихонько двигаемся. Перевели дух и пошли узнать, куда нас везут. Оказалось, что просто расталкивают вагоны, чтобы между ними была дистанция, карантин всё-таки. Уф-ф-ф…

Спать мы уже не можем, разрабатываем план операции. Как только стало светать, мы выбросили в сторону откоса оставшиеся вещи, разбудили детей и, взяв их за руки, чинно вышли на другую сторону. Там вышагивал железнодорожный милиционер. Объяснили, что детям срочно нужно в посадку, обогнули поезд, скатились кубарем с откоса, подобрали рассыпанные вещи и, продравшись через колючую посадку, вышли на степной шлях. Солнце взошло, и тут мы увидели, что по дороге в сторону полустанка редкой цепочкой тянутся такие же беглецы.

                Последний бросок

Путь с сумками и девочками на руках был не легче, чем ночью с чемоданами, к тому же было ещё и холодно, девочки продрогли. Во дворе кассирши был колодец, мы смыли ледяной водой густую дорожную пыль с ног. Добрая женщина дала нам полбуханки хлеба, и мы пошли к платформе. Увидев у кассы мужчину в незнакомой форме, мы попятились и долго не решались подойти к окошку, наконец, набрались храбрости. Оказалось – просто офицер в парадной форме бутылочного цвета едет в Киев.

В электричке наша команда заняла обе скамейки, дети съели хлеб и скоро заснули на деревянных сиденьях. А нам с Ирой всё не верилось, что мы свободны и едем в Киев. Через четыре часа приехали. Очередь на такси была, как всегда, большая, но диспетчер с красной повязкой (были тогда такие), услышав про холеру, усадил нас при первой возможности. В квартире на Сталинке никого не было, и сердобольный шофёр повёз нас в Святошино. Надо было видеть изумление Тамары Васильевны и бабушки Лены, когда наша чумазая компания предстала перед ними!

Позже, вернувшись в Москву, мы узнали от Светы Грицюты, что они и все те, кто остался в поезде, промаялись там две недели, зато оставшиеся в Одессе прекрасно провели время. Правда, пляжи были закрыты, зато иногородних разместили в пансионатах и домах отдыха, бесплатно кормили и поили, стояла прекрасная погода, а город впервые за много лет вычистили и отмыли. Заболевших холерой было всего человек пятьдесят, и все, слава богу, остались живы. А у нас Лера и Наташа несколько недель сильно кашляли из-за того марш-броска на рассвете Какой вывод сделала я из этой эпопеи? Тривиальный: паника – страшный враг человечества, никогда не надо паниковать и бежать с толпой сломя голову, дети мои!

         (Продолжение следует)