Как становятся мужчинами. Восемьдесят третий год

- Правда, что рабов заставляли работать? – спросил внук.
- Нас не заставляли, а настоятельно рекомендовали, но      невозможно было отказаться, -  вспомнил я.



- В то время как они …, - сказал начальник.
Добровольцев собрали в крошечном зале бывшего кинотеатра.
В детстве вместо школы я иногда попадал сюда на утренний сеанс. Билет стоил десять копеек, мне выдавали пятнадцать, чтобы мог перекусить на большой переменке. Можно обойтись и без  еды.
Директор  доверял объяснительным запискам  родителей. Или боялся заразиться. Когда сообщали, что  ребенок занемог, то  разрешал ему пару дней оставаться дома.
После недолгой тренировки я мастерски освоил почерк и подпись отца.
В школу  пошел в неполные семь лет, и когда закончил обучение, до армии оставалось еще больше года.
Чтобы как-то перекантоваться, устроился на завод учеником электромонтера.
Старшие товарищи охотно занялись моим воспитанием.
- У тебя ножки резвые, - мгновенно определил мой наставник.
- Так  продают только с  восемнадцати лет, - наивно попытался я отказаться.
- Я кровь за тебя проливал! – осерчал он.
- Старикам везде у нас дорога, - ошибочно вспомнил я слова известной песни.
- Такой молоденький, а уже, - осудила меня продавщица в винном отделе. При этом так глубоко и осуждающе вздохнула, что на груди из петельки выскочила пуговица.
Утром не успела облачиться в белый халат, или отдала его в стирку, кофточка распахнулась, женщина целомудренно прикрылась ладонью.
Блеснул и ослепил камешек на пальце.
Или, подражая ей, вдохнул полной грудью, от сивушного запаха закружилась голова.
Так мы познакомились.
Общаться приходилось урывками, но на заводе трудилось много электриков, почти ежедневно приходил я в магазин.
- Филя, Филипп - при следующем посещении представился я.
( Вообще-то меня зовут Филаретом, но достаточно долго мне удавалось успешно скрывать подлинное имя. )
- Мария Борисовна,  -  назвалась она.
- Нет, не так, - поправила меня, когда я повторил вслед за ней.
- Борисовна, - попробовал  по-иному.
И опять она отказалась.
- Мария, - повторил я.
А она двумя пальцам и запечатала мне рот, кожа пахла не сивухой, а прелыми листьями, но осень еще не наступила.
- Маша, Машенька,  - с набитым ртом  послушно промямлил я.
Но окончательно мы познакомились, когда она попросила заменить перегоревшую лампочку у нее дома.
Ее деда однажды поразила молния, поведала женщина. Его не смогли откачать. С тех пор она панически боится электричества.
- Но ты же не позволишь мне жить при лучине? – понадеялась на мое содействие.
- А муж? – впервые поинтересовался ее семейным положением.
Но этот раз всей пятерней запечатала мой поганый рот – я едва не задохнулся – и только потом ответила.
- Я свободная женщина.
В торжественный день добровольцев собрали в бывшем кинотеатре.
Меня туда отправил главный энергетик.
- Почетное задание, здесь от тебя все равно мало толка, - заявил он.
- Не скажи, - не согласился мой первый наставник.
Тогда еще в магазинах не было перебоев с выпивкой. Но все сложнее становилось доставать относительно дешевые напитки. Электрики не были скупыми людьми, но заботились о семейном благополучии, надо было кормить и поднимать детей.
Мне, благодаря знакомой продавщице, удавалось удовлетворять их потребности.
- Он наш человек. – Вступились  за меня работяги.
- А кто? Ты или ты пойдешь? – Выискивал очередную жертву обвинительный палец.
И те, на кого он указывал, опускали повинную голову и прикрывались растопыренными пальцами.
Никто не желает отправиться на верную гибель.
Хотя всего-то требовалось провести облаву, закинуть мелкоячеистую сеть, чтобы никто не вырвался.
- Дам отгул, разряд повышу. – Соблазнил меня энергетик.
Мне несомненно следовало отказаться.
- Два отгула, - неожиданно сказал я.
- Режешь  без ножа! – согласился главный.
Так  вместо того, чтобы поменять перегоревшую лампочку – хотя бы  этому научили меня наставники, - очутился я в крошечном зале бывшего кинотеатра.
Впрочем, не очень-то и хотелось заниматься электрическими работами.
До этого имел печальный опыт.
Одноклассница попросила помочь пересадить экзотический цветок.
Жил я в старом районе в одном из бывших доходных домов.  Ни у кого из друзей не было отдельной квартиры.
Когда  поцеловались – девчонка так впилась, что прокусила мне губу, - то  появилась соседка. ( Если б она задержалась, то на лице  остались бы рваные раны. )
Наверное, старая дева посчитала себя ответственной за наше целомудрие, или ей за негласный надзор приплачивали родители  девчонки.
Я размазал кровь по лицу.
- Споткнулся и упал, - объяснил я.
- Очнулся – гипс! – вспомнила бессмертный фильм незадачливая напарница.
- Дети, не хулиганьте, - предупредила нас надзирательница.
Ничего не получилось и с другой одноклассницей.
Ее родители, видимо, сговорились со службой оповещения.
И едва мы прилегли отдохнуть – в шутливой борьбе повалил я ее на диван, при этом в драке подвернул ногу, - как  раздался сигнал учебной тревоги.
Девчонка, как рекомендовано в  пособии, укрылась в коридоре. ( В подвал уже некогда было спускаться. Да и вообще, как выяснилось в дальнейшем, он был не только затоплен, но и закрыт на внушительный ржавый замок. ) Я последовал за беглянкой, и еще больше разбередил рану.
Напарницы поведали о моей никчемности подругам. И более никто не  захотел со мной знаться.
Кажется, опять сорвалась очередная возможность отличиться.
Полковник в связи с предстоящей операцией облачился в полевую форму.
Ремень портупеи едва сошелся на объемистой груди, воздуха не хватало, поэтому излагал коротким отрывистыми фразами.
- Они оборзели! - обличил врагов.
Наверное, имел в виду, что чужой пассажирский самолет нагло вторгся на нашу территорию.
Публика притихла. Когда так резко начинают, то вслед за этим определенно следуют губительные оргвыводы.
Римляне  по обочинам расставляли кресты с распятыми рабами.
В средние века предпочитали сжигать еретиков.
Потом выявляли врагов народа.
Теперь сбили пассажирский самолет.
Пилоты, они же разведчики, наверняка выявили расположение секретных военных баз.
А когда самолет попытались посадить на наш аэродром, то не откликнулись на законные требования.
Пришлось сбить нарушителя.
Летчика, что выполнил полетное задание, достойно наградили.
- И те тоже! – заявил начальник.
Слушателем не сразу удалось разобраться, некоторые шепотом делились своими предположениями.
- Тише! – скомандовал полковник.
Наверное, имел в виду средства массовой информации, те наперебой обличали нас.
- Если в твой дом забрался вор и грабитель…, - продолжил  лекцию.
- Ну? – потребовал он.
Несколько человек неуверенно откликнулись.
Задержать, посадить, схлестнулись голоса.
- Малая кара! – не согласился полковник
- Убить! – догадался сообразительный слушатель.
- Правильно! – расцвел полковник.
Более того, раздулся в своем праведном гневе. Лопнул ремешок портупеи.
Словно хлесткий выстрел; одни пригнулись, чтобы уцелеть, другие присоединились к приговору, иначе могут обвинить в неблагонадежности.
- Убить! – раздались голоса.
Помещение давно не ремонтировали, со стен и с потолка посыпалась штукатурка. Как пепел от пожарища, душно и тревожно стало в зале.
- Надо сплотиться, -  заявил полковник, когда затихли крики.
Ремешок порвался, свесился живот, и колыхался в такт  заклинаниям. Никто не смеялся.
Если удастся сплотиться – и это обязательно пригодится в будущем, -  то нам станут не страшны  враги, разоткровенничался полковник.
Если удастся сродниться со станками и кульманами, научил нас.
Кульманы – выговорил со второй или третьей попытки. Вернее выплюнул через сжатые зубы, так, вероятно, ругаются уголовники.
- Кто не работает – тот не ест! – нестройным  хором откликнулись мы.
Остались в прошлом расстрельные  годы, но мы не забыли об этом, и не следует перечить Власти.
Всего-то требовалось цепью пройти по улице, и если встретятся подозрительные личности, потребовать от них объяснений.
В то время как все в едином порыве, не отходя от станков и верстаков, чтобы свою волю и единение противопоставить  проискам врага  и так далее.
Распять, сжечь, расстрелять, боролись с недругами наши предки.
Идти надо сплошной цепью, чтобы  загонщики видели соседей.
Но тогда  нарушители могут просочиться, слишком крупные ячейки в сети.
Следует взяться за руки.
А еще лучше встать плечом к плечу.
Перед тем, как меня отправили на задание, наставник попрощался со мной.
- На войне… - вспомнил он.
- Теперь не война, - отказался я.
- Столько было безумных приказов.
- Но мы победили? – почему-то усомнился я.
- Войны никогда не кончаются, - благословил меня старик.
А потом плеснул из заветной армейской фляги.
До этого я никогда не пил, а если мне все же придется поменять лампочку у Марии Борисовны, то, конечно, откажусь от застолья.
- Сто армейских грамм, - напомнил боец.
Несколько капель в крышечке.
Я зажмурился и проглотил лекарство.
Ничего страшного, в детстве меня поили рыбьим жиром, еще более неприятная гадость.
После того, как подготовился, удалось выжить в кинотеатре.
Там было так душно, что загустевший воздух тяжело давил на грудь и на затылок.
Если в детстве ходил в кино за десять копеек, то теперь готов был отдать любую сумму, чтобы откупиться от современного фильма.
Но никто не позарился на мое предложение.
Полковник разбил нас на пары.
Мне достался мужик, что   первым предложил уничтожить врага.
Совсем не богатырь, но верткий и опасный, как гремучая змея.
Выйдя на промысел, сплюнул через левое плечо, а потом левой же ногой растер плевок.
- Теперь не один денежный клиент не уйдет, - пояснил колдовские свои действия.
Я кое-как высидел на собрании, но ядовитое зелье, которое принял утром, продолжало разъедать внутренности.
- Переждем в парадной или в подворотне, - предложил я.
-  И останемся на бобах, - невпопад ответил он.
Пасть распахнулась, ядовитый зуб обнажился.
Но не поразил, он углядел неосторожного пешехода.
Жителей оповестили еще вечером. На улицах не должно быть праздной публики. Все к станкам и механизмам для борьбы с иноземным влиянием.
В младших классах пару дней можно было не ходить в школу, а потом принести оправдательную записку от родителей.
Достаточно и теперь было записки. Только составить ее должны были властные лица, и требовалось печатью подтвердить директорскую подпись.
Добровольцы отлавливали нарушителей на улице.
Но профессионалы могли ворваться в кинотеатр во время дневного сеанса.
И там их ожидал, естественно, более богатый улов.
Заходили и в ломбард, забирали всех, кто стоял в очереди.
Самые ушлые врывались в баню.
Наши люди в основном милосердные, разрешали стыдливым мужикам прикрыться полотенцем.
- Справка! – потребовал у задержанного мой напарник
Яд разъел пищевод и желудок, растекся по телу.
- Какая еще  справка? – притворно удивился тот.
- Не валяй дурака! – разъярился каратель.
Если до того виделся мне змеем; то теперь обернулся хищником.  Когти и клыки нацелились.
Упали капли слюны и прожгли асфальт.
Я согнулся и прижал к животу ладони.
Видимо, напарник мой подал сигнал, другие загонщики насторожились.
Патрулировали мы около завода, рядом был магазин, куда бегал я за выпивкой, здесь же жила знакомая продавщица.
Я обещал ей поменять  лампочку.
В этом день она не работала, заболела или взяла отгул, я толком не расслышал.
Когда позвала меня, кровь вскипела, и не разобрать было в этом кипении.
Я не отказался, но обстоятельства не позволили.
А теперь эти же обстоятельства отравили.
- А что у тебя в  карманах? – ласково поинтересовался каратель.
Так ласкают животных перед забоем. Чтобы было не так хлопотно убивать их.
Мы отловили нарушителя около дома Марии Борисовны.
Преступник неохотно вывернул карманы.
- Отпусти, не дай опозориться, - взмолился я.
Надзирателя заинтересовал бумажник.
- А вдруг там  бомба? – предположил он.
- Сейчас взорвусь, - предупредил я.
Когда Власть объявила, что все обязаны трудиться, то директора предприятий серьезно отнеслись к этому предписанию.
Трубы еще интенсивнее задымили.
Мы задохнулись от очередного выброса.
- Вали отсюда! – Наконец поверил мне напарник.
Все еще сгибаясь и прижимая к животу ладони, заковылял я по ступенькам.
Окно лестничной площадки выходило на улицу.
Обессилено присел  на подоконник.
Другие загонщики тоже не остались без добычи. Было не  различить через мутное стекло, но я догадался. Одних задержанных, с которых нечего было взять, сразу  же отправляли в камеру, с другими проводили воспитательную беседу.
Те, кого отпустили, потрясали кулаками и за что-то проклинали небо.
И отчаянно дымили трубы. Все задыхались и еще больше ненавидели.
Понурившись, непослушными ногами задевая за ступеньки, поплелся я на расправу. Задыхаясь в  разреженном воздухе высокогорья.
Так измаялся, что не сразу удалось поднять руку. Пришлось другой рукой обхватить запястье.
Сработал музыкальный звонок.
Однажды я попал  на мемориальное кладбище. Там звучала такая же скорбная музыка.
Или мне показалось в тот тревожный день.
Чтобы избавиться от наваждения, вздернул голову; кажется, хрустнули шейные позвонки.
Но все же, когда дверь отворили, смог достойно поздороваться.
( Наверное, сказалось действие армейской стограммовой нормы, в тумане едва  различил хозяйку. )
- Ты ждешь, Машка! – вспомнил, как она представилась при знакомстве.
Чтобы я не заблудился, хозяйка ухватила меня за руку.
Устал придумывать или очнулся от ее цепких пальцев, но туман постепенно рассеялся.
Видимо, женщина почивала, только что проснулась, и успела лишь накинуть халат.
Когда  посторонилась, пропуская меня в комнату, то полы халата  разошлись, я поспешно отвернулся.
И все же увидел боковым зрением, прежде чем запахнуться, женщина огладила бедра и колени.
Стол был накрыт на двоих, если придется забраться на него, чтобы поменять лампочку, то можно перебить посуду.
- Надо осторожно, чтобы не сокрушить, - прохрипел я.
Женщина услышала и выделила ключевое слово.
- Сокрушить, - повторила она.
Полы халата опять распахнулись.
Слух неожиданно обострился. Я услышал, как цепью шли загонщики. Мостовая сотрясалась от их шагов. Там, где они проходил, оставались трупы и руины.
Враг, как заявил полковник, напрасно надеется. И бесполезно подсылать к нам самолеты, поезда и подводные лодки. Мы разоблачим любого шпиона.
Мы – вместе,  безапелляционно  заявил  он.  Все  наши братские республики. ( Тут он сбился со счета и принялся загибать пальцы. Но наконец вспомнил, и назвал правильное число. )
- Я только помоюсь, - отступил я.
Если грязными руками менять лампочку, то стекло может лопнуть в дрожащих пальцах.
И осколки не только поранят, но разлетятся по комнате.
- Быстрее! – приказала женщина.
Если не унять дрожь, то пальцы заплутают в многочисленных кружевах.
Женщина раскинулась на кресле.
Пальцы, почудилось мне, не просто ласкали, но впивались в плоть.
Пальцы многочисленных моих предшественников.
Располагались на кресле, на коврике около кресла. Дверь в спальню была распахнута. С кровати было содрано покрывало. На постели, на полу около кровати, везде в обеих комнатах.
Столько посетителей, что запах въелся в стены. Пахло как в конюшне  или в хлеву.
В этот тревожный день уже потерял невинность. Наставник плеснул из армейской фляжки, я не смог отказаться.
Потом послушно исполнил приказ полковника.
И не только те, что шагали рядом, но и я убивал и калечил.
Нашел ненадежное укрытие, но все равно придется ответить за все содеянное.
- Я сам, - откликнулся на призыв хозяйки.
Конвоиры отступили.
Хромая, поднялся на помост и подобрался к плахе.
Зажмурился и уложил голову на щербатую поверхность.
Всего лишь плеснул в бокал из бутылки. Конечно, надо было хлебнуть из горлышка, но боялся, что не одолею рвотные позывы.
Но ладонью зажал рот и справился.
И пусть выгорели внутренности, можно жить и в ущербном состоянии. И выпивка лишь в малой степенно способствует этому.
Мужики, что окружили меня, привычно выдохнули, некоторые занюхали рукавом.
Женщина угрожающе поднялась с кресла.
На белье кое-где полопались кружева.
Стали видны тугие складки живота.
Словно  набухло и вывалилось тесто.
Я попытался укрыться в ванной.
Но там тоже побывали мои предшественники.
Запах еще сильнее навалился.
Женщина, я наблюдал в щелочку, более не желала слышать отговорки.
Так танк продвигается к объекту, который необходимо покорить. Подминая кусты и ломая на пути деревья. И его не задержать.
Машина сама угомонилась.
Опытный палач стремится  продлить наслаждение. Поэтому по частям обрубает хвост.
Женщина облизнула пересохшие губы. Надо смочить их перед операцией.
Танк развернулся.
В отличие от меня, глотнула прямо из бутылки.
Я услышал, как вино провалилось в утробу.
Она тоже прислушалась к отрадным звукам.
Может быть, удастся спастись, пока она отвлеклась на сопутствующие действия.
Под крики и улюлюканье разочарованных болельщиков, я вывалился из своего убежища.
Не заметил, как выдернул ремень, шнурки и оторвал пуговицы. И теперь приходилось поддерживать спадающие брюки, поочередно подхватывать ботинки и прикрывать прореху на груди.
Женщина что-то кричала вслед беглецу. Слова отражались от стен и наваливались грозовым эхом.
Грохот этот вытолкнул на улицу.
Никого не было, трупы уже убрали, раненые уползли. Обыватели попрятались по квартирам.
И тогда я закричал, даже сложил рупором ладони в напрасной надежде, что меня услышат.
- Мы не рабы, а свободные люди! – воззвал я.
- Свободные люди? – удивилось эхо.
- Если все дружно поднимемся!
- Не поднимемся, - неправильно откликнулось вездесущее  эхо.
- Мы люди? – вопросил я.
Власть насторожилась.
Или загонщики прочесали улицу, и теперь шли  обратно – вдруг кто-то уцелел после побоища.
А я не запасся справкой о благонадежности.
Обыватели запахнули окна.
Я шагнул к преследователям.
И уже не спадали брюки и ботинки. На груди еще шире распахнулась рубаха.
Напоследок надо  сказать что-нибудь значительное.
Но не нашел нужные слова.
Иногда лучше промолчать.
……………………
Г.В. Январь 2025