Конец високосного года 72

Что же всё-таки случилось? Не могу придумать. Чейз прав, тромбоз на месте такого не даст. Стент мог бы, в принципе, вылететь и как-то там перегородить сосудистое русло, хотя это казуистика. Но только вскоре после установки - это же раннее осложнение, а Хауса стентировали ещё до нашей эры. Значит, всё-таки эмболия. Да, для эмбола стент мог бы оказаться лакомным кусочком, но откуда эмбол? Или я прав насчёт ещё одной гипотетической аневризмы?
- Вот он, - говорит Чейз. - Знаешь, Уилсон, мне кажется, тут ритм срывался, и прямо из сердца и настреляло. Аорта широкая, там сошло. А тут стент и, похоже воспаление. Он не жаловался? Ну, там, боли, температура…
- Ты ерунду, - говорю, - спрашиваешь. Когда и кому он на что-то жаловался, пока терпеть может? Я о его острой задержке мочи на третий день узнал. А про вырезанные в ванне опухоли мне Кадди сказала.
- Попробую растворить. Давай киназу!
Я вижу на экране, как лекарство ударяет в тромботические массы - изображение с увеличением, и поэтому выглядит эпично, словно внутри сосуда вдруг забил ключ. И по тому, как легко смещается тромб, вижу, что Чейз не ошибся: это эмболия. А внутренняя выстилка, врастающая в проволоку стента, собралась в гармошку и тоже рыхлая и чрезмерно сочная - верный признак воспаления интимы.
 - И кальциноз, - добавляет Чейз. - Щипнуть?
Это он спрашивает, нужно ли взять биопсию сосудистой стенки. Дело это тонкое. Потому что очередное повреждение – хоть бы и минимальное, гладкости-то проблемной зоне не добавляет. Но заманчиво распластать препарат под микроскопом и хорошенько, без спешки, рассмотреть, что там с клетками интимы. Я люблю эту работу с микропрепаратами.
 - Давай, - говорю.
- Кровоток восстановлен/ - пафосно извещает Чейз.
И тут же взвизг монитора и привычный, на автомате, окрик Сабини:
- От стола! Фибрилляция!
Хотя тут никакого стола и нет, а есть функциональная кровать. Поспешно выхватываю электроды из гнёзд, но Сабини тут же забирает их у меня, грубо отпихнув плечом. Правильно, не лезь не в своё дело
- Заряд на двести... Разряд!
Это только в кино пациент от разряда дефибриллятора аж подпрыгивает - на самом деле ничего подобного не происходит. Да и используют на самом деле дефибриллятор не так часто, как в кино. При остановке сердца, например, он бесполезен, но тут у нас на кардиограмме классическая щербатая пила. Линия взлетает в импульсе удара - и остаётся пилой. Так тоже бывает. Чейзу явно хочется - он ещё в коронарах - ткнуть хорошенько своим катетером прямо в синусовый узел, чтобы всё заработало. У него даже руки от этого вздрагивают, хоть фактически это и невозможно, и всевидящий Сабини говорит ему: " Спокойно!". А мне:
- Заряд на триста...
Стрелка датчика ползёт вверх и резко падает до нуля.
- Разряд!
- Синус.
- Всё, восстановили.
- Мавр сделал своё дело - мавр может уйти, - комментирует свои действия Чейз, потягивая катетер. Но ещё не убирая - он отслеживает динамику кровотока.
Ритм выравнивается, оксигенация тоже подрастает. Я прикладываю к груди Хауса стетоскоп - он у меня без мембраны, потому что я «пыльной мамонт». Впрочем, сам Хаус тоже слушает без мембраны, он говорит, что слушать с мембраной - всё равно что петь под "фанеру".
В лёгких пока что настоящее болото - с хлюпаньем, чавканьем и водяной нечистью, но я слышу дыхание - это внушает надежду.
 - Давай сюда ультразвук, - говорю Саманте. - Хочу посмотреть, какая зона асистолии.
- Никакой, - оптимистично предполагает Чейз. - Я всё быстро сделал.
Хочется по-Хаусовски протянуть руку: "На что спорим ?", и хочется в этом споре проиграть.
Сабини вводит и вводит препараты в вену - он туда уже полведра загнал.
В такой ситуации нужно следить за диурезом, чтобы из лучших побуждений не утопить пациента. С этой благородной целью ставлю мочевой катетер - процедура для больного не из самых приятных, и на ней Хаус начинает, как мы говорим на нашем профессиональном карго, "разгружаться".
- Доктор Чейз, время ещё нужно? - спрашивает Сабини.
- Нет, я закончил. Выхожу.
Дрессированная змея – окровавленный катетер - начинает проворно выползать из ноги Хауса. Я нацеливаю датчик УЗИ.
- Гель, - напоминает Саманта, и только теперь до меня доходит, как я, говоря грубым языком подворотни, пересрался во время всей этой камарильи. Руки начинают дрожать – теперь можно. И они рады стараться. Датчик пляшет, но я прижимаю его покрепче.
И Чейз, и Сабини тоже поглядывают на экран.
- Вроде обошлось…
- Да, я некроза не вижу – вроде всё сокращается.
- Тромбомассы сели на бляшку. – говорит Чейз задумчиво. – Всё-таки. несостоятельность стента. И, скорее всего, антикоагулянты он пил, как Бог на душу положит. Но может, и эта новая вирусная подгадила. А то, что он в таком состоянии и так точно определился с локализацией говорит только об одном.
- О том, что симптомы у этого придурка не первый день, - говорю с огромным убеждением. – Но он, как всегда… как всегда…
- В любом случае, повторный тромбоз – вопрос времени.
- Нужно делать рестентирование.
И только теперь, немного отойдя от всего, слышу, как нас настойчиво зовут из соседнего бокса:
- Врачи! Доктора!
К перегородке блином приплюснуто бледное лицо Орли. «Что-то с Хартом? Этого ещё не хватало!». Но нет, Орли с тревожными, прозрачно-голубыми, как озерный лёд – такими же, точно такими же, как у Хауса, глазами, снова и снова пытается нас дозваться не из-за Леона.
- Там обошлось? Обошлось? С ним обошлось? Уилсон! Чейз!
- Да, - выдыхаю, и только теперь до конца сам осознаю это. – Да, обошлось.
- Он… мог умереть?
- Да, Орли. Мог.
- Из-за меня?
- А вот это, - говорю, - вряд ли…
- Вряд ли? Да у меня полноценный отёк лёгких был, если ты не заметил…
- Ха-а-аус!
Не камень – целый горный обвал сыплется с души, подминая под себя встречные деревца и домики.
- Ты принимал антикоагулянты? Скажи маме, не лги: ты их принимал? Или ты решил, что ишемия сердца – дело прошлое, и можно забить болт на то, что у тебя в артериях пара мотков колючей проволоки, как на тюремном дворе?
- Ривароксабан! – снова, как в забытьи. повторяет Чейз. – Его нужно включить в схемы всем с этим… волдемортитом.
- Напиши статью, - сипит со своего смертного одра Хаус. – И не забудь меня указать соавтором.
- Вы с этим опоздали, - говорит Сабини. – Есть уже такая статья. Клинические алгоритмы на рассмотрении.
- Могу подопытным кроликом указать, - предлагает Чейз.
 Мы все веселимся, как идиоты, потому что – чего уж греха таить – еле ускреблись с этим тромбозом. И, главное, как всё внезапно.
- Отдыхай, - говорю, дотрагиваясь до плеча Хауса рукой в перчатке и жалея о том, что сквозь перчатку не чувствую его тепла так, как мог бы. Живого тепла.
- И когда ты теперь сможешь меня прооперировать? – с интересом спрашивает Хаус Чейза.
- Через двадцать один день, если больше никто не заболеет, - злорадно сообщает Чейз. – У вас самого ещё тридцать восемь и восемь, если датчик не врёт.