Уральский назгул

От автора

  Нет, нет, дорогой читатель (а не дорогих читателей в век интернета нет, ведь так?), автор не займет твое внимание надолго. Он лишь напомнит, о чем рассказано в предшествующей книге «Танкист Мордора». (Эксмо, 2017) В 1986 году курсант танкового училища Сергей Попов чужой волей был переброшен в 1697 год Второй Эпохи Средиземья и вынужден принять участие в войне против эльфов Эриадора на стороне Мордора.

  Далеко не всем читателям понравилось, что главный герой повел себя в Мордоре, скажем так, не совсем героически. Кто-то даже называл Сережу подонком. Принимая критику, автор в ответ хотел лишь заметить, что главный персонаж не более чем обычный человек, попавший в очень необычные условия. Рискну предположить, что кто-то узнал в Попове себя. Соглашусь, что узнавание не самое приятное, но что делать, раз уж большинство из нас способно действовать лишь в рамках возможного.

  И все же считать главного героя законченным трусом и приспособленцем, наверное, нельзя. В конце концов на решительный поступок он оказался способен. Правда, результат этого поступка оказался для него крайне неожиданным, и шесть лет Попов провел в закрытом спецучреждении, из которого и вышел после распада СССР. Двадцать первого апреля одна тысяча девятьсот девяносто второго года. Во вторник. В шестнадцать часов сорок минут…

                21 апреля 1992 года

  Облезлая железная калитка заскрипела, застонала ржавыми петлями. Попов остановился, обреченно глядя на открывшийся прямоугольник, и не решаясь шагнуть наружу. Старый санитар ободряющее похлопал Серегу по спине, одновременно подталкивая в калитку:
  - Не боись, Владимирыч, свободы-то. Живут же как-то люди. Домой поедешь, мать-то заждалась.
  Шаг через порог потребовал не меньшего усилия, чем когда-то соединение колец. Улица встретила весенним солнцем и голубыми с ледком лужами в разбитом асфальте. Попов поежился на холодном апрельском ветерке – старую курсантскую шинель со споротыми погонами прохватывало насквозь. В глухом больничном дворе ветра никогда не было, он лишь свистел где-то далеко наверху, гремя оторвавшимся краем кровельного листа.
  Серега обернулся:
  - Прощай, дядя Миша.
  Санитар вдруг нашел соринку в глазу, согнал ее пальцем в угол века:
  - Чей-то пыль с улицы несет. Прощевай, Владимирыч. Дай-то Бог, если и свидимся, то не здеся. Ох-ты, моченьки, забыл совсем! На-ка, я-то тебе гостинец собрал на дорожку. Конфетки тут, леденчики. Держи.
  - Дядя Миша, - развел руками Попов, - мне двадцать четвертый годик стукнул. Я бы уже старлеем был. Оставь внучатам.
  - Держи, держи, - засуетился санитар, - внучатам-то я отдельно приберег. В поезде-то поедешь, с чайком побалуешься, и сахар-то не нужен.
  Серега сунул маленький газетный сверток в карман шинели. Калитка снова взвизгнула и с лязгом захлопнулась, отрезав бывшего пациента от странного, а иногда и страшного мира специальной психиатрической лечебницы. Закрытого, со своими законами, но уже привычного. Здесь бывший капитан Мордора прожил шесть долгих лет, не надеясь уже выйти на свободу. Письма от матери – вот все, что связывало Попова с миром внешним.
  Режим содержания для бывшего курсанта был установлен в точном соответствии с распоряжениями «куратора». Сильнодействующими лекарствами Попова не терзали, но и выход за пределы учреждения был закрыт. Серега так отвык от обычной жизни, что сонная улочка на самой окраине города ошеломила звуками, запахами и красками. Пришлось даже постоять, вдыхая аромат весны и привыкая к движению автомобилей и людей.
  До вокзала решил идти пешком. Благо, улочка выводила на перекресток, от которого путь был прямой, хоть и долгий. Два часа неторопливой ходьбы позволяли вернуться в обычный мир. Мир прохожих, спешащих куда-то. Мир отдыхающих с пивом на скамейках, и стоящих на автобусных остановках. Мир озабоченно бегущих куда-то бродячих собак, и сонно щурящихся на солнце котов. Мир серых воробьиных стаек и наглых голубей, шныряющих прямо под ногами.
  Этот мир не обращал внимания на Попова. Равнодушно скользил глазами по стоптанным сапогам и старой шинели. Другой одежды у Сереги не было. В чем привезли в приемник «специализированного лечебного учреждения», в том и вышел. Денег тоже не было. Государство обеспечило плацкартным билетом. Главный врач, по доброте душевной, дал десятку  на еду и мелкие расходы.
  Правда, была еще одна вещица сомнительной ценности. Подарок Майрона. Честно говоря, Серега и не думал, что когда-нибудь вновь увидит железное колечко. Но, утром, отдавая бывшему пациенту его нехитрые вещи, сестра-кастелянша выложила на стол и металлический ободок.
  - А это откуда? – изумился Попов, с недоверием ощупывая вещественное доказательство своего путешествия.
  - От верблюда, - не любезно буркнула женщина, - что в описи обозначено, то и выдаю. Не нужно – выброси. Вот урна.
  - А золотого не было? Эльфийского ?
  Санитарка с подозрением посмотрела на Серегу:
  - А ты точно выздоровел? Может зря одежду получаешь – через пару дней обратно вернешься?
  - Не вернусь, - твердо ответил Попов, пряча кольцо. Сунул в карман, и забыл. Вспомнил вдруг, уже выходя на привокзальную площадь. Кольцо словно просилось на палец и Попов вытащил железный ободок. Покрутил в руках. Когда-то гладкую поверхность теперь покрывали черные каверны ржавчины, однако, кольцо показалось ему очень красивым. Никогда не носил украшений, но все же решил примерить подарок иного мира.
  Кольцо село на палец, как влитое. Металл приятно холодил кожу, придавая какой-то непонятной уверенности, и даже наглости. Серега покрутил кулак, рассматривая кольцо, и решил оставить. Огляделся по сторонам.
  Грязную привокзальную площадь по краям оккупировали такие же неопрятные киоски. Кто торговал подозрительными пирожками, кто – жевательной резинкой и сникерсами. Между тем, солнце скрылось на западе в тяжелых, с оттенком свинца, тучах. Быстро темнело, и начал пролетать мокрый снежок. До поезда было еще полтора часа.
  Главный врач советовал сразу идти к военному коменданту:
  - Мимо такого красавца милиция точно не пройдет. Шинель без погон, шапка без кокарды. Пока разберутся, кто ты и откуда – поезд пропустишь. А коменданту нашу справку покажешь, и у военного патруля до отправления пересидишь.
  Совет был хорошим, но идти к патрулю самому? После ощущения полной свободы, впитанного за последние два часа, общаться с комендантом совсем не хотелось.
  - Переживем как-нибудь, - сказал сам себе Серега, - комендант без меня, а я – без коменданта.
  Странно, но пропало чувство голода. Кормили Попова последний раз еще утром, и жидкая больничная кашка давным-давно растворилась в молодом организме. Входя на площадь, Серега умирал от голода, и сразу приметил ближайший киоск с беляшами.
  Теперь же, одев кольцо, Попов остановился в нескольких шагах от ларька. Сознание вдруг обостренно выцепило и сложило вместе все отрицательные детальки: неопрятный фартук толстой тетки с золотыми зубами, грязный поднос на некоем подобии скатерти, и просто отвратительный, чуть ли не трупный запах самих беляшей.
  Серегу едва не стошнило, и он поспешил отойти от ларьков. Решил заглянуть в вокзал, но справа от входа заинтересовался группкой мужчин, которые азартно спорили о чем-то. Зайдя чуть сбоку, Попов увидел кусок фанеры, лежащий прямо на заплеванном асфальте, а на нем – три перевернутых металлических стаканчика и вырезанный из поролона грязный шарик. Перед фанеркой на корточках сидел молодой, с нехорошими глазами человечек в спортивном костюме и кепке, чем-то неуловимым напоминая погибшего под днищем танка Зиргана. «Снага» , как его мысленно окрестил Серега, поцыкивал слюной через прореху в передних зубах, и подзуживал собравшихся:
  - Ну, че, пацаны, давай! Давай, мужик, не ссы! Давай, сыгранем по-бырому!
Два Серегиных ровесника, которых «Зирган» называл пацанами, толкали плечами здорового мужика в шапке-формовке и расстегнутой дубленке:
  - Да давай мужик, че ты? Шансы один к трем! Видел же, как Санёк выиграл? Один раз проиграл, второй раз шансы выше!
  За спиной мужчины в дубленке стояли двое приятелей, пытаясь за локти оттащить игрока от фанерки с шариком:
  - Пойдем, Иваныч! Сотку уже спустил! Поезд скоро!
  Мужик сопел, вытирая носовым платком мокрое от пота лицо. Наконец, решительно стряхнул руки товарищей и вытянул из толстого бумажника купюру:
  - Давай!
  - Мужчина! – обрадовались «пацаны», - Счас втроем смотреть будем, точняк выиграем!
  «Снага» засуетился, засунул шарик под стаканчик, загнусил:
  - Верчу, кручу, запутать хочу!
  Стаканчики заскользили по фанере, и Серега вдруг отчетливо увидел шарик, который будто светился через стенку стакана. Руки «Зиргана» остановились, в последний момент пристукнув пальцем по стаканчику с шариком. «Пацаны» тут же заорали, как бешенные, указывая на верный стаканчик:
  - Вон там он! Да точно тебе говорю! Здесь он!
  Мужчина колебался, но в конце концов пошел на поводу у новых друзей:
  - Ладно, вот этот!
  Хозяин фанерки разочарованно перевернул стаканчик, выпуская шарик. «Пацаны» взорвались восторгом:
  - Во! Молодец, мужик! Фартовый! Отыграл сотку! Эй, давай, гони деньги!
  «Снага» с видимой неохотой протянул мужчине сторублевку. «Пацаны» аж взвыли от восторга:
  - Так его! Будет знать, как рабочий класс облапошивать! Слабо еще сыграть? Давай на пятисотку!
  Мужчина в дубленке засопел еще сильнее, потом махнул рукой, и вытащил деньги. Хозяин шарика снова загнусил «верчу-кручу», но теперь Попов, как в замедленной сьемке увидел, что шарик скользнул в ладонь «Зиргана». Когда стаканчики остановились, под всеми была пустота. Серега с удивлением посмотрел на лицо мужчины – неужели он не увидел обмана? Но «дубленка» задумчиво хмурила брови и шевелила губами, выбирая заведомо пустой стакан. «Пацаны» тоже замолкли, не мешая жертве.
  Мужчина ткнул пальцем в средний стаканчик, и «пацаны» «разочаровано» вздохнули:
  - Эх, блин, не угадал! Вот обидно! Может отыграемся?
Друзья уже силой выдернули «дубленку» от фанерки:
  - С ума сошел! Счас все спустишь! Пошли, уже посадку объявили!
  Мужчины прошли мимо Попова, обдав его перегаром. «Пацаны» оглянулись вокруг, и один из них кивнул Сереге:
  - Че, солдатик, сыграешь?
 Второй «пацан» отрицательно покачал головой и сплюнул:
  - Ты слепой? У него нет ничего. Айда, по вокзалу пробежимся.
  «Пацаны» ушли, а Попова словно дьявол толкнул под руку:
  - На часы сыграем?
  «Снага» длинно сплюнул сквозь зубы:
  - Ну, покажи, че.
  Серега снял с руки «Командирские», купленные еще в далеком восемьдесят пятом, и протянул «Зиргану». «Снага» покрутил часы в руке, послушал зачем-то и снизошел:
  - Полсотни, не больше. Играешь?
  «Пацаны» ушли, но откуда-то сбоку в круг света вокзального фонаря вдвинулся хмурый мужик неопределенного возраста в кожаной куртке. «Снага» зачем-то показал ему часы:
  - Полсотни.
  Мужик пожал плечами:
  - Мне-то что? Вы играете. Я посмотрю.
  - Только шарик не убирай, - предупредил Попов, - я вижу.
  - Ты, че, пацан? – захохотал «Зирган», - Тут все по-честному. Смотри – верчу, кручу, запутать хочу!
  Убирать шарик «снага» не стал, и Попов очень четко видел его. «Как это? Я же не могу смотреть через металл? Галлюцинация? Но в первый раз я же не ошибся? Да, будь, что будет!» - и Серега ткнул в заветный стаканчик:
  - Здесь!
  «Зирган» поморщился, но достал пятьдесят рублей:
  - Держи, везунчик. Еще сыграешь? Видишь, все по-честному.
  Благоразумие толкало Попова прочь, но дьявол не унимался:
  - Теперь на сто. Согласен?
  «Снага» ухмыльнулся:
  - Да не вопрос, солдат. У тебя теперь как раз сотня. Смотри опять – верчу, кручу…
  И снова «Зирган» не убрал шарик, и снова Серега почему-то точно знал, где он. В третий раз ставили на двести рублей и Попов опять выиграл. «Снага» резко поскучнел:
  - Все, не будем больше играть, я так сам в минус уйду. Иди откуда пришел.
  Неожиданно вмешался молчавший до сих пор мужчина:
  - А че ты, зассал? Играй сразу на пять сотен, все вернешь.
  - Да у него только триста пятьдесят моих и часы, - начал слабо сопротивляться
  «снага», - чего я верну?
  - Вот на все и играй, - с нажимом в голосе сказала «кожанка», - давай, крути!
  «Снага» втянул голову в плечи, но спорить почему-то не стал, и дрожащими руками начал вертеть стаканчики. Время вдруг вновь потекло, как кисель, и Серега так же ясно, как и в первый раз, увидел, что «Зирган» вытянул мягкий шарик из-под стакана. Попов хмыкнул, удивляясь собственной наглости:
  - Пусто. Шарика там нет.
  - Че? – взвился «снага», - Ты, че, пацан, попутал? За базар ответишь?
  - Отвечу, - окончательно обнаглел Серега, и, хотя где-то глубоко внутри корчился от ужаса, поддел носком сапога фанерку. Стаканчики опрокинулись, бренча по асфальту. «Зирган» бросил затравленный взгляд на мужика в куртке, и сунул руку в карман.
  «Нож, - мгновенно проинформировал Попова кто-то посторонний прямо в голове, - выкидной, лезвие восемь сантиметров, заточка двусторонняя. Бить будет сразу, удар колющий на уровне груди». Одновременно начало замедлятся время, а кто-то в голове продолжил тоном инструктора по рукопашному бою: «Правой ногой шаг назад и в сторону, тяжесть тела переносим на нее, разворачивая корпус и убирая его с линии удара. Ладони – вперед, отбиваем руку с ножом и одновременно захватываем рукав, проворачивая руку в плечевом суставе». Серега почувствовал, как напрягаются, в полном согласии с полученной инструкцией, мышцы, но «снагу» резким жестом остановил мужчина в куртке:
  - Не думай даже. Тебя, дурака, повяжут, а ты всех сдашь. Отдай пятисотку, а «перо» себе в задницу засунь. Поглубже.
  «Зирган» шмыгнул носом, и протянул Попову смятую купюру.
  - Спасибо, - сказал Серега мужчине.
  - Бывай здоров, - мужик уже отвернулся от Попова, перешагнул фанерку и неожиданно ударил носком ботинка «снагу» в колено. Жертва всхлипнула и осела на асфальт, зажимая ногу. Обидчик нанес еще несколько ударов кулаком по голове скорчившегося человека:
  - Так, что, сука, ты готов уже? Ты научился? Любой фраер твою тупую работу видит. Девять сотен просадил, ублюдок. Ищи, теперь где хочешь, чтоб к утру были.
  Дальше Серега смотреть не стал, нырнув в двери вокзала. В полупустом зале ожидания Попов выбрал местечко в самом углу, за выступающим фасадом закрытого газетного киоска. Из зала Серегу видно не было, и он смог пересчитать неожиданно свалившееся в руки богатство. Десять рублей у Попова остались, на беляши так и не потратился. Теперь же плюсом пришло восемьсот пятьдесят: пятисотка, две по сто и три купюры по пятьдесят. С такими деньгами можно было идти в вагон-ресторан, не размениваясь на подозрительные пирожки. Правда, есть, по-прежнему не хотелось, и Попов аккуратно рассовал деньги по разным карманам.
  Вдоль стены зала, прямо за гнутой фанерной спинкой жесткой скамьи проходила труба отопления, и Серегу быстро разморило. Негромкий гул вокзала стал отдаляться, сливаясь в однотонный шум прибоя, и очень скоро Попов оказался на берегу Нурнена, на веранде собственного дома. Искрилась ровная соляная поверхность, в высоком хрустальном кубке рдел гранатовый сок с кубиками льда, а от воды к нему шла обнаженная Дина. Длинные черные волосы почти скрывали смуглую грудь, и лишь темные соски с блестящими капельками воды задорно торчали вверх и в стороны.
  Этот сон в больничке Попов смотрел регулярно на протяжении шести лет. Несмотря на любые медикаменты, подавляющие либидо. Дина шла и шла к веранде, и все не могла дойти до ступенек. Серега знал почему – девушки нет в живых. Магия колец выбросила чужеродные тела в свой мир, а Дина была рождена в Хараде. Обычно видение исчезало в нарастающем сиянии Нурнена, но сейчас на веранду вбежал Гудрон:
  - Очнитесь, господин, беда!
  Попов открыл глаза и сразу увидел «пацанов», с двух сторон обходящих зал, внимательно разглядывая немногочисленных пассажиров. Выскользнуть незаметно было уже нельзя, и Серега в тщетной надежде поднял воротник шинели, старательно изображая спящего. Прошло три напряженных минуты, и когда Попов собирался приоткрыть глаза, с двух сторон от него на скамейку плюхнулись два тела. Тот, что слева, толкнул бывшего курсанта локтем в бок:
  - Рота, подъем.
  Расположившийся справа коротко хохотнул, и Серега почувствовал твердый предмет, упершийся под ребра:
  - Только вставать не надо. Сиди, как сидел.
Внутренний всезнайка, к которому Попов уже начал привыкать, коротко сообщил: «Нож финский, длина лезвия десять сантиметров, направлен между ребрами в печень. Сделать сейчас ничего не можем, потяни время, помощь идет».
  Серега помотал головой, словно только что проснулся, и «включил дурака»:
  - А в чем дело-то, ребята? Сплю, никого не трогаю.
  - Ребята в детском саду остались, - «левый» сплюнул сквозь зубы прямо на пол, - деньги давай.
  - Какие? – вполне искренне удивился Попов, - Нашли, у кого попросить.
  - Ты кого обмануть хочешь? – ощерился «пацан», - Гони бабки, которые в наперстки выиграл.
  - А, эти. Так они в чемодане. В камере хранения.
  - В какой?
  - Автоматической, - Серега увидел, что в зал вошел военный патруль. Начальник патруля привычно оглядел пассажиров, и тут же зацепился взглядом за офицерское сукно курсантской шинели. У Попова от радости замерло сердце – патруль направлялся прямо к ним. «Пацаны» тоже заметили военных и заерзали:
  - Номер ячейки и код! Быстро!
  - Забыл, братан, прикинь? – уже поверил в спасение Серега.
  Патруль стоял перед ними, и лезвие ножа вдруг перестало давить между ребер. Хмурый капитан помедлил, но все же приложил руку к краю фуражки:
  - Начальник патруля капитан Попов. Приветствовать старших по званию не учили? Что за форма одежды? Документы и увольнительную записку!
  «Пацаны» попытались «наехать»:
  - Да брось, капитан, ты че? Отслужил уже свое чувачок, мы счас на такси и домой! Пойдем, лучше по пивасику врежем! Угощаем на радостях!
  Капитан демонстративно расстегнул кобуру:
  - Вы можете и пиво выпить, и на такси покататься. Я ваши физиономии на этом вокзале каждый патруль наблюдаю. Там, кстати, ОМОН подъехал, документы проверяет.
  «Пацаны» переглянулись и вскочили с места, направляясь к выходу из зала:
  - Мы тебя на улице подождем. Разбирайся пока.
  Капитан проводил их глазами и застегнул кобуру.
  - Разбираться будем не здесь. Следуйте за мной.

                * * *

  Комната патруля была совсем крохотной, чуть больше домика, построенного плотниками Анариона  на платформе. Двухярусные нары, стол и пара стульев. Капитан сел за стол, аккуратно положил перед собой фуражку и пригладил волосы. Вопросительно посмотрел на Серегу:
  - Я слушаю, боец. Документы?
  Попов с большим удовольствием предъявил строгому капитану военный билет и справку из спецлечебницы. Начальник патруля хмыкнул:
  - Понятно, тезка. Ну что ж, задержать не могу, хотя и надо бы. Армию и так в дерьмо окунули, еще ты глаза гражданскому населению мозолишь в форме военнопленного. Не мог переодеться, что ли?
  - Не во что, товарищ капитан. В чем забрали, в том и вышел.
  - Как ты вообще к ним попал? Служить не хотел?
  - А зачем я тогда в училище поступал? – удивился Серега.
  - Ну да, - согласился капитан, - верно. Только теперь интересно получается. Когда ты в психушку попал, тебя из армии комиссовали по болезни, так? А сейчас врач пишет, что ты здоров, верно?
  - Верно, - подтвердил Серега, - а что?
  - Так в училище-то ты прослужил всего полгода. Тебя теперь еще на полтора можно призвать, - засмеялся капитан. Патрульные за спиной Попова тихо захихикали.
  Серега опешил:
  - И что теперь?
  - Ну, задержу тебя, как уклониста, - серьезно сказал начальник патруля.
  - Как это?
  - Ну, вот так.
  «Наставник» в голове Попова сразу оживился: «Резко поворачиваемся и бьем ногой по голени старшего сержанта. Как в футболе, ты умеешь. Рядового отталкиваем в сторону, полгода еще не прослужил, всего боится. Проскакиваем в двери – и ходу! Капитан стрелять не будет».
  К счастью, начальник патруля снова засмеялся:
  - Расслабься, боец, шучу. Придешь в военкомат, на учет вставать, там все и решат. Правда, до него еще добраться надо. Поезд у тебя когда?
  Серега посмотрел на часы:
  - Через двадцать минут. Если не опоздает.
  Капитан поправил фуражку, лежащую на столе:
  - Я тебе приказывать не могу, но лучше у нас посидеть, пока паровоз не приедет. Те охламоны что от тебя хотели?
  - Денег.
  - Денег, - покачал головой начальник патруля, - все сейчас денег хотят. Ты бы видел, что здесь творилось, когда «дембеля» из Германии осенью ехали. Им там западными марками теперь платят. Мизер, но все же. Они подарков домой накупили, магнитофоны, в основном, ну и так, по мелочи. Так местные братки дембелей вытрясти попытались. Они – к нам. Спасите, помогите! Набилось как селедок в бочку, сидели в осаде, пока ОМОН не подъехал. Так что – повезло тебе, что мы подошли.
  Капитан снова пригладил волосы и задумался:
  - А что это мы на вокзал сорвались? Я ведь на ужин собирался?
  - Вы, товарищ капитан, нас на ужин отправляли, - вмешался в разговор старший сержант, - и прямо на полуслове остановились. Фуражку схватили – и на вокзал. Да так быстро, что мы за вами еле успели. Разрешите, мы сейчас на ужин пойдем?
  - Идите, - разрешил начальник патруля, и потер подбородок, - точно, как я забыл? Словно меня кто-то повел к тебе. Ерунда какая-то.
  Попов пожал плечами:
  - Повезло, вы же сами сказали.
  - Повезло, - все также задумчиво повторил капитан, - ну ладно, пусть будет так. Пойдем, посажу на поезд. Добрый я сегодня какой-то. Милиция с тобой должна возиться, а не я. А бросить тебя не могу – прямо душа не на месте. Как будто ты мне родственник какой.
  Под задумчивое ворчание начальника патруля пришли на перрон. Один из «пацанов» уже болтался здесь, через некоторое время появился и второй, но подойти не решились – по платформе прогуливалось два милицейских наряда. Капитан хмыкнул:
  - Надо же. То их днем с огнем не сыщешь, то сразу два! Эти вон вообще с автоматами. Или встречают кого, или провожают. Тебя, наверное, - он подмигнул Сереге.
  Ответить Попов не успел. Пыхтя локомотивом, на первый путь втягивался поезд. «Пацаны» направились было в сторону Сереги, и тут же ими заинтересовались сразу оба милицейских наряда. Не теряя времени, Попов шмыгнул к открытым дверям вагона. Неопределенного возраста проводница равнодушно посмотрела на билет:
  - До Златогорска? Любую боковушку занимай – все свободные, - и отвернулась от пассажира. Серега забрался по высоким ступенькам, козырнул сверху начальнику патруля:
  - Спасибо, товарищ капитан!
  - Счастливо доехать, - капитан помотал головой, словно приходя в себя, пожал плечами, поправил портупею, и медленно пошел вдоль состава, о чем-то размышляя. Попов нырнул в теплый полумрак плацкарта.
  Боковые полки, как и обещала проводница, были свободны. Серега выбрал местечко посредине вагона. Повесил на крючок шинель, раздвинул застиранные серые шторки на окне. Звуки с перрона не проходили через закрытые на зиму рамы, и Попов как в немом кино посмотрел последние акты драмы.
  «Пацанов» уже скрутили, уложив лицом вниз на покрывшийся ночным ледком
асфальт, и старший наряда с кем-то говорил по радиостанции. Задержанные, изрядно помятые тяжелыми ботинками, лежали смирно и Серега невольно потрогал деньги во внутреннем кармане.
  Минуты через две прямо на перроне появился милицейский уазик, «пацанов» загрузили, и машина уехала. Следом ушли милиционеры. Платформа опустела, и лишь бродячий пес жадно заглатывал брошенный кем-то беляш.
  Поезд медленно тронулся. Покачнулся и поплыл назад вокзал. Застучали по стрелкам колеса, замелькали рядами фонарей улицы, побежали шпалерами пятиэтажки,  сменившись темными одноэтажными окраинами. Еще десять минут, и за окном черной стеной встал лес.
  Попов выдохнул и прикрыл глаза – все позади. И хорошее, и плохое. Впереди – сутки дороги, и столь долгожданный родной дом. Бабушку он уже никогда не увидит – третий инсульт почти всегда смертелен. На похороны из Серегиного «учреждения», конечно, не отпускали, и мать даже телеграмму отправлять не стала, все рассказала в письме.
  После смерти бабушки мама осталась одна в двухкомнатной квартире. Перспектив на возвращение сына не было, и в последнем полученном письме Попов с удивлением прочитал о том, что квартиры теперь можно продавать. Более того, какие-то неведомые Сереге «добрые люди» уже помогают матери найти подходящий вариант. После этого сообщения прошло более двух месяцев, и Попов боялся, что письмо с новым адресом где-то затерялось.
  Поезд набрал ход, и вагон мягко, но ощутимо раскачивало. Серега еще долго сидел, глядя в темное окно, где только изредка мелькали освещенные переезды и платформы. Удовольствие было во всем. В постукивании колес и непрерывном движении. В полумраке дежурного освещения и едва слышном гудении вагонного «титана» с кипятком. В тихих разговорах пассажиров и сопении спящих людей. В запахе проходящих мимо женщин. И главное – можно пойти и постоять в продуваемом ледяным ветром тамбуре, а можно вот так бездумно смотреть в окно, и никто! никто не будет указывать, что и как делать.
  Попов наслаждался самостоятельностью. Сходил к «титану» за чаем. Купил у проходящей буфетчицы из вагона-ресторана пару булочек и стакан сметаны. Между делом отметил странность – есть не хотелось, пока не появилась та самая буфетчица. Съел, в общем-то немного, но как будто сразу завтрак, обед и ужин. Навалилось глобальное чувство сытости, глаза закрывались сами. Серега даже не пошел за вечно влажным постельным бельем – оперся спиной на свернутый в углу матрас и моментально уснул.

                22 апреля 1992 года

  Пробуждение было неожиданно легким и приятным – словно спал не в душном вагоне, скорчившись в углу, а на берегу Нурна. Осталось даже ощущение свежего, насыщенного солью ветра. Поезд стоял у перрона областного центра, яркое солнце заливало плацкарт, а через постоянно хлопающие двери проникал особый «весенний» воздух. В голове было ясно, тело налито бодростью – Попов уже давно не чувствовал себя настолько хорошо.
  Стоянка была долгой, почти полчаса. Серега прогулялся по перрону, где ночной лед превратился в лужи. Снег еще лежал почерневшими грудами на газонах, но воробьи уже сходили с ума от солнца, мелькая стайками с дерева на дерево, а тонкая шинель показалась подбитой мехом. Попов с удовольствием ее расстегнул, захватывая свежий восточный ветерок. Подумал было о телеграмме матери, но решил все-таки сделать сюрприз.
  Гуляя, Серега добрался до старушек, торгующих вареной картошкой, солеными огурцами, бледными вареными курами, и понял, что нужно поесть. Пригляделся к торговкам, и тут же оживился «внутренний наставник», о котором Попов почти забыл: «Третья бабушка слева, вон, в синем платочке, видишь? Картошечка со своего огорода, сварила утром. Курица не вареная, а жареная, свежая, тоже своя, еще вчера кудахтала. Чуть дороже, чем у соседей, но того стоит. Бери, не пожалеешь».
  Серега внимательно выслушал «информатора» и впервые попытался вступить в мысленный диалог:
  «А остальные?»
  Попову показалось, что «наставник» засмеялся:
«Ну, если хочешь, изволь. Первая старушка слева – картошка мороженая, сладковатая. Вторая – тоже самое, да еще и пересолила. Четвертая – курица старая, сварила еще четыре дня назад. Пятая – грязнуля, посуду не моет, понос обеспечен, а может и чего похуже. Шестая – все нормально, но курица вареная, а не жареная. Седьмая – курица кончилась, остались только огурцы. Все, расчет окончен. Если будешь покупать, поторопись, через шесть минут – отправление».
  Серега послушался внутреннего советчика, и не пожалел. Все было очень свежее и вкусное. Попов запил завтрак купленным у той же бабушки пивком, и решил, что жизнь вне стен государственного лечебного учреждения – очень приятная вещь.
  Колеса все также бодро постукивали по рельсам – состав втягивался в Уральские горы. Выемки вдоль железной дороги становились глубже и круче, обнажая слои и складки горной породы, лишь слегка прикрытые серым ноздреватым снегом. Когда же поезд вылетал из скальных тисков на простор, до самого горизонта раскрывалась панорама волнистых горных хребтов, покрытых сине-зеленой тайгой. С каждой секундой пути Серега чувствовал приближение к дому. Знакомыми и родными казались даже придорожные столбы. Ели и сосны приветливо махали зелеными лапами. Задорно подмигивали семафоры.
  Попов засмотрелся в окно, постепенно опрокидываясь в воспоминания детства, и не сразу обратил внимание на движение в вагоне. Из медитации его вырвало прикосновение к плечу:
  - Ай, молодой, красивый, неужели меня не видишь? Два часа около тебя стою, помочь хочу, а ты не смотришь? Что там за окном интересного? Лес и снег. На меня посмотри, ручку позолоти, довольным останешься!
  Цыганка была молодой, едва ли старше самого Попова, и что там скрывать – красивой. Несмотря на апрельскую прохладу, через глубокий вырез цветастой кофты пытались выскочить полные груди. Почувствовав взгляд Сереги, цыганка шевельнула плечами и грудь пришла в движение, приподняв твердыми сосками легкую ткань.
  Попов проглотил внезапно возникший в горле комок, уже не в силах оторвать глаза. Девушка одним движением пальца извлекла кулон, скрывавшийся между грудей, и теперь золотой круг приковал взгляд жертвы. Откуда-то из глубины сознания к Сереге пытался прорваться «инструктор», но слова шли как сквозь толстый слой ваты. Попов их не понимал, да и не пытался понять. Золотой круг увеличился до размеров солнца, раскачиваясь в такт вагону. Цыганка что-то говорила, прикасаясь к его плечу, и Серега послушно отдал все деньги, даже мелочь, которую девушка не взяла.
  Из-за широкой пестрой юбки высунулась смуглая мордочка цыганенка лет десяти, который потянулся к кольцу на пальце Попова, и Серега безропотно снял подарок Майрона. В этот момент у него закружилась голова, и когда бывший капитан Мордора пришел в себя, цыган в вагоне уже не было.
  Попов беспомощно оглянулся вокруг. Пассажиры занимались своими обычными, повседневными делами, никто не обратил внимания на Серегу и цыганку. Из денег осталось пятьдесят пять копеек мелочью, и Попова охватило отчаяние. Про гипноз он много раз слышал, но испытал лишь сейчас. Запоздало вспомнились слова матери – никогда не разговаривай с цыганками, и не смотри им в глаза. Оказалось, что и в глаза смотреть не надо, хватит выреза кофты. Серега уронил голову на руки и застыл, пытаясь принять ситуацию и найти из нее выход.
  Кто-то осторожно коснулся плеча. Попов обернулся – теперь рядом стояла пожилая цыганка в пуховой шали. Серега задохнулся от возмущения:
  - За мелочью пришли? Мало вам?
  Цыганка умоляющее сложила руки на груди:
  - Тише, господин. Не ругайся пожалуйста, все сейчас отдадим. Можно, присяду?
  «Господин» моментально выпустил из Попова весь пар возмущения. В этом мире так к нему обращались впервые, и Серега осекся на полуслове, кивнув головой:
  - Присаживайтесь.
  Цыганка устроилась напротив, извлекла из недр юбки пачку сторублевок и железное кольцо Майрона. Оглянулась по сторонам, и подвинула деньги с кольцом Попову:
  - Вот, господин, здесь все и даже намного больше. Только сними, пожалуйста, наказание с внуков. Если хочешь – накажи меня. Пощади их, они по глупости пытались тебя обидеть.
  Серега обалдело смотрел то на деньги, то на цыганку, пытаясь понять, что происходит, и в чем хитрость. Женщина неправильно истолковала его молчание, и добавила вторую пачку денег:
  - Все отдам. Сними проклятие.
  - Да какое проклятие? – возмутился Попов, - С кого снять? Это меня загипнотизировали и деньги забрали!
  Цыганка вздохнула:
  - Твое кольцо, господин?
  - Ну, да.
  - Ты его нашел, купил или получил по наследству?
  - Мне его, - Серега споткнулся, - скажем так, подарили.
  - Понятно, - вздохнула цыганка, - ты не знаешь его силы. Тогда так – я тебе объясню, то, что знаю, а ты сделаешь так, как я попрошу. Деньги останутся у тебя.
  Попов поколебался, но взял кольцо, а деньги накрыл шапкой. Цыганка облегченно выдохнула:
  - Спасибо, господин. Я не спрашиваю, кто тебе дал кольцо, но это очень мощный оберег.
  - Если такой мощный, - перебил Серега, - как вы его забрали?
  - Не я забрала, господин, не я. Я бы близко к тебе не подошла. Это внучка моя, молодая, не опытная. Такой оберег забрать нельзя, он сам себя охраняет.
  - Да как охраняет-то, - снова хмыкнул Попов, - если забрали?
  - Забрали, - вздохнула женщина, - только не далеко ушли. Внучка в тамбуре так оступилась, что чуть без ноги не осталась. Это она у тебя только деньги взяла. С внучонком все плохо, - на глазах цыганки показались слезы, - в следующем вагоне споткнулся о порог, толкнул проводницу, а у той в руках стакан кипятка был. Ей – ничего, а весь стакан – внучку на спину. На следующей станции уже «скорую» вызвали.
  Серега поежился:
  - И что, это кольцо сделало? Случайность.
  Цыганка покачала головой:
  - Ты же знаешь, откуда у тебя кольцо. Какая случайность? И дальше только хуже будет. Внучек умрет от ожогов. Внучку милиция заберет или что-то еще случится. Я тебе все деньги табора отдам, только сними проклятие.
  Попов пожал плечами:
  - Так я не умею. Что с деньгами, что без.
  Женщина взяла его за руку:
  - Уметь не надо. Прости их. От всей души, искренне. А деньги эти прими, как подарок. Тоже от души. Если хочешь, я внучку тебе отдам на время. Она согласна. Как насытишься – отпустишь.
  Серега покачал головой:
  - Куда я с ней? К матери домой? Мама, мы тут поживем вместе немного, а потом она уйдет? Не надо, и лишних денег не надо. Я их прощаю.
  - Нет, нет, деньги надо взять. Это не тебе, это – выкуп кольцу за жизнь внуков. Жертва.
  - Ну, ладно, - согласился Попов, - жертва, так жертва. Прощаю.
  Цыганка посмотрела Сереге в глаза, и знакомый голос отозвался в голове: «Ладно, они свое получили. Простим». Женщина всхлипнула:
  - Спасибо, господин. Спасибо. Хочешь погадаю? Не за деньги. Правду скажу.
  - А если я в эти ваши гадания не верю? – хмыкнул Попов.
  - Не верь, - улыбнулась цыганка и вытерла слезы, - на гадание не влияет.
  Женщина долго разглядывала ладонь Сереги, и наконец спросила:
  - Кто ты, господин? По твоей одежде, я вижу, одно, по руке – другое, а чувствую – ужас. Твой оберег… Это – дьявол.
  Попов улыбнулся:
  - Сатана? Ну, тот, кто мне его дал, чем-то был похож, согласен. Вот только остался в другом мире. Здесь его нет.
  - Его – нет, кольцо – есть. Ты не знаешь его силы.
  - А ты знаешь? – Серега погладил металлический ободок, уютно устроившийся на пальце.
  - Нет, - покачала головой цыганка, - я обычная гадалка. В церковь иди, может быть там помогут.
  - Сроду не был, - улыбнулся Попов, - Что там по будущему?
  Женщина вздохнула:
  - Горе у тебя впереди. Что-то с родственниками.
  Серега побледнел:
  - У меня из родственников только мама. Что с ней?
  Цыганка развела руками:
  - Не знаю, господин. Вижу, что несчастье. Приедешь – увидишь. Просто будь готов.
  - Понятно, - скрипнул зубами Попов, - может ошибаешься?
  - Нет, господин. Можешь мне не верить, но я зря пугать не буду.
  - Ладно, - Серега взял себя в руки, - хорошее что-то будет?
  - Будет, господин. Друзья тебя поддержат, женщины у тебя будут. Жизнь длинная у тебя будет.
  Цыганка замолчала, и неуверенно продолжила:
  - Я не вижу ее завершения. Как будто ты будешь жить вечно. Первый раз у меня такое гадание.
  Попов нашел в себе силы улыбнуться:
  - Значит, не обманул Майрон.
  - Не знаю, господин, - вдруг заторопилась цыганка, - извини, остановка сейчас, внука в больницу повезем. Прости нас, господин, прости, и спасибо тебе, - женщина подхватила юбки и почти побежала к выходу.

                * * *

  Златогорск встретил пустым перроном с одиноким фонарем. Попов шагнул на платформу и ахнул. Мокрый снег шел стеной, словно на дворе был январь, а не апрель. На асфальте уже выросли сугробы выше щиколотки, а запоздавший трамвай напоминал маленький ледокол. В холодном вагоне было два человека, и Серега устроился на заднем сиденье, пытаясь через запорошенные снегом окна рассмотреть знакомые дома и улицы.
  Радости от возвращения не было. Попов столько раз представлял себе, как приезжает домой, что чувствовал даже особый весенний запах, который должен витать в воздухе родного города. Вместо этого – дурно пахнущее нутро громыхающего по рельсам вагона. Заплеванный резиновый пол, дребезжащие грязные стекла, изрезанные дерматиновые сидения. А главное – ощущение тревоги, поселившееся глубоко внутри. Слова гадалки высушили счастливое ожидание встречи, арктический фронт засыпал последние остатки радости глубоким мокрым снегом. Несколько часов в поезде Попов маялся тревожным ожиданием беды, и сейчас, на жестком сидении промерзшего трамвая, Серега был уже уверен – беда произошла. Матери он больше не увидит.
  От остановки до родной пятиэтажки было пятнадцать минут быстрой ходьбы. Снег так и не прекратился, фонари желтыми шарами горели сквозь белую пелену, едва разгоняя сумрак улиц. Ветер дул в спину, стараясь как можно быстрее замести, заровнять следы одинокого человека, нарушавшего торжественную девственность белого покрывала.
  Чем ближе Попов подходил к дому, тем медленнее шел. Ощущение неотвратимости беды давило на плечи, тормозя шаги. За сто метров до цели, когда уже было видно двери подъезда, Серегу пробила нервная дрожь. Начиналась она где-то в животе и волной проходила по всему телу, сводя пальцы и зубы. Попов даже пару раз остановился, пытаясь успокоиться.
  Дверь подъезда была все та же – ободранная и рассохшаяся. Новой была лишь пружина, с пушечным выстрелом захлопнувшая створку за спиной Попова. Лампочка на первом этаже не горела, но со второго падал отблеск, позволявший хотя бы не споткнуться. Три ступеньки – дверь была прямо перед ним. Серега проглотил комок в горле и позвонил.
  Звонок пропел странной птичьей трелью, не знакомой Попову. Семь лет назад звук был другим, он точно помнил. Но мысль о звонке тут же исчезла – за дверью послышались легкие женские шаги. Сердце подпрыгнуло – мама! Все-таки ошиблась гадалка!
  Дверь открылась, пропуская в подъезд конус света и запах жареной картошки. Попов уже шагнул вперед, и словно натолкнулся на стену – в проеме была чужая женщина. Лет тридцати, в халате и кухонном фартуке. Увидев Серегу, она ойкнула и моментально захлопнула дверь.
  Попов снова оказался в темноте. После острой радости разочарование было убийственным. В последней надежде он посмотрел на номер квартиры – вдруг ошибся подъездом! Нет, номер был правильным, хотя и едва различимым в полумраке. Серега несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул и снова нажал кнопку звонка.
  - Что надо? – женщина не отходила от двери, - Я сейчас мужа позову.
  - Извините, пожалуйста, - голос у Попова сорвался, и он был вынужден откашляться, - Попова Антонина Александровна здесь живет?
  - Нет.
  - А где она?
  - Кто?
  - Попова. Антонина Александровна, - механически повторил Серега.
  - А я-то откуда знаю? – вполне натурально удивилась невидимая собеседница.
  - Она здесь жила. Вы, когда в эту квартиру переехали?
  - Тебе то что? Сказали же – нет таких, - нелюбезно отозвалась женщина, и крикнула куда-то в глубину квартиры, - Вова! Иди сюда!
  Попов сделал еще одну попытку:
  - Она здесь жила. Еще недавно. Я ее сын!
  Женщина не ответила, но Серега услышал за дверью уже мужской и очень недовольный голос:
  - Ну что еще? Кто там?
  - Парень какой-то. Может и не один. Темно – не видно. Сколько раз говорила – вкрути лампочку! И глазок сделать надо!
  - Я их уже задолбался вкручивать, - огрызнулся мужчина, и Попов услышал, как щелкнул, открываясь, замок.
  Вова оказался выше Сереги почти на голову и лет на пятнадцать старше. Солидный пивной животик растягивал грязноватую майку, свисая на синие «треники», которые, в свою очередь, сползали на потрепанные войлочные тапки. Заглянув за спину Попову, и не обнаружив сообщников, глава семьи посмотрел на Серегу, почесал пальцем в ухе и нелюбезно осведомился:
  - Ну, и че надо?
  Попов повторил вопрос. Мужик засопел:
  - А я тут не справочное бюро! Всех знать не обязан. Месяц назад въехал, и никаких женщин не видел. Два парня квартиру продавали. По документам все чисто было – они владельцы, они же и продавцы. Я – тоже не жулик, за свои кровные на северах честно отгорбатил. И то вон, только на хрущевку двухкомнатную хватило. На первом этаже. Еще вопросы есть?
  - Фамилию продавца посмотреть можно? Она же где-то записана? Какие-то документы оформлялись?
  Вова насупился:
  - А ты кто такой, мои документы смотреть? Следователь или прокурор? Может ты у бандитов наводчиком работаешь? С милицией приходи, тогда и разговаривать будем. Все, гуляй Вася!
  Дверь захлопнулась и Попов понял, что больше ему и не откроют, и не ответят. Идти было некуда, и он присел прямо на ступеньку, но тут же вскочил, осененный мыслью – соседи! На площадке, помимо бывшей Серегиной, еще две квартиры. В однокомнатной справа добирала свой век тихо помешанная бабушка, изредка навещаемая правнуками. А вот слева жила, и Попов надеялся, что в добром здравии, пожилая учительница, уже вышедшая на пенсию.
  Серега даже вспомнил, как ее зовут – Валентина Александровна! Когда-то давно, сразу после войны, она учила маленькую Тоню математике. Прошло пятнадцать лет, и распределение хрущевской жилплощади свело на одной площадке бывшего учителя и бывшую ученицу, теперь уже маму маленького Сережи. Не имея своих детей и привыкнув постоянно заботится о чужих, Валентина Александровна приняла деятельное участие в воспитании соседского мальчика. Отношения между женщинами сложились теплые, и Попов удивился, что не подумал о старой учительнице сразу. Главное, чтобы Валентина Александровна была дома, жива и здорова.
  Пожилая женщина узнала Серегу не сразу, но как только поняла, кто перед ней, засуетилась, повела в комнату, и там уже расплакалась:
  - Не забыл меня, Сереженька. А почему без мамы пришел? Я ее уже два месяца не видела с тех пор, как переехала. Как она на новом месте?
  - А вот об этом, Валентина Александровна, я и хотел спросить, - Попов пересказал разговор с новыми хозяевами квартиры. Старушка всплеснула руками:
  - Это они с тобой еще долго разговаривали. Грубые люди, не душевные, с твоей мамой не сравнить. Откуда-то с Севера переехали. Ну, да Бог им судья. А Тонечка теперь по другому адресу живет, в однокомнатной. Давай-ка я тебе чайку налью, а сама поищу бумажечку с ее адресом.
  Горячий чай был очень кстати. Серега с удовольствием прихлебывал кирпичного цвета жидкость, чувствуя, как растекается по телу не просто тепло, а надежда! Значит мать продала квартиру «добрым людям», а те ее перепродали «северянам». Не удивительно, что Вова ничего не знает о прежних жильцах.
  Правда, на обрывке тетрадного листа, который нашла Валентина Александровна, почерк был совсем не матери. В ответ на удивление Попова старушка пожала плечами:
  - Так мне ее адрес те ребята написали, которым она квартиру продала. Все ведь быстро получилось, скомкано. Мы и попрощаться-то как следует не успели. Вчера еще Тоня в квартире жила, даже вещи неупакованные стояли. А на следующий день я к ней пошла, а двери уже чужой открыл. Внутрь не пустил, да я и не стремилась. Все, говорит, уехала по новому адресу. Я удивилась – ночью, что ли? А он смеется – дурное дело, говорит, не хитрое. Собрали, да увезли. Вот он мне новый адрес и написал. Это далеко, в новом микрорайоне. Я-то все жду, что, Тоня заедет, да видно устраивается в квартире. Как все устроит, так и позовет на новоселье. Налить тебе еще чайку? Извини, угостить нечем, сушки только. Так все быстро дорожает, кошмар просто.
  - Спасибо, Валентина Александровна, - поблагодарил Серега, - не надо ничего. Давайте, лучше я вам помогу.
  Увидев в руках Попова деньги, женщина замахала руками:
- Что ты, что ты! Не надо мне, тем более, так много! Одна живу. Матери отдай. Да скажи, чтобы заходила, сама-то я к вам не выберусь. Далеко, а ноги болят.
  Окрыленный надеждой, Серега почти бежал по безлюдным улицам на окраину города, где еще в советское время строили новый микрорайон. Снег прекратился, циклон уходил на восток, и сквозь мутную пелену начали проглядывать звезды. Холодало, и когда Попов добрался до новостроек, снежок уже хрустел под сапогами.
  Между незнакомыми домами пришлось покрутиться, высматривая номера. Близилась полночь, а Серега все не мог найти записанный на смятой бумажке адрес. Редкие прохожие либо пожимали плечами, либо показывали в противоположные стороны. Попов несколько раз обошел микрорайон по кругу, проклиная новомодную систему нумерации, на первый взгляд, совершенно бессмысленную. Отчаявшись, он начал рисовать прямо на снегу расположение домов, проставляя номера. Снова пришлось побегать, но в конце концов, схема сложилась в единое целое, и во втором часу ночи Серега пришел к неутешительному выводу – дом с номером сорок восемь даже не начинали строить.
  Он еще раз рассмотрел план, теперь уже понимая логику нумерации и ткнул палкой в северо-восточный угол схемы. Здесь должен быть нужный адрес. Здания там точно нет, но для очистки совести Попов еще раз прошел к предполагаемому месту.
  Площадку будущего дома номер сорок восемь когда-то огородили, но теперь секции дощатого забора частично упали, частично были растащены местными жителями. За остатками ограждения вразнобой торчали вбитые в болотистый грунт железобетонные сваи, а между ними громоздился строительный и обычный мусор. От кучи к куче импровизированной свалки перелетали, ища съестного, толстые серые вороны.
  Серега прошел немного вдоль бывшего забора, и наткнулся на ржавый лист металла, криво прибитый к доскам. В неровном свете ближайшего фонаря еще можно было прочесть облупившуюся надпись, утверждавшую, что строительство 144-квартирного дома номер сорок восемь ведет трест Металлургмонтажстрой. Ввод жилья в строй трест прогнозировал аж два года назад.
  Попов зачем-то поправил покосившуюся вывеску и беспомощно оглянулся по сторонам. Холодная апрельская ночь висела над городом, поблескивая равнодушными звездами. Лишь несколько окон светилось в окружающих девятиэтажках, подчеркивая Серегино одиночество. Идти было некуда. Вернуться к Валентине Александровне, разбудить ее среди ночи, да еще и огорошить исчезновением горячо любимой Тонечки, Попов просто не мог.
  Постояв у забора, Серега вдруг понял, что не чувствует холода и усталости. Тонкая шинель почему-то стала надежной защитой от ветра. Ноги были сухими несмотря на многочасовое перемешивание мокрого снега. Ночной морозец только бодрил. Проверяя внезапно появившуюся холодоустойчивость, Попов присел на ближайшую лавочку во дворе, смахнув снег. Стало тепло и удобно, как будто сидишь в кресле перед камином, а не посреди заснеженного ночного двора. Можно было спокойно думать.
  Конечно, совсем спокойно размышлять не получалось, но эмоции уже ушли. Спасибо цыганке – к потере он был готов. Мать исчезла, и скорее всего, в живых ее нет. Оставалась надежда на ошибку в новом адресе, но очень небольшая. «Надо решить, что делать, - отстраненно, как бы анализируя ситуацию со стороны, подумал Серега, - Мать не вернуть, поэтому надо понять, кому и как отомстить. Да, именно так – отомстить».
  Попову стало жарко, руки сжались в кулаки. «Милиция может их только поймать. Суд может их только посадить. Они отсидят и будут жить дальше. Нет, я их убью. Всех. Медленно» - Серега выдохнул и разжал кулаки.
  Попов посмотрел на часы – половина четвертого. «Надо искать жилье. Не знаю, почему мне не холодно, но на скамейке жить не удобно. Есть тоже не хочется, но когда-нибудь я проголодаюсь. В большом городе для таких, как я, построены гостиницы, хотя бы одна. Столько лет здесь прожил, а вот гостиницами не интересовался. Наверное, где-нибудь в центре или около вокзала. Вот только транспорт по ночам не ходит, придется пешочком».
  Серега отряхнул шинель, и пошел к центральной улице района, хрустя снежком. Путь намечался дальний, часа на полтора, – сжатый горными хребтами город, как спрут выбросил в долины щупальца-районы, соединенные прямо через лес многокилометровыми трамвайными путями.

                23 апреля 1992 года

  Шагалось Попову легко и приятно. История с исчезновением матери спряталась где-то глубоко в душе. Горе затаилось и не пыталось пока напоминать о себе. Сейчас Серега наслаждался возвращением. Узнаванием домов и улиц. Помогала ночь и полное безлюдье. Попов шел, и вспоминал, вспоминал, вспоминал…
  Вспоминал и одновременно удивлялся себе. Сережа Попов не отличался особенной храбростью. Глухой ночью по пустынным улицам никогда не гулял, и сейчас должен был бояться каждой неверной тени. Но нет! Нагло пер кратчайшим путем, пересекая дворы и скверики, не избегая таких злачных мест, куда и днем заходить не отваживался. И ни одного хулигана, или, на худой конец, пьяного дурака! Попов был разочарован. Конечно, пятый час утра, четверг, холодно. Все понятно, но как хотелось дать выход энергии, переполнявшей мышцы! Почувствовать, как хрустят под ударом чужие кости! Эх, надо было Вове морду расквасить, уж очень грубо он разговаривал с капитаном Мордора!
  - С бывшим капитаном, - поправил себя Серега, - но я еще к тебе зайду, Во-ва!
  Так и пропала бы втуне неожиданная храбрость, но уже почти в центре города, срезая путь через очередной двор, Попов наткнулся на пьяную троицу: два мужичка уголовного вида и неопрятная, растрепанная женщина, лежащая прямо на тротуаре. Кавалеры, скользя на снегу и матерясь, пытались поднять даму. Женщина вполне успешно отпихивалась от ухажеров руками и ногами, не забывая орать благим матом:
  - Убивают! Убивают!
  Серега услышал крики еще с улицы, и в прежние времена обошел бы конфликт за два квартала, но сейчас ноги сами понесли его во двор. Судя по всему, шумели уже давно. Не успел Попов войти во двор, как прямо над головой раздался радостный женский голос:
  - А, вот и милиция! Дождались, алкашня проклятая?
  Серега посмотрел вверх. На балконе второго этажа куталась в шубу женщина средних лет:
  - Это я вам звонила! Всю ночь орут, покоя нет! Уходили куда-то, сейчас опять пришли. А вы почему один-то?
  Попов пожал плечами:
  - Потому что я не милиция. Наверное, поэтому.
  - Ой, тогда не ходите к ним! Сейчас милиция подъедет.
  Серега махнул рукой. Адреналин бурлил в крови, хотелось схватки, и он шагнул к «алкашне»:
  - Чего орем? – принципиально Попову было наплевать на страдания жителей, но конфликт надо с чего-то начинать.
  Ближний из мужичков выпустил руку лежавшей на снегу «подруги», и развернулся к Сереге:
  - А те че? Больше всех надо?
  «Консультант» в голове Попова взвыл от восторга: «Бей с правой ноги на уровне колена, а когда упадет – носком левой ноги в лицо!». Серега хотел было возразить, но ноги сработали сами – мужик рухнул на снег, зажимая руками разбитое лицо. «Эх, жалко, - расстроился «внутренний голос», - ни меча, ни топора! Ну хоть бы нож!».
  - Ты, че, козел?! – возмутился напарник пострадавшего, - Беспредел творишь! Колюня, ты как?
  - Бо-о-ольно! – провыл через ладони «Колюня», катаясь по снегу, - Носопырник сломал, падла-а-а…
  - Не, ну ты че?! – мужик подобрал с тротуара пустую бутылку и грохнул ее о фонарный столб, - Ща тя, сука, на лоскуты распустим!
  - Завали его, Гвоздь, красный галстук ему повесь, - причитал «Колюня», отползая к заборчику. Серега отметил широкую темную полосу, которую пострадавший оставлял на снегу, и чуть не пропустил первый выпад «Гвоздя». К счастью, «консультант» не дремал. Попов развернулся на пятке правой ноги, бутылочная «розочка» скользнула по шинели, а нападавший пролетел вперед. Скользкий тротуар не дал «Гвоздю» устоять на ногах, но и Серега не достал его ответным ударом. Попов шагнул к упавшему, но он уже откатился в сторону и успел подняться, выставив перед собой разбитую бутылку.
  «Сзади!» - завопил «внутренний голос» и в тоже мгновение Серегу дернули за ногу. Попов сумел устоять, и ударил каблуком по запястью руки, держащей сапог. Опущенная в момент удара голова и реакция «консультанта» спасла Сереге жизнь – нацеленная в горло «розочка» лишь рассекла щеку. Попов перехватил руку «Гвоздя», и подчиняясь «внутреннему голосу», крутанул ее в плечевом суставе. Неизвестно откуда взявшаяся взрывная сила, и инерция тела жертвы, выдернули кости плеча из сустава.
  «Гвоздь» как-то странно всхлипнул, и рухнул на снег, потеряв сознание.
Серега остановился, тяжело дыша, и зажимая разрезанную щеку. Огляделся. «Гвоздь» лежал неподвижно, лицом вниз, неестественно вывернув руку с зажатой в кисти «розочкой». Колюня так и сидел на снегу у заборчика, тихо подвывая и сплевывая густую кровь. Женщина пыталась сесть, но опираясь на сломанное солдатским сапогом запястье, тихо взвизгивала и вновь валилась на тротуар. Здесь угрозы больше не было.
  Попов попытался отпустить щеку и почувствовал, что она просто разваливается. Кровь стекала на воротник шинели, частью впитываясь в сукно, частью капая с лацкана на снег. Смерть от потери крови пока не грозила, но щеку надо было шить.
  «Вот, дебил, - ругнулся Серега, - на черта тебе сдалась эта драка? Ищи теперь травмопункт, объясняй, что и как. А ведь мог и по горлу полоснуть! Дебил, одно слово, дебил!».
  Внутренний «консультант» отозвался немедленно:
  «Да, ладно тебе стонать. Вон как мы их уделали, трех минут не прошло. Ну, а войны без потерь не бывает. Опять же, думаешь легко твоим телом управлять? Спортом столько лет не занимался, мышцы дряблые, реакция никакая. Три минуты боя, а ты дышишь, как порванные кузнечные мехи. Ладно, приложи меня к ране, только края сведи, как можно ближе».
  - Кого тебя? – вслух возмутился Попов, - Еще и обзываешься. Тоже мне, внутренний голос, альтер-эго. Похоже, аукнулась мне «психушка». Насмотрелся на «шизиков», теперь мной голоса командуют.
  «Меня – это меня! Кольцо! – в свою очередь фыркнул «консультант», - Не допер еще, тугодум? Какого балрога Повелитель меня тебе отдал? Я же предназначено великим воинам! Героям! И за что мне такая судьба горемычная? Давай, прикладывай, я не бред, и не шизофрения. Сейчас сам убедишься».
  В каком-то трансе Серега выполнил команду, и едва не выронил кольцо от мгновенной острой боли. Зато кровь в ране зашипела и мгновенно запеклась.
  «Терпи, не убирай» - продолжал командовать голос.
  Потерпеть пришлось – боль нарастала, охватывая раскаленными обручами голову, а потом вдруг разом схлынула, оставив ощущение полной расслабленности. Попов даже оперся рукой о ближайший тополь. «Готово, - удовлетворенно хмыкнул голос, - пользуйся. И будь добр, сними меня с пальца. Отдохнуть надо, да и с кровью твоей разобраться, много ее в меня впиталось».
  «А чего так банально? – поинтересовался Серега, трогая бугристый шрам на щеке, - Магический предмет требует крови хозяина! В чужую кровь тебя окунать не надо?»
  «Неплохо бы, - Попову показалось, что голос зевнул, - но это потом. Пока сам разбирайся, я тебе не помощник. И учти, милиция на подходе».
  Серега еще раз окинул взглядом «поле боя» и уже направился к выходу из двора, но прямо навстречу из-под арки вывернул «бобик» патрульно-постовой службы. Яркие фары вцепились в Попова, и он понял, что бежать бесполезно. Хлопнули двери машины, и два автоматных ствола уставились на Серегу:
  - На землю, лицом вниз, руки в стороны! Быстро!
  - Это где такое написано? – не очень громко возмутился Попов, выполняя команду.
  - Где надо, там и написано! – умелые руки уже скользили по одежде, - Чисто! Давай наручники.
  - Э, ребята, - попытался протестовать Серега, - не надо наручники! Я не убегу. Хулиганы и преступники – они, а не я!
  - В дежурке разберутся, кто хулиган, а кто преступник, - холодные обручи захлопнулись на запястьях, и Попова поставили на ноги, - давай, живенько в машину, пока не помогли!
  Серега пожал плечами и полез в тесный «собачник». Водитель пристегнул его наручниками к скобе, закрыл заднюю дверь и ушел. Наступила тишина, в которой ожило кольцо:
  «Не понимаю. Тебя что, загребли?»
  «Ну, так получается, - вздохнул Попов, - не успел».
  «Ничего без меня не можешь, - возмутилось кольцо, - ты чего такой беспомощный?»
  «А чего ради в драку полезли? Прошли бы мимо!»
  Кольцо замолчало, как бы задумавшись, и через некоторое время неуверенно ответило:
  «Но я все-таки – боевой артефакт. Меня ковали для великих воинов и славных побед. А я шесть лет пылилось на полке. Крови-то хочется. Я без нее угасну».
  «Тогда надо нового хозяина искать. Я великим воином вряд ли стану, - хмыкнул Серега, - а если дело раскрутят, то ты опять на полку ляжешь».
  Кольцо замолчало, Попову даже показалось, что в испуге. Тем временем, вернулся водитель. Посмотрел неприязненно через решетку, и по шипящей рации вызвал «скорую». Кольцо робко предположило:
  «Сбежать бы?»
  «Как? Если только ты поможешь».
  «Меня на палец надо».
  «Невозможно. Наручники мешают».
  «Ладно. Сможешь так сделать, чтобы кто-то из них меня в руки взял? Я буду блестеть, как золотое».
  «Хозяина хочешь сменить?»
  «Идиот, - беззлобно ругнулось кольцо, - это если бы ты меня нашел. Где-нибудь в древнем кургане, на пальце скелета. Тогда бы я могло уйти. Но меня сам Властелин колец тебе отдал, дубина. Так что – станешь великим воином. Со временем. Давай, действуй. Они возвращаются».
  Насколько было видно Попову из «собачника», машина «Скорой помощи» развернулась и уехала. Милиционеры вернулись к родному «бобику», сложили автоматы на сиденье, и стали оттирать руки снегом. Потом покурили на свежем воздухе и залезли внутрь. Старший зевнул:
  - Черт, в тепле сразу в сон клонит. Всю ночь мотаемся, как бобики. Бобики в «бобике».
  - Кто на что учился, - отозвался второй милиционер, и тоже зевнул, - я тут одну забегаловку знаю. Можно кофейку растворимого долбануть. Ты как на это смотришь, Васильич?
  Васильич засопел недовольно:
  - Эту забегаловку все знают. Каждое дежурство туда тянешь, к Светке своей. А кофе у нее дерьмовое, между прочим.
  Водитель захохотал:
  - Зато все остальное – качественное. И сиськи, и…
  - Ну ты это, - вскинулся Светкин кавалер, - ты слова-то выбирай!
  - Тихо! – заткнул обоих старший наряда, - Вы еще подеритесь, горячие финские парни. Сменитесь – и куда хотите! К светкам, зойкам и юлькам. А сейчас – везем задержанного. Поехали!
  Попов решил, что пора действовать:
  - Товарищи милиционеры, - погон он не разглядел, - а за что задержанный? Их трое – я один. Чистая самооборона!
  - Товарищи мы тебе или не товарищи, это суд определит, – засмеялся Васильич, - не знаю, какая там самооборона, но уделал ты их не по-детски. У бабы, предварительно – перелом запястья, у одного ханурика – перелом носа, точно, и предположительно, перелом верхней челюсти. Леша его грузить помогал, так еле руки от крови отмыл. Второй – вообще без руки остаться может. Врач сказал, что человек так руку из сустава выдернуть не в состоянии. А ты нам поешь о самообороне. Если и самооборона, то точно – с превышением. Да и личность твою установить надо.
  - Да что устанавливать, - взмолился Серега, - документы же есть.
  - Вот дежурному и покажешь, - отрезал Васильич.
  - Ребята, ну отпустите. Никто же не видел, как меня задержали. Я вам кольцо отдам, дорогое. Расслабитесь после службы.
  - Ну вот, - констатировал старший, - взятка при исполнении служебных обязанностей. А спрашиваешь, за что задержали.
  Но, второй милиционер, Леша, заинтересовался предложением:
  - А ну, покажи!
  Васильич заерзал на сидении:
  - Алексей, прекрати!
  - Да че там, я только взгляну.
  - Сержант Шевкунов!
  - Да я сто лет уже сержант, - отмахнулся Леша, - а вдруг вещь стоящая?
  - И Светка обрадуется, - поддел Лешу водитель.
  - Вот чья бы корова мычала, - огрызнулся сержант, - останови на минутку.
  Водитель вопросительно посмотрел на Васильича. Старший махнул рукой:
  - Тормозни. А ты – без фокусов. Если что, так уделаем, что мама не узнает.
  Шевкунов вылез из машины и открыл заднюю дверь:
  - Ну, где?
  - В кармане. В левом.
  Сержант осторожно залез в карман шинели и вытянул кольцо. «Молодец! – отозвалось в голове, - можешь, когда хочешь. Сиди теперь тихонько, само все сделаю».
  Милиционер захлопнул дверь и снова забрался на сидение. Пихнул водителя в плечо:
  - Свет, душара.
  - Тоже мне, дедушка российской милиции, - фыркнул водитель, но переключателем щелкнул.
  - Ух, ты! – вырвалось у Леши, - обалдеть!
  Попову не было видно руки сержанта, но наверняка, кольцо предстало в наилучшей ипостаси. Водитель тоже восхищенно цокнул. Васильич наморщил лоб:
  - Вдруг ворованное? Позавчера ювелирный ломанули.
  - Тем более, забрать надо, - Леша уже попал под очарование кольца, - а Светик его толкнет подороже, на нас никто и не подумает. Давай, Васильич, это верных пять косарей на брата! Когда ты эти деньги заработаешь?
  Старший наряда недовольно засопел:
  - Сядем мы за твое кольцо! Всплывет где-нибудь, и размотают ниточку!
  Попов решил подать голос:
  - Да вы что, ребята! Чистое оно. Я только утром в город приехал.
  - Слышишь, Васильич? А парня-то вообще зря взяли. Он этой плесени навалял, а суд ему превышение пришьет. Ты же сам их видел – ублюдки, клейма негде ставить. Мы же их забирать ехали, он просто за нас всю работу сделал.
  - Если он такой хороший, - возразил старший, - его просто так отпустить надо, а ты кольцо решил забрать.
  Сержант задумался и словно через силу произнес:
  - Ну, все правильно. Отпустим. Кольцо отдадим. Обратно. Нам оно зачем?
  - Ты же Светке его хотел подогнать, - удивился водитель, - по пять тысяч сулил?
  Леша вдруг смутился:
  - Да это я всякую пургу нес. Мы же не бандиты какие. А Светке я найду, что подарить.
  Васильич удовлетворенно крякнул:
  - Ну вот, это правильно. Никаких взяток. Так парня отпустим. Ну-ка, Леха, сними ему наручники, и кольцо отдай.
  Шевкунов выпустил Серегу из «собачника»:
  - Давай, садись к нам. Ты где живешь-то?
  - Уже нигде, - вздохнул Попов и рассказал историю с квартирой. Васильич сокрушенно покачал головой:
  - Эх, парень, боюсь, нет твоей мамки в живых. Беспредел творится, и в стране, и в городе. Зацепить их трудно будет, но я бы на твоем месте заявление написал. Вдруг следователь что и выудит. Только паспорт получить надо, да прописаться где-то. Вот куда тебя отвезти? В гостиницу без паспорта не поселят. Да и видок у тебя тот еще.
  В разговор влез Леша:
  - Я знаю, куда! У Светкиной подружки квартира стоит свободная! Бабка померла, давно еще. Подруга туда студентов пускала. Ну тех, кто из деревень в «пед», да в «мед» учиться приезжают. А сейчас никто жить не идет, она пустит за недорого. Деньги-то есть?
  - Есть немного, - поскромничал Попов.
  - Ну все! Давайте, сейчас к Светке заскочим? Пока рация молчит. Вам – по кофейку с чебуречиком. Серега пока умоется, а Светик подругу вызвонит. А?
  - А ты пока Светку помнешь? – засмеялся водитель, - Не, если с чебуреком, то я согласен.
  - Решено, - хлопнул Попова по плечу Васильич, - поехали!

                * * *

  «Забегаловка» оказалась кооперативной чебуречной, круглосуточно работавшей около вокзала. В шестом часу утра посетителей не было, и хозяйка уделила гостям максимум внимания. Правда, пока Серега умывался и безуспешно пытался оттереть кровь с шинели, наряд уехал на очередной вызов.
  Светлана, женщина лет тридцати в не очень свежем фартуке, принесла Попову кофе в картонном стаканчике и на такой же картонной тарелочке – горячих чебуреков. Села напротив:
  - Леша про тебя рассказал. Подождешь меня, я часов в десять поменяюсь, и к Людке поедем. Она как раз после второй смены проснется. Тут в уголке пока посиди, а часов в восемь можешь до вокзала прошвырнуться. Там мини-рынок. Торгаши рано приходят, к поездам дальнего следования. Купи куртешку какую-нибудь, а то в такой шинели тебя можно без грима в кино снимать. Про войну.
  - Да так получилось, - попытался оправдаться Серега.
  - Леша рассказал, - повторила Светка, - Ладно, сиди, ешь. У меня сейчас народ пойдет на электрички, да железнодорожники потянутся.
  Чебуреки были вкусными, а кофе Попов пил так давно, что уже и не помнил.
  Кольцо не преминуло похвастать:
  «Ну, как я сработало? И бежать не надо было – сами отпустили. Да и тут не плохо – тепло, еда, питье. Давай, заправляйся. Пока ты в живом теле, его поддерживать надо».
  Серега чуть не подавился чебуреком:
  «В смысле – пока?»
  «Да не бери в голову. Ты еще долго живым будешь, не расстраивайся. Только пойми – когда надо, я тебе голод выключаю, но энергия-то расходуется. Когда мы с тобой поближе сойдемся, то и с энергией порешаем, а пока – не экономь, бери добавку, жуй и глотай».
  «Ладно, - согласился Попов, - тут меня уговаривать не надо. А вот когда я холода ночью не чувствовал, это тоже ты?»
  «Ну, а кто же? – в голосе кольца зазвучали нотки обиды, - Между прочим, не так уж это просто. И учти – уши ты все равно отморозишь, хоть и не почувствуешь».
  «Вот спасибо, - поерничал Серега, - ты уж как-нибудь дифференцируй. А то взойду на костер, и не замечу».
  «Всему свое время. И через огонь пройдем».
  Так, за болтовней, и третьей порцией чебуреков, летело время. Кафешка то заполнялась, то пустела, на Попова никто внимания не обращал. Прикончив чебуреки, Серега подремал в тепле, а когда открыл глаза, было уже начало девятого. У прилавка закупалась очередная поездная бригада, и Попов решил сходить на рынок. Кивнул Светке и вышел в свежее апрельское утро.
  Выпавший ночью снег стремительно превращался в грязный поток воды, крутивший окурки, спички и бумажки. Яркое солнце, бездонное голубое небо и особый весенний сладкий ветерок – весь набор поэта-романтика был в наличии. Прыгая через ручейки, Серега добрался до здания вокзала. Внутри и в самом деле стояло несколько прилавков, на которые уже выкладывали товар из огромных клетчатых сумок хмурые, не выспавшиеся продавцы.
  Попов прошелся вдоль прилавков, но мужские куртки были только в одном месте. Серега даже примерил одну, скинув надоевшую шинель. Куртка пришлась впору, но пожилая женщина у прилавка на вопрос о цене пожала плечами:
  - Подожди немного, паренек. Цены еще нет. Хозяин сейчас подъедет, скажет.
  Попов удивился:
  - А вчерашняя цена не подойдет?
  - Может подойдет, а может и нет, - усмехнулась женщина, - иногда утром цена одна, а вечером – уже другая. И все время – вверх. Еще ни разу не снижали.
  - Понятно, - Серега с сожалением положил куртку на прилавок, - некогда мне, пойду.
  - Да подожди, - продавец придержала его за рукав, - вон, хозяин приехал.
Попов обернулся и обомлел – от входных дверей, помахивая зажатой в руке кожаной кепкой, шагал Олежа, собственной персоной! Скользнув взглядом по стоявшему боком Сереге, хозяин поправил разложенные на прилавке куртки и протянул продавцу тетрадный листок:
  - Как дела, тетя Маша? Вот – новые цены.
  - Да как обычно, Олег Витальевич. Первый покупатель уже подошел.
  - Это хорошо, - коммерсант повернулся к улыбавшемуся Попову, по-прежнему не узнавая его - отличная куртка, старичок, не сомневайся! Сам всю партию проверял.
Серега продолжал улыбаться и Олежа вдруг споткнулся на полуслове, вглядываясь в лицо Попова:
  - Не пойму. А мы, случайно, не знакомы?
  - Случайно знакомы, Олег Витальевич. Вспоминай!
  - Черт, - Олег потер подбородок, - и голос. Златогорский политех?
  - Не-а.
  - Срочка? Дальний Восток, Ванино? Дмб восемьдесят восемь?
  - Чуть ближе, но нет.
  Олег еще раз осмотрел странного покупателя с ног до головы, задержался взглядом на вмятинах от металлических танчиков на петлицах старенькой хэбэшки, и вдруг, что-то щелкнуло в его голове:
  - Попов? – и уже уверенно, - Серега? Так говорили, что ты, - он осекся.
  - Не знаю, что там говорили, но угадал! Здорово, Олежа! Пардон, Олег Витальевич!
  Крепко пожали руки.
  - Ты, как? Насовсем или проездом? – поинтересовался Олег.
  - Хотелось бы насовсем, - развел руками Серега, - да вот как получится.
  - Куртку-то будешь брать? – вступила в разговор тетя Маша.
  - Буду, конечно. Может скинешь цену, Олег Витальевич? По знакомству?
Олег покраснел, но отрицательно покачал головой:
  - Извини, старичок, бизнес! И так на грани балансирую. Чуть-чуть – и в минус сработаю. Тут не Москва, народишко бедный, цену не загнешь. Ну, ладно, рад был увидеть. Мне еще пару точек объехать надо. Извини, - повторил он. Хлопнул Попова по плечу и быстро пошел к выходу. Заскрипела и гулко ударила тяжелая вокзальная дверь.
  Серега хмыкнул и повернулся к продавцу. Тетя Маша смотрела сочувственно:
  - Дружок что ли твой?
  - Бывший. Товарищ. А вам, я вижу, хозяин?
  - Хозяин, что и говорить, - вздохнула продавец, - и не самый плохой, надо сказать. Ну ты как, берешь? В твоей шинели только людей пугать.
  - Беру, конечно, - Попов расплатился и натянул обновку. В сапогах и галифе он теперь смахивал на комиссара гражданской войны. Тетя Маша улыбнулась:
  - Маузера тебе на боку не хватает. Деньги еще остались? Пойдем, у меня знакомая джинсами торгует и кроссовками. Переоденешься нормально.
  Так, через двадцать минут Серега вышел из вокзала другим человеком, правда, с изрядно полегчавшим кошельком. Сунул в мусорный бак комок обмундирования, а сапоги аккуратно поставил рядом – хорошая обувка, авось кому и пригодится. Шагать по весеннему безобразию теперь приходилось аккуратнее. Глядя себе под ноги, Попов чуть не влетел под старенький «жигуль». Машина резко затормозила, и Серега вновь лицезрел Олега Витальевича.
  - Ну, блин, ездок! – возмутился Попов, - Или ты меня в новой куртке не узнал?
Олежа засмеялся:
  - Я свои куртки за километр узнаю. Кроме меня их в Златогорск никто не возит. Расстались с тобой как-то нехорошо, аж вернуться решил. На, тут мой телефон и адрес. Заходи как-нибудь вечером, только позвони предварительно, вдруг, в Москву уеду. Иринка тоже рада будет.
  Серега взял вырванный из блокнота листочек:
  - Иринка?
  - Забыл, что ли? Она ж тебе вроде нравилась?
  Конечно, Попов не забыл. Но иллюзии и надежды таяли целых шесть лет, таяли долго и качественно. Иринка теперь была таким же бесплотным миражом, как Дина или Этель.
  - А, эта…, - как можно безразличнее «вспомнил» Серега, - столько воды утекло. Поженились?
  - Да, - коротко ответил Олег, - год назад. Зайдешь?
  - Конечно. Спасибо.
  Олег с облегчением выдохнул, как будто от слов Попова зависело что-то важное:
  - Ну, вот и здорово. Заходи! Подвезти тебя?
  - Не, у меня тут еще дела. Спасибо.
  Олег кивнул понимающе:
  - Тогда – до встречи! Не пропадай!
  Машина развернулась, разбрызгивая талый снег и умчалась. Попов еще раз посмотрел на листок и пожал плечами. Откликнулось кольцо:
  «Чего удивляешься? Пока мы с тобой мир захватывать будем – время пройдет. Где-то работать надо, и желательно – не за гроши».
  «Он меня в гости позвал, а не на работу».
  «Придешь, поговоришь, может и устроишься. Или у тебя другие варианты есть?»
  «Я и не думал еще», - признался Серега.
  «А стоит задуматься, - наставительно, тоном классного руководителя, указало кольцо, - денег на одежку много истратил? Много. Я их тебе с таким темпом подкидывать не смогу, твой мир для меня чужой, не забывай».
  «Ладно, - согласился Попов, - зайду я к нему. Через пару дней».
  Кольцо замолчало, но уже в дверях чебуречной поинтересовалось:
  «А кто такая Иринка?»
  Серега споткнулся о порог:
  «Тебе-то что?»
  «Да так. Чего-то пульс и давление у тебя скаканули в этом месте разговора. И сейчас – тоже».
  «Не скажу, - огрызнулся Попов, - и не лезь в мою личную жизнь.
  «Я просто спросило», - неубедительно попыталось оправдаться кольцо и замолчало.
  Светлана уже сменилась, Серега подождал ее совсем немного. До подруги добирались с пересадками, зато вопрос решили быстро. Попов заплатил за три месяца вперед, и уже через двадцать минут оказался в однокомнатной квартире на втором этаже типовой «хрущевки».
  Разнообразием и богатством обстановки квартира не баловала, но, главное, был холодильник и телевизор. Телевидение в «психушке» запрещали, и Серега весь день провалялся на продавленном диване, щелкая с первого канала на второй. Так он и уснул под очередную песню ночного эфира.
  Снился Попову Мордор. По бескрайней пыльной равнине, все ближе и ближе к огромному городу с высокими белыми стенами перемещались ощетинившиеся алебардами квадраты орочьей пехоты. Тяжело ступая каменными лапами, горные тролли медленно катили к воротам крепости огромный таран. Раскачивая гигантскими бивнями, мерно двигались слоны, между которыми хаотично носилась харадская конница. Чертили небо зажигательными снарядами баллисты и требушеты, нанося удар за ударом белым стенам и башням. Сергей Владимирович Попов, полководец Мордора, управлял войсками, паря в небе на драконе. Командовал просто усилием воли.
  Штурм шел успешно. Уже были пробиты бреши в стене, в которые устремились орки и харадримы. Тролли взломали ворота, открыв путь гвардии Мордора. Метательные машины перенесли огонь в центр города, разрушая здания и заваливая улицы перед спешащими к проломам резервами. Победа была близка, и тут Серега почувствовал неясную угрозу. Что-то пошло не так, и не в городе, а за его стенами, на фланге осаждающей армии. Послушный мысленному приказу, дракон шевельнул огромными кожистыми крыльями и развернулся вправо. Как только Попов поднялся чуть выше, то с ужасом понял, что проиграл. Внизу текла, сверкая острым железом, многотысячная стальная река, разливаясь за ближайшим холмом в боевой строй.
  Еще полчаса и смертельный удар обрушится на армию Мордора. Все резервы уже в бою, рубятся на узких улицах города, а малочисленные слоны не сдержат натиск коварного врага. Серега попытался замедлить страшный удар, дать войскам время на выход из крепости и перегруппировку, а потому направил дракона вниз – испепелить и разогнать хотя бы часть вражеской конницы.
  Боевой ящер послушно спикировал, скользя в воздушном потоке. Попов почувствовал, как клокочет драконье пламя, готовясь вырваться из глотки. Из ноздрей ящера уже потянулись струйки дыма, пасть приоткрылась. Но навстречу ударил плотный поток стрел, высекая искры из чешуи и дырявя перепонки крыльев. Дракон затряс башкой, пытаясь сбросить жала, застрявшие в мягких ноздрях и веках глаз, и тут арбалетный болт пробил сустав правого крыла. Ящер закричал, впустую расходуя дымное пламя. Кожаная плоскость сложилась, и дракон сорвался в штопор. На Серегу бросилась бешено вращающаяся земля и он проснулся, пытаясь понять, где находится.
  Ночной мрак комнаты разгоняла по углам неоновая вывеска магазина в соседнем доме. Мерно тикали бабушкины ходики, да журчала вода в старом сливном бачке. Попов облегченно выдохнул, перевернул мокрую от пота подушку и снова заснул.