Крым 1978

На фото: Вид со стоянки Чигинитра в сторону моря.
Фото автора дневника.

28.04.1978 Пятница.

"Подари на прощанье мне билет
На поезд, идущий куда-нибудь.
А мне всё равно: куда и зачем,
Лишь бы отправиться в путь.
А мне всё равно, куда и зачем,
Лишь бы куда-нибудь...

И вот уже поезд мчит меня в Симферополь, в очередное путешествие, которое
мне так необходимо сейчас. Исчезнуть с Поляны на все праздники, и даже на
свой день рождения. Потому что здесь никто не поздравит, не подарит цветов.
И настроение у меня совсем не праздничное... Под стук колёс звучит гитара.
Приятно лежать на верхней полке и думать о чём-то несбыточном.

"...Дорога, дорога,
Дорога, успокой меня немного.
От мелких горестных обид,
От тех, кого не долюбил,
Кого не проводил я до порога.
Дорога, дорога,
Дорога, рельсы, шпалы и откосы,
Куда меня ты приведёшь,
А вдруг обманешь и свернёшь -
И полетят надежды под колёса.
А где-то быть может
Любовь мелькнёт на тихом полустанке,
И руки голые до плеч
"Сдавайся в плен, сдавайся в плен!"
Любимая вслед поезду протянет...

Но поздно, да, поздно,
Всё это будет бесконечно поздно.
И ей останется один
Невероятно горький дым
И глупые, потрёпанные звёзды.
Дорога, дорога..."

От Симферополя на троллейбусе мы доехали до Ангарского перевала, и встали
на ночёвку невдалеке от дороги. Группа подобралась вроде бы неплохая. Три
семейные пары, два холостяка (не считая инструктора), а остальные — амазонки.

Мы не поторопились с выбором стража нашей палатки, и нам достался
совершенно ничего не умеющий делать в походе, и совсем не жалующий нас
вниманием еврей. Звали мы его "Сашуля", и весь поход старались внушить ему
чувство товарищества, но, по - моему, это бесполезно. В конце концов мы
свыклись с его обособленностью, и не заостряли на нём своих мыслей.

Зато друг его, Боря, прослыл у нас покорителем женских сердец, "ловеласом",
ибо он развитый мужчина, образованный, 32-х лет, называвший себя медиком -
любителем, в основном, по части гинекологии, изучивший физиологию и
психологию женщин. А не женился он из-за того, что просто зарылся в женщинах.
Им он себя не навязывает, но в силе его воздействия на наше сердце я убедилась.

Каждый человек - очень интересная личность. И особенно часто люди
раскрываются с совершенно неожиданной стороны в походе. У нас из 3-х групп
(всего 50 человек) много было очень интересных личностей, но разве я могу обо
всех рассказать в дневнике. Хотя бы о тех, с которыми столкнулась
непосредственно.

Крым встретил нас не особенно приветливо. Сразу полил дождь, холодно и
ветрено стало. Но печальнее было то, что без крымских инструкторов группа не
допускается к переходу через перевал. Кроме того, кругом заповедники, которые
необходимо обходить. И в знаменитые крымские пещеры инструктор обязан
вести группу не более 20 человек.

Столкнувшись со всеми этими сложностями, мы сначала никак не могли
определиться. Сидели два дня на Ангарском перевале, слушали соловьёв,
умывались по утрам из холодного ручья, и не видели никакой разницы между
Крымом и Подмосковьем. На турбазе обнаружили площадку волейбольную,
натянули штормовки, и играли через них, как через сетку, в волейбол.

Но вскоре нам повезло: выделили нам инструктора, который согласился вести
нас через перевал. Прежде мы поднялись на гору Чатырдаг (1527 м. над уровнем
моря). По дороге Владимир Ильич нам рассказывал о набегах татар, как татары
уничтожили в Крыму после себя всю воду. И воды здесь очень мало. Панорама
Крыма с горы Чатырдаг была видна плохо из-за нависшего над горами тумана.
В пещеру он нас так и не сводил. Здесь находятся пещеры Бинбаш Коба
(Тысячеголовая) и Суук Коба (Холодная).

Первого мая утром мы покинули стоянку и встали на тропу, ведущую к Чёрному
морю через перевалы. Открывались красивые панорамы горных массивов, только
что распустившаяся молодая зелень опьяняла, солнышко тоже решило быть
нашим попутчиком, и не пряталось за тучи.

Мы проходили через поля лаванды, из которой приготавливается лавандовое
масло. Чувствовала я себя чудесно, рюкзак не убивал своей тяжестью, и я от души
любовалась всем, что окружало меня, и без стеснения отдавалась солнышку.

К вечеру, уставшие (это был первый тяжёлый пешеходный день) мы вышли к
стоянке Джурла под радостное свадебное кваканье лягушек. В этот вечер мы
начинали дежурить. Темнело быстро. Надо было быстро поставить палатки,
приготовить ужин. До темноты надо было принести побольше дров для костра,
чтобы после ужина посидеть у костра, попеть песни. К некоторым песням
Белкина я уже прониклась. Не хватало только пустячка: маленькой мужской ласки.

"Мне ведь тоже хочется быть
Хоть немного счастливой,
Хоть немного любимой
Быть, быть..."

Незаменимым человеком для меня в походе была Нина. В этот вечер мы пили
спирт. Этот цимус ударил мне в ноги. Я совсем разомлела от усталости и питья,
и ушла в палатку. Сашуля уже готовился ко сну. У него режим: в 10 часов вечера
ложится, в 7 встаёт, как петушок. И так все дни похода. Попросив его не смотреть
в мою сторону, я, наконец, стянула с себя мокрую майку, переоделась во всё
сухое. Сразу стало хорошо и покойно.

В сей момент в палатку влез Боря. Спал он с Любой и завхозом - Леной, но
просто захотел, наверное, проведать Сашулю, не забижаем ли мы его.
Мне очень не хотелось его отпускать. Было желание, как сказал бы Слава,
пообщаться. Зашёл разговор о походах. Скоро прибежала Нинуля, и охотно
к нам присоединилась. После ухода Бори она отметила, что он ко мне
неравнодушен. Это было бы ничего, если бы я не чувствовала в себе тяги
к нему. Вспоминается момент, когда мы с ним боролись - так, играя, и он
весь как-то вздрогнул от моего прикосновения.
- Ты что, щекотки боишься? - засмеялась я.
- Нет, я не могу, когда ко мне прикасаются женские руки.
- Любые?
- Твои.
При этих словах и по мне пробежала какая-то лёгкая дрожь.
Всё-таки какая-никакая избирательность всё же существует меж людьми.
Позднее (я ещё напишу об этом ) я почувствовала, какая сладость - его
прикосновения. А в тот вечер, укладываясь спать, Нинуля, шлёпнув меня
легонько по попе, изрекла: "Как орех - так и просится на грех."

Следующий день тоже был тяжёлым. Шли то вверх, то вниз, на спусках натёрли
ноги. Остановились на перекус у водопада "Джур-Джур". Очень хотелось
посидеть у этого водопада. Красивое зрелище. Но времени было отпущено
маловато. До стоянки святого Алексея ещё далеко идти. Было время, когда
здесь скрывались монахи-отшельники, жили в горах, вдали от себе подобных.
Сейчас люди тоже бегут в горы, но не поодиночке, а коллективами, имея
ту же цель: обрести покой, отдохнуть, слиться с природой.

На стоянке святого Алексея мы, наконец, всласть помылись. Там протекал
полноводный ручей с чистой, вкусной водой и местность позволяла
уединиться и раздеться совсем.

3 мая.

Снова в путь. После длительного подъёма последовал небольшой спуск, а затем
тропа пошла ровной ниточкой. Стоянка на высоте, дров мало, поэтому пришлось
нагрузиться дровами. Рюкзаки заметно потяжелели. К обеду мы добрались,
наконец, до дяди Миши. Стоянка Чигинитра названа по имени девушки, которая
завела врагов к пропасти, и первая ринулась вниз.

Когда-то здесь были поселения тавров. В этот вечер дядя Миша рассказывал
нам у костра о грифах, живущих высоко в скалах и питающихся падалью.
Размах крыльев грифа - 2 метра. Читал стихи о Чигинитре.  Мы долго сидели
у костра и пели. А ночью налетел шальной ветер, снёс палатки. Вся днёвка наша
прошла под штормом. Выплескивался даже суп из миски порывами ветра.

Стихия разбушевалась. Как здесь жили тавры на таком ветру - не представляю.
Как здесь тепло было вчера, когда мы только ступили на эту землю. Вдали
виднелось море. Неподвижное, словно на картине, с белыми барашками
волн. И огромная глыба Медведь - горы на горизонте с нависшими над ней
чёрными тучами.

4 мая.

Днёвка на Чигинитре. Наконец-то помыли голову. Банный день.

5 мая.

Прощание с дядей Мишей. На прощание он сказал: "Приезжайте, девочки.
Всегда буду рад.  Устрою, размещу. Мужчин привозите с собой. У нас мужчин
здесь нет..." Интересный дядька. Балагур. Сам женат на москвичке, и живёт
в Москве зимой, а летом уезжает к своей ненаглядной Чигинитре.

Утром рано мы начали спускаться к нашей цели - Чёрному морю, и в 2 часа
пополудни уже были в поселке Рыбачье, возле пансионата "Кулон", где я когда-то
отдыхала с Таней Гизо. Могла ли я когда-нибудь думать, что снова судьба меня
сюда забросит. Как-то сразу защемило сердце.

Увидев перед собой море, мы побросали рюкзаки, и бросились к волнам. Но
море встретило нас холодной отчужденностью. Вода холодновата. Но солнышко
пригревало, и мы блаженно расположились на  камушках. Всю вторую половину
дня мы ловили машину и, наконец, ночью прибыли в Планерское (Коктебель).
Пробирались куда-то в темноте, светили фонариками, выбирая место для палатки.

6 мая.

Солнышко нагрело палатку, а ветерок заигрывал с её полами. Я уже родилась.
Открыла глаза. Нинуля чмокнула меня, ещё сонную, в щёчку. "Натуля,
поздравляю!..." Я вылезла из палатки, как из скорлупки. Яркое ослепительное
солнце. Ни облачка. И море у ног, бескрайнее, плещется. Ах, это сказка. Это я
вечером, ложась спать, загадала, чтобы мне в день рождения подарили море.
И оно мне приснилось. Вот оно! Если не верится, можно подойти и потрогать,
попробовать на вкус.

Непокорная голубая волна
Всё бежит и бежит, не кончается.
Море Чёрное, словно чаша вина
На ладони моей всё качается.

Я всё думаю об одном, об одном,
Словно берег надежды покинувши,
Море Чёрное, словно чашу с вином,
Пью во имя твоё, запрокинувши.

Неизменное среди всяких морей
Как расстаться с тобой, не отчаяться.
Море Чёрное на ладони моей,
Как баркас уходящий качается..."

Я глубоко вдохнула в себя целительный воздух, этот запах йода, запах моря, и он
растворился во мне без остатка, наполнив до краёв моё тело и душу счастьем.
Какое же это счастье - в свой день рождения встретиться с морем!

В этот день меня освободили от дежурства, Валерка схватил меня в охапку,
и потащил в море. Окрестили новорождённую. В этот день нас родилось двое.
Одной мне с таким счастьем было не справиться.

В этот знаменательный для нас обеих день по плану была намечена вылазка
на Кара-Даг. В повести "Чёрное море" К. Паустовский писал о Кара-Даге:
"В сотый раз я пожалел, что не родился художником. Надо было передать
в красках эту геологическую поэму. В тысячный раз я почувствовал вялость
человеческой речи. Не было ни слов, ни сравнений, чтобы описать могущество
кратеров, дыхание моря, влитого в их пропасти, крики орлов и тысячи
малейших ласковых вещей - всплесков воды, прозрачных струй, солнечных
зайчиков и нежнейших водорослей и медуз, сообщавших величавому пейзажу
оттенок простоты и безопасности. Не было слов, чтобы передать изгибы бухт,
затенённые углы, выстланные чёрным блеском и светлой подводной травой,
тёмную прозрачность волн, качавших далеко внизу спины серебряных пеламид,
и, наконец, луну, видную снизу даже днём, и похожую на клубок пара,
замёрзшего в холоде недосягаемых высот."

Массив Кара-Дага (Кара - чёрный, Даг - гора) более 140 млн. лет назад был
одним из центров вулканической деятельности в Крыму. Здесь много пещер и
гротов, причудливых фигур выветривания.

Владимир Ильич вёл нас не по тропе, а в лоб. Мы карабкались под нависшими
над нами скалами, спускались вглубь расщелин, продираясь сквозь колючие
кусты. Когда Кара-Даг был покорён, и мы любовались возвышающейся громадой
"Чёртова пальца", мне и Вике были вручены букеты пионов и ромашек. Причем,
по-рыцарски. Саша опустился на одно колено, одну руку прижал к сердцу, в
другой у него был букет, который он протянул мне со словами: "Наташ,
поздравляем" Я совсем растаяла от такого внимания.

По дороге к лагерю Сашуля меня предупредил, что этой ночью меня ждёт
приятный сюрприз. У меня мелькнула мысль, но я сразу отогнала её прочь.
С чего это вдруг Боре перебираться в нашу палатку? Или он просто придёт
ко мне ночью? Да ну, всё это ерунда! Наверное, придумали что-нибудь для
хохмы. Я терзалась, не зная, что и думать. Правда, в предыдущую ночь он
заходил к нам. Мы на нём повисли с Нинулей, он даже Сашуле сказал: "Что
же ты Сашок, у тебя такие девочки ласковые".

Господи, неужели решили ещё и мужика презентовать мне на одну ночь?
Чтобы полностью осчастливить меня в мой день рождения. Эта мысль меня
не покидала.

А вечером нас чествовали. Белкин произнёс торжественную речь, пожелав
нам всегда встречать дни рождения в кругу друзей, в коллективе. Нам были
вручены подарки. Затем пили за здоровье каждого в отдельности. Коронный
номер. Я, например, пью. Все поют.

"Выпьем за Наташу,
Наташу дорогую,
Свет давно не видывал
Красавицу такую.
  Ната, Ната, пей до дна - 2 раза.
Мы нальём ещё вина.

И так дальше.

А про мужиков:  "Свет давно не видывал пьяницу такого"

Затем исполняется любимая песня именинника. Я просила исполнить "Дорогу".
Вторая группа подготовила для нас концертную программу из 3-х частей.
Сначала спели песни про нас, которые сами сочинили Дик с Сендом.

Вижу флаги, выпить нужно.
Нынче праздник всей Земли.
Эй, ребята, ну-ка дружно:
"С днём рожденья,
С днём рожденья,
С днём рожденья, Натали!"

Ты на грудь свою гвоздику
Покрасивей приколи,
Помогайте Сенду с Диком:
"С днём рожденья,
С днём рожденья,
С днём рожденья, Натали!"

В небе месяц появился,
Виден Карадаг вдали.
Крикни тот, кто не напился:
"С днём рожденья,
С днём рожденья,
С днём рожденья, Натали!"

Прекрасно была исполнена сценка из жизни морского дьявола. Зрители были
доведены до кондиции. После концерта обьявили белый танец. Прозвучал клич:
"Мужиков не разбирать! Именинницы выбирают первыми" Я была очень
счастлива, совершенно растеряна, и совсем не чувствовала под собой ног...

На первый танец я пригласила Славу, который, оказывается, превосходно
танцевал. Приятно было ощущать, что он обрадован моим приглашением.
Краем глаза я успела заметить, что Боря остался неохваченным, и немного
помрачнел. Когда начался следующий танец, я тотчас же подскочила к нему,
как бы шутя спросила: "Боря, а ты не хочешь со мной потанцевать?" Увидев,
как охотно он принял вызов, я поняла, что правильно сделала, что подошла
к нему именно сейчас.

Танцевали все, поднимая столб пыли. Мы с Викой прыгали где-то в самом
центре этого сумасшедшего вихря. У меня кружилась голова, гулко стучало
сердце. Гитаристы наши не скупились на быстрые мелодии. В палатку мы с
Нинулей влезли уже вконец утомлённые.

Едва успели забраться в спальники, возле палатки послышались голоса, луч
фонарика осветил вход. Вслед за Сашулей мы увидели голову Бори и его голос:
"Принимаете?". Обьяснил, что к Лене из Судака приехал брат крупных габаритов,
и им всем в палатке тесно. Еще днём Нинуля сообщила мне, что Боря к ней
подходил, и просил разрешения у нас переночевать. Устроился он между
Сашулей и мной. Привычным жестом приподнял мою голову, устроил поудобней
на своей руке и начал нежно и легко меня целовать.

Сашуля спросил во тьме: "Борь, тебе удобно?" Оторвавшись на мгновение от моих
губ, он невозмутимо ответил: "Вполне". Я совсем разомлела. Мне было жарко
и волнительно. Его руки тихонечко расстегнули молнию на олимпийке, а губы
коснулись моего уха: "У меня холодные руки, Наташ."
- Ну и хорошо..., - прошептала я. Мне так хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне
прохладными руками, хоть немножечко охладив мой пыл. Ласкал он меня
осторожно и неторопливо, каждое движение было рассчитано. Вот когда я
почувствовала, что в женщинах он не будет испытывать недостатка. Что он не
хвалился, говоря что интересуется физиологией и психологией женщины.

Я уже блаженствую, тянусь к нему, как к источнику этого блаженства. И снова
его губы возле моего уха: "Что будем делать?"
- Не знаю.
Оттолкнуть эти ласки выше моих сил. Но он же тоже человек... Я приблизила
губы к его уху: "Боря, ты мучаешься?"
- Ничего. Обойдётся. Дело привычное.

Раздевшись по пояс, мы ласкали друг друга более ощутимо. Он почувствовал
некоторую смелость. Нинуля накануне поведала мне, что в плановых маршрутах
заранее разбиваются на пары, кто с кем спать собирается. И две пары в палатке
занимаются любовью, не стесняясь друг друга. Это, наверное, можно объяснить,
и не судить строго, но мне вдруг стало почему-то стыдно, и я попросила Борю
воздержаться от дальнейших действий. Он шепнул мне на ушко: "Не буду".

Счастье, длившееся один день - ты прекрасно! Утром я решила, что всё это сон.
Но почувствовав рядом Борькин спальник, я поверила, что я была любима этой
ночью. Этот парень вылечил меня от тягучего чувства одинокой и покинутой
женщины, заглушил тоску и тупое равнодушие к жизни. Я ожила. Пусть он
больше не будет спать рядом со мной. Мне всё равно стало легче жить и дышать.

На следующий день мы отправились на экскурсию в Судак не теплоходе.
Почему-то я искала Борю глазами, ревновала его к Любе, появилось чувство
собственности на него, которое я напрасно пыталась отогнать. А вечером, когда
я уже уверилась в том, что он снова придёт, его спальник вдруг исчез так же
незаметно, как и появился. Всё. Сюрпризов больше не будет...

Но вместе с горсткой разочарования пришло облегчение. Очень хотелось
раскрепощённо поспать. Нинуля подтвердила мои мысли, что Боря никого не
забывает, но я начала ей возражать, что это к лучшему. Мы с ней так хорошо
выспимся сегодня.

Это была последняя ночь в походе. Утром я пошла умываться, прихватив Борин
фонарь, чтобы не забыть отдать. По дороге я встретилась с ним. Вид у него был
несколько виноватый. Он подошёл ко мне, взял за руку.  "Ты не обижаешься на
меня за то, что вчера ушёл?"
- Нет... Сказать надо было всё же...
- Случайно получилось. Я в этом не виноват.
- Нет, нет, я не обиделась.
Он ласково чмокнул меня в щеку.

Надо сказать, меня несколько растрогало это его объяснение. Ведь мог бы и
ничего не говорить. Что он мне, обязан чем-то? Да и устала я вчера. Наигралась
в волейбол. Встретила с Поляны своих Шуриков, и получила приглашение на
товарищескую встречу.

"...И опять рюкзаки
Натирают нам плечи
И в холодной палатке
Тепла не сберечь.

Пусть не ждут нас обратно,
Пусть не верят во встречи,
Ведь не знают, наверно,
Как мы ждём этих встреч..."

Из всего похода мне очень хотелось описать именно этот день, день моего
рождения; мне хватит воспоминаний надолго.

Закончился наш поход в Феодосии. Потом снова поезд. День рождения Бори мы
отмечали под стук колёс. Его тоже ждал целый поток приятных неожиданностей.
Салют мы наблюдали из поезда. И кажется, никогда не видывали красивее
зрелища. Москва встретила нас холодом и дождём. С Борей мне удалось
поцеловаться на прощание.