На распутье. Глава 1

я лежу на больничной койке еврейской больницы в одной казенной рубашке и в трусах, в которые вставлена огромная послеоперационная прокладка, плотно прижавшись к стене, покрашенной очень давно. По слоям разного цвета можно посчитать, сколько раз тут делали косметический ремонт, лоб горит, прижимаюсь плотно к стене, и считаю: "Один, два, три... пятьдесят, девяносто девять.." Он сегодня не придёт, все хорошо, завтра будет завтра... Двести пятьдесят восемь... На животе, который уже уменьшился вдвое, грелка, в ней кусок льда, грелку меняют каждый час, бутылку капельницы тоже, это восьмая... Осторожно поднимаю одну руку к лицу, синяков нет, вторая рука с капельницей, тоже чистая, он всегда бьет так, чтобы не было ничего видно... Триста пятнадцать... Сегодня первое апреля, в моем городе этот праздник отмечается с бОльшим размахом, чем день города, шествие на Дерибасовской, концерты во всех районах города, салют... Нянечка приходит с грелкой и шепчет: "Потерпи, милая, все пройдет, Богу молись, что жива осталась, на таком сроке детки не выживают, родишь еще..." Оттягивает рубашку, бедра, живот, грудь, все в синяках... Стыдливо закрываю глаза, она причитает, шепотом, озираясь, чтобы из девочек никто не услышал и не увидел: "ЭТО он тебя так, девочка?" "Сама, баба Мань, упала, неосторожная..." "Ты дуру-то не строй, они разного цвета и недельные, и двухнедельные, и порезы, упала она, в милицию заявят на мужа твоего, не прикроешь, если только не откупится, заведующая у нас деньги любит, а он все не выходит из ее кабинета, у тебя почти и не был, все там отсиживается, где только берутся такие мужики, прости Господи. - "Тетя Мань, неправда это все, сама подскользнулась, Кирилл хороший у меня, и Сережку вон как любит, я тут валяюсь, а он в садик его водит, кормит, все для него делает. Скоро прибежит сыночек мой маленький. -"Дура, ты, Аня, себя не жалеешь, Сережку хоть пожалей, это сейчас он его кормит и поит, а потом таким же сыночек твой ходить будет, синяки от всех прятать. Ладно спи, отдыхать тебе надо, окситоцин в сон клонит..." Опять отворачиваюсь к стенке... Пятьсот восемь... Эх, тетя Мань, были бы мы вдвоем, схватила бы тебя за руку, и выплакала тебе всю свою жизнь бедовую... А ты бы гладила меня по голове и шептала, как мама когда-то: "Ну буде, Анечка, буде, все пройдет... А мне действительно поспать бы, Сережка скоро прибежит...Сережка... Пятьсот двенадцать, пятьсот тринадцать, кап-кап-кап... А может, действительно, права баба Мань, и вызовут, хоть бы вызвали, сил моих больше нет, пятьсот двадцать...кап-кап...