Год 1995-й, март

Месяц начался с очередного странного парадокса, хотя стоило ли этому удивляться. То была пора, когда каждый день был чем-то парадоксален в большом или в малом, для тебя или для всех. Федерация приняла закон о ветеранах с широким спектром льгот. Казалось бы, можно радоваться, и подпадавшие под эту категорию люди обрадовались, а зря. Надо было не слушать новости, а прочесть текст закона до конца, как в рекламе, где самое главное написано в конце и мелким шрифтом. Оказалось, что закон не прямого действия и каждый субъект должен принять своё постановление о введении его в действие на своей территории. Кто-то сделал это сразу, как Москва или Тюмень, кто-то чуть позже, взвесив возможности, а кто-то и нет. А люди же обмениваются между собой информацией. Вывод напрашивался, вроде бы, сам собой: где-то чиновники хорошие, заботящиеся о своих гражданах, а где-то плохие, чуть ли не вредители. Но, если посмотреть правде в глаза, злая ирония заключалась в другом. Представим себе даже не ветерана, а просто такую ситуацию: одновременно родились три ребёнка: один в Москве, второй в Тюмени, а третий в деревне Свиново Пыталовского района. Все трое – граждане России, но у всех троих изначально будет, как ни странно, принципиально разное детство. Впрочем, как и старость тоже. Однако, вернёмся к закону о ветеранах. Посчитали быстро: Псковской области на его реализацию нужно 140 миллиардов рублей, а весь бюджет области 280. Туманов физически не мог подписать столь ожидаемое постановление, как бы в душе и в сердце, умом и долгом не хотел этого. Что, впрочем, не мешало оппонентам и злопыхателям винить в этом и его, и власть в районах.

***
А на местах ветераны остаются не единственной повседневной заботой и болью. У нас с Полтараковым очередные вечерние посиделки. Петрович запасся подготовленной экономистами раскладушкой с таблицами, хотя цифры все и так в голове. Зимовку скота заканчиваем на пределе возможностей, хотя и он, и я хорошо помним, что в советские годы бывало и хуже. Бывало, что горожан отряжали на заготовку хвойных веток, что коров буквально подвязывали веревками к потолочным балкам, чтобы они не падали от истощения, а на юг России срочно отправляли машины за прошлогодней соломой. У нас же совсем скудный рацион только в трёх хозяйствах и только в одном зарезали несколько сильно отощавших коров, но до выхода в поле он останется на таком уровне. Мысли уже и о предстоящем севе, но мысли и о ещё непогашенных прошлогодних долгах, в том числе и со стороны государства. Кондиционные семена тоже пока подготовлены не у всех, а заявленные цены на продукцию опять ставят почти гамлетовский вопрос, а что в итоге будет меньшим убытком: сеять или не сеять?! Но мы с Полтараковым люди старой закалки и постараемся выжать из наших ТОО всё, что сможем. Хотя всё этому не благоприятствует. Два года назад умерло «Агропромэнерго», потом предприятие по обслуживанию мелиоративных систем, год назад потеряли «Агропромсервис», или по-старому говоря, райсельхозтехнику, нынче на очереди «Агропромхимия». Там в третий раз уже проводили собрание с одной и той же повесткой дня и мнения разделились: часть за то, чтобы расходиться, часть, чтобы остаться. Тем более, что в нашем районе, тем, кто с руками и с головой, и без лужёного горла, бежать есть куда. Вот и в марте открываются новые вакансии в службе международных автоперевозок. Значит помощи селу не окажут нынче и в «Агропромхимии» с большой долей вероятности.
 Странно могло показаться со стороны, но в общем логично, исходя из ситуации, что заместитель Туманова по сельскому хозяйству Нестеров, собирая начальников управления сельского хозяйства из районов, впервые не называл обязательных цифр по весеннему севу. Сколько смогут хозяйства посеют и сами, обязывай их или не обязывай. Несколько неожиданно для многих, но упор сделан на картофель и овощи. Но это неожиданно для несведущих, нам же всё понятно: надо кормить закрытые учреждения. Закрытые, это не в смысле переставшие работать, это просто термин. Куда входит всё, начиная от детских садов и заканчивая тюрьмами. А ещё надо обязательно помочь личным подсобным хозяйствам и двум дачным кооперативам. Уже объявили всем, что с первого апреля наш молокозавод перестаёт быть таковым и становится, наряду с Линовом и Гаврами, просто третьим молокоприёмным пунктом в районе. Завод старый, внутрипроизводственные затраты большие, а нынешний объем перерабатываемого молока никак их не покрывает, отсюда самая низкая в области закупочная цена. В хозяйствах продолжается кадровая чехарда. Люди приходят на смену самые разные. В ТОО «Вышгородок» председателем избрали человека, недавно приехавшего из Мурманска на постоянное место жительства. Правда, у него есть опыт руководящей работы и на селе в том числе. Правда и то, что первое его начинание многих удивило. Используя старые связи, он наладил поставку из Мурманска сырой сельди, а в части помещения зерносклада оборудовал мини-цех по её засолке. Это даёт живые деньги в кассу товарищества. Признаться, эту сельдь мы с Полтараковым уже опробовали на себе и на домашних – ничуть не хуже, чем заводская в магазине, по крайней мере, свежее точно.
Заканчиваем очередные посиделки договорённостью о том, что со своей стороны я сделаю всё, что смогу, а на практике это означает, что из средств внебюджетного фонда район погасит хозяйствам проценты по долгосрочным кредитам. И да простят меня задним числом упоминавшиеся в начале ветераны за такую трату миллионов, тем более что сами они, в большинстве своём на собственном горбу вынесли прежние трудные времена.

***
В марте провели в Пыталово два совещания и каждое по-своему знаковое. На первое собрали весь районный актив, чтобы послушали и позадавали интересующие вопросы представителям министерства по программе государственного эксперимента. Мы намеренно приглашали всех, в том числе и наших главных оппонентов, вопросы звучали разные, но откровенного отторжения или неприятия не было, что уже самом по себе служило хорошим знаком.
Второе совещание наоборот было слишком узким, но весьма значимым. К нам приехали руководители приграничных районов по обе стороны границы и представители пограничной службы двух стран. Оно стало последней рабочей встречей по данному вопросу и проходило оно снова не без споров, но главную задачу выполнило, сняв практически все разногласия. Главным из которых, пожалуй, стоял вопрос о Пыталове. В виду того, что основным предметом встречи и предыдущих длительных консультаций было подписание соглашения об упрощенном порядке пересечения границы, то я спорил, настаивал, убеждал, доказывал, не знаю, какие ещё применить слова, что в перечень населенных пунктов с нашей стороны должно войти и Пыталово. Изначально латвийская сторона выступала категорически против и сопротивлялась до последнего. И как тут неожиданно-негаданно пригодилась ликвидация мною осенью 93-го года городского Совета. Поскольку де-юре у Пыталова не было теперь самостоятельного статуса, как у городского поселения и оно располагалось на территории Носовской волости, то латвийским юристам пришлось согласиться, что по европейским меркам это существенный фактор. Окончательный вариант документа спустя непродолжительное время подписали в Балви, и жители Пыталова, наравне с другими проживающими в пограничной полосе, получили право упрощенного пересечения границы.
***
Границы, которая напомнила о себе в этом же месяце с совершенно неожиданной стороны.
Надо отдать должное нашим спецслужбам: мы располагали информацией о том, что возможна провокация со стороны Латвии. Но она была, при всём том, достаточно неопределённой: пойдут на это или не пойдут, когда и как? А поэтому ночной телефонный звонок о том, что это случилось, и со станции Резекне в нашу сторону двинулся поезд, который вёз не только пассажиров, но и дипломатический конфликт, всё равно таил в себе элемент неожиданности. Я ещё из дома позвонил дежурному по РОВД и попросил срочно поднять по тревоге начальника, а также позвонить Русскому, начальнику гарнизона, начальнику железнодорожной станции и представителю федеральной службы контрразведки, с тем чтобы они прибыли в администрацию района на экстренное совещание, а сам на своём «Москвиче» срочно поехал туда же.
Порядком испугав дежурную и пройдя в кабинет, первым делом набрал домашний телефон Звонкова. И тому была веская причина. Мне очень нравился его стиль работы: по заводской привычке жестковатый, призванный принимать оперативные решения чуть раньше, чем проблема начинает управлять ситуацией. Извинившись за столь позднее неурочное время, обрисовал ситуацию, надеясь получить от Виктора Артемьевича некий вектор действий, а услышал то, что меньше всего ожидал:
- Евгений, что я могу тебе сказать: ты там на данный момент единственный представитель государственной власти. Ситуацию в целом ты представляешь хорошо, принимай решения исходя из неё. Пойми, что готовых рецептов тут нет, и никто тебе их не выдаст сейчас. Утром свяжемся.
В надежде на что-то набрал ещё один домашний номер, представителя нашего МИДа в Санкт-Петербурге Давтяна, но услышал от Олега Саркисовича практически тоже самое:
- Я всё понял и всё правильно: ты там представляешь государство и действуй именно исходя из государственных интересов. Уверен, примешь правильные решения. Утром сразу позвони Приходько, руководство МИДа я проинформирую сам.
Пока в кабинет подходили все заинтересованные и несколько встревоженные люди, в моей голове сформировался план действий и, когда все собрались, я был готов к тому, чтобы вести уже собственно рабочее совещание, благо до подхода поезда ещё оставалось время. Сообщив о содержании звонка от наших спецслужб, перешёл сразу к конкретным поручениям.
Помня о странной ведомственной реакции Псковского отделения Октябрьской железной дороги, когда в январе 93-го года пограничники встали на рельсы, и когда один из её чиновников предложил давить их, попросил начальника станции срочно связаться с диспетчерской службой в Пскове, предупредить их о задержке поезда с прибытием в Псков и не истерить по этому поводу, иначе я поставлю автоматчика рядом с дежурным по станции. А команда на дальнейшее следование поезда, хотя это, вне всякого сомнения, сильно собьёт график движения других составов, а не только этого, будет дана только после завершения операции. Следующая просьба состояла в том, чтобы срочно подготовить маневровый паровоз и, если необходимо, очистить тупик у складов райпо.
Начальнику РОВД требовалось поднять по тревоге всех свободных сотрудников для поддержания порядка и, на всякий случай, получить табельное оружие, а также поставить у вокзала пожарную машину. Там же рядом разместили и «скорую», поскольку предугадать заранее, как будут развиваться события, вряд ли представлялось возможным.
Начальник гарнизона сообщил, что они уже подняли по тревоге свободных от наряда солдат для организации оцепления, а ответственным за всю операцию от ОКПП «Пыталово» назначен полковник Пирогов, действовать в связке с которым мне и предстояло. Правда, мы тогда ещё не могли и предполагать, что эта ночь будет такой длинной.
К прибытию поезда всё было готово, а с полковником, заранее зная почти наверняка, что в качестве пассажиров в Пыталово приехали сотрудники департамента миграции и гражданства Латвии, договорились о примитивной схеме их отфутболивания. Если они найдут меня, я говорю, что тут ни при чём, а распоряжается всем полковник Пирогов. Если же они находят его, он на голубом глазу уверяет их, что это всё в компетенции главы администрации. А мы с ним намеренно не ходим рядом. Среди ночи, на незнакомой станции, в полутьме перрона и путей, среди прибывших пассажиров и отъезжающих, встречающих и провожающих, это, наверное, было и впрямь лучшим способом дезориентировать тех, кто попытался бы прояснить ситуацию.
Когда прибыл поезд, всё прошло достаточно быстро: у двух прицепных вагонов тут же встало оцепление, появились сцепщики, потом маневровый паровоз, и как мы и предполагали, суетящиеся молодые люди. Прибежавшему с возмущениями начальнику поезда дежурный по станции насколько мог спокойно объяснил, что он тут ни при чём, а всем командуют этой ночью другие люди и отослал его опять же искать нас с Пироговым. Среди всей этой суеты, совершенно не понятной другим пассажирам на перроне, вагоны отцепили и поставили в тупик, а поезд пошёл на Санкт-Петербург.
Не знаю, чего ожидали или чего боялись больше ста человек, находящихся в двух вагонах, но наше появление встретили достаточно спокойно. Как и предполагали, в одном из вагонов ехал кто-то вроде старшего среди них с довольно сносным знанием русского языка. Курдские беженцы из Ирана, Ирака, Турции, которых латвийская сторона пыталась таким образом незаконно выдворить на территорию России, были в данном случае не больше, чем заложниками ситуации. Мы прекрасно понимали, что им, также незаконно попавшим в Латвию, возможно, в том числе и через территорию России, не нужна была ни наша страна, ни та же Латвия, что цель их устремлений какая-то из европейских стран, но на эти часы, пока поезд пойдёт обратно, воленс-ноленс они попали в зону нашей ответственности. Первым делом выяснили согласятся ли они, чтобы людей покормили. Последовал отказ от горячей пищи, но хлеб и воду примут с благодарностью, и Русский тут же отправился на хлебозавод. Также стало ясно, что есть больные, но я сразу поставил условие: ни один человек вагона не покинет, дежурившая у вокзала «скорая» тут же связалась и вызвала дежурного врача, который в сопровождении пограничника затем осматривал больных и оказывал им первую помощь. Антисанитария внутри, которую он застал, явно говорила о том, что в эти вагоны людей поместили далеко не накануне, а среди них находились и дети, и беременные женщины. От греха подальше у вагонов встала милицейская охрана, а территорию поблизости патрулировали пограничники.
Утром, ещё не начался рабочий день, как Звонков и Приходько позвонили сами. Я подробно рассказал о прошедшей ночи и получил одобрение своих действий. Сергей Эдуардович проинформировал меня, что руководство МИДа решило, что, пока ситуация находится под нашим контролем, официальных заявлений не делать и позволить другой стороне сделать надлежащие выводы. Мы же, как всегда, оставались на постоянной связи.
На обратном пути следования поезда из Санкт-Петербурга мы, не слушая никаких возражений, подцепили вагоны с беженцами и дали «зелёный» теперь уже ненадолго задержанному составу.
На следующую ночь вагоны явились снова, на этот раз в середине поезда. И снова всё те же самое: суетливые сопровождающие, маневровый паровоз, только более длительная задержка, пока мы оттаскивали, а потом возвращали на место собственно пассажирские вагоны, тупик, опять хлеб, вода, дежурные медики, и, уж не знаю по чьей инициативе, в окне вагонов, стоящих в тупике, появились импровизированные плакаты с текстом «спасите наших детей!».
И третья ночь прошла также. По правде говоря, и мы с Русским, и Пирогов, да и сотрудники милиции, и пограничники, а число свободных и там, и там, очень ограничено, начинали валиться с ног от усталости.
И тогда в четвёртую ночь, когда всех беженцев, запертых уже в один вагон, латвийская сторона попыталась выдворить к нам ещё раз, я сделал ровно то, что сделал и что, вероятно, выходило за дозволенные и даже не дозволенные рамки. Мы снова отцепили вагон, но ждать возвращения поезда не стали, а тут же ночью прицепили его, не обращая внимания ни на какие возражения, к пассажирскому поезду, следовавшему в Литву.
Как ни странно, но это сработало. Закончилась одна очень длинная ночь, растянувшаяся на четыре и стоившая районному бюджету двадцать миллионов рублей, которые, увы, никто так и не компенсирует. В этот же день появилось официальное заявление МИДа России по данной теме. Думаю, что большинство из участников ночной истории с нашей стороны об этом даже не слышали – они наконец-то спали. В самом городке, да и в районе, по большому счёту о том, что происходило в это время на станции, и знали-то немногие. Мы со своей стороны, как могли ограничивали распространение информации о, по сути, международном скандале. И по вполне понятным причинам районная газета напишет обо всём только спустя полтора месяца…