Синявский Виктор Алексеевич 1908

https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80003357292
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80004279053
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80007445377
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80007445409
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80007445447
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=80007445716
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=2280132
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=70009614357
https://podvignaroda.ru/?#id=16248459&tab=navDetailManAward
https://podvignaroda.ru/?#id=25815282&tab=navDetailManAward
https://podvignaroda.ru/?#id=38849265&tab=navDetailManAward
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=58249823
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=405489876

Виктор Алексеевич Синявский родился 27-го сентября 1908 года (24.09.1908) в городе Чите Читинской области Восточно-Сибирского края. С 1929-го по 1931-й год служил в Красной армии в 228-й стрелковой дивизии Сибирского Военного округа.
Затем учился на физико-математическом факультете Омского университета, который окончил с отличием.   [1]

Ушел на фронт в июне 1941 года по призыву Сталинского РВК города Омска.
С 4 февраля 1942 года служил гвардии старшим лейтенантом заместителем командира стрелковой роты 535 гвардейского стрелкового полка 2-й гвардейской стрелковой дивизии.

29 января дивизия вошла в состав вновь формируемого 3-го гвардейского стрелкового корпуса и сосредоточилась в районе Ростова-на-Дону.
В марте 1942 года в составе 56-й армии Южного фронта дивизия приняла участие в наступлении на Таганрог.

К концу августа 1942 года части дивизии в составе 37-й армии Северной группы войск Закавказского фронта оборонялись на левом фланге фронта по реке Баксан. В задачу дивизии входило удерживать Нальчик и не допускать противника за реку Баксан. Одновременно дивизия получила приказ разгромить противника в районе Заюково и перехватить шоссейную дорогу Пятигорск-Нальчик.

4 декабря 1942 года дивизия внезапно для врага нанесла удар на Хазнидон, Толдзгун, Урух. В результате стремительного наступления гвардейцы овладели этими населёнными пунктами. Установив, что противник начал отступление, дивизия перешла в преследование.     [2]

В ночь на 23 декабря немецкие войска начали отход из выступа в районе Ардон и Алагир. Части 37А перешли к активным действиям. 2-я Гв.СД и 295 СД повели бои за населенные пункты, находившиеся на выходе из горных ущелий – Чикола и Хазнидон.
Виктор Алексеевич был легко ранен в районе села Хазнидон и 25-го декабря 1942 года эвакуирован в 184 ОМСБ.

Вернувшись в строй, он участвовал в боях за город Ростов-на-Дону в феврале 1943 года. Тогда взвод, которым он командовал, разбил превосходящие силы противника, уничтожил 23 немецких солдата и захватил в плен 11 солдат и офицеров противника.

Затем он стал заместителем командира 9 стрелковой роты 875-го гвардейского стрелкового полка 2-й Гв.СД вошедшей в состав 56-й армии Северо-Кавказского фронта.

В апреле 1943 года его дивизия участвовала в нескольких наступлениях с целью занять станицу Крымскую Краснодарского края. Все наступательные действия армии были неудачными. Непрерывные бомбежки с воздуха сильно мешали работе нашей артиллерии, лишив ее поддержки пехоты и отражения контратак. Немецкая ударная авиация утюжила также и боевые порядки наступающей пехоты нанося тяжелые потери.

В боях за укрепленный пункт у станицы Крымской 15-го апреля 1943 года в период наступления Синявский шел первым в боевых порядках, воодушевляя и увлекая за собой бойцов на быстрейшее выполнение задачи.
В бою был ранен, но не ушел с поля боя и остался до выполнения поставленной задачи.
За проявленное мужество и отвагу гвардии старший лейтенант Синявский был награжден медалью «За отвагу» 26-го апреля 1943 года.

После ранения он лечился в Двигательстрое в госпитале 4654.
С сентября 1944 года старший лейтенант Синявский стал адъютантом (в 1945 году старшим) стрелкового батальона 899-го стрелкового полка 248-й стрелковой дивизии 3-го формирования.
В 1945 году за его плечами были бои на Южном, Закавказском, Северо-Кавказском, Западном, Украинском и 1-м Белорусском фронтах.
Он накопил богатый боевой опыт, благодаря которому смог обучить и подготовить взвод связи, взвод снабжения, санвзвод и другие специальные взводы батальона.
За проявленную исключительную энергию и инициативу 11-го января 1945 года он был награжден Орденом Красная Звезда.

«В первой половине апреля 1945 года части дивизии обороняли тактически важный плацдарм на западном берегу реки Одер на подступах к Берлину, одновременно с оборудованием рубежа, личный состав дивизии готовился к предстоящим уличным боям. Офицерский состав изучал опыт, накопленный дивизией в прошлых боях – Батайск, Ростов, Николаев, Одесса, Нойдам.

32-й СК, провел удачно операцию по расширению Кюстринского плацдарма и 14 апреля 248-я дивизия полностью сосредоточилась на Кюстринском плацдарме в готовности к наступлению.

16 апреля после мощной артиллерийской подготовки дивизия начала наступление, имевшее задачей водрузить победное знамя над Берлином.
18 апреля она была введена в первый эшелон и преодолевая упорное сопротивление, отражая контратаки пехоты и танков противника, 22 апреля с боем вступила в пригород Берлина – Карлсхорст.

… За отличные боевые действия личному составу дивизии Верховный Главнокомандующий – Маршал Советского Союза Сталин приказом №339 объявил Благодарность.

27 апреля части дивизии прошли Шпрее и вступили в ожесточенные уличные боги и, пройдя с боями 5 км, к исходу дня 30 апреля вышли в центр Берлина…»     [3]

«В уличных боях в городе Берлине 30-го апреля 1945 года Синявский проявил мужество, отвагу и умение управлять батальоном в сложных условиях.

Противник создал сильный укрепленный узел сопротивления на Линденштрассе, откуда вел огонь из пулеметов, минометов и автоматов, не давая продвинуться нашим стрелковым подразделениям и танкам.
Получив задачу батальону на ликвидацию этого узла сопротивления, старший лейтенант Синявский перед наступлением хорошо организовал боевое обеспечение батальона. Была дана связь каждой стрелковой роте, которая работала бесперебойно весь период боя. Посланное в разведку отделение выявило группировку противника и его огневые средства. Сам лично Синявский под огнем противника находился в боевых порядках, четко следил за ходом боя и под обстрелом не терял управления, своевременно принимал приказы от командования полка и передавал боевые донесения.
Противник потерял убитыми 99 солдат и офицеров, бросил 6 пушек разных калибров, 9 пулеметов, много винтовок, гранат и другое вооружение. Узел сопротивления был ликвидирован и батальон продвинулся на два квартала в направление Рейхстага.»     [4]

За проявленное мужество и организаторские способности в ведении боя старший лейтенант Синявский Виктор Алексеевич был награжден 28-го июня 1945 года Орденом Отечественной войны I степени.

Сводный полк 248-й стрелковой дивизии 5-й Ударной армии, штурмовавшей Берлин, принимал участие в параде Победы союзнических войск СССР, США, Великобритании и Франции под руководством Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, состоявшемся 7 сентября 1945 года в Берлине, у Бранденбургских ворот.     [5]


Виктор Алексеевич демобилизовался 6-го ноября 1945 года.
По какой-то причине он считался пропавшим без вести в 1945 году, о чем было сообщено его сестре Кулик Антонине Алексеевне, проживавшей на ст. Кривощеково Новосибирской области. По тому же поводу Синявский попал в Книгу памяти Омской области, Том 3.
Но потом, вероятно, все прояснилось.

Еще во время лечения в Госпитале ЭГ 4654 в Двигательстрое Виктор Алексеевич познакомился и полюбил работавшую там Горталову Нину Ивановну – капитана медицинской службы.
Нина Ивановна была родом из Севастополя. До Двигательстроя работала в госпитале СЭГ 1806, который дислоцировался в Нальчике Возможно, там и произошла их первая встреча.     [6][7]

В госпитале Горталова исполняла обязанности начальника шестого отделения. Вот как о ее работе вспоминает лечившийся тогда писатель Николай Иванович Старжинский:
«Однажды в отделение Гарталовой[8] был доставлен боец Тихомиров. Он ослеп на фронте. Он не был ни контужен, ни ранен. Но на фронте у него постепенно начала развиваться отечность тела, он стал хуже видеть, а потом и вовсе ослеп. Причиной его несчастья явились больные почки, застуженные в ледяной воде. Это был редкий случай, выраженный в тяжелой форме. Тихомиров почте не мог двигаться, – так велика была его отечность. Он был уверен, что умрет, и сам не хотел жить, словно вместе со зрением его покинула и воля к жизни.

Со строгим, замкнутым лицом лежал он на койке, безучастный к стонам и смеху, к разговорам, даже к ласковым речам медсестер. Казалось, что он уже отрешился от всего земного и с мрачной решительностью вглядывался своим воображением в разверзающийся перед ним холодный и темный мир, из которого нет возврата.
Нельзя было рассчитывать на спасение этого тяжело больного, пока не будет сломлена его решимость умереть.

– Оставьте меня в покое, - сказал он враждебно Нине Ивановне, когда она заговорила с ним. – Все равно я умру. Зачем мне теперь жить?
Он не верил, что зрение может вернуться к нему, а жить ощупью, в вечном мраке, он не хотел.
Нине Ивановне Гарталовой с ее энергичным, почти мужским характером, был чужда такая подавленность воли, слабость и неустойчивость в жизни. Именно поэтому с Тихомировым она говорила не мягко и ласково, как с другими больными, а резко:
– Кто Вам сказал, что Вы не будете видеть? – сердито спросила она. – Глупости! Видеть будете. Но для этого нужно точно выполнять режим, который я Вам предпишу.
– Нет, доктор, это все бесполезно. Напрасно меня утешаете! – сказал глухо больной и с тоской сжал свои дряблые пальцы.

И все же после этого разговора поведение больного несколько изменилось. Прежде он был совершенно безучастен ко всем звукам, они ему не мешали, и он им тоже. А теперь его начали раздражать посторонние запахи. Он, например, брезгливо заявил, что в палате сильно пахнет мылом, так что у него даже голова болит, хотя другие не замечали этого запаха. Зато, когда открывали окно, и до него доносился еле уловимый запах цветов, он поворачивал к окну свои широко открытые, немигающие, незрячие глаза и весь настораживался, словно прислушиваясь к тонкому нежному аромату.

– Он будет жить! – сказала, увидев это Нина Ивановна. Она распорядилась, чтобы больному на тумбочку поставили букет и с волнением наблюдала, как он обрадовался этому.
Обостренное осязание звало Тихомирова к жизни. Он начал находить удовольствие в том, что ощупывал свое лицо или предметы, лежавшие на тумбочке. И грустным шепотом разговаривал сам с собой об этих предметах.

Как-то он попросил, чтобы ему дали закурить…
-– Милый мой, – сказала ему ободряюще Нина Ивановна, – ваши дела идут прекрасно. Даю Вам слово, что Вы будете видеть.
Он уже забыл, как враждебно и недоверчиво относился к врачам.
Режим, в котором нуждался Тихомиров, сильно стеснял его. Ему была предписана строжайшая, так называемая, голодная почечная диета. Пищу ему давала не соленую. Если он просил воды, ему говорили:
– Один глоток, не больше. Жидкость вредна Вам.

Ему вредно было почти всякое блюдо, так как больные почки не в силах были работать и ядовитый шлак от пищи оставался в организме и отравлял его. Нина Ивановна терпеливо объясняла Тихомирову сущность его болезни и пути лечения, которые могут спасти его жизнь и вернуть ему зрение.
– Вы будете видеть, – повторяла она ему каждый день, – но для этого нужно потерпеть, помучиться.

Тихомиров безропотно выдерживал голодную пресную диету и старательно выполнял утомительные процедуры. Сложность лечения вселяла в него надежду, что он снова будет видеть. Он вдруг поверил в могущество медицины.
Энергичные меры, принятые Гарталовой, начали понемногу оказывать свое действие. Отечность тела начала уменьшаться, больной начал ходить с протянутыми вперед руками, ощупывая перед собой стены, кровати, тумбочки.

– Неужели я буду видеть? – спрашивал он врача по десять, по двадцать, по тридцать раз в день.
Один раз он размечтался и сказал соседу:
– Давно я настоящей, плотной пищи не ел. Поставь сейчас передо мной ведро каши, так я бы всю съел. – Но тут же он переменился в лице и махнул рукой:
– Нет, я шучу. Не слушай меня. – И заговорил о другом.

Он любил высовываться в окно, жадно ловил слухом и обонянием деятельную, богатую запахами и звуками жизнь, которая там кипела. Он подставлял свое лицо солнцу, с наслаждением ощущая его ласковую теплоту.
И вот однажды, с перекошенным от ужаса лицом, судорожно хватаясь за тумбочки и кровати, ушибаясь об их острые углы, он прибежал к Нине Ивановне.
– Я вижу… я видел, – закричал он с таким отчаянием, как будто бы с ним случилось несчастье.
– Что вы видели? – спросила Нина Ивановна.
–Что-то мелькнуло у меня в глазах…
Он увидел солнечный луч, и сам не поверил этому.
– Чего же вы испугались? К Вам возвращается зрение.
– Я не испугался, но это так неожиданно, так удивительно…

К Тихомирову начало возвращаться зрение. Словно пелена спадала с его глаз. Все более светлым, красочным и богатым становился для него угасающий было мир. Даже тот промежуточный период, когда он видел предметы и людей как в мутной воде, был для него безмерно радостным.
Только два месяца провел он в госпитале, и за это время зрение полностью вернулось к нему.

Он уехал здоровым человеком, прославляя мастерство врачей и могущество медицины.
Нина Ивановна Гарталова подняла на ноги и Козлова, с ранением руки и тяжелым пороком сердца, и бойца Амирханова, угасающую жизнь которого удавалось поддерживать только вспрыскиванием камфары, и одного парализованного лейтенанта с ранением черепа и повреждением мозга.

Больных было много и разнообразие болезней и ранений было самое неимоверное. Но Гарталова не растерялась от этого разнообразия. Если специалиста не было, а больной не мог ждать, она сама принимала необходимые меры. И обычно это было именно то, в чем нуждался больной организм. Какой бы сложный случай не встретился на ее пути, она не становилась в тупик, не оказывалась в трудном положении школьницы, которая говорит учителю:
– Я этого не знаю. Мы не проходили этого.

Сознание, что перед нею раскрылись те области медицины, которые прежде казались туманными и загадочными, вдохнуло в нее новые силы. Это было очень приятное и гордое чувство – сознание своего умения. Теперь она, как и другие молодые врачи, уже не жаловалась, что один человек не в силах проникнуть во все тайны медицины. Несколько месяцев напряженной, часто бессонной, увлекательной и разнообразной работы в палатах, в перевязочной и операционной дали не меньше знаний и опыта, чем пятилетняя учеба в институте. Молодые врачи знали это и ценили ту школу, в которую ввела их сама жизнь.»     [9]

К концу войны Нина Ивановна стала подполковником медицинской службы и даже сам Гречко лично поздравлял её с Днем Победы.     [1]

Виктор Алексеевич и Нина Ивановна остались жить в поселке Двигательстрой (Каспийск), где он преподавал математику в школе, а она работала в больнице.
Синявский отличался необыкновенной скромностью и даже лишний раз не любил фотографироваться.


[1]     По воспоминаниям племянницы Синявского Александры Кулик (Самараковской).

[2]    
[3]     Журнал боевых действий 248 сд
Описывает период с 01.04.1945 по 30.04.1945 г.
Журналы боевых действий. Дата создания документа: 30.04.1945 г.
Архив: ЦАМО, Фонд: 1533, Опись: 1, Дело: 38, Лист начала документа в деле: 110
Авторы документа: 248 сд, генерал-майор Галай, полковник Коняшко.

[4]     Из Наградного листа Орденом Орденом Отечественной войны I степени.

[5]    

[6]     https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=70002685460

[7]     https://www.soldat.ru/hospital.html

[8]     В книге фамилия Нины Ивановны изменена на Гарталову.

[9]     Старжинский Н.И. «Живая вода» Махачкала: Даг. гос. изд-во, тип. им. Кирова, 1946