Древняя Русь варяги, колбяги и другие

Многие проблемные вопросы в истории становления Руси позволяет разрешить лингвистика. Наряду с источниковедением, археологией, этимология раскрывает происхождение и появление в древнерусском обществе многих имен, терминов, понятий.

ВАРЯГИ. Одним из ключевых понятий, появляющихся на первом этапе древнерусского летописания, можно назвать термин «варяги». Казалось бы, в ПВЛ достаточно четко сказано, что «по сему же морю с;д;ть Вар;зи», тогда как другие народы «Л;хов; же и Пруси и Чюдь прис;д;ть к морю В;р;скому». Т. е. варяги сидят ПО морю, остальные приседят К морю. Очевидно, что варяг – это географический атрибут жителей по Варяжскому морю, или, в понимании летописца, жители островов, будь то Скандза, Готланд, Самбия, Рюген, Зеландия и другие. Однако, исследователи пытаются ограничить варягов только скандинавскими народами. Неверный отсыл варягов исключительно к скандинавскому побережью не позволяет понять и этимологию термина. Предлагаются и varg (волк, разбойник), и каким-то образом переделанное на славянский манер слово викинг, и связь с древанским диалектом warang (меч), и кельтский var (вода) или скандинавский v;r (обет, клятва), и т. д. и т. п. Однако, во всех представленных версиях отсутствует словообразовательная модель и, как следствие, ни в каком предлагаемом языке нет такого слова. В то же время этимология «варяг» связана со словом varingas (большой, могучий, суровый), которое, собственно, и определяет русское название Варяжское море и, соответственно, демоним «варяг». Отсюда же и древнегреческое ;;;;;;;; – жители Варяжского моря. Таким образом, варяги – люди, живущие по морю Варяжскому, т. е. на островах.

КНЯЗЬ. Древнебалтский суффикс -ing можно встретить и еще в нескольких словах, определяющих древнерусскую среду. Прежде всего, отмечаем k;ni;;ngas (k;nu;s, возвышенный, большой человек, столп [21]), от которого произошел древнерусский термин «князь». Характерная особенность отражена и в глаголе, с которым соотносится корень k;n-, – kauti (kauna), заключающем «военные» значения «рубить, резать, колотить».

КОЛБЯГИ. Еще одним термином с древнебалтским суффиксом –ing является упоминаемый в «Русской правде» термин колбяги. Исследователи объясняют этимологию странным образом: кълбягъ «варяг - член союза», затем делается отсыл к древнескандинавскому kylfingr от kylfa «дубина», но словообразовательную модель и, как следствие, значение термина «кюльфинги» не приводится. Фактически мы не видим, как скандинавское слово «кюльфинги» исторически и лингвистически превратилось в «колбяг». Между тем, в нашем случае мы имеем в основе слово kalbi;;ngas (дословно – владеющий, знающий много языков, т. е. иностранец). Именно, про иноязычников, иноверцев, иностранцах и говорится в главном источнике про колбягов – в дополнительной статье к «Русской правде» «О муже кроваве»: «а оже боудет варягъ или колобягъ, крещения не имея, а боудеть има бои, а видокъ не боудеть, ити има роте по своеи вере, а любо на жребии…». Связь колбягов с основой kalbi;;ngas еще в XIX веке высказал А. Дювернуа, но ошибся с трактовкой, отнеся это определение к насмешливому тону, тогда как речь в «Русской правде» ведется о привилегированном слое, равном варягам.

ВИТЯЗЬ. В контексте нашего исследования становится понятной и этимология слова «витязь». Вновь имеем древнебалтский суффикс -ing при корне vit-. Вследствие чего, прусский vit(t)ing и литовский vytingis  происходят от глагола vуtoti, vyti с общим значением «защищать, бить, гнать и т. д.», т. е. витязь – это воин, защитник.

КОМЕНТ. Несколько древнерусских княжеских и дружинных терминов можно встретить в византийских источниках. Описывая один из эпизодов балканских походов Святослава, Лев Диакон в своей "Истории" отмечает: "На другой день на рассвете Сфендослав созвал совет знати, который на их языке носит название "комент". Исследователям не удалось объяснить термин "комент" со скандинавского или германского языков и пришлось приписать то ли русам, то ли информаторам использование мало созвучного латинского conventus. Между тем, объяснение кроется в «их языке» - балтском: ко+мент, где первая частица ka-/ko- (от kas) в значении «те, которые»; корень же происходит от minti (mintyti) - думать, разгадывать, mintis - дума, размышление. Таким образом, комент – дословно, «сомыслители» или «те, которые размышляют, с кем можно советоваться».

ПОЛЮДЬЕ. У Константина Багрянородного упоминается термин ;;;;;;;, определяемый византийским императором, как обход, т. е. объезд князем с дружиной подконтрольных территорий для сбора дани. И хотя исследователи читают данный термин как полюдье, явно проводя ассоциации с людьми, в действительности греческая ; звучит как [i]/[y] (например, ;;;;; – Лидия, ;;;;;; – Ликея, ;;;;;; – Лисий и т. д.). Тогда можно признать, что в оригинале греки слышали слово pa-ly;di/ly;d;ia (неопреленный глагол pa-lyd;;ti с общим значением «сопровождать высокое лицо в поездке, совершать совместные действия, отпраздновать»; здесь же, например, palydija; – свита), совпадающее по звучанию с византийской огласовкой Багрянородного.

ГРИДЬ. Посмотрим еще на две статусные должности, имевшиеся в княжеском окружении в Древней Руси. Гридь - в старинном русском языке означало как члена младшей дружины, так и всю младшую дружину, так трактуется это понятие в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона». Однако, в дальнейшем исследователи делают небольшую подмену, провозглашая, что гридь – это «княжеский телохранитель» и сопоставляют с древне-скандинавским gri;i, gri;ma;r - товарищ, телохранитель. Однако, это не может быть этимологией, поскольку рассматривает термин не от сложного к простому, а горизонтально, т.е. возникает вопрос: «А что есть «телохранитель» да еще княжеский, когда это не соответствует историческим условиям – малая дружина – это не телохранители князя?» Хотя исследователей такие мелочи не интересуют, главное для них – скандинавское происхождение. Но, как видим, gri;i не может являться этимологией для гридь. В то же время можно предположить, что оба термина имеют общее происхождение. В балтской языковой среде видим gry;ia; (хата, изба, нижняя часть дома), grinda, grida (настил из досок, гумно, глиняный пол) с основой - глагол grindy;ti (настилать пол, мостить). В данном случае, мы имеем вполне определенную характеристику древнерусского гридь – это те, которые находились во дворе, в отличие от княжеских палат, на полу; здесь же и grindiny;s (гридница) – место из камня или кирпича (двор), земляной пол (цокольный этаж) (отсюда уже и частные определения – двор, казарма и т. п.).

ТИ(В)УН. Скандинавское происхождение исследователи пытаются пристегнуть и к термину тивун (тиун), считая его заимствованием из древнеисландского ;j;nn «слуга». Однако, мы вновь, как и с термином гридь, не наблюдаем этимологии, поскольку не раскрывается значение данного титула (возникает вопрос: «что такое слуга?»). Учитывая белорусское цiву;н «служащий, управляющий имением» и польское ciwun, ciun «коморник», можно предположить, что в основе имеем форму ;iu- < *teu-. Тогда первоисточником может выступать устаревшее ;iui;;nas с широким спектром значений – аккуратный, умеющий рассуждать, любящий порядок, экономный, правильный, справедливый, работящий, отличный от других. В таком случае объясняются все частные варианты от древнерусского (тиун/тивун/тиюн), польского (ciwun) до древнеисландского (;j;nn) и латинского (tivunus). Отправной точкой при этом исследователи считают балтский глагол tausti с первоначальным значение «беречь», «защищать», «заботиться». Выявленное определение как нельзя лучше характеризует тиуна, которому исторически были присущи функции административно-хозяйственные, судебные, а также попечения и воспитания.

ВИРА. Можно рассмотреть один из ключевых юридических терминов Древней Руси – вира – штраф за убийство и тяжелые увечья. Исследователи склоняются к заимствованию из германского we;rgelt, Wergeld, первая часть которого родственна германскому Wёr «человек», готскому wair, древнеисландскому verr «муж, мужчина», вторая - Gёlt «цена». Т. е. непонятно, то ли мы имеем плату за мужчину, то ли мужчину за плату. Хотя такие казусы вновь мало интересуют исследователей, которым главное притянуть германскую этимологию. Спорным остается и славянское происхождение, поскольку в других славянских языках применяется другой термин; бессмысленным можно считать и литовскую версию с vyras (мужчина). Однако все становится на места, когда мы отмечаем прусские et-were/-wire/-wiruns/-wiriuns/-vere/-veruns (от-крыть, за-крыть), которые объясняют и вира, и вирьная. Данная этимология восходит к группе индоевропейского корня uer- (verti, varyti с общим значением «открывать, закрывать, защищать и т. д.»), там же, например, и прусский warrin «принуждение».

ТРИЗНА. В ПВЛ при описании племен, проживавших на территории будущей Руси, упоминается погребальный обряд тризна: «И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, затем (однако, в оригинале используется слово «посемъ», т.е. «поэтому», имеющем значение «по этой причине» – прим. Ф.О.) делали большую колоду и возлагали на эту колоду мертвеца и сжигали, и после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон».
Еще раз о тризне говорится в контексте княгини Ольги:
после убийства древлянами Игоря – «Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже». Они же, услышав об этом, свезли множество меда. Ольга же, взяв с собою небольшую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям насыпать высокий холм могильный и, когда насыпали, приказала совершать тризну»;
перед смертью княгини – «Ольга же завещала не совершать по ней тризны, так как имела при себе священника — тот и похоронил блаженную Ольгу» (имеем корреляцию «тризна – похороны»).
На основе изложенного можно предполагать, что тризна – это некая часть похоронного обряда, связанного с сжиганием умершего. В этом контексте должна быть и этимология термина. Однако исследователи предлагают различные версии, имеющие мало общего со значением сущности обряда.
Ряд исследователей (И. Ягич, А. Соболевский, А. Брюкнер, Г. Крек) происхождение древне-русского слова тризна «состязание; подвиг; награда; поминальное пиршество» связывают с праславянским *tryzna, которая имеет параллели с понятием травить «(поминальное) угощение». О. Н. Трубачев возводил слав. *trizna к слову *trizь «трёхгодовалый (о жертвенном животном)» от числительного *tri при помощи редкого суффикса -z-. От числительного отталкивается и В. Н. Топоров, который выдвинул предложение, что тризна означает три вида особого состязания, наподобие троеборья, или жертвоприношение трёх видов животных, символизирующих три мира — подземный, земной и небесный.
Конечно же, не обошлось и без германизмов. Некоторые исследователи (А. Мейе, П. Перссон, Ф. Ф. Фортунатов) нашли похожее слово в древнеисландском stri;, означавшее «спор, война, беспокойство, мука», и предлагают считать, что именно оно лежит в основе тризны.
Предложенные версии несостоятельны, поскольку не соответствуют обстоятельствам, изложенным в первоисточнике. Кроме того исследователями признается, что «тризна – это не пир и не бой».
Прежде всего, тризна имеет отношение к русам, князем которых был Игорь, кривичам и вятичам – племенам, имевшим балтскую составляющую. Как мы уже выяснили, одной из главных черт мировоззрения первых русов выступали княжеские боги (пантеон Владимира, как характерный атрибут), этимология которых нашла свое разрешение в балтской языковой среде; антропонимы Рюрика, его братьев и русов также восходят к тем же истокам. Тогда есть резон обратиться балтским языкам и в этом случае, тем более, что, например, там же мы имеем и истоки таких терминов, как князь и витязь.
В таком случае термин тризна может быть связан с прусским trinsnan (*trinsna), несмотря на выявленное по единичным упоминаниям в средневековых документах значение «мститель, месть, мщение», определение его более широко, если проследить этимологию. В основе лежит лексема trin- (литовский глагол trinti, латышский trit) c суффиксом -sno, который использовался для образования названий действий от соответствующих глаголов. В литовском языке trinti имеет широкий спектр значений «тереть, намазывать, обматывать, шлифовать, царапать, бедствовать, пронзать, есть, сосать, поглощать, дробить, петь и т. д.» и относится к индоевропейскому корню ter-/ter;-/teri-/tr;- «тереть, натирать, растирать и т. д.». Сюда же J. Pokorny относит и славянское tryj;, tryti, сравнивая с греческим ;;;;; «втирать» и определяя в этом контексте trizna (от *tryzna), как «похоронное торжество», хотя такое определение не несет никакого раскрытия сущности термина.
Теперь обратимся к обряду русов, описание которого дошло до нас.
Арабский путешественник Ибн-Фадлан (Х век) так видел похоронный процесс: «…дошло до меня (известие) о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания… для богатого (поступают так): собирают его деньги и делят их на три трети, — (одна) треть (остается) для его семьи, (одну) треть (употребляют на то), чтобы для него на нее скроить одежды, и (одну) треть, чтобы приготовить на нее набиз, который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набизу, пьют его ночью и днем… Они в те десять дней пьют и сочетаются (с женщинами) и играют на сазе… Когда же пришел день, в который будет сожжен (он) и девушка, я прибыл к реке, на которой (находился) его корабль, — и вот, (вижу, что) он уже вытащен (на берег) и для него поставлены четыре подпорки из дерева (материала) ха-данга (белого тополя) и другого (дерева), и поставлено также вокруг него (корабля) нечто вроде больших помостов (амбаров?) из дерева. Потом (корабль) был протащен (дальше), пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью (которой) я не понимаю. А он (мертвый) был далеко в своей могиле, (так как) они (еще) не вынимали его... Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с дерева (с деревянной покрышки) и удалили в сторону (это) дерево и извлекли его (мертвого) в покрывале, в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода (этой) страны. А они еще прежде поместили с ним в его могиле набиз и (некий) плод и лютню. Итак, они вынули все это, и вот он не завонял и не изменилось у него ничего, кроме его цвета…» Далее следовало описание жертвоприношения животных, убийства девушки и сожжения их с покойником. «И вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в (мельчайший) пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку хаданга (белого тополя), написали на ней имя (этого) мужа и имя царя русов и удалились».
Причем, в рассказе Фадлана интересен момент с жертвоприношением лошадей: «взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели». Аналогичный сюжет представлен и Петром из Дусбурга при описании похоронного обычая пруссов: «прежде чем сжечь коней, их загоняют настолько, что они едва могут стоять на ногах».
Еще раньше свой рассказ о погребальном обряде эстов представил путешественник Вульфстан (IX век): «Есть у эстов обычай, что когда человек умирает, он лежит в (своем) доме, несожженный, со своими родственниками и друзьями месяц, а иногда и два. А король и другие люди высшего сословия — еще дольше, в зависимости от того, насколько они богаты; иногда они остаются несожженными в течение полугода. И лежат на земле в своих домах. И все то время, пока тело находится в доме, они должны пить и участвовать в состязаниях до того дня, когда его сожгут. Затем в тот день, когда они понесут его на костер, они делят его имущество, которое осталось после возлияний и состязаний... <затем на конных состязаниях разыгрывают это имущество>… И когда его имущество таким образом разделено, его выносят и сжигают с его оружием и одеждой… И есть среди эстов племя, которое может создавать холод; и поэтому покойник лежит так долго и не разлагается, ибо они навлекают на него холод. И если поставить две бочки, полных пива или воды, они делают так, что и то и другое замерзает, будь то летом или зимой».
Похоронный процесс в трех имеющихся случаях (Вульфстан, Ибн-Фадлан, ПВЛ) можно выразить примерно следующей схемой: смерть – бальзамирование – яма/дом – пиршество – жертвоприношение – сожжение – погребение. Как раз эти манипуляции в обряде и находят отражение в обобщающем глаголе trinti: натирать, намазывать – бальзамирование; обертывать, задерживать – яма/дом; есть, поглощать, дробить (имущество покойника), флиртовать (сочетаются с женщинами), петь – пиршество; убивать, измельчать <для приготовления пищи> – жертвоприношение. Предложенный глагол также полностью соответствует выводам С. М. Соловьева, который считал, что «под Тризной разумелись, как видно, вообще поминки и потом преимущественно борьба в честь умершего; с поминками соединялись веселый пьяный пир, также резание, царапание лица». И уже совсем совпадение наблюдаем в описании похорон у скифов, оставленном Геродотом: «когда скифский царь умирал, тело умершего, обмазав воском, наполнив благовонными травами, укладывали на колесницу и возили по степи поочередно ко всем подвластным народам. Встречая кортеж, резали себе уши, остригали волосы, прокалывали правые руки стрелами, но вместе с тем устраивали пиршества, пили, пели, плясали».
Другим аспектом, на который обращают внимание исследователи – связь прусского trinsna(n) с Перкунасом. Определяя его значение, относящимися к глаголам gr;mo;ti, ker;yti, мы приходим к понятиям «петь, громыхать» (т.е. крики, песни и пляски во время тризны являются подражанием грохоту Громовержца) и, в то же время, «рубить, жечь» (индоевропейский корень (s)ker-) (семантика сжигания – остается пепел – растереть в пыль).
Таким образом, тризна – это определение комплекса мероприятий похоронного обряда, связанного с подготовкой усопшего, пиршеством и сжиганием умершего. Исторически фонетика дифтонга -in- читалась как как ; (малый юс) перед согласными G и как И /i;/ перед согласными S (похожая система имеется в польском языке).

ГОРОУНА, надпись на корчаге в Гнездово. В 1949 году при раскопках кургана №13 в лесной полосе у деревни Гнездово известные советские археологи Д. А. Авдусин и М. Н. Тихомиров обнаружили глиняный кувшин с надписью, которая была датированы первой четвертью X века. Через год ученые ввели в научный оборот свою находку, и сразу же появилось несколько версий прочтения нацарапанного древним автором слова. Исследователи предлагали свои точки зрения, походя, опровергая своих оппонентов. Поэтому не будем останавливаться подробно на каждой гипотезе, ограничившись лишь упоминанием главным направлений мнений. Основными являются предположения, что надпись означает:
- горчица, пряности  - гороушна, гороухща  (Д. А. Авдусин, П. Я. Черных);
- горючее – гороуща (Г. Ф. Корзухина, А. С. Львов);
- личное имя Горуна (Р. О. Якобсон, В. Киперский, О. Н. Трубачев, А. А. Медынцева, А. Гиппиус).
Впрочем, как отмечает А. А. Медынцева, к сожалению, нельзя считать и сегодня, что надпись получила полное прочтение и объяснение.
Главная ошибка предложенных версий – неверный посыл к славянской языковой среде, что и заводит исследователей в тупик. Надпись датируется X веком, когда К. Багрянородный в своем поучении «De administrando imperio» («Об управлении империей») на примере названия днепровских порогов  указывает на существование на Руси двух параллельных языковых направлений – росского и славянского. В то же время, как я уже указывал, «росские» названия днепровских порогов уходят корнями в балтскую языковую среду.
  Тогда, в данном контексте стоит смотреть и на древнюю надпись из Гнёздово. Вероятно, мы имеем дело с передачей «росского» значения, отраженного на корчаге. Но прежде, обратимся к «подсказке».  А. А. Медынцева делает вывод: «известно, что корчага как типично стандартная тара была и определенной мерой вместимости… Что такие корчаги-стандарты существовали, снова свидетельствуют находки из Болгарии. На ручке корчаги, найденной в Преславе, находится надпись, прочерченная после обжига, —  МЄРNЪІ - девятимерный (корчаг)… Но все же обращает внимание, что особенно многочисленны метки и знаки именно на амфорах-корчагах, а надписи на других древнерусских керамических сосудах X–XI вв. (за исключением голосников) вообще до сих пор не обнаружены. Следовательно, появление надписей и многочисленных меток на амфорах-корчагах прежде всего объясняется их назначением в качестве торговой тары. Неудивительно, что древнейшие надписи обнаружены именно на корчагах». Таким образом, корчаги служили, своего рода, мерной тарой в Древней Руси.
В таком случае, искомый термин гнёздовской надписи может восходить к глаголу gerauti – сличать, сравнивать, отмерять. Как раз в настоящем времени глагола мы видим архаичное окончание (ger)-auna (наравне с -auja, например, gauti, gauna; ly;gauti, -auja (-auna) и т. д.). В прусском языке корень gar- соответствует литовскому ger-.
Таким образом, соглашаясь с А. А. Медынцевой, можно заключить, что буква N с трезубцем несет на себе тамгу - указание на право княжеской собственности.  В то же время, сосуд, на который была нанесена надпись, являлся эталонной мерной емкостью, о чем и указал древний гончар. В таком контексте, становится понятным и наличие в том же кургане в составе погребального инвентаря весов и гирек.
В совокупности изложенного, можно сделать вывод, что погребенный в кургане №13 мог быть:
- либо высокопоставленным мытарем (сборщиком податей, или по-современному – должностным лицом налоговой службы князя);
- либо крупным торговцем, наподобие руководителя княжеского «торгпредства».

Как видим, основные термины княжеского окружения Древней Руси имеют вполне прозрачную этимологию в балтской языковой среде. Мои изыскания полностью совпадают с мнением известного археолога В. И. Кулакова, который считает, что «скорее всего, располагавшая многочисленной дружиной - Самбия - дала в начале второй половины IX в. вооруженный контингент для стабилизации общественного положения и, соответственно, торговых путей на прилегающих к восточной оконечности Балтики землях». Филолог Л. Палмайтис делал вывод, что первичными русами следует считать скаловских балтов, именовавшихся по месту обитания у рукава Немана Руса. Таким образом, лингвистика и археология однозначно определяют локализацию летописной руси на Самбийской периферии в устье Немана.


По материалам статей:
Федченко О.Д. КТО ТАКИЕ ВАРЯГИ И КОЛБЯГИ. // Культурное пространство Русского мира. 2020. № 3 (15). С. 90-94.
Федченко О.Д. ПРОЧТЕНИЕ НАДПИСИ ИЗ ГНЁЗДОВСКОГО КУРГАНА. // На пересечении языков и культур. Актуальные вопросы гуманитарного знания. 2020. № 3 (18). С. 275-278.
 Федченко О.Д. ТРИЗНА: ЭТИМОЛОГИЯ ТЕРМИНА. // Гуманитарные исследования. История и филология. 2023. № 9. С. 7-14.
Федченко О.Д. ЭТИМОЛОГИЯ НЕКОТОРЫХ ОСНОВНЫХ ТЕРМИНОВ ДРЕВНЕЙ РУСИ. // На пересечении языков и культур. Актуальные вопросы гуманитарного знания. 2021. № 3 (21). С. 448-453.