Последний спартанец Глава 8

В феврале в лабораторию прибыли ящики с новой французской установкой. Их распаковали в присутствии местного представителя Торговой палаты (чтобы убедиться в соответствии контракту). В Москву, в представительство фирмы, ушла телеграмма — заявка с просьбой прислать наладчиков.

В один из субботних дней, а точнее говоря, сразу после холостяцкого завтрака, состоявшего из глазуньи и чая с бутербродом, Зарубин поехал в центр города: побродить по книжным магазинам, а если повезет, то купить что-нибудь.

Погода стояла солнечная и бесснежная, что не редкость для приморских зим. На центральной улице, укрытой от северного ветра сплошной стеной домов, вообще
было тепло, и рука невольно тянулась расстегнуть пальто снять шапку.

Цунами книжного дефицита в то время докатился до тихоокеанских берегов, и надежды приобрести что-нибудь стоящее из художественной литературы практически не было. Иногда отыскивалось что-то интересное в отделе букинистики или вдруг выбрасывали роскошный и дорогой альбом по искусству. В этот раз книжное счастье не улыбнулось Сергею, и он уже выходил — какая-то женщина в рыжей лисьей шапке возле кассы уронила прямо под ноги ему кошелек. Он нагнулся, она нагнулась тоже, и они одновременно выпрямились, едва не столкнувшись.

На Сергея смотрели большие смелые глаза необыкновенного цвета: словно мельчайшие крупинки золотого песка застыли в прозрачном янтаре. Тонкие полукружия бровей над ними и чуть вздернутый носик придавали лицу выражение вечного удивления. За свою не такую уж долгую жизнь Зарубин знал лишь одного человека с такими глазами — свою одноклассницу Ленку Белову, обаятельную вертихвостку, которая кружила головы чуть ли не всем мальчишкам поселка, и это была, безусловно, она, собственной персоной.

— Сережа? — тихо и вопросительно произнесла она, приоткрывая трогательно знакомый ряд мелких и ровных зубок.

— Белка! — с непроизвольной радостью выкрикнул Сергей.

— Как я рада!

— Я еще больше!

— Что ты здесь делаешь?

— Подбираю в магазинах кошельки прекрасных дам.

А ты?

— А я вот в цирк приехала. С сыном!

Тут только Зарубин заметил рядом с Леной черноглазого мальчика лет десяти в шапочке «адидас», в куртке «аляска» и в японских дутых сапожках на толстой подошве; он смотрел настороженно, исподлобья, ревниво.

— Это мой Игорь! — представила Лена. — А это дядя Сережа! Мы вместе учились в школе.

Глаза Игоря чуть-чуть потеплели, но на улыбку «дяди Сережи» он не ответил.

— Давайте выйдем! — предложил Сергей.

Они пошли по залитой солнцем улице.

— Я слышала, ты здесь живешь. Но не думала, что вот так можно встретиться... — говорила Лена, не переставая улыбаться, — А я живу в Зеленогорске. У тебя есть дети?

— Конечно! — отвечал Сергей. — Сын, как твой Игорь, и дочка, пошла в первый класс... И часто вы так ездите?

— Обычно раз в месяц: в цирк или в театр, а то на концерт. Иначе мхом обрастешь!

— Далековато же вам ездить!

— Ничего страшного: всего ночь! Поезд ходит очень удобно.

Сергей посмотрел на часы.

— Слушай, Белочка! А что, если я напрошусь на ваше культмероприятие? Стрельнем у входа билетик и пообща емся еще пару часиков?

— Я была бы рада! — вспыхнули золотом ее глаза, — Если это не нарушит твои планы.

— Какие планы, Белка?! Мы ведь не виделись пятнадцать лет!

В школьные годы Сергей Зарубин был заядлым книгочеем, да еще и радиолюбительством увлекся. Девочек лишний раз не замечал. К тому же, в одной из книжек он вычитал, что, если женщина красива, то она глупа, а если умна, то, соответственно, некрасива. Приглядевшись к одноклассницам и сравнив их, он нашел, что самая глупая, безусловно, Белка. А к глупым людям его не тянуло.

Но однажды в начале девятого класса, в солнечном сентябре, кто-то предложил: «Пошли завтра на бухту!». И на следующий день они всем классом отправились прощаться с летом.

Бухта находилась за крутым перевалом, часах в четырех ходьбы от поселка. Там были теплые песчаные отмели, прозрачные ручьи и высокие травы. Ходили туда с ночевой, но палаток не брали: спали на чердаке заброшенного хутора, укрываясь ватными телогрейками и байковыми одеялами.

Когда пришли к бухте, солнце стояло еще высоко. А море было теплым. И они купались с брызгами и визгом, ловили крабов на отмелях, играли в мяч. Зарубин возился с очередным радиоустройством: в магазинах только-только начали появляться транзисторы.

Ближе к вечеру Вовка Кудриков, спортсмен-универсал и завсегдатай поселковой танцплощадки, предложил пострелять: он прихватил с собой самодельный малокалиберный пистолет и сотню патронов.

Руки у Кудрикова явно не были золотыми. Пистолет представлял собой стальную трубку, туго примотанную медной проволокой к деревянному основанию. Роль затвора и курка выполнял обыкновенный оконный шпингалет, соответственным образом заточенный, а вместо ударной пружины использовалась примитивная резинка — как в рогатке. Кудриков поленился даже сделать собачку курка, и стрелять из этого, с позволения сказать, оружия можно было только двумя руками: одной крепко держать рукоятку, другой поворачивать головку шпингалета, пока она не сорвется под натяжением тугой резины.

Стреляли по консервным банкам, поставленным в ряд на большом камне-валуне. Испробовать свои силы было предложено и девчонкам. Как и следовало ожидать, взять в руки обвязанное проволокой стреляющее чудище отважилась одна Белка. И повела она себя странным образом: повернулась ко всем и, держа пистолет обеими руками, с легкомысленной и в то же время зловещей улыбкой стала медленно обводить им враз замерших одноклассников.

Было их десять мальчишек да шесть девчонок, и все они молча стояли, завороженные движущейся черной дырочкой, из которой в любой миг могла выпорхнуть смерть — шальная, как при игре в «русскую рулетку».

И когда эта дырочка оказалась напротив груди Сергея Зарубина, он вдруг увидел, как медленно, сама собой, поплыла вверх кругленькая, блестящая головка шпингалета. Он резко присел, и в ту же секунду раздался выстрел, показавшийся ему оглушительным. Белка выронила пистолет, покачнулась и упала в обморок. Впрочем, через полминуты она пришла в себя, а Сергей даже испугаться не успел. Однако поздно ночью, когда после долгих визгов и писков все угомонились, Белка скользнула к нему под одеяло и молча обвила горячими руками. Они были еще целомудренны, девятиклассники начала шестидесятых, но целовалась Белка уже бесподобно!..

Но, едва лишь первые проблески рассвета проникли сквозь щели старого чердака, Белка так же молча выскользнула из объятий Сергея, и через минуту ее звонкий смех уже слышался внизу у костра, который разжег замерзший Вовка Кудриков. И никогда более она, ни взглядом, ни намеком, не напомнила ему ту удивительную, горячую ночь. Происшедшее так и осталось для него загадкой, капризом первой красавицы класса.

У Лены и Игоря были хорошие места. Сергею билет достался на галерку. Проездом в Японию выступали воздушные акробаты и дагестанские джигиты. Усадив сына, Лена попросила его быть умницей и, пообещав вернуться к антракту, заспешила в фойе, к Сергею, который ожидал ее с пирожными и двумя стаканами яблочного сока.

— Ну, здравствуй еще раз, Белочка! — сказал Зарубин, глядя в сияющие глаза бывшей одноклассницы. — Как живешь?

— Здравствуй еще раз, Сережа! Меня уже сто лет никто не называл Белочкой.

  — А как же тебя теперь величают?

— Еленой Григорьевной. Я ведь учительница! Да и фамилия у меня теперь другая.

— Прикажешь и мне называть тебя Еленой Григорьевной?

— Ни в коем случае! — В ее глазах мелькнул искренний испуг. — Я так любила, когда меня называли Белкой!

— А знаешь, за что?

— Наверное, за фамилию?

— Не только и не столько. Ты была большая егоза и кокетка, любила всем нравиться и вертеть хвостом. И кто же этот счастливчик, заставивший тебя сменить фамилию?

— О! Это очень преуспевающий функционер районного масштаба. Сейчас он завотделом в райкоме партии, но вот-вот станет секретарем.

— Ты говоришь это таким тоном, словно он тяжело болен и вот-вот умрет!

— У меня нет с ним ничего общего, кроме фамилии и сына. Я не хочу вдаваться в подробности, но уже два года мы живем врозь. Он умолил меня не делать скандала и не подавать на развод, чтобы не портить ему карьеру. Черт с ним! У меня есть сын, мне больше ничего не надо.

— Дурак он, твой функционер! — искренне возмутился Зарубин. — Разве такими женщинами бросаются? Таких женщин носят на руках!

— Не льсти мне, Сережа! — грустно улыбнулась Лена. — Я прекрасно знаю себе цену. Я обыкновенная баба, обыкновенная замотанная провинциальная учительница. Уроки, тетрадки, контрольные, классные собрания и бесконечные планы-отчеты, планы-отчеты!.. Мне в парикмахерскую сходить некогда!

— А что ты преподаешь?

— Как ни смешно, но именно тот предмет, который я всегда терпеть не могла: физику!

— О! Так мы с тобой коллеги! Я ведь тоже физик.

— Ты физик, а я физичка! Физичка — и этим все сказано!

— Ты кончала универ?

— Что ты! С моими-то тройками? Я ж была легкомысленна до крайности. Пошла в пед, где поменьше конкурс, а на физмате вообще недобор. А ты, я слышала, учился где-то на западе?

— Да, в Перми. Если Пермь можно считать западом. Во всяком случае, университет там неплохой: нашего завкафедрой постоянно приглашали читать лекции во Францию. Потом я учился в аспирантуре, защитился и вот сейчас — старший научный сотрудник, изучаю рост кристаллов и так далее.

— Ты забыл упомянуть «женился»! Как звать твою жену?

— Татьяна.

— Она красивая?

— Ты красивее.

— Я помню, ты говорил, что женщина бывает либо красивой, либо умной. Значит, она умна?

— А что такое ум, Белка? Если женщина умеет решать дифференциальные уравнения, но не умеет вовремя промолчать, можно ли ее считать умной?

— Она математик?

— О нет! Теперь она философ! Вернулась в Пермь и поступила в аспирантуру на кафедру философии.

— Серье-езная женщина! — задумчиво протянула Лена. — Подробности я не спрашиваю.

— Можешь спросить! — пожал плечами Сережа. — Она уехала прошлой осенью, с детьми. Я ездил к ней на Новый год. Так что все нормально: образцовая советская семья! Она покачала головой:

— По твоим глазам этого не скажешь.

— А когда это ты научилась читать по моим глазам?

Лена промолчала. Она была возбуждена встречей и не знала, как себя вести. В те времена, когда ее звали Белкой, она считала Зарубина самым умным парнем среди своих знакомых, но тогда он казался ей скучным. Сегодня Зарубин был ей интересен. Но она не хотела флирта — в их ситуации это было бы пошло.

В это время открылись двери в зрительный зал, кончилось первое представление.

— Пойду за Игорем, — сказала Лена. — А то он, наверное, обиделся, что я его бросила, сам не придет...

Белка на всю жизнь осталась для него загадкой. В конце одиннадцатого класса, незадолго до окончания школы, она вдруг опять одарила его вниманием. Это случилось в день рождения. Сергею исполнилось восемнадцать, и он пригласил только двух своих закадычных друзей — Мишку и Генку. Они вручили ему огромный альбом с репродукциями Эрмитажа, на котором безыскусно начертали: «Смотри и наслаждайся!» И еще они привели с собой Белку, которая принесла пластинку с полонезом Огинского и весь вечер была необыкновенно серьезна, без привычных своих ужимок и стреляний глазками.

Она танцевала со всеми по очереди, и, когда очередь доходила до Сергея, он чувствовал, что тело ее гибко и податливо, как в ту ночь на чердаке, и полуоткрытые губы были призывно близки, но в янтарных Белкиных глазах были задумчивость и тревога. Детство катилось к финишу, у порога стояла новая, взрослая жизнь, и никто не знал, как она сложится.

Белка категорически отказалась, чтобы Сергей пошел ее провожать. И когда гости ушли, мама спросила:

— Это что — твоя симпатия?

В вопросе ее были и полуиспуг и полунадежда. Потому что Лена Белова была первая появившаяся в их доме девушка, да к тому же дочь главного инженера шахты, большого человека, по маминым понятиям.

— Ну что ты, мама! — почти искренне ответил Сергей. — Мы просто друзья!..


*********************

... Но вот закончилось представление, и они все трое вышли на залитую февральским солнцем улицу.

— Есть хотим? — осведомился Зарубин, беря на себя роль гостеприимного хозяина.

— Хотим, — просто согласилась Лена. — Мы обычно обедаем в театральном кафе: здесь не далеко. А потом нам надо пробежаться по магазинам. В восемь у нас поезд.
— Вы что, только на день приехали? — искренне изумился Сергей. — Завтра же воскресенье! Куда вы торопитесь? Вот что: пробег по магазинам я отменить, конечно, не в силах — это для женщины дело святое, — но билеты придется перекомпостировать на завтра! И пообедаем мы не в забегаловке, которая лишь по недоразумению именуется «Театральным кафе», — продолжал Сергей тем же решительным тоном, — а в приличном ресторане, а ночевать вы будете у меня. У меня три комнаты, и каждому будет гарантирована полная свобода и безопасность. Назавтра я обещаю вам обширную культурную программу. С утра свожу вас в лабораторию: думаю, тебе, как физику, будет любопытно ознакомиться с самой современной физической лабораторией к востоку от Новосибирска. Потом мы сходим на дневной спектакль в ТЮЗ, перед отъездом еще успеем посмотреть грандиозное кинозрелище — «Гибель Японии»!

— Программа действительно обширная, — заколебалась Лена. — И заманчивая.. Ну как, Игорек, согласимся? — обратилась она к сыну.

— Согласимся, — серьезно ответил тот. — «Гибель Японии» — четкий фильм! У нас он еще когда пойдет!..

...Когда вечером они подходили к дому Зарубина, Лена вдруг спросила:

— А ты не боишься соседей? Увидят, как ты ведешь к себе на ночь глядя женщину. Донесут твоей жене.

Сергей отрицательно покачал головой:

— Во-первых, женщина находится под надежной охраной! — Он похлопал по плечу Игорька, который, впрочем, слегка отстранился, не обрадованный такой фамильярностью. — А во-вторых, я боюсь только шальной пули. Она посмотрела на него с веселым любопытством. Она тоже хорошо помнила тот далекий солнечный сентябрь.

Первым делом Лена обошла все комнаты, восхитилась обилием книг по искусству и не упустила из внимания паутину на потолках.

— Книги — это в основном заслуга моей жены, — признался Сергей, — а паутину я уж сам развел.

Она потребовала пылесос или палку с тряпкой. Он ответил мягким, но категоричным отказом. Тогда Лена сняла с полки тяжелый фолиант «Государственная Третьяковская галерея».

— А это я купил прямо в Третьяковке в прошлом году, — похвастался Сергей. — Неплохое издание.

— Боже мой! — прошептала Лена, бережно листая глянцевые страницы. — Я тоже там была однажды, но как давно!..

— Зато у нас есть цветной телевизор! — гордо произнес сын, независимо посмотрев на «дядю Сережу». — А когда мне исполнится десять лет, папа купит мне японский магнитофон «Сони»!

— А хочешь, я покажу тебе что-то такое, чего папа тебе никогда не купит? — спросил Зарубин.

Мальчик скептически пожал плечами. В его понимании, его папа мог купить все — хоть и не сразу.

Сергей повел его в свой кабинет. В дальнем углу на небольшом верстаке поблескивал металлом маленький и неказистый, но вполне действующий токарный станок, который Сергей сделал сам из электроточила и деталей, подобранных на свалке.

— Мой сын на этом станке выточил шахматы, — сказал Сергей, включая лампу, укрепленную над верстаком на гибком кронштейне. — Хочешь попробовать?
Игорь молча кивнул.

Сергей вставил в шпиндель деревянную заготовку, подвел заднюю бабку и включил двигатель.

— Что мы с тобой сделаем — пешку или слона? — спросил он, искоса глядя на мальчика.

— Слона! — едва слышно выдохнул тот.

Ужинали принесенными из ресторана бутербродами и чаем с ореховым тортом, купленным по пути в булочной.

— Я посмотрела, пока вы там токарничали: у тебя и пластинок много, — сказала Лена, кивая в сторону шкафов, туда, где стояли телевизор и стереопроигрыватель. — Поставь что-нибудь негромко. Из твоего самого-самого любимого!

— Ну что ж! Тогда послушай Дольского.

— Дольского? Не знаю такого...

— Ну вот, заодно и узнаешь. Он сам пишет стихи, музыку, сам поет и сам играет. У всех на слуху Высоцкий, но Дольский гораздо тоньше, поэтичнее и сердечнее. А как он играет! Это надо слышать, это не расскажешь!

Он встал и включил свою старенькую «Вегу»...

— Да, пожалуй, ты прав! — выслушав песню, произнесла Лена задумчиво и грустно, глядя куда-то вдаль. — Здесь много сердца! Может быть, даже слишком много!

В этот миг она была не просто красива, но прекрасна, будто опять была шестнадцатилетней Белкой.

— Слишком много сердца не бывает, — возразил Сергей. — К сожалению, в наш бессердечный век гораздо чаще бывает наоборот!

— Именно поэтому! — вздохнула Лена. — Именно поэтому!

А Игорь тем временем уснул прямо в кресле, убаюканный мелодичным пением и переливчатым звоном гитары.

— Надо уложить его, пока не разоспался, — сказала Лена.

Сергей пошел в детскую и приготовил Вовкину постель. Лена привела Игоря (тот двигался, не открывая глаз), раздела и уложила.

— Скучаешь по сыну? — спросила Лена с участием.

— И по дочери — тоже.

Выключив свет, они вернулись в гостиную.

— Покажи мне ваши семейные альбомы, — попросила Лена.

— У нас нет альбомов.

— Ну, тогда просто фотографии! Фотографии-то у вас есть?.. А впрочем, не надо! — Лена запрокинула голову на спинку кресла и на мгновение закусила губы. — Не надо! Это я просто хотела посмотреть, как выглядит твоя жена… Лучше поставь еще Дольского!

Она уже не казалась неотразимо красивой и юной. Это была просто усталая женщина, не потерявшая привлекательности, но обжегшаяся на многих огнях, на которые она летела когда-то бездумно и беззаботно. Но к такой Сергея потянуло почему-то еще сильнее.

Он сменил пластинку.

Сергей не знал, о чем думала его бывшая одноклассница, слушая Дольского, но сам он подумал в этот момент о Тане.

— Ну ладно, Сережа, больше не надо! — сказала Лена, не открывая глаз, когда песня кончилась. — А то я разревусь. Иди! Спокойной ночи!

— Хорошо! — секунду помедлив, согласился Сергей и выключил «Вегу». — Здесь в шкафу — белье; возьми, что тебе надо. Спокойной ночи!

Он вышел и плотно притворил за собой дверь. Войдя в кабинет, не включая света и не раздеваясь, лег на диван.

Сергей думал все еще о Тане. А за тонкой перегородкой стелила постель красивая женщина, которая семнадцать лет назад научила его целоваться. Вот она щелкнула выключателем...

Он полежал еще с полчаса, пытаясь отвлечься и заставить себя уснуть, но тяга к Белке все усиливалась, и это становилось невыносимым.

Сергей встал, вышел в прихожую и, стараясь не нашуметь в темноте, оделся и вышел из дома.

Идти было некуда — к кому заявишься в час ночи без вразумительных объяснений? Выход оставался один: гулять по пустынным улицам, пока не остынешь...

...Когда он проснулся, с кухни уже плыл аромат кофе и жареной картошки, из гостиной доносились звуки очередной серии «Ну, погоди!»

— Доброе утро, Сережа! — встретила его Лена лучезарно. — Ну и засоня же ты! Я Игорешку накормила, а сама уж два раза проголодалась — все тебя жду!

— А ты, я вижу, тут уже по всем веточкам проскакала, во все дупла заглянула! — улыбнулся Сергей, увидя на столе и зеленый горошек, и открытую баночку шпрот, и даже румяный и пышный омлет вместо осточертевшей ему глазуньи. — Ты что, в магазин за молоком сбегала?

— Не-а! — весело мотнула головой Лена. — Просто нашла в шкафу пакет сухого. У тебя запасливая жена!

— Ты прелесть! — сказал Сергей и поцеловал ей руку.

По утрам он всегда был голоден, поэтому ел с аппетитом и быстро. Лена же была занята не столько едой, сколько разглядывала своего бывшего одноклассника. Ложась спать, она была уверена, что Сергей придет к ней, но он не вошел, и она не могла понять, обидело это ее или обрадовало.

— Как наши планы? — спросила Лена, когда Сергей покончил с омлетом. — Не отменяются?.. Мне ужасно хочется посмотреть твою лабораторию! А нас туда пустят в воскресенье?

Он посмотрел на нее с преувеличенным негодованием и с кавказским акцентом произнес:

— Жэнщина! Разве я нэ гаварил тэбэ, какой я там бальшой начальник?..


***********************

Они всюду успели, все посмотрели, «культурная программа» была выполнена.

— Я очень рад, что мы увиделись, — сказал Сергей. — Ты меня взбодрила.

— Ты меня тоже, — ответила Лена. — Я очень тебе благодарна. А Игорь, по-моему, в тебя просто влюбился. Особенно после того, как ты лазером прожег ему монетку.

Они стояли возле вагона, одни на пустом, продуваемом ветром перроне, и смотрели друг другу в глаза, как будто надеялись прочесть там нечто такое, чего не могли или боялись передать словами. Игорь уже сидел в купе.

— Да, чуть не забыл! — спохватился Сергей и, открыв портфель, достал оттуда пластинку. — Это тебе на память!

Я еще куплю, у нас они сейчас продаются.

— Дольский? Вот спасибо! — Лена взяла подарок и растерянно улыбнулась. В тусклом свете фонаря ее глаза не были золотыми: они казались обыкновенными карими. — А у меня вот нет для тебя подарка. Как-то не подумала...

— Ты подарила мне праздник!

— Рада, если так. Можно, я тебя спрошу о чем-то?

— Спроси!

— Ты... Ты любишь свою жену?

Она спросила и замерла, словно испугавшись своего же вопроса или пожалев, что он вырвался у нее.

— Не знаю, — немного помедлив, искренне ответил Сергей. — Время покажет. Иногда я думаю, что это единственная женщина, которая создана для меня, а иногда — что женитьба на ней моя самая большая в жизни ошибка.

Поезд предупреждающе дернулся. По составу прокатился лязгающий перестук буферов.

— Поднимайтесь! Закрываю! — раздался резкий голос из темноты тамбура.

— Прощай, Сережа! — сказала Лена, беря его за руку. — Все было чудесно!

— До свидания, Белочка! — Сергей поднял к губам ее холодные тонкие пальцы. — Приезжай еще!

Лена отрицательно качнула головой.

— Прощай! Как там у Дольского?.. «Принимай судьбу отрадно, не ищи других причин. Разделились беспощадно мы на женщин и мужчин». Я буду слушать его и вспоминать тебя.

— А я?

— А ты вспоминай жену. Ты ведь любишь ее.

— Не знаю.

— А я знаю.

Поезд бесшумно тронулся.

— Ну все! — Лена оглянулась на уплывающий тамбур. — А то я отстану. Она вдруг обняла Сергея за шею и поцеловала в губы — крепко и жарко. Потом догнала вагон и, вскочив на подножку, исчезла, не оглядываясь.