Любовь приходит к нам порой не та

Глава I

      "Природа равнодушна к своим обитателям"  —  с хрустом давя тапком таракана подумал Виталий.  Его вот прямо подбешивала  любимая замполитами цитата:  "Бойтесь равнодушных, ибо с их молчаливого согласия происходят все преступления на земле".  Сам себя он  считал пофигистом и старался этому образу соответствовать.  Но это было не так, примером тому служил недавно попытавшийся не уступить ему дорогу голубь.  С шумом взлетевший после пинка, сизокрылый наглец еще и попытался нагадить ему на фуражку. Ведь не боялся же его гадёныш, разве это не явное доказательство, что не совсем уж  Виталий бесчувственный.

  —  Алмаатын сейлектырмыс  Алматвахте он жети сагат!  —  пробурчал радиоприёмник, следом зазвучала  и тут же прервалась энергичная и в то же время заунывная мелодия композитора Курмангазы  "Золотая степь" .

 —  Бл..дь! —  выматерился Виталий и кинулся к водопроводному крану. Там хрипела  и клокотала уходящая куда-то вглубь вода.  Света тоже не было.

 —  Вить, сегодня опять придётся небритыми на построение идти  — будя соседа по комнате общежития, сообщил он.

  По дороге в столовую, Виталий старался втиснуться в середину  жиденькой группы лейтенантов.  Впрочем напрасно:

— Ш-шильдяев! — делая сильный упор на первую букву фамилии, окликнул Виталия  замполит полка, — Ко мне!   "Ну почему, почему мне вечно не везёт?" пронеслось в голове. Печатая шаг, он подошёл к подполковнику и отдав честь,  доложил:

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Шильдяев по вашему приказанию прибыл!

— Вы почему небриты, товарищ старший лейтенант? А? — деланно вскинув брови спросил замполит. Человек он был неплохой, к тому же рыбак и сейчас завидя поклёвку рыбы, готовился сделать подсечку.

— Дык это,  света то нету,  электробритва не бреет без света то. —  Вот этими "дык" и "эдак", "кубыть" и прочими заскорузлыми словами  Виталий старался создать впечатление, что перед замполитом недалёкий, бестолковый дундук, с которым вести беседу — себя не уважать.

— Так, что и безопасной бритвой нельзя воспользоваться? — сделал резкую подсечку замполит.

— Кубыть бы была вода, то можно было бы и воспользоваться. — эатрепыхался  подсечённый крючком за верхнюю губу Виталий —  Хорошо бы, товарищ подполковник, свет и воду дать в общежитие.  Видя, что туго натянутую леску ведёт куда-то в сторону, замполит спросил:

— Ну хорошо, а вот если три, четыре дня не будет света и воды, наконец неделю ничего не будет, что делать будешь Шильдяев? Так и будешь с щетиной ходить? — Тут Виталий понял, что за разговорами можно и с завтраком пролететь, как фанера над Парижем.  Сейчас замполит начнёт рассказывать о гладковыбритых, со свежими подворотничками красноармейцах в окопах Сталинграда...  Ну зачем всё это?  И брякнул:

— Никак нет товарищ полковник! Как только щетина чуть побольше отрастёт, выдирать её плоскогубцами по волоску буду!

— Далеко пойдёшь, Шильдяев — уже повернувшись спиной к Виталию, нашёлся что ответить замполит.  Рыба,  блеснув серенькой чешуйкой,  сорвалась.  Впрочем, это была мелкая рыбёшка, так пескарик с усиками,  в полку и покрупнее водилась.  Например, один отчаявшийся уволиться по собственному желанию лейтенант, начал проповедовать в казарме солдатам баптизм.  Вот это рыба так рыба —  мечта рыбака, жирный сазан !

   В столовой ему подали на тарелке мясо в кляре с водянистым картофельным пюре на гарнир в виде сильно уменьшенной модели 1:10 коровьего шлепка. "Совсем заворовались уже,"— размышлял Виталий,  отковыривая вилкой кляр от куска сала — "хоть бы прожилка мяса была".   Нет, нет,  свежего  фуа-гра он не ожидал, как и рыбы тюрбо под соусом бешамель,  достаточно было бы просто мяса с картошкой, а не это недоразумение. Если бы не хлеб с маслом, да чай с сахаром, то на хера сюда ходить.

  День был суббота — короткий рабочий день. К обеду все были на низком старте, у каждого были планы как наиболее продуктивно провести  выходные.

— Скоро смотр художественной самодеятельности,  все едем на репетицию хора в поселковый клуб — огорошил на построении замполит технико-эксплуатационной части — присутствовать всем, баянист приглашён и ждёт, возражения не принимаются!

 —  "Зае..ал" — со злостью подумал Виталий.

 —  Зае..али  — произнёс кто-то негромко,  дипломатично добавив к ругательству окончание "и",   тем самым размазывая адресат непарламентского выражения.

  Замполит ТЭЧ, старший лейтенант Кулаков  — это было ходячее недоразумение. Достаточно только назвать три его прозвища данными ему подчинёнными и всё насчёт него  станет ясно  —  Пельмень, Трюфель и Труффальдино из Бергамо.  Очень интересно было бы узнать как его дома жена обзывала. Толстого и неуклюжего, выпускника престижного  МАИ отправили, от греха подальше, с должности техника самолёта на повышение, в замполиты. Пухлый, круглолицый, курносый и розовощёкий, к тому же ужасно бестолковый, в военной не по размеру форме, он производил комичное впечатление.  Особенно когда одевал сапоги и портупею. Туго перетянутый  ремнем китель топорщился, галифе шире чем у маршала Будённого, ни дать ни взять снеговик на тонких ножках, и так сапожками цок-цок, цок-цок, цок-цок по бетонке, словно козочка на выданье.

  Сейчас , около сцены, на которой теснился хор,  Труффальдино представлял себя дирижёром, уровня как минимум его "земляка" Джузеппе Верди, перед хором рабов иудеев из оперы "Набукко".  Баянист же наяривал Балладу о солдате Матусовского:

Полем, вдоль берега крутого,
Мимо хат,
В серой шинели рядового
Шел солдат.
Шел солдат, преград не зная
Шел солдат, друзей теряя,
Часто, бывало,
Шел без привала,
Шел вперед солда-а-а-а-т.

Уныло тянули последнюю строку  первого куплета иудеи

Пуль не считая,
Глаз не смыкая,
Бил врагов солдат.

  Солдат-то правильно делал, что не считал пули, а вот не посчитать  в карманах деньги было бы неправильно.  Стоявшие в заднем ряду хористы Виктор и Виталий, ощупывая наличность в карманах, пытались вслепую вычислить сколько бутылок портвейна можно купить. Навскидку выходило больше 6  фугасов "Таласа".  Наконец, после 5-го прогона песни, Пельмень отпустил уже начавший роптать народ на свободу.

  После первой бутылки, тут же распитой из горла приятелями за углом магазина, мир дотоле серый и неуютный, заиграл для них яркими красками голубого неба, зеленью карагача и радостным щебетом птиц.  Была весна, ласково припекало солнце, природа обновлялась.

 —  Ну чё, — глупо улыбаясь, спросил Витя  —  в слободку, к девчатам?

 —  Угу — также глупо улыбаясь, ответил Виталя.  В его первоначальный план  не входила  слободка с девчатами.   Портвейн входил, а дальше...  так далеко он не заглядывал,  дальше —  там как кривая вывезет.   Дело в том, что его подруга Татьяна совсем ему не нравилась.  Брюнетка с азиатскими раскосыми глазами,  с широкой и плоской как сковородка жопой и такой же плоской грудью ну и короткие,  кривые ноги.  Но как говориться: не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки!

  Позвякивая в портфелях 5-ю бутылками портвейна, приятели направились в слободку.
Глава II.  Заключительная.

  Отделённая от посёлка железной дорогой, слободка пахла пылью и бедностью.  В дома барачного типа с удобствами во дворе, селили рабочих и мелких служащих железной дороги.  Напротив одноэтажного, с плоской крышей, вокзала,  похожего на кавказскую саклю, был окруженный бараками пустырь,  размером с футбольное поле.  Иногда, через это запущенное место проходил редкий прохожий,  да часто дыша пробегала, вывалив набок язык, бродячая собака  со свалявшейся клочками шерстью. По неровной поверхности, подгоняемые ветром, лениво перекатывались шары перекати-поля.  Лишь вытоптанная, как у футбольных ворот, площадка у дверей расположенного тут же магазина, да выдранные из покосившихся заборов штакетины,  говорили внимательному взгляду —  страсти в этом сонном царстве кипят нешуточные.

  В один из таких домов,  с наименьшим количеством штакетин в заборе,  расположенном на окраине пустыря, и пришли собутыльники.  Дом представлял собой печальное зрелище, осыпавшаяся штукатурка обнажала  обрешетку,  отчего стены походили на решётчатый скелет какого-то неведомого науке животного.  Сквозь проваленную крышу угольного сарая ночью можно было, лёжа на куче угля, наблюдать за движением светил.  Калитку, сняв с петель, давно унесли воры.  Внутри стоял стойкий запах щей из кислой капусты.

  Танька суетилась за столом,  резала хлеб,  расставляла стаканы и ложки.  Пришла Марина, Витина подруга.  Широкоплечая и сильная она начала вскрывать консервным ножом банки с килькой в томате.  Из десерта на столе была только чищеная, прошлогодняя  морковь.  Стульев не хватало и стол придвинули к кровати.  Витя побежал в магазин за сайрой в масле, ну и на всякий случай (вдруг портвейна не хватит?), за добавкой.  Виталя же пошёл в угол, где стояли неисправная радиола и колченогий, о трёх ножках стул.  Всё это он неоднократно обещал починить, но когда? Его уже звали к столу.

   Речь держала Марина,  гранёный стакан прямо утопал в ладони шпалоукладчицы:

—  Ну, погнали! —  сказала она и залпом приняла на немаленькую грудь 250 грамм.  Виталий тоже хотел сказать тост "чтоб х..й стоял и дети грома не боялись", но постеснялся. Сидя на кровати, как почётный гость напротив открытой банки сайры, он разработал, как ему казалось, хитроумный план.  Ну, не за разговорами, в конце концов, он же сюда пришёл!  Задумка была такая: поскольку кровать на которой он восседал, была Танькина, то он быстрее всех напьётся и уснёт тут же на койке,  а ночью,  раньше всех проснувшись, он  обнаружит рядом  Таньку.  Зачем же дело?  И Виталий принялся накатывать стакан за стаканом. Последнее, что он помнил, это Танюшка, угощая, поднесла ему к лицу очищенную ярко-оранжевую морковку.

—  Ты на что намекаешь? — беря в руку морковь, спросил Виталий, чем привёл присутствующих прямо в экстатическое состояние.  Хохочущая Танюшка, согнувшись пополам, помирала со смеха.  Смеялась, надрывая живот, Марина,  а  Витя от напавшей ржачки чуть не повалился под стол...

    Очнулся Виталий в кромешной темноте.  Тишину нарушали лишь звонко, с бульканьем капающая вода и ... вуаля, тихо сопевшая рядом с ним Танюха.  Он провел ладонью по Танькиной груди.  Ну молодец же, лифчик сняла!  Он провёл рукой ниже,  нащупал трусы и уже недовольный тем,  что могла бы не заставлять его трудиться,  начал их стягивать.

—  Ммммм,  ммм  —  вдруг замычала Танька и начала отдергивать Виталькину руку от трусов. После нескольких безуспешных попыток снять с неё трусы,  Виталий понял —  надо действовать по другому и потянулся губами к её лицу.  Его словно холодным душем окатило, когда  губы укололись о щетину.

—  Витя, ты что ли? —  отпрянул Виталий.

—  Ммм, мммм  —  нечленораздельно  мычал Витька, поворачиваясь на бок.

  Виталий встал с постели и подошел к окну,  Луна вышедшая из-за туч осветила кухню, кастрюлю со щами стоявшую на печи, тазик под рукомойником,  бульк..., бульк..., бульк... капала вода. На кровати беспокойно ворочался Виктор.  Вздыбившаяся  внизу живота плоть никак не опадала и он закурил.  В голове крутились строки из песни Юрия Антонова "Не забывай":

Мечты сбываются и не сбываются
Любовь приходит к нам порой не та
Но всё хорошее не забывается
А всё хорошее и есть мечта

  Его, отрубившегося первым, перенесли общими усилиями на кровать в кухне.  Потом сильная шпалоукладчица в одиночку уложила туда же Витю.