Игра судьбы -6

  Субботним утром четвёртого апреля, придя в свой рабочий кабинет, полковник Лазарев, позвонив секретарю, попросил его связать по автоматике с Краснодаром. Надо было договориться с Богдановым о времени его приезда в Приморск с дочерью, которую он взялся сопроводить до дома уже завтра в воскресенье.
- Алло, Витя! - радостно начал Николай Павлович, стоя у стола. - Ты мне Алёну когда привезёшь? А то ей в понедельник в школу уже... Тебе пропуск на завтра заказать? На вторую половину дня, или вы уже сегодня под вечер выезжаете?
  На том конце возникла неловкая пауза и покашливания:
- Да-да, завтра... выезжаем завтра, - был ответ неуверенным голосом. - Я с тобой ещё свяжусь сегодня... очень много дел, ты извини, всё тут срочно навалилось... Прости, я не могу конкретно обещать, может быть даже в понедельник утром приедем, прости... Не могу больше разговаривать, жду важного звонка. Я тебе позже перезвоню, не переживай...
  Странный голос сводного брата насторожил и заставил волноваться. Его интонация была нервозная, он явно избегал разговора на тему приезда дочери домой. Почему? Что там случилось? У Лазарева возникло какое-то странное ощущение недосказанности. Он повесил трубку на аппарат и стал ждать повторного звонка из Краснодара, как и обещал ему Богданов.
  А Виктор Павлович в этот момент нервно прохаживался по своему кабинету, бросая взгляды на коллег: сидящего за столом Сойникова и своего помощника Султанова, стоявшего у открытой форточки спиной к нему.
- Что-то я растерялся, ребята, - тихо произнёс Виктор Павлович. - Николай станет опять перезванивать, я знаю его... Может быть ты, Женя, ему всё расскажешь? - робко спросил Богданов, подойдя к окну.
- И, как вы себе это представляете? - Женька повернулся к нему. - Как я доложу полковнику Лазареву о том, что его жену изнасиловали и покалечили на отдыхе в пансионате? Дочь еле жива от страха... Как?! - он нервно зажал в пальцах сигарету. - Уж лучше это вам самому сделать, по-родственному.

  Тревога нарастала. Напряжённый взгляд Султанова заставил волноваться ещё больше.
- Я не знаю, как позвонить, как доложить?.. Не могу, не получится сейчас, - Богданов потерев висок, плюхнулся на стул рядом с Сойниковым.
- И не надо сейчас, - прибавил Евгений, - сейчас нужно заняться делом, а всё остальное - потом, это терпит... Из больницы уже звонили, жена Лазарева пришла в себя, с ней можно говорить, а вот Анфиса Горбунова всё ещё без сознания. Врач констатировал у неё черепно-мозговую травму. Женщину, похоже, ударили головой о стену или дверь. Я предлагаю незамедлительно ехать в больницу и опрашивать Ирину Лазареву и её дочь, она там при ней сейчас находится, как мы знаем... Вот, Сойников поедет, а я... срочно выезжаю в пансионат, там где наши коллеги сейчас работают, помогу им в допросе персонала. Думаю, что оттуда ноги растут.
- Почему пришёл к такому выводу? - Богданов зажмурился, от боли в голове стало невыносимо смотреть на дневной свет, лившийся из окна.
- Потому что никто кроме персонала и ремонтных рабочих не мог знать, что шестой корпус полупустой, и что там отдыхающих заселили только на второй этаж в два номера. Ремонтные работы ещё идут в пятом корпусе, но там окна светились в эту ночь, и туда не полезли... Знали бандиты, где можно поживиться.
- Но ведь на ограбление это не тянет, - произнёс Сойников.
- Тянет или нет, по ходу следствия будет видно, а пока... за дело! - Женька кинул окурок в пепельницу, прошёл к вешалке, быстро снял свой плащ и вышел из кабинета, оставив Богданова с Сойниковым подводить неутешительные предварительные итоги вчерашней ночи.

  С припухшим, одутловатым лицом Ирина Лазарева лежала в отдельной палате, натянув одеяло до подбородка. Её дочку продолжали обследовать в детском отделении хирургии и травматологии. Её сильно разбитые колени и локти, а так же повреждённый нос, болели и саднили. Девочка плакала, не могла долго успокоиться, а как только к ней подходили люди в белых халатах, снова принималась всхлипывать. Сказался травматический шок, но это дело было поправимо. Ей наложили повязку на лицо, швы на разбитый затылок, продолжая работать с ней и осматривать.
  Сойников в сопровождении медсестры вошёл в палату к Лазаревой. Она тут же уставилась на него прищуренными щёлочками глаз. Посиневшее, опухшее от побоев лицо, было бледным, неподвижным, точно маска.
- Моя дочь, - проговорила она кривыми губами. - Она цела?
- Врачи вам должны были дать такую информацию, - усаживаясь рядом с кроватью, произнёс Анатолий.
- Говорили... но я не верю... не верю, что всё хорошо обошлось...
- Если можно так назвать, то обошлось. Девочка тоже избита, она ещё упала вдобавок, когда бежала от преследования, но... она цела! Вы понимаете, о чём я говорю? - Анатолий откашлялся и залился румянцем.
- Да-да, поняла, да... Значит уже всё ничего... тогда поправляться буду быстрее... Я то, что же?.. А вот она, совсем ещё ребёнок. Кто бы мог подумать, что на отдыхе так вот можно пострадать! - на глаза Ирины выступили слёзы.
- Я понимаю, вам тяжело вспоминать о таком, говорить о происшедшем ночью, но это необходимо для раскрытия этого тяжкого преступления, - начал Сойников. - Я пришёл, чтобы вас опросить. Вы готовы?
- Да, конечно... спрашивайте!
- Как всё началось, с чего? Не было ли у вас перед этим с кем-то ссоры? Например на танцах?
- Нет, всё было как обычно. Пришли с ужина... посидели у соседей Буньковых в их номере, дети поиграли в шахматы. Потом ушли к себе, Анфиса уже спала. Тихонько разделись и сами легли, - пересохшими губами медленно говорила Ирина. - Как вышла дочка из комнаты не могу знать, я уже крепко спала, но... понимаю, что это её и спасло в конечном итоге... Я проснулась от толчка в плечо. Пробудилась и увидела верзилу у двери. Он стоял, прижавшись к дверному косяку, как-то в нерешительности... Широко улыбался, а тот, кто вышел сперва на балкон, потом вернувшись, ему сказал: "Что лыбишься, мы с тобой проигрались в хлам!.. Теперь нужно отрабатывать свой проигрыш."
- Проигрыш?! - Сойников замер с карандашом в руке.
- Да, так и сказал - проигрыш! Потом обвёл нас с Анфисой своими круглыми, наглыми глазищами и прибавил: "Да, гражданки, проиграли мы вас в карты... Но, скажите спасибо, что не на мокруху подписались в этот раз, играли не в три косточки, а на юшку!" Это точные его слова, могу их ещё раз повторить для протокола, а потом... началось... Меня и Анфису скинули на пол с кроватей, сорвали одежду... Мы кричали и сопротивлялись, а в соседнем номере тоже шла возня... Они там живы, не знаете, старик с мальчишкой?
- Да, Буньковы тоже сильно избиты, оба в больнице, - уклонился от точного ответа Сойников. - Продолжайте! Вы запомнили их лица?
- Да, такое не забудешь!.. Мне зажали рот, Анфисе засунули кляп, но она сильно билась, тогда этот верзила и зашедший третий мужлан, ударили её головой об пол несколько раз, она затихла... Их было четверо, двое, как я уже говорила, сразу вошли, а трое сперва полезли на соседний балкон, но убедившись, что тот номер пуст, выбежали и пошли к деду с мальчиком, которые у нас слева за стеной. Когда нас скинули с кроватей, вошёл ещё один, мелкий крепыш, он мне рот зажимал и... срывал одежду. Насиловал верзила с кривым ртом... Скошенное лицо у него такое, подбородок на бок, как у боксёра. Глаза неприятные, что-то в лице есть зловещее. От него не пахло, но он явно был не в себе... Чокнутый!.. Ни один нормальный человек, такого не сотворит с женщиной... А потом, заглянула дочка на шум, я ей закричала, чтобы она убегала, а затем... не помню ничего, меня сильно ударили по голове и лицу. Я отключилась, очнулась на полу, обнажённая, всё лицо заплыло от боли. Анфиса в углу лежала с подвёрнутой рукой, тоже голая. Её странная поза была как у неживой, и я тут громко закричала!.. Потом комната наполнилась прибежавшими людьми, шум, гомон, а у меня опять в ушах шелест и... провал в беспамятство.
  Ирина во всех подробностях описала внешность нападавших, надеясь, что её показания помогут следствию побыстрее выйти на этих моральных уродов.

  Прибыв из больницы с опроса, Сойников докладывал:
- Все надежды, что это будет простое дело о краже из номеров у отдыхающих, рухнули в пропасть!.. Их проиграли. Пансионат проиграли!
- Как?! Ты уверен, Толя? - Богданов поднялся со стула, оперевшись руками на столешницу. Ему сейчас казалось, что под ногами зашатался пол.
  Сойников подробно изложил весь ход беседы с Ириной Лазаревой, все её точные показания, подробные детали разговора среди нападавших, указывающих на то, что давняя история о проигрышах за карточным столом, снова возвращается в этот город. Тень художника Рахманина снова накрыла и обдала их своим горьким смрадом.

  Евгений в этот момент строго и деловито проводил допрос всех, кто работал в пансионате "Кавказ" после ремонта. Он сидел в комнате администратора в главном корпусе, вокруг стояли сотрудники местного отделения милиции, прибывшие сюда сразу после вызова и всё ещё находившиеся здесь со следственной группой и экспертами. К нему за столик поочерёдно садились подходившие на допрос сотрудники: вахтёры, рабочие, сторожа, повара, работники кафе и танцплощадок. Они во всех деталях и подробностях рассказывали ему, кто и когда приходил на территорию из посторонних лиц, с кем говорили в последние дни, что было необычного. Из всего изложенного он сделал вывод, что преступники были местные, хорошо ориентирующиеся и знающие пути быстрого отхода, если так умело смогли скрыться уже в первые минуты после налёта. Он тут же позвонил в два соседних посёлка Знаменский и Синельниково, а тут в Раздольном приказал ехать на большой крытый рынок к рейду которого сам в скором времени присоединился. Всё дело было в том, что один из маляров, работающих в шестом корпусе, указал на странного приятеля бригадира, часто в последнее время приходившего в пансионат и интересовавшегося его открытием к новому сезону отдыха. Он в подробностях спрашивал о том, в каких корпусах будут сперва проживать после ремонта отдыхающие. На вопрос, зачем ему это надо знать, ехидно улыбался, отвечая, что сам хочет отдохнуть здесь недельку, но боится одиночества. Вдруг поселят в корпус одного? Этого человека не раз видели на поселковом рынке в торговых рядах, он приезжал всегда с новым товаром, торговал разными овощами и фруктами, а теперь осел в молочном ряду. Его и стремился найти Евгений. Взяв подробное описание этого типа и того, кто мог его смело опознать, он с местными сотрудниками угрозыска, после оформления всех нужных формальностей, допросив администратора пансионата, срочно выехал на этот колхозный рынок.
- Да вот он, этот самый Сенька Граф, - указал на него Евгению бригадир ремонтников, проходя по торговым рядам. - Он самый любопытный был на прошлой неделе, когда корпус запускали.
- Да, это он, - подтвердил рабочий, который доложил о своих подозрениях Султанову.
  Оперативники вместе со свидетелями тут же подошли к торговавшему кефиром и ряженкой невысокому парню с большими залысинами.
- Вы Арсений? - спросил у него Султанов, взяв за плечо.
- Да, а в чём дело? - глаза парня нехорошо забегали.
- Пройдёмте! - прижав руку к козырьку, кивнул ему участковый. - Есть кому передать товар? - он указал на прилавок.
- Есть, - Сеня дрожавшими руками стал стаскивать с себя белый фартук и чепчик.
Он быстрым жестом подозвал к себе торговку с соседнего ряда, передал её ключи от подсобки, где стояли холодные бидоны с молоком, творогом и сметаной. - Тёть Мань, я скоро!..
- Скоро не получится, - протянул Евгений. - Вы можете сообщить в администрацию рынка о задержании этого товарища? Сказать, чтобы ему сегодня замену прислали?
- Могу... Из колхозу мы!.. Тутошние!
- Очень хорошо... Сержант, забирайте, к вам сперва поедем, чтобы времени не терять, - приказал Евгений участковому.

  Вскоре они сидели в кабинете участкового посёлка Раздольный втроём с подозреваемым, отпустив рабочих. Евгений пристально разглядывал, пока ещё свидетеля, Арсения Графа.
- Почему вас называют Граф? Что это, кличка? - спрашивал Султанов.
- Не-а... фамилия такая! - шмыгая носом, ответил парень.
- Что же это за фамилия?.. Я понимаю, Графов, - вставил участковый, - а тут?
- Детдомовский я... там и дали!.. Не помню, как туда попал, ещё маленький был, сразу после войны.
- Понятно, - Евгений постучал карандашом по столу. - Расскажите нам, любезный, зачем вы так интересовались корпусами пансионата "Кавказ" у своих приятелей? Кто вас просил об этом? Сами так решили?
- Не-а... Меня Васька Хилый попросил, аккурат с неделю назад, я ему в карты проигрался, а он за это долг простил. Когда узнал, что у меня в дружках бригадир ихний ходит, вот тогда и попросил.
- Что это за Васька, его адрес, фамилия? - продолжал допрос Султанов.
- Васька, тощий, как жердь, вот и Хилый, а фамилия Опойков. Он барыга, на рынке у нас приторговывает, чем удастся поживиться...
- То есть, ворует?
- Не-а... Он у бабки какой-то живёт в Синельниково, а там она ему даёт всякое барахло на продажу, и на огороде он у неё помогает, - ковырнул в носу Сеня. - Он тоже карточный игрок. И сказал, что к ним в его шаблу, люди из Прибалтики приехали, большие люди. Они, мол, свой интерес имеют... А я, что?! Мне долг простили, я и доложился...

  Через час допроса, отпустив Графа, Султанов рассуждал:
- Чушь какая, не могут эти ребята быть причастными к нападению на пансионат, не того полёта птахи. Этот Граф, и Васька Хилый, явно не при делах. Но могу и ошибаться... Послали за Опойковым уже в Синельниково?
- Да, поехали из первого отделения, - кивнул головой участковый. - Но мне сдаётся, что Василий тот, ближе всех к этим деятелям, раз он сам не стал сведения собирать, а попросил своего приятеля. Тоже маскировался, на всякий случай. Да ещё Прибалтика теперь всплыла... Не хорошо это!
- Уж, чего тут хорошего? Всплыли, и сразу такое происшествие! - Султанов нахмурился, перед глазами пошли картины прошлого.

  Вечером в городе в кабинете у Богданова подводили неутешительные итоги дня. Сойников, сидя за столом, докладывал пришедшему на совещание полковнику Родионову, руководившему следственным отделом городского УВД. Старший следователь Богданов был до сих пор не в себе от произошедшего, его помощник Евгений Султанов просматривал привезённые с собой из посёлка Раздольный материалы, он шуршал листами, слушал Анатолия, делал заметки в блокноте, иногда поглядывая на насупленного Родионова.
- В общем, парня потерпевшего, этого Марка Бунькова, опросить так и не удалось, - понуро произнёс Анатолий. - Мальчишка сильно пострадал, его всего зашивали. Сейчас он лежит в хирургии, за ним наблюдают, а дед его... до сих пор без сознания. Он сильно избит и тоже, как у Ирины Лазаревой и Анфисы Горбуновой, у него травма головы. Тяжёлые ранения, одним словом. Но он в отличие от внука... просто избит.
- Что, что?! - вскочил Родионов. - Вы хотите сказать, что... Так врачи говорят?
- Да, обследование подтвердило, что парень изнасилован, - краснея до бровей, проговорил Анатолий.
- Дикость какая!.. Средневековая дикость! - закричал Родионов, потрясая кулаками. - Они что, эти нелюди, шакалы дикие из прерии, или людоеды африканские?! Ужас, бедный парень!.. Понимаю его состояние, он и говорить-то, небось, не может! Что врачи толкуют, какие дают прогнозы?
- Никаких, - Сойников вздохнул. - Молчит он, этот Марик, в потолок пялится и мычит... Тут уж без психиатра теперь не обойтись. Если здесь не помогут, парнишку тогда в Нижнебаканскую повезут... В психушку!
- Тьфу, тьфу!.. Что за напасть?! - Родионов мельком взглянул при этом на Султанова. - Не думаю, что до этого дойдёт... А вот старик, как бы не умер!
- Да, есть такое опасение, - буркнул Сойников. - Пострадали так же двое рабочих, которые на ночь остались в корпусе, и дежурный вахтёр. Их сразу заперли в администраторской на первом этаже, чтобы они не помешали нападению. Все трое так же избиты, связаны... Но деньги и ценные вещи не тронуты. От этих троих уже получены подробные показания.
- Что там у вас, Женя? - Родионов вытер взмокший лоб платком.
- Один из задержанных фигурантов Сеня Граф явно не при делах, а вот его приятель, для кого он эти сведения и собирал, нами не найден. По месту жительства его нет, везде по возможным адресам он отсутствует, что даёт повод думать о нём, как об участнике нападения. Объявлен в розыск, - Султанов выложил из папки его фотографию, снятую с копии документа в паспортном столе. - Проживает в Синельниково в частном доме на квартире у гражданки Фоминых. Она ему приходится дальней роднёй, - заключил Евгений.
- Что это Граф, кликуха такая? - переспросил Родионов.
- Нет, представьте себе, фамилия такая!.. Он из детдома, там такую дали... Но дело в том, что этот Сеня нам поведал одну немаловажную деталь. Васька Хилый перед тем, как его попросить об одолжении, рассказал, что в последний раз он играл за столом вместе с приезжими и денежными людьми из Прибалтики, которые в нашем городе не давно. Нажимал на то, что это им понадобилась такая информация про пансионат. Для чего, объяснять не стал, а Сеня купился. В обмен на карточный долг, он решил помочь своему приятелю.
  У Богданова вытянулось лицо, Родионов замер с приоткрытым ртом, Сойников захлопал глазами, нервно подёргивая плечом.
- Прибалтика... Рига... Вильнюс... Рахманин! - взревел Виктор Павлович. - Сволочь, шкодливый оборотень, мерзавец! - ругался он. - Неужели опять его след обнаружился?! Не может быть!
- Так или иначе, а этот факт нельзя игнорировать, - тихим голосом проговорил Султанов. - Я имею доступ к материалам МВД СССР по особому договору, подписывал соответствующие бумаги, могу потребовать их выслать нам в порядке изучения ещё раз, касательно деятельности художника в разных городах. По Краснодару, прошу вас, Виктор Павлович, дать запрос в местный архив, поднять дело Рахманина. Может быть придётся его вводить в производство по нашим текущим происшествиям, но... ох, как не хотелось бы!

  Евгений шёл тёмным проспектом к себе в общежитие, возвращаясь с совещания в двенадцатом часу. Вдоль широкой улицы горели яркие огни, прогуливались весёлые парочки. Мокрый после недавнего дождя скользкий асфальт парил тонкой, кисейной дымкой, разбавляя темноту мягким ковром под ногами. Султанов наступал на этот ковёр, замедляя шаг, оглядывался по сторонам, будто искал там что-то родное и близкое, утраченное и вновь обретённое. Он шептал про себя стихи из знакомой песенки Мурата Амирамова, а мотив в голове продолжал крутиться и повторятся:
 Однажды...
 Когда я стану взрослым,
 Когда я стану мудрым...
 Детство уйдёт!...
 Однажды...
 Когда я стану старше,
 И тёплым, светлым утром
 Счастье придёт!..
  Женька прижал к лицу ладони, остановился, удерживая нервную дрожь... Счастье?! Да, именно так!.. Счастье, оно у него было, это светлое счастье доброго, ласкового утра жизни!.. Перед глазами встало милое, родное лицо его любимой жены Нелли. Да, он был счастлив, и оно, это его счастье с ним теперь останется навсегда, его никто уже украсть у него не смеет, не сможет украсть и ничего с ним сделать!.. Его любимая женщина всегда будет рядом с ним! Она и теперь идёт рядом невидимой эфирной тенью, по проспекту, по мокрому сияющему огнями высоких фонарей асфальту, он чувствует её присутствие, ему становится легче и светлее в этот тёмный вечер. Он продолжил свой путь улыбаясь, а в сердце и душе всё звучала и звучала приятная мелодия!..

  Вот Богданову было не до мелодий, когда он поздним вечером в воскресенье подъезжал к Приморску с Алёнкой на заднем сиденье автомобиля.
- Давай сделаем, как договорились, - убеждал он племянницу. - Ты первая ему скажешь, ладно? Видишь, какими трусливыми мужчины могут быть на самом деле... какой я трус оказался!
- Не надо, дядя Витя, не говори так, - малышка всхлипнула готовая расплакаться.
  Богданов повернул к ней голову:
- Не надо заранее-то... не плач, а то папку испугаем раньше времени!
- А может быть мы ему пока не скажем, а как мама поправится, то и... - Алёнка тёрла глазки кулачками.
- Ты на себя посмотри!.. Красиво? - он повернул к ней зеркало заднего вида. - Он сразу поймёт, на эти синяки глядя, что произошло несчастье. Как утаишь-то? Да и коленки у тебя битые, локоть перевязан... Эх!
- Да, это так, утаить не получится... Он всё поймёт! - она по-взрослому вздохнула, закусив розовые губки.

  На маленьком черно-белом экране телевизора "Старт -3" мелькали лица известных актёров, шла комедия "Приходите завтра". Лазарев сидел в кресле, ожидая приезда дочери. Вот и долгожданный звонок в дверь... Николай Павлович подскочил, отодвинув кресло, с радостной улыбкой вышел в коридор. Щёлкнул замком. Первое что бросилось в глаза, это бледное, опустошённое, вытянутое лицо брата Виктора. За ним следом в квартиру прошла, какая-то притихшая, немного испуганная дочь Алёнка. Лазарев замер на месте. Он опустил вниз уголки губ, улыбка сразу улетучилась.
- Папа, ты только сильно не переживай и не пугайся... Ладно? - протянула к нему руки дочка. - Мама в больнице. На нас напали ночью, а её сильно избили.
Николай перевёл изумлённый взгляд на брата. Виктор стоял, как неживой в дверях, отводя взор.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.