Низголовские таинства. Часть 1

НА СПУСКЕ К ДВИНЕ

Высокая гора – последний фрагмент Каменской возвышенности и галайских высот. Далее спуск в долину и встреча с Уллой, которая словно отрезает полоцкие земли от витебских, и в кои-то веки, похоже, была пограничной рекой, связывая приберезинские водотоки с Западной Двиной. Недаром на берегу, в виду Высокой горы, возникла в средние века церковь страстотерпца Христова. Она помечала раздорожье – скрещивание курсов, что вели по разным направлениям: и на восток, и на юг. Возникло Бочейково. Что бы значило это слово?

Вариаций много. Но приходит на ум: «побач», что в переводе с белорусского «обок» - рядом, по соседству. Рядом с Высокой горой?

Если справа от нее возник поместный центр выходцев с южных широт, то слева образовался еще один господский двор – приверженцев северной ориентации. В пяти верстах от Бочейково сложился «Двор Низголово». По размаху он несколько уступал дворцовому комплексу Цехановецких, однако тоже немаленький, и более сохранился. Тут можно увидеть и первородные панско-помещичьи апартаменты, и хозяйственное ранчо, и величественный дендрарий – парковую дубраву, с экзотическими деревьями, правда, заросшую, заброшенную. Весь комплекс в стиле позднего классицизма - той архитектурной изысканности, что сопутствовала шляхетским усадьбам среднего уровня: не радзивилловского пошиба, а более скромного, но близкого к магнатскому.

Восточным крылом поместье касалось улльского потока, а западной стороной примыкала к дороге, что вела с Двины к церкви Страстотерпца.

Кто же был владельцем роскошной селибы?

О нем упомянула книга «Память. Бешенковичский район», выпущенная по инициативе белорусской Академии наук еще в 1991 году. В книге указано время появления «Двора Низголово» - вторая половина девятнадцатого века, и сказано, что с 1905 года владение принадлежало «адвокату Недведзскому».

Сейчас можно поправить составителей пособия, расширить сведения. Документы 1775 и 1789 годов – парафиальные отчеты, обнаруженные в вильнюсских запасниках, показывают более раннюю историю.

Зачинателем усадебного починка был не Недведзский.

Понятно, почему составители «Памяти» не раскрыли более глубокую историю. Этот «Двор» выпал из эпохального обзора, затерялся среди других имущественных единиц Великого княжества Литовского. Поместье «упекли» в парафиальные данные Дисненского края! Вот как выглядит строка в описании Дисненской парафии за 1789 год: «Имение Низголово с фольварком Усая, принадлежащее к Лепельской парафии, а показанное при Наче Шпаковщизне…»

«Шпаковщизна» - это Полоцкий район, а Нача приток Западной Двины, но на расстоянии не менее полусотни километров от Уллы, впадает между Дисной и Полоцком.

Кто же умудрился повязать два «разношерстных» региона единой собственностью, кто автор «сближения»?

Вот как прописана вторая часть парафиальной строки: «…По присяге пана Адама Гребницкого, городничего полоцкого, годовой доход 6618 злотых». То есть, Адам Гребницкий снимал с Низголово около 7 тысяч доходных денег, но центром его пребывания считалась Шпаковщизна на Наче, оттуда распространялись нити управления.

Гребницкие, как и Цехановецкие, широко развернулись в Великом княжестве Литовском, используя королевские инициативы. Согласно словарю Брокгауза и Ефрона, они происходили «от Якова Г., переселившегося из Польши в Белоруссию в половине XVI в.» И далее автор «визитки» - некто «В.Р.», пояснил, что внук Якова, которого звали Казимир, был «старостой орленским и чашником полоцким (1633-66)».

Что ж, должности не особо высокие, но «придворные», особенно вторая, связанная с обслуживанием поветового господаря. Очевидно, тогда и началось восхождение к вершине имущественного положения. Адама Гребницкого видим на посту городничего, а его угодья регистрировались в разных концах Полоцкого повета. Его имения отмечались и на Наче, и в ушачском Поулье, и в лепельском Поречье, и на Улле, в Бешенковичском крае. Если все их обвести непрерывной линией, то получится овал вкруг Ушачской низменности, с ее густой сетью озер и связующих рек. Одна из них вытекала из озера Низголово и впадала в Уллу, повязывая два бассейна. На том озере, кстати, овальной формы и богатом рыбой, пан Гребницкий устроил фольварк, а на берегу Уллы поставил селибу, снимая с Низголово «навар». Два пресвитера оберегали его духовный мир – один на Улле, а другой в Усае. И две плебании – униатские, обслуживали верующих: «холопов». Надо сказать, что церковные «ведомства» тоже входили не в Бешенковичскую парафию, а в Лепельскую. Кстати, Бочейковская плебания, расположенная на левом берегу, тоже относилась к Лепельской парафии, в отличие от правобережного двора с каплицей Цехановецких. Это еще раз наводит на мысль, что район Бочейково был когда-то порубежным.

Грозновские обследователи второй половины XVI века помечали «волость Низголовъ, по обе стороны дороги, от Усаи 10 верст, а в ней села и деревни многие». Усая ближе к Полоцку, и тоже на озере. Слово «многие» настраивает на обширную область, однако по размерам волость значительно уступала Бочейковской. При повторном изучении, когда обследователи шли вниз по Улле, Низголовская волость не упоминалась вовсе, что говорит о концентрации «поволочья» в левобережном приречье. Кто же там фиксировался как владелец?

Усайский регион был «за паньею за Марьею за Есмановою», а сельцо Усвия «за паном за Халабурдою».

Что касается непосредственно низголовской вотчины, то запись выглядела так: «село Низголово, на озере на Низголове, имения (так в тексте, - авт.) княгини Объяты княже Ильины жены Константиновича Острожского», и восемь оброчных деревень крепились к ней. Вроде, ясно, как Божий день: княжеский околоток. Однако одноименное Низголово еще не есть признак общего земельного достояния. Имение Объяты относилось к волости Суша!

Здесь нельзя не сказать несколько слов о княгине. Кто она?

«В период процветания фамилии (конец XVI века), - сообщает Википедия, - князья Острожские были самыми богатыми и могущественными землевладельцами в Великом княжестве Литовском: в их владении состояли 24 города, 10 местечек и несколько сот сёл».

Центром княжеского удела считался Острог – город на Волыни (ныне Ровенская область Украины) – еще один приречный пункт, но далеко от Уллы, на южном направлении. Как и Лукомльское княжество, Острожское долгое время сохраняло независимость, не подчиняясь великокняжескому управлению.

Много чего еще можно сказать об Острожских и их «детинце», однако особого смысла нет – можно прочитать в энциклопедии, в том числе и электронной. Обратим внимание на другое. Суша, к которой «пристегивалось» озеро Низголово (сейчас «Низголовье») – это регион, где Иоанн Грозный ставил крепость, располагаясь в обрабе, выделенном по договоренности с королем и великим князем литовским. А еще обратим внимание на связь Острожья с Мстиславлем. Известно, что в 1581 году Острожская типография выпустила первую русскую Библию, и одним из печатников был Пётр Мстиславец. Уже фамилия указывает на родство с краем, откуда протянулись виды на бочейковское Приуллье. В Мстиславле библейскому полиграфисту установлены памятник, и даже не один, а два, и даже улица названа в его честь.

Грозновские времена были, пожалуй, последней стадией княжеского воздействия на Белую Русь. Поволочная помера (королевская земельная реформа) разметала удельное строение и положила конец доминированию вельмож. В итоге Полоцкая земля стала выглядеть большим «лоскутным одеялом», скроенным из земетцких, мещанских, церковных кусков. Но больше всего наблюдалось панских владений с «крепежом» в виде данников – крестьян (христиан), жителей деревень и сел. Лишь отдельные земельные очаги носили характер княжеского подчинения и смотрелись «островками» в общей земельной диспозиции. Короли по традиции именовались великими князьями, но на местах потомки былого владыческого сословия становились в один ряд с панами, а то и вовсе находились в их распоряжении – в услужении.

Теперь князей заменяли воеводы. Резиденцией полоцкого воеводы был, конечно, город на Двине, но у него тоже был двор, кормивший дворцовые палаты. Двор располагался в Придвинье, в междуречье, на пути движения к Улле,  между Двиной и Ушачской низменностью, на озерной Тетче, где водилось много рыбы. Черсвятский двор, «к замку прыслухаючы», то есть приписанный к дворцу воеводы – так характеризовала его Полоцкая ревизия 1552 года. Влияние воеводческого двора распространялось, благодаря чему придворные устремляли взоры на выгодные земли вширь.

Особенно влекла транспортная колея Vla A – речная «улица», что соединяла Причерномрье с Двинским бассейном. Под «крышей» воеводы, благодаря капиталу, панское сословие стремилось осесть на выгодном маршруте, и улльский водоток покрывали частнособственнические обиталища.

Город на Двине играл в бывшем княжестве ключевую роль, но не только благодаря новообразованному воеводческому центру. Высок был авторитет полоцких богомолен, источавших духовные ценности, и в прилегающем междуречье сформировалась монументальная церковная нива, которую было не обойти. Так, на реке Нача отмечалось монастырское «сельцо Иванское», которое крепилось к обители Иоанна Предтечи, что «на острову в Полоцке». И похожее «сельцо Ивановское» образовалось «на реке на Уле», неподалеку от Низголово.

Все это давало хороший шанс представителю местной знати закрепиться на землях, контролируемых воеводческим корпусом. Кстати, воеводство не делилось на отдельные поветы, его земли лежали общим массивом, и южная граница простиралась по Улле до старинного волока при Березине, где сходилась с виленским поветом.

На волок и водный шлях, что пролег через междуречье, было много претендентов. Предшественниками Гребницких были Стабровские. К сожалению, их имена затерялись в истории, и раскрыть происхождение этого рода пока не удается. Похоже, что они вошли в Низголово благодаря Подберезским, благодаря брачным узам, семейственности. Во всяком случае, достоверно известно, что часть стабровской собственности приобрел в 1761 году Никодим Цехановецкий. А этот род был «на короткой ноге» с Подберезскими. Никодиму продал свое владение Онуфрий Стабровский, оршанский ротмистр. В каком составе была та часть, к сожалению, тоже неизвестно.

После сделки имена Стабровских исчезли с улльской арены, и вообще пропали из спектра известных частновладельческих персон. Случайно я наткнулся на заметку о Круплянах, размещенную в Словнике. Это - местечко в 39-ти верстах от Слонима. Оказалось, что это родина известного живописца Иосифа Стабровского. По-видимому, туда занесла судьба потомка оршанского ротмистра. Не исключено. Тягаться с магнатами было уже сложно. На Слонимщине им принадлежали небольшая весь Крупляны, а также хутор Мариамполь с урочищем Жолобейки – в общей сложности 317 десятин земли, совсем немного по сравнению с многотысячным бочейковским наделом Цехановецких. Что ж, каждому свое. Одних влекут дворцы и крупные состояния. А другим интересен внутренний мир – человек с его духовным потенциалом, в обрамлении красивой природы и солнечного света. Амплуа живописца тому подтверждение и указывает на истоки духовного потенциала.

Владельцы Бочейковского двора не отвергали художественную сторону бытия. Белорусская природа тому способствовала. Некоторые занимались писательством, а другие ценили живопись. Достаточно сказать, что последний потомок Марии Цехановецкой – лондонец Анджей, продолжая наследственные традиции, стал известным коллекционером и держателем большой картинной галереи в центре столицы Великобритании, знакомя людей с шедеврами изобразительного искусства.

Еще известно, что Низголово в 1620 году отошло Шауманам – как приданое. Такие сведения можно почерпнуть из польского Словника, который составлялся в империальное время, под надзором царской цензуры. Но низголовская история оборвалась после событий 1863 года, и не расписана в польской энциклопедии. Думается, «засекреченность» связана с именем Оттона (Антона) Гребницкого, участника революционного выступления против имперской зависимости. Он возглавил один из шляхетских отрядов в 1863 году, вскоре после царской реформы в отношении крестьян (христиан). Отец «политического преступника» (так квалифицировали задержанного и доставленного в Динабургскую крепость) неплохо устроился, имел дворец в Ореховно. И что еще надо? Ан нет. Мистика какая-то? Сын взялся за оружие, считая что «живем неправильно». Якобы Оттон хотел дать свободу низшему сословию, такие мотивы всплывают из рассекреченных позже разбирательств.

Наверное, революционный порыв молодого дворянина сказался на освещении событий, и низголовская хроника оборвалась. Ясно только, что в 1864 году Низголовское имение попало под секвестр – это значит, что владельцам было урезано право пользования либо запрещено. Санкции налагались государственной структурой – российской казной. Насколько причина в мятежной деятельности помещичьего сына, неизвестно – точных данных нет. Но надежда на Низголово рухнула.

Из домятежной хроники видно, какие перспективы открывались пред владельцами Низголово. Поместье располагало 339-ю ревизскими душами (по данным за1863 год), а площадь охвата составляла 900 десятин дворской земли. Как пишет польский Словник, Гребницкие в 1820 году возвели парафиальную церковь «N.M.P.», построили каплицу. Возможно, и величественный парк, да и весь усадебный ансамбль - дело их рук.

Наверное, последовавший затем секвестр согнал хозяев с починка. Во всяком случае, волостное строение было преобразовано. Низголовская волость исчезла с географической карты. Имение вошло в состав Мартиновской волости. 6 июля 1891 года старшина Андреев доносил в статкомитет Витебской губернии, что в его распоряжении 25 владельческих объектов, в том числе имение Низголово, и его хозяйкой называлась «дворянка Анна Михайловна Недзвецкая» (так в тексте), православная. А основанием ее пребывания стала покупка собственности у Шауманов, из чего видно, кто был предшественником владелицы.

Действительно, справка польских ученых, представленная в Словнике (1886 год), подтверждает: Низголово досталось Шауманам. Но когда, в какие годы, не учтено. Единственное, на что обращено внимание: поместье им досталось как приданое от неких Швирковских (Szwyrkowskie), которые более чем двадцать лет (с 1620 по 1642-й) управляли имением. Как и Стабровские, Швирковские на сегодня не известны, по крайней мере, в интернете о них сведений нет.

А вот Шауманы «засветились», причем той же стороной, что и Гребницкие. Известен Федор Оскарович Шауман, финский сенатор, генерал-лейтенант Российской империи, затем тайный советник царского двора, а до того начальник губернии на западе Финляндии, обращенной к Ботаническому заливу Балтийского моря. Но его сын испортил фамильную летопись. Эйген Шауман стрелял в командующего войсками Финляндского военного округа и смертельно ранил того, после чего сам застрелился.

Вряд ли эти Шауманы – однофамильцы низголовских, хотя утверждать с абсолютной уверенностью пока преждевременно. Во всяком случае, секвестр, как дамоклов меч, вознесся над поместьем. Видимо, по этой причине низголовская усадьба выпала из поля зрения Романа Афтанази – кропотливого историка, который создал неповторимый иллюстрированный многотомник о всех богатейших поместьях Великого княжества Литовского, в том числе на полоцкой земле. 

Теперь уже поздно искать объяснение причине скрытности, хотя Низголово – пример отношения к «спадчыне»: историческому наследию Великого княжества Литовского. Сейчас, думается, важно сохранить то, что осталось, что выдержало пласт времени, устояло под напором диктатур. Мы бросились восстанавливать радзивилловские дворцы в городах, а про селибы забыли. Двор Низголово – ярчайший пример землевладельческого устройства в условиях коммерческой эксплуатации речных и озерных вод, междуречья, надежд, связанных с созданием беспрепятственного перехода из одного земного полушария в другое. Есть смысл отремонтировать усадьбу, привести в порядок, чтобы будущие поколения представляли быт господ - тех, кто владел крестьянами (христианами) на протяжении веков и как отличалось их пребывание от жизни низших, в том числе религиозных, кругов.

P.S. Пока я составлял этот материал, пришло известие о разумном решении белорусских властей. Стало известно, что «Двор Низголово» за символическую цену продан структурам из общественной сферы, которые мотивированы на дальнейшее использование территории во благо людей. 

(Окончание следует).

На снимках из Низголово (сентябрь 2024 года): 1. Главный корпус бывшего поместья; 2. Кухонный блок; 3. На аллее парка; 4. Жилой дом в окрестностях былой усадьбы, при старинной дороге вдоль Уллы.


05.01/25