Последний спартанец Глава 9

Наладчики появились во Владивостоке в середине апреля. Собственно, наладчик был один — коренастый, черноволосый парень по имени Жан, мастер на все руки. Вторым прилетел сам Барро: в качестве переводчика и, так сказать, технического руководителя.

Зарубин встретил французов в аэропорту. Жан за всю дорогу не проронил почти ни слова, посматривал по сторонам — на сопки, на море, — насвистывал какой-то бодрый мотивчик и лишь однажды обменялся с Барро парой фраз.

— Жан говорит, что, не считая моря, пейзаж здесь напоминает харбинский, — пояснил Барро. — Мы были там недавно.

— Вы и китайский знаете? — поинтересовался Зарубин.

— О, несколько слов! Многие китайцы неплохо говорят по-английски.

В гостинице Сергей помог французам оформиться и проводил в номера.

— Наверное, завтра вы захотите отдохнуть с дороги, — сказал он на прощание. — Можем свозить вас куда-нибудь на природу.

— Нет-нет! — воскликнул Барро. — Мы начнем работать прямо с утра. Мы привыкли к напряженному ритму. Мы приехали работать.

«Ишь какие деловые! — усмехнулся Зарубин. — Небось, завтра у вас физиономии вытянутся, когда увидите наш подвал».

Однако утром, когда по дороге в лабораторию он начал извиняться перед французами за то, что работать им придется в не слишком роскошном помещении.

Барро успокоил его:

— Это ничего! Наша фирма тоже начиналась с кирпичного сарая. На нашу аппаратуру внешние условия практически не влияют. Лишь бы не стояла прямо под дождем. Рекламаций у нас пока что не было
.
Машина подрулила к подъезду. Никто не вышел навстречу, хотя наладчиков ждали и, конечно, заметили подъезжающую «Волгу». Видно, Мелос распорядился сидеть всем на местах и делать вид, что не происходит ничего особенного.

Мелос сидел за столом, обложившись книгами и журналами, и быстро писал что-то «паркером». Вид у него был необычайно деловой и сосредоточенный, словно его снимали для телевидения. Увидев вошедших, он сказал:

— О! Вы уже здесь! — И вышел из-за стола, пожал всем троим руку, выдав каждому строго отмеренную улыбку — причем Зарубину улыбнулся даже чуть теплее, чем гостям, — осведомился у Барро, как доехали, как отдохнули.

— Спасибо, все в порядке, — вежливо ответил инженер. — Мы бы хотели приступить к работе.

— Да-да, — кивнул Мелос и посмотрел на часы. — Мы тоже умеем ценить время. Сергей Андреич проводит вас. Надеюсь, вы закончите работу к сроку. Если возникнут какие-то проблемы, я к вашим услугам.

Сергей отвел наладчиков в комнату, где их дожидались вакуумные блоки и прочие принадлежности новой установки. Там же стояла и старая установка, на которой работали Стас и Володя.

Барро поинтересовался:

— Как работает? Не жалуетесь?

— Не жалуемся, — ответил Зарубин. — Но мы сами ее запускали.

— Да, я помню, — пробормотал Барро
.
Зарубин некоторое время понаблюдал, как ловко французы распаковывают ящики, и вернулся в кабинет шефа.

У Мелоса уже сидел Жербов. Бумаги были отложены в сторону, и, судя по обрывку схваченного Сергеем разговора, речь шла о предстоящих выборах.

— Ну как там французы? — весело осведомился Мелос — Я их не очень напугал? — И, обратившись к Жербову, пояснил: — Я тут только что изображал Большого Строгого Босса. Чтобы они не думали, что здесь, у черта на куличках, можно работать шаляй-валяй.

— О! — одобрительно произнес Жербов. — Товарищ Мелос умеет это изобразить. Помню, однажды...

— А по-моему, этим парням без разницы, где монтировать установку: во Владивостоке или в Аддис- Абебе, — хмуро перебил его Зарубин, — лишь бы хорошо платили. Знаете, Александр Феоктистович, — обратился он к Мелосу, — зря мы согласились кормить их здесь. Сгонять в ресторан на «Волге» — не велика потеря времени.

Мелос отечески улыбнулся:

— Сергей Андреич! Как вы не понимаете! Парни хотят сэкономить командировочные и купить на них русской водки.

— А также лаптей и расписных матрешек, — поддакнул Жербов.

— А на какие, грубо говоря, шиши я буду их кормить? — все так же хмуро поинтересовался Зарубин.

Жербов и Мелос весело переглянулись.

— Ты что, Сережа, не знаешь, как это делается? — ласково спросил Жербов. — Выпиши кому-нибудь премию — вот тебе и деньги!

— Посреди года? Дирекция на уши встанет! Они и так за каждый премиальный рубль готовы удавиться!

— Да-да! — внезапно встал на его сторону Мелос. — Не хватало мне ходить к Пологрудову с такой ерундой и быть ему обязанным. Мы сделаем иначе.

— Он достал из кармана бумажник и протянул Зарубину две пятидесятирублевки.

— Не хватит — добавлю, останется — вернете. Нам важно, чтобы эти парни сделали все быстро и качественно.

Сергей малость помедлил — хорошо ли это? — и взял деньги.

— Чем кормить-то будешь? — спросил Жербов. Он смотрел на Зарубина вальяжно, по-барски, словно это он сам только что выложил кровную сотню. — Надо бы икры достать, балычка, датского пива... Не «Жигулевским» же их поить!

— Где я все это достану?

Мелос нервно молчал и не вмешивался.

— В этом городе достать можно все! — наставительно изрек Жербов. Он порылся в пухлой записной книжке и продиктовал номер телефона. — Этот человек может достать даже ракетный катер.

— Ракетный катер — это шутка, можно не записывать, — вставил Мелос — «Волга» в вашем распоряжении. У вас все?

Зарубин вышел, едва сдерживая раздражение. Когда наукой прикажете заниматься?.. Его работа по теории управления адсорбцией недавно сдвинулась с мертвой точки, в прежней темноте уже забрезжил свет. Сейчас бы взяться в полную силу, а тут изволь крутись вокруг французов!

— М-да, Александр Феоктистович! Сережа — кадр не из самых удачных, — заметил Жербов, когда Зарубин ушел.

— У него есть свои достоинства, — возразил Мелос.

— Не пьет, не курит, не ходит по бабам? — усмехнулся Жербов.

Мелос заерзал на стуле. Он и сам считал, что Зарубину далеко до тех физиков, которые были у него в ленинградском КБ. Но что поделаешь? На безрыбье и рак рыба!
— Так вы думаете, Кирко меня поддержит? — вернулся он к прежнему разговору.

— Никаких сомнений! — категорически заверил Жербов. — Он должен понимать, что здесь ему не Север, одной геологией жив не будешь. Океанологи у него в оппозиции, Пологрудов в Москву навострился. А Мелос — нейтрал! Сам Бог велит взять его в свою команду. Не зря же Кирко дважды посетил сей мрачный подвал.

— Не зря... — задумчиво согласился Мелос — Притащил своего спеца из Новосибирска... Кстати, они с Зарубиным нашли общий язык.

— Может быть, — Жербов безразлично пожал плечами. — Я и не говорю, что Сережа плохой физик. Просто ему следует подучиться психологии и дипломатии.

Упоминание о Зарубине внесло опять неловкость в разговор, и возникла пауза. Однако Мелос вновь быстро взял себя в руки:

— Пологрудов официально предложил мне стать его замом. Может, согласиться? — Он хитро посмотрел на Жербова.

— Думаю, что в данной обстановке это имеет смысл, — ответил тот. — Одно дело, когда баллотируется простой доктор, другое — когда без пяти минут директор института. Но, с другой стороны, этот институт вам нужен, как импотенту презерватив...

Мелоса передернуло от такой развязности. Эрик, конечно, умница, но и нахал дальше некуда. Вот уж поистине — фамильярность рождает презрение.

— Что бы еще я вам посоветовал, — продолжал Жербов, словно и не заметив, как изменилось лицо тестя, — так это заручиться поддержкой министра.

— Считайте, что она у меня уже есть! Не далее как вчера я получил от министра письмо. Приглашает выступить на коллегии!

— Сам? — не поверил Жербов.

— Именно! Я правильно делал, что ни за чем к нему не обращался. Он не выдержал и постучался первый.

— Один ноль в вашу пользу.

— Это десять — ноль! Поддержка министра весит больше, чем Кирко вкупе с Пологрудовым и всем нашим научным центром.

— И когда вы собираетесь ехать на коллегию? — поинтересовался Жербов.

— Еще не решил, — ответил Мелос и хитро улыбнулся.

Через неделю наладка установки приблизилась к концу. Осталось подключить последний блок.

Зарубину было известно, что в одном из московских институтов, где имелась подобная установка, наладчики справились со своей задачей лишь с третьего захода, и было не совсем ясно: то ли техника барахлила, то ли фирмачи схалтурили. Он собирался лично проследить за испытанием последнего блока, когда от Тани пришла телеграмма: «Прилетаю командировку... Рейс... Встречать не обязательно».

В этом «встречать не обязательно» была вся она — с ее болезненной гордыней, с наивным стремлением выглядеть независимой. Но был в этом и намек на возможность примирения: можешь, мол, и встретить, я не возражаю.

Новогодний визит Сергея в Пермь ничего не дал. Дети, конечно, обрадовались его приезду, но Таня держалась холодно и постель ему устроила на полу. Может, сейчас одумалась и решила сменить гнев на милость?

Поутру, как стало обычным в эту неделю, Сергей заехал в гостиницу, где жили французы. Барро и Жан уже поджидали его в холле.

— Доброе утро! — поздоровался Зарубин, — Я вижу, настроение у вас боевое.

— О да! — с улыбкой ответил инженер. — Сегодня надо хорошо поработать. Думаю, завтра мы все закончим, и послезавтра можно улетать. Хотел бы вас попросить заказать нам билеты на самолет.

— Соскучились по дому? — с искренним участием спросил Сергей. Барро улыбнулся и пожал плечами:

— Я-то привык. А у Жана в Париже молодая жена, месяц как поженились.

Зарубин отвез наладчиков в лабораторию и, оставив их на попечение Володи и Стаса, заспешил в отдел международных связей заказать билеты, потом помчался в аэропорт. Времени до прибытия самолета из Перми оставалось мало, но на «Волге» можно было успеть.

У цветочного базарчика он попросил водителя остановиться. Красавец грузин, торговавший алыми розами, посмотрел на него осуждающе-презрительно:

— На «Волге» приехал и берешь всего один цветок? На цветах экономишь, да?.. Меня не уважаешь, так хоть девушку свою уважай!

На эту психическую атаку Сергей не поддался. Ему нужна была только одна роза. Он не хотел встречать Таню без цветов, но не хотел и с букетом.

В отсутствие Зарубина в лабораторию заглянул Жербов. Он давно уже собирался пообщаться с представителями «свободного мира», но как-то все время не выпадало.

Комната была залита ярким светом, словно операционная. Установка сверкала нержавеющей сталью, электронные шкафы, по обе ее стороны, подмигивали разно-
цветными лампочками.

— Бонжур, месье! Физикам привет! — небрежно поздоровался Жербов. — Как делишки?

Володя и Стас посмотрели на Жербова и не ответили. Для них он был никто. Если его что-то интересует, пусть обращается к Зарубину. Или прямо к Мелосу. Но Барро посмотрел на вошедшего с вниманием и сказал:

— Дело идет к концу. Если хотите, я могу рассказать более подробно. Давайте выйдем; чтобы не мешать работе.

В пустынном коридоре Барро тщательно притворил за собой дверь.

— Господин Жербов? — полуутвердительно спросил он. Жербов взглянул на него удивленно:

— Да...

— Вам просили передать следующее. Ваша книга вышла в свет, и сейчас готовится решение о принятии вас в члены Нью-Йоркской академии...

— Да? Так вы от Харвеста? А больше он ничего не просил передать?

— Еще меня просили передать, — продолжал француз, — что был бы желательно ваше возвращение в Ленинград. Это упростило бы контакты и ускорило бы решение остальных вопросов.

— Большое вам спасибо! — Жербов с чувством пожал французу руку, — Вы очень меня обрадовали.

— Пожалуйста! — равнодушно ответил Барро. Ему было не впервой выполнять подобные поручения в самых разных странах света, и его не интересовало, что и кто за тем стоит: лишь бы хорошо платили да поменьше риска.

Жербов вышел на улицу в радостном возбуждении. Наконец-то! Книга вышла в Штатах! Можно сматывать удочки и выбираться из дальневосточной тайги поближе к цивилизованным асфальтовым тропам! Харвест прав: диплом академии и вызов лучше ожидать в Ленинграде, чтобы не терять потом драгоценное время — его и так слишком много потеряно.

Голова слегка шумела и кружилась, словно он долго шел куда-то с завязанными глазами и вдруг повязку сняли и он увидел пред собой пропасть. Было сладко и жутко, но мысль о том, что еще есть возможность повернуть назад, не возникла. Слишком долго он мечтал об этом часе, слишком многое поставил на карту.

*************************

Самолет только коснулся посадочной полосы, а Таня уже торопливо откинула пряжку страховочного ремня и, привстав в тесном межкресельном пространстве, достала с полки берет, куртку и шарф.

Когда Таня покидала Владивосток, ей казалось, что она четко представляет себе, как будет жить дальше. Во-первых, не поддерживать никаких отношений с Сергеем — этот малодушный эгоист недостоин даже ее писем. Во-вторых, кровь из носу, но должна поступить в аспирантуру, наверстать упущенное. И, в-третьих, тридцать лет еще не возраст, она еще привлекательна, и, конечно, найдется человек, который оценит ее по достоинству, а Сергей пусть ищет себе безмолвную рабыню и служанку.

Однако писать Зарубину ей все же пришлось — из-за вещей, оставшихся во Владивостоке. Не отвергала она и деньги, которые Сергей присылал ей в количестве, явно превосходящем алименты, если бы они официально развелись. А когда он вдруг прилетел на Новый год, она неожиданно для себя обрадовалась, хотя виду не подала.
 
К этому времени она уже дважды была у Плясунова дома, и хотя профессор держался с ней неизменно корректно и даже несколько суховато, Таня продолжала строить кое-какие планы. Такому мужчине не стыдно было бы и подчиниться: интеллект, воля, общая культура, обаяние. Такие встречаются один на миллион, это не Зарубин, которых — тринадцать на дюжину.

Таня рассказала, что ее работа во Владивостоке была связана с проблемой создания искусственного интеллекта. Плясунов неожиданно обрадовался и предложил заняться ее философским аспектом.

— Тема очень современная, нужная и требует хорошего знания математики, — пояснил профессор. — Думаю, вам удастся ее раскрыть.

Но хотя Таня и была готова боготворть своего нового шефа, искусственным интеллектом она заниматься не желала.

— Я не верю, что его можно создать! — сказала она. — По-моему, это современная алхимия.

— Вера не есть научная категория, — с улыбкой возразил Плясунов. — Верить можно и в то, что абсурдно. И, напротив, можно не верить в очевидное. Лично мне тоже трудно поверить в возможность появления точного аналога человеческого мозга. Но и самолет не есть точная копия птицы. Однако летает, и летает неплохо, хотя человек не разобрался еще во всех тонкостях птичьей аэродинамики. Так, наверное, и с искусственным интеллектом!.. Следует опереться на основные законы философии, оценить данные точных наук и, по возможности, четко очертить: «да — да, нет — нет, а что сверх того — от лукавого»! Вы — умница, вы сможете!

Последний аргумент был неотразим, и Таня согласилась. Пусть она не интересна Плясунову как женщина, но не хватало еще, чтобы он охладел к ней как к аспирантке.

Проблемой искусственного интеллекта Таня не хотела заниматься потому, что не желала участвовать в одном деле с унизившим ее Мелосом даже в качестве оппонента. Она вовсе не для того уезжала из Владивостока, чтобы включаться в те же самые игры. Можно подумать, что весь свет сошелся на этом дурацком искусственном интеллекте и, кроме него, нет никаких других достойных тем! Но эти возражения она не могла привести Плясунову.

Таня начала с того, что пошла в библиотеку и засела за классиков.

Об искусственном интеллекте классики, конечно, ничего не написали, зато довольно много написали об интеллекте естественном: о человеческом мышлении, о сознании и познании. Кант, например, был весьма высокого мнения о человеческом разуме. Он даже наделял его способностью априорного, доопытного знания, но в то же время отрицал познаваемость «вещи в себе». Гегель, наоборот, признавал за человеком способность неограниченного познания, но, будучи верующим, полагал, что эта способность у него от Бога. Энгельс соглашался с Гегелем в вопросе познаваемости мира, но утверждал, что сознание — лишь высшая форма отражения, присущая высшей форме материи — человеческому мозгу. Следовательно, по Энгельсу, получалось, что только человеческий мозг обладает способностью к мышлению, и нечего тут копья ломать, рассуждая об искусственном интеллекте. Правда, Энгельсу не были известны достижения современной науки. Таня обратилась к конкретным наукам. Самые «бородатые» мысли она нашла у академика Павлова. Дальше решающее слово принадлежало нынешним физиологам и психологам. Но они не спешили подтвердить пророчество своего великого предшественника, скромно уверяли, что о работе мозга знают чуть больше, чем ничего.

Под конец Таня просмотрела кое-какие труды современных философов — людей, которые будут оценивать ее диссертацию, если таковая, конечно, появится.

Словом, мнения имелись самые разные, включая и «золотую середину», и было совсем не ясно, является ли эта середина и в самом деле золотой. Ведь если философия не может ничего доказать, тогда зачем философия?

Этот вопрос — совсем для нее не риторический — Таня задала Плясунову, придя к нему с тетрадкой-конспектом.

— Философия, Танечка, это не магия! И не волшебная палочка. Она не может творить чудеса, — сказал он назидательно и несколько занудно. — Более того: вы должны понимать, что уровень философской мысли полностью зависит от уровня конкретных наук! Без Дарвинизма не было бы и Энгельса! То, что вы записали в своей тетрадке, — это вчерашний и позавчерашний день; новое слово философ может сказать, только если выйдет на передний край науки. Поэтому вот вам мой совет: покиньте покой библиотек и поезжайте в поле, к вашему Мелосу...

«Этого мне только не хватало! — с тоской подумала Таня. — Вот вляпалась!»

— ...Поговорите, вдумайтесь, — продолжал заведующий кафедрой. — Постарайтесь как можно скрупулезней, как можно полнее выявить все его аргументы, какими бы сомнительными они вам ни казались. Как знать: может быть, ваш Мелос — гений, которому суждено перевернуть мир! Заодно и с мужем повидаетесь. Соскучились уже, наверное?

— Мы разошлись! — поспешно и с вызовом ответила Таня. Плясунов посмотрел на нее пристально и ничего не сказал. Но от его взгляда по Тане словно искра пробежала, и ей подумалось, что по возвращении между ними произойдет что-то важное. А Сергей... Бог с ним, с Сергеем! Он сам этого хотел.


*****************************************

...Бег самолета совсем замедлился, в иллюминатор вплыло приземистое здание аэропорта. За решетчатой оградой с табличкой «Выход в город» чернели фигуры встречающих.

********************************

«Его здесь, конечно, нет! — подумала Таня с усмешкой, которая должна была ее самоё убедить в том, что Сергей абсолютно ей безразличен. — Наверняка пошел отпрашиваться у Мелоса, а тот его не отпустил».

Однако сердце билось неровно, то тревожно сдваивая удары, то тягостно замирая.

Таня вспомнила: то же самое творилось с ней десять лет назад, когда Сергей возвращался с Тянь-Шаня и она встречала его в пермском аэропорту. У Тани не было никаких шансов, она была очень виновата перед Сергеем, но необъяснимая надежда бередила душу. «Если он не подойдет ко мне, я умру!» — как заклинание повторяла Таня и искренне верила, что так и будет...

Но вот уже и трап подали, пора выходить.

«И что это ты так разволновалась? — все с той же иронической усмешкой пыталась говорить себе Таня. — Какая тебе разница, встретит он или не встретит? Ты же сама дала ему телеграмму: «Встречать не обязательно». Он ничтожный, малодушный человек. Что тебе до него?»

Однако уже с трапа Таня пыталась разглядеть за изгородью фигуру Сергея, и ей показалось, что она даже узнала его светлый плащ и шляпу. Огромным усилием воли она заставила себя замедлить шаги, не броситься, расталкивая всех, к заветной калитке, но уже через несколько мгновений стало ясно, что она обозналась. Сергея нет среди встречающих.

«Ну и ладно! Ну и пусть! — подумала она, одолевая растерянность и ожесточаясь. — Чем хуже, тем лучше! Значит, я ему совсем не нужна, значит, ему тут без меня хорошо! Ну и прекрасно! Мне без него еще лучше!..»

Так она шла сквозь чужие взгляды и улыбки, сквозь цветы, предназначенные не ей, и вдруг увидела Сергея. Он стоял в стороне от толпы и одет был не в знакомый ей плащ, а в новую нейлоновую куртку синего цвета.

«Куртка ему идет, без меня купил! — кольнула ревнивая мысль, но душа сразу обмякла, злости как не бывало. — Все-таки приехал! Ждал!»

— Здравствуй, — сказал Сергей. — С благополучным перелетом! — И протянул ей розу.

— Здравствуй, — дрогнувшим голосом ответила Таня, принимая цветок и едва удерживаясь, чтобы не прильнуть к мужу, не прижаться щекой к его щеке.

— Приятно, что встретил, но поверь, я давала телеграмму вовсе не для этого.

— Для чего же?

— Просто, чтоб ты знал, что я еду. Вдруг приду, а у тебя там женщина!.. Не хотела ставить в неловкое положение.

«Вот дура! — подумала она. — Зачем я несу эту чушь?»

— Что за беда! — усмехнулся Сергей. — Квартира большая, место и тебе нашлось бы. Ты ведь все равно не считаешь меня мужем.

Она промолчала.

Он протянул руку и снял с ее плеча большую сумку с надписью «Монтана». Не было раньше такой сумки, без него купила.

— Багаж у тебя есть?

— Нет. Я ненадолго.

Они подошли к машине. Сергей открыл заднюю дверцу. Таня села, поставив рядом с собой сумку.

«Сядет рядом или впереди? — подумала она, напрягшись от ожидания. Сергей сел рядом. Машина тронулась.

— Какие у тебя здесь дела? — спросил Сергей, глядя вперед, на дорогу. — Что за командировка? Конференция молодых философов?

— Может, ты сначала спросишь, как здоровье детей, как они живут?

— Думаю, что со здоровьем у них все нормально, раз уж ты здесь. А как они живут, я видел: какая уж там жизнь впятером в двух комнатах! Вовку могла бы и привезти,я бы с ним справился.

— Ему там хорошо, — возразила Таня. — Папа занимается с ним рисунком и живописью, говорит, что у Вовки большие способности. Да и с Оленькой их нельзя разрывать. Они должны расти вместе. Вместе им лучше.

«А нам с тобой лучше врозь?» — мысленно спросил Сергей. Но вслух сказал другое:

— Так все-таки что у тебя за дела?

— Мне недавно утвердили тему диссертации — «Философские проблемы искусственного интеллекта».

Сергей повернул голову и удивленно посмотрел на жену:

— Нормально! То есть ты к нам, к Мелосу, приехала? Будешь разговаривать с ним с позиции философии? Очень занятно! Надеюсь, ты не станешь доказывать ему, что создать искусственный интеллект невозможно?

— Не стану. Но пусть он докажет мне обратное.

— А он и не станет доказывать. Он практик! Он может сделать или не сделать. А философские доказательства...

— Но ты, конечно, по-прежнему веришь, что это возможно?

— Ты знаешь, меня это не особенно волнует. Я физик, мое дело — технология. Чтоб атомы лежали так, как надо. А как именно надо — об этом пусть Жербов с Мелосом думают, это их епархия. В конце концов, наши результаты всегда сгодятся и для обычной электроники — это не обязательно должен быть искусственный мозг… Зато ты теперь аспирантка! Философ! Сбылась великая мечта!

— Ты хочешь сказать: сбылась мечта идиотки?

— Нет. Я хочу сказать: если у человека есть мечта, он должен стараться ее осуществить. Лучше уж потерпеть фиаско, чем всю жизнь думать: «Вот! Мог сделать и не сделал!» — и кусать локти.

— Ты считаешь, что я потерплю фиаско?

— Я этого не сказал.

— Но подумал?

Сергей посмотрел на готовую взорваться Таню, улыбнулся и покачал головой:

— Зря ты обо мне так. Я буду очень рад, если у тебя что-то получится.

— Это правда? — спросила она, чуть помедлив.

— Ну конечно!

Ее лицо заметно смягчилось, и на нем даже возникла ответная полуулыбка: словно солнечный зайчик выпрыгнул из тучи.

«Господи, какой она все же ребенок!» — подумал Сергей.

А Таня смотрела в окно, на просыпающуюся от зимней спячки природу и представляла себе, как войдет в кабинет Мелоса, независимая, уверенная в себе, и скажет: «Здравствуйте, Александр Феоктистович! Я хотела бы поговорить с вами о некоторых философских проблемах искусственного интеллекта...»

Тем временем они въехали уже в город, и водитель, до того безучастно крутивший баранку, спросил, обернувшись к Зарубину:

— Куда вас везти?

Тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на жену:

— Ты как — сразу в отдел или сначала домой?

— Ну конечно, домой! Надо хоть переодеться с дороги! — уже вполне дружелюбно ответила Таня.

— Хорошо! — кивнул он, все еще сохраняя сдержанность. — Тогда я тебя завезу, а сам поеду в лабораторию: надо проследить, как идет наладка.

Но у подъезда, когда Сергей с Таней вышли из машины, Таня спросила, понизив голос почти до шепота и не поднимая глаз:

— А тебе действительно надо ехать? Больше там некому проследить?

И Сергей остался.

**************************************

В этот день Мелос в лаборатории так и не появился. С утра у него были занятия, потом — заседание кафедры, а потом ему позвонила секретарша президента и сказала, что Кирко срочно хочет с ним поговорить.

Срочно значит срочно, и Мелос заспешил в президиум, словно шестнадцатилетний мальчик на первое свидание. Однако оказалось, что срочность — понятие относительное. Во всяком случае, секретарша сказала с дипломатической выдержкой, что в данный момент Кирко занят и надо ждать, пока освободится.

Хотя Мелос и был членом президиума, отдельного кабинета он там не имел. Только письменный стол в комнате, где сидел еще один член президиума, Маркел Нилыч Кудымов, и двое его сотрудников, которые занимались приложением математики к различного рода экзотическим вещам, как то: дельфиний язык, иглоукалывание и тому подобное. Они много спорили и много курили, и Мелос не любил здесь засиживаться, хотя и был с Кудымовым в добрых, даже в дружеских отношениях.

Однако на сей раз комната была пуста. Мелос уселся за стол, положил перед собой стопку чистой бумаги и начал работать.

Большинство самых удачных идей и конструкторских решений приходило ему в голову на скучных заседаниях либо в ожидании приема у высокого начальства. Конечно, здесь, во Владивостоке, он работал не так производительно, как когда-то в Ленинграде, когда его идеи тут же подхватывались и превращались в приборы и схемы, но сейчас ему более всего мешали мысли о надвигающихся выборах.

Он очень хотел стать членом-корреспондентом, а потом и академиком. Это уже превратилось в самоцель, не давало сосредоточиться на чем-то другом. Наверное, тут сказывалось врожденное, вбитое с детства, стремление к внешним признакам успеха, так ценимым в той стране, в которой он родился, где никто не знает, сколько у тебя денег в банке, но все видят, на какой машине ты ездишь. Он сознавал эту свою слабость и, стыдясь ее, пытался обмануть себя и окружающих, повторяя при каждом удобном случае, что стать членом-корреспондентом ему нужно в интересах создания искусственного мозга.

Постепенно он так углубился в работу, что не заметил, сколько прошло времени, и лишь появление секретарши напомнило ему, зачем он сидит именно тут.

*********************************************

...Из кабинета Кирко он вышел раздосадованный. Президент говорил с ним о выборах, но, как и раньше, ничего конкретного не обещал, отделался общими словами. Мелосу было даже не ясно, зачем же он был вызван, да еще так срочно. «Надо обсудить эту историю с Эриком, — подумал Мелос, укладывая исписанные бумаги в портфель. — У Эрика нюх, как у сенбернара!»

Однако времени у него было много, и он решил смотаться в яхт-клуб: лето на пороге, а они с Зарубиным все кота за хвост тянут — опять позже всех спустятся на воду!

Махнув на прощание водителю, верному Юре, он быстро зашагал мимо яхт, застывших на набережной в рамах-кильблоках. Здесь были и битые штормами «шестерки», не раз ходившие на Сахалин, Камчатку и к японским берегам, и комфортабельные «четверки», только что спущенные с верфей Гданьска, и неказистые, но устойчивые на волне старички «фолькботы», и разноцветные, добродушные пузачи «нефриты», и стремительные «драконы», и поджарые, похожие на акул красавцы «соллинги».

Почти под каждой яхтой суетились люди, визжали электродрели, шаркала наждачная шкурка, пахло краской и эпоксидной смолой. Здесь Мелос не был доктором наук, лауреатом Государственной премии и будущим членом-корреспондентом Академии. Здесь ценилось умение работать рубанком и парусной иглой, прокладывать курс в тумане, вязать морские узлы и не путать оверштаг с оверкилем.

«Каролина», небольшая яхта класса «капелла», стояла почти в самом конце пирса, укрытая белым от солнца и соли брезентом.

— Александру Феоктистовичу мое почтение! — приветствовал его человек, сидевший на корточках возле соседней яхты и колдовавший над большой жестяной банкой с яркой этикеткой. — Как здоровьице? Что-то, я смотрю, вы не появляетесь!..

Евгений Ильич Гарин, мужчина лет пятидесяти, с крупным, красным от апрельского солнца лицом, преподавал в мореходном училище и, по-видимому, располагал массой свободного времени. Почти в любое время суток его можно было застать в яхт-клубе. В молодости он слыл непревзойденным гонщиком, но несколько лет назад, почувствовав, как наступают на пятки вчерашние юнцы, пересел на тихоходную прогулочную «Мечту», сестру-близняшку «Каролины».

— Добрый день, Евгений Ильич! — дружелюбно отозвался Мелос, подходя к Гарину. — Здоровье у меня генеральское, а вот свободного времени — как у лейтенанта. А что это за банка у вас такая шикарная?

— Американская «необрастайка». Достал по знакомству. Боюсь только, что не хватит на всю подводную часть. Может, разбавить чем-нибудь, а?

Мелос тоже присел на корточки, покрутил банку, понюхал содержимое, попробовал пальцем на мягкость.

— Ну, во-первых, она не американская, а канадская, — сказал он, — я знаю эту фирму. — А во-вторых, разбавлять ее я бы не советовал: неизвестно, к чему это приведет. Вдруг через месяц начнет отслаиваться?

— Канадская? — Гарин тоже зачем-то понюхал краску. — А мне ее за американскую толкнули. Вот жулье!.. А не махнуть ли нам с вами двумя яхтами в приличное крейсерское плавание? Скажем, в августе, недельки на две?

— Неплохая идея! — согласился Мелос, поднялся и подошел к своей яхте.

Килевая часть, ежегодно покрываемая ядовитой «необрастающей» краской, к концу лета покрывалась ракушками и водорослями, которые, волочась за яхтой густой бородой, отнюдь не прибавляли скорости. Осенью основную массу растительности снимали скребками, весной же предстояло самое трудоемкое: удалить остатки ракушек, заменить отслоившуюся шпаклевку, загладить неровности, наложить новый слой краски.

Мелос обстучал днище, прикидывая объем работы. Вдвоем с Зарубиным им не спустить «Каролину» на воду и к концу мая. Гарин уже красить собрался, а у них еще и мул не поен!.. Подумал: не привлечь ли сына? У парня была горячая пора — скоро защита диплома, но надо же когда-то научиться ценить время! В Ленинграде он жил чересчур беззаботно...

Мелос присел на прогретое солнцем резиновое колесо кильблока и задумался о сыне.

«Миша спит и видит себя в Америке. Вот получит диплом и сразу помчится в ОВИР, и тогда на моих выборах можно ставить крест. Сколько, скажут, волка ни корми, а яблоко от яблони недалеко падает. Надо бы уговорить его подождать еще немного, но как это сделать? .»

Растревоженные мысли как-то сами вернулись к задаче, которую Мелос решал в президиуме. Перед глазами вдруг четко возникла блок-схема ассоциативной памяти. Мелос выхватил из кармана ручку, достал блокнот и начал лихорадочно рисовать схему.

Схема почти вся уже была на бумаге, когда над головой его раздался веселый голос:

— Бог в помощь!

Мелос поднял глаза — перед ним стоял Жербов с широкой улыбкой на лице.

— Ну и как диагноз?.. — Жербов постучал согнутым пальцем по корпусу яхты. — Сама утонет, или надо ей помочь?

— Эрик! Как вы меня нашли?

— Я вас вычислил. Если Мелоса нет в лаборатории, на кафедре, в президиуме и дома — значит, он в яхт-клубе. Что это у вас за схема?

— О! Мне в голову пришла любопытная идея! Сейчас объясню...

Мелос принялся рассказывать, какой ему видится память будущего кристаллического мозга: с управляемыми связями между ячейками, с резонансным принципом поиска. Потом прервал сам себя на полуслове и перескочил к встрече с Кирко:

— Он мне сказал... — Мелос нахмурил брови и посмотрел исподлобья, пародируя манеру президента: — «Я слышал, вы опять баллотируетесь в члены-корреспонденты?» Он слышал! Уж не в трамвае ли сегодня утром?..

Жербов неопределенно фыркнул.

— Я скромно ответил, что институт выдвинул мою кандидатуру, — продолжал Мелос. — Тогда он сказал: «Я не советую вам слишком рассчитывать на поддержку Пологрудова».

— И что вы? — спросил Жербов.

— Я нахально ответил, что рассчитываю на поддержку Кирко.

— И что Кирко?

— А ничего! Проглотил. Отвел глаза и начал опять что-то про утечку информации...

Жербов насторожился:

— А что именно он говорил про утечку? Опять американцы сделали что-то раньше Сережи Зарубина? Но вы же сами знаете, как у них поставлено дело!

— Да нет! — отмахнулся Мелос. — Ничего конкретного. Просто спросил, как работают наладчики, и в этой связи напомнил о бдительности. Старый перестраховщик!.. Меня беспокоит его фраза насчет Пологрудова. Значит ли это, что Пологрудов решил от меня отвернуться?

— Не думаю, — возразил Жербов. — Скорее всего Кирко хотел дать понять, что будет поддерживать Мелоса, но если Мелоса не изберут, то виноват в этом будет Пологрудов. Мелкая хитрость, не стоит придавать значения.

— Может, вы и правы. А кстати, зачем вы меня искали? Уж не затем ли, чтоб предложить свои услуги в ремонте яхты?

Жербов опять широко улыбнулся:

— Этого я не смог бы предложить даже при всем желании. Вы же знаете: ничего, кроме авторучки и ложки с вилкой, я держать в руках не умею. Я пришел уведомить, что уезжаю в Ленинград!

— И надолго? — спросил Мелос. Жербов ездил куда хотел, он сам распоряжался своим командировочным фондом, но в июне у Миши защита диплома.

— Диплом у Майка практически готов, — легко читая мысли тестя, ответил Жербов. — Я уверен, что все будет о’кей.

— Но к защите-то вы вернетесь?

— Вряд ли, — невозмутимо ответил Жербов. — Дело в том, что я уезжаю насовсем.

Если бы в этот момент началось землетрясение или померкло бы солнце, Мелос бы его, наверное, не заметил. Он вдруг ощутил мгновенный провал сознания, а когда очнулся, увидел склонившееся к нему испуганное лицо Жербова. Листка со схемой в руке не было: наверное, унес ветер.

— Вам плохо? — участливо спросил Жербов.

— Ничего... Сейчас... — пробормотал Мелос и хотел даже подняться на ноги, но внутренний голос подсказал, что надо посидеть еще, иначе станет действительно плохо. Пока он чувствовал лишь неприятную слабость и легкую тошноту. «Стыдно! — сказал он себе. — Шлепнуться в обморок, как малокровная девица».

Откуда было ему знать, что это лопнул один из сосудов, питающих сердечную мышцу. Он никогда не жаловался на сердце и никогда не думал о нем.

— Что вы собираетесь делать в Ленинграде? Я вас чем-то обидел? Или с Каролиной что-то не так?

— Ну что вы, Александр Феоктистович! — Лицо Жербова опять засияло, как серебряный доллар. — Разве я похож на обиженного?.. И с Каролиной все нормально — она поедет со мной. Ленинград — это пока, временно. А вообще-то мы решили уехать в Америку.

Об Америке он с удовольствием бы умолчал — зачем лишние эмоции? — но Каролина все равно признается, так что лучше сразу расставить все точки над «i».

Мелос с нескрываемым изумлением уставился на своего любимого ученика и зятя: «Святой Георгий! Этому-то что надо в Америке?.. И Каролина хороша — молчала!.. В гроб они меня хотят загнать, что ли?..»

Жербов смотрел на него с вежливым, терпеливым ожиданием.

— Это очень серьезный разговор, — сказал Мелос — Слишком серьезный, чтобы вести его здесь. Приходите с Каролиной к нам домой и там все подробно обсудим.

— О’кей! — кивнул Жербов. — Вы в порядке? Может, мне такси поймать?

— Спасибо! Дойду.

Его еще подташнивало, но слабость уже прошла. Со стороны гаринской «Мечты» плыл едкий запах канадской «необрастайки».