Почему Пушкин не напечатал эпиграмму 1818 г.?

"Ответ" И.И.Дмитриева

Нахальство, Аристарх, таланту не замена:
Я буду все поэт, тебе наперекор!
А ты — останешься все тот же крохобор,
Плюгавый выползок из гузна Дефонтена.
(1806 апрель, май)

Комментарий:

- Иван Иванович Дмитриев (10 сентября 1760 — 3 октября 1837) — государственный деятель, сенатор, член государственного совета, министр юстиции в 1810—1814 годах; русский поэт, баснописец, представитель сентиментализма. Член Российской академии.

- Михаил Трофимович Каченовский (1 ноября 1775, Харьков — 19 апреля 1842, Москва) — русский историк, переводчик, литературный критик, редактор-издатель «Вестника Европы» (1805—1830), ректор Московского университета, родоначальник «скептической школы» в российской досоветской историографии; академик Петербургской Академии наук (с 1841). В литературной жизни Каченовский вёл активную борьбу с обществом «Арзамас»; А. С. Пушкин, член этого общества, посвятил Каченовскому несколько едких эпиграмм:
«Бессмертною рукой раздавленный зоил…»,
«Хаврониос! ругатель закоснелый…»,
«Клеветник без дарованья…»,
Жив, жив Курилка!

- Аристарх - Дмитриев так обращается к Каченовскому. Аристарх Самосский - родился на острове Самос в период ок. 310 до н.э. — ок. 230 до н.э., 80 лет (по косвенным данным). По свидетельству Птолемея, в 280 году до н.э. Аристарх произвёл наблюдение солнцестояния; это является единственной надёжной датой в его биографии. Вследствие выдвижения гелиоцентрической системы мира был обвинён в безбожии и неблагочестии со стороны поэта и философа Клеанфа, однако последствия этого обвинения неизвестны.

- Аббат Дефонтен — один из литературных врагов Вольтера.

- Плюгавый выползок - И.И.Дмитриев написал («Ответ», 1806) Каченовскому, ректору Московского университета, на критику стихов. Заключительная строка -  буквальный перевод стиха Вольтера из его сатиры.

- Вольтер написал сатиру «Le pauvre diable» («Невезучий»), где diable назвал "плюгавый выползок".

На Каченовского (А.С.Пушкин)

Бессмертною рукой раздавленный зоил,
Позорного клейма ты вновь не заслужил!
Бесчестью твоему нужна ли перемена?
Наш Тацит на тебя захочет ли взглянуть?
Уймись — и прежним ты стихом доволен будь,
Плюгавый выползок из гузна Дефонтена!
(вторая половина июля — первая половина августа 1818 г.),

Комментарий:

- зоил - "зоил" — нарицательное имя критика завистливого, язвительного и мелочного, коим был Зоил — оратор, греческий философ (киник), литературный критик IV века до н.э., родом из Амфиполя, что во Фракии, откуда один из его эпитетов: «фракийский раб». За насмешки и издевательство над Гомером Зоил был прозван «Бичом Гомера». Его называли также «собакой красноречия». Указание на происхождение Каченовского от грека из Балаклавы.

- "Наш Тацит" — Пушкин так называет Карамзина. Тацит - древнеримский историк I—II вв.
 
- Плюгавый выползок из гузна Дефонтена! - Пушкин процитировал Дмитриева ("Ответ", 1806),  его буквальный перевод стиха Вольтера из сатиры «Le pauvre diable».

- Вольтер в письме к Тьерио от 30 июня 1760 г., сравнивал два произведения — «La Russe a Paris» («Русский в Париже») русского автора Алетова и «Le pauvre diable» («Невезучий») француза Вайе (Вайде), Вольтер пишет о сочинении россиянина: «Великие умы сходятся. Эта поэма, по моему мнению, стоит больше, чем та, которую я вам возвращаю... Принадлежащая русскому во сто раз разнообразнее, интереснее, обобщеннее и полезнее».
В своем «Философском словаре» (статья «Красноречие») Вольтер несколько переиначивает эту французскую поговорку: «Сильные души сходятся чаще, нежели великие умы». В этом случае авторские права принадлежат, естественно, самому философу.

Примечания:

- Автограф эпиграммы "На Качановского" не сохранился. Опубликовано в 1899 г. по копии в письме А.И.Тургенева  его к П.А.Вяземскому от 18 сентября 1818 г. Обнаружено в "Остафьевском архиве" после смерти Вяземского. При жизни Пушкина и Вяземского напечатано не было.

- Эпиграмма вызвана статьей Каченовского в «Вестнике Европы», 1818, № 13, направленной против Карамзина. Автор напоминает «зоилу» о старой эпиграмме И.И.Дмитриева («Ответ», 1806). Смотреть письма И.И.Дмитриева А.И.Тургеневу, апрель-май 1806 г.

- "Напоминание" до адресата не дошло по неизвестной причине. Так же неизвестно, каким путём автограф эпиграммы был заменён копией. Нет объяснений и тому, почему копия оказалась у А.И.Тургенева, а уж от него была переслана с письмом П.А.Вяземскому.

- Первоначально библиотека Вольтера, собранная Екатериной ll, была размещена в Эрмитаже. При Николае I доступ к ней был закрыт; только А.С.Пушкин, по особому распоряжению царя, был туда допущен в ходе его работы над «Историей Петра I».

- Вольтер (Voltaire) — псевдоним; настоящая фамилия и имя Аруэ (Arouet) Франсуа Мари (1694–1778, влиятельный представитель французского Просвещения, повлиял на литературу и общественную мысль XVIII – начала XIX вв. Пушкин (П.) «встретил» Вальтера (В.) «еще в ребячестве» (отрывок «Еще в ребячестве, бессмысленный и злой…», предположительно 1835–1836 — Акад. III, 472; XVII, 29; по мнению Б.В.Томашевского, принятое отождествление персонажа этого отрывка с В. «нельзя считать достаточно очевидным» — Акад. в 10 т. (2). Т. 3. С. 531). Основательно был представлен В. в учебной программе Лицея. С тех ранних лет В. был в оценках и восприятии П. «муж единственный» («Бова», 1814, ст. 30), «единственный старик», «поэт в поэтах первый», который «Всех больше перечитан, / Всех менее томит» («Городок», 1815, ст. 107, 96, 100–101), «умов и моды вождь» («К вельможе», 1830, ст. 16), «великан сей эпохи», т. е. XVIII в. («О ничтожестве литературы русской», 1834; Акад. XI, 27l), «великий писатель» («Вольтер», 1836; Акад. XII, 75). Вместе с тем отношение П. к В. непрерывно эволюционировало.

«В бурной юности <…> Очарованный Вольтером» (вариант «Послания Л.Пушкину», 1824 — Акад. II, 906), П. зачитывался его остроумными ироническими и сатирическими стихами, романами, сатирами, трагедиями (особенно поэмой «Орлеанская девственница» («La Pucelle», опубл. 1755), в которой видел «книжку славную, Золотую, незабвенную); сатирой
«Катехизис остроумия» («Бова», ст. 24–26), «Святую Библию Харит» («Когда сожмешь ты снова руку...», 1818, ст. 4).

Свою приверженность В., с развернутой его характеристикой, юный П. декларировал в стихотворении «Городок», выделив в качестве главной особенности творчества французского писателя его универсальность: у В. находит П. соединение едкой насмешки и остроумия с мудростью мыслителя («Сын Мома и Минервы»), он ценит его как автора превосходных трагедий («Соперник Эврипида»), блестящей легкой поэзии («седой шалун», «Эраты нежный друг»), бурлескной «Орлеанской девственницы» и эпической поэмы «Генриада» («Арьоста, Тасса внук»), остроумных философских повестей («отец Кандида»).

Тем не менее в этот период П. вряд ли сознавал во всей полноте идеологическое содержание жадно им читаемых произведений В., тем более что позднее «вольтерьянство», развитое в светском обществе, особенно в старшем поколении, не могло уже поражать П. ни оригинальностью, ни новизною.

 Поэтическая сторона произведений В. казалась ему неизмеримо выше заключавшихся в них идей, его привлекали занимательность, остроумие, эффектность положений и ирония всех произведений В., исключительная простота и ясность повествования, особенно в прозе, «благоразумный слог» («<О прозе>», 1822; Акад. XI, 18), отличающийся насыщенностью мысли при точности и лаконизме ее выражения.

К В. восходило лицейское прозвище П. «смесь обезьяны с тигром»: Пушкин - обезьяна, Вольтер - тигр.
На творчество П. в его молодые годы самое сильное влияние из всех сочинений В. оказала «Орлеанская девственница», оно отразилось в ранних поэмах «Монах» (1813) и «Бова», затем в «Руслане и Людмиле» (соч. 1817–1820, публ. 1820) и позднее в «Гавриилиаде» (1821). Увлечение «развратной прозою» В. («К другу стихотворцу», первая редакция, 1814 — Акад. I, 341), в первую очередь «Кандидом», проявилось, по-видимому, в несохранившемся романе П. «Фатам, или Разум человеческий» (1815); с вольтеровской традицией была, вероятно, связана и его уничтоженная недописанной стихотворная комедия «Философ» (1816). Переводы П. из В. в лицейские и первые послелицейские годы (как впрочем и впосл.) немногочисленны: восьмистишие «Лаиса Венере, посвящая ей свое зеркало» («Вот зеркало мое — прими его, Киприда!..», 1814; французский подлинник: «Sur La;s qui remit son miroir dans le Temple de V;nus»), «Стансы» («Ты мне велишь пылать душою...», 1817; французский подлинник: «A Madame du Ch;telet»), «Сновидение» («Недавно, обольщен прелестным сновиденьем...», 1817; французский подлинник: «A Madame la Princesse Ulrique de Prusse»). Триолет В. «D;p;chez-vous, Monsieur Titon...» (перевод: Поспешите, господин Титон) послужил, возможно, своей традиционной и популярной в французской поэзии композицией эпиграммы одним из образцов эпиграммы П. «Угрюмых тройка есть певцов...» (1815), а стансы «Королю прусскому» («Au Roi de Prusse», 1775) — образцом для стихотворения «Ты и я» («Ты богат, я очень беден...», 1817–1820).

Цитата из сатиры В. «Бедняга» («Le pauvre diable», 1758) в переводе И.И.Дмитриева [«Ответ» («Нахальство, Аристарх, таланту не замена...»), 1806] завершает эпиграмму «На Каченовского» («Бессмертною рукою раздавленный Зоил...», 1818).

Строки стихотворения «Деревня» (1819) являются реминисценцией из послания В. писателю Ж.-Ф. Сен-Ламберу (1716–1803) («A M. de Saint-Lambert», 1769).

На отказ П. от вольтеровского классицизма и скептицизма, во время южной ссылки, повлияло кратковременное увлечение Руссо, как полагают,  вызванное влиянием идей тайного общества, противопоставлявших положительную проповедь Ж.-Ж. Руссо скептицизму В.
Охлаждение П. к В. отмечено в эпитетах («Фернейскому злому крикуну»): «Городок»; «Руслан и Людмила», и положило начало дальнейшей непрерывно развивавшейся в соответствии с эволюцией общественных и эстетических взглядов П. переоценке разных аспектов творчества французского писателя.

К середине 1820-х драматургия В. утратила в большой мере для П. прежнее свое значение. Отмечая в черновике письма (П. А. Вяземскому?) от 5 июля 1824, что «век романтизма не настал еще для Франции», он привел в качестве примера опутанного «старыми сетями Аристотеля» поэта К.Делавиня, который в них оказался, будучи «учеником трагика Вольтера, а не природы» (Акад. XIII, 102). То обстоятельство, что В. как трагик почитается французами равным Расину, представлялось П. в 1832 («<Начало статьи о В. Гюго>») убедительным подтверждением «ничтожности или несправедливости» их «литературных аксиом». Там же В. упоминается в числе тех «лучших писателей», «славнейших представителей» Франции, которые «доказали, сколь чувство изящного было для них <французов. — Л. В.> чуждо и непонятно» (Акад. XI, 219), а в одном из вариантов эта мысль пояснялась указанием, что «Вольтер кроме Расина и Горация, кажется, не понял ни одного поэта, судил о художествах как дитя» (Там же. С. 453). Не принимал теперь П. и публицистической манеры В., вследствие которой его произведения становились лишь средством проведения его идей и теряли свой интерес при изменении вызвавших их обстоятельств. В творческом наследии В. особую ценность приобретают для П. те произведения, которые «носят на себе <...> клеймо» романтической поэзии. Находя его в стихотворных сказках и «Орлеанской девственнице» («О поэзии классической и романтической», 1825; Акад. XI, 38), он в 1825 пробовал переводить «лучшую», как он тогда продолжал считать (письмо к А. А. Бестужеву от конца мая – начала июня 1825 — Акад. XIII, 179), поэму В. («Начало I песни “Девственницы”») и стихотворную новеллу («Короче дни, а ночи доле...») «Что нравится дамам» («Ce qui pla;t au dames», 1763), являющуюся вольным переложением рассказа Д. Чосера; по каким-то причинам в обоих случаях наброски были оставлены на первых строках.

Трагедия декабристов, новое понимание исторического процесса, роли дворянства, этических ценностей привели П. в начале 1830-х к критической переоценке разрушительного вольнодумства XVIII в., в частности к неприятию цинизма «Орлеанской девственницы». Суммарная характеристика художественного творчества В., как она сложилась в восприятии П. к этому времени, во многом полемичная по отношению к аналогичной характеристике двадцатилетней давности в «Городке», хотя, по-видимому, вынужденно заостренная в сторону осуждения в предвидении цензурных затруднений, дана в статье «О ничтожестве литературы русской», декабрь 1833 – март 1834 (Акад. XI, 271–272). Она, однако, корректируется в написанной около того же времени (1834–1835) беловой редакции «Путешествия из Москвы в Петербург» упоминанием В. среди тех писателей, которые доказывают, что «истинная красота не поблекнет никогда», и «читаны будут, доколе не истребится род человеческий» (Акад. XI, 262).

Какие бы ни происходили повороты в отношении П. к В., его интерес и уважение к «великому писателю» («Вольтер», 1836; Акад. XII, 75) оставались неизменными. Рассыпанные обильно в произведениях и письмах П. вольтеровские цитаты и реминисценции свидетельствуют о том, что весь комплекс сочинений В. находился все время в его поле самого близкого внимания и активном использовании. Многие произведения «оракула Франции» («Бова», ст. 255) он знал чуть ли не наизусть и во всяком случае в мельчайших подробностях, так что когда в 1828 Вяземский попросил его указать источник одной цитаты, он его немедленно назвал (письмо Вяземского от 26 июля 1828 и ответное письмо П. от 1 сентября 1828 — Акад. XIV, 23, 26). В. он вспоминал и к нему обращался по самым разным поводам: о философских и литературных спорах XVIII в., в которых участвовал В., ему напоминает «авторская спесь, <...> литературные сплетни и интриги» П. А. Катенина (письмо к Вяземскому около (не позднее) 21 апреля 1820 — Акад. XIII, 15); тоска в Михайловском по «шуму и толпе» приводит на ум высказывание В. о деревне («<Из автобиографических записок>», 19 ноября 1824 — Акад. ХП, 304); размышляя о царствовании Екатерины II, он оспаривает мнение о ней В. и признает его ответственным за сложившееся в Европе ошибочное, с его точки зрения, представление о ее деятельности и личности («<Заметки по русской истории XVIII века>», 1822 — Акад. XI, 16–17); с В. он полемизирует относительно причины ссылки Овидия (беловой автограф стихотворения «К Овидию», 1821 — Акад. II, 728; примечания к отдельному изданию первой гл. «Евгения Онегина», 1825 — Акад. VI, 653); сравнивая в «Графе Нулине» (1825) крадущегося к спальне хозяйки героя с котом, подстерегающим мышь и на нее кидающимся (ст. 250–257) следует, наряду с основным своим источником — Шекспиром (см. с. 380), также и В., употребившему подобное сравнение в «Орлеанской девственнице» (песнь XII) применительно к Монрозу; цитатой из той же поэмы характеризует в «Арапе Петра Великого» (1827) французское общество (Акад. VIII, 4); в шутливом стихотворном письме к С. А. Соболевскому от 9 ноября 1826 переиначивает фамилию тверского содержателя гостиницы Гальяни, употребляя нескромное итальянское слово «Кольони», взятое из XI гл. «Кандида» (Акад. XIII, 302; III, 34); и мн. др. Если в 1822 сам П. ощущал себя «крестником Вольтера» («Мой друг, уже три дня...», первоначальные наброски; Акад. II, 744), то в 1830 В. Л. Пушкин, прочтя стихотворение «К вельможе», почувствовал, что автором «не забыт <…> затейливый Вольтер» и что он имеет его «остроумие и вкус» (письмо А. С. Пушкину от середины июня – 1-й половины июля 1830 — Акад. XIV, 101).

Важное место в круге чтения П. занимали исторические труды В., чью выдавшуюся, новаторскую роль в развитии европейской историографии П. отметил в письме (П. А. Вяземскому?) от 5 июля 1824: «Вольтер первый пошел по новой дороге — и внес светильник философии в темные архивы истории» (Акад. XIII, 102). «История Карла XII» («Histoire de Charles XII», 1731) и «История Российской империи при Петре Великом» («Histoire de l’Empire de Russie sous Pierre le Grand», 1759–1763) служили П. одним из основных источников «Полтавы»: к ним в той или иной степени восходят характеристики Петра I и Карла XII, принцип освещения событий сопоставлением их участников-антиподов, историческая оценка Полтавского сражения в предисловии. Задумав очерк о Французской революции (1831), П. составил для предполагавшегося вступительного обзора истории Франции со времени завоевания франками Галлии краткий конспект «Опыта о нравах» («Essai sur les moeurs et l’esprit des nations», 1756) («<О Французской революции>», выписки — Акад. XI, 442–444). На труды В. опирался П. в «Истории Пугачева» и особенно в «Истории Петра»; для изучения материалов, которыми располагал В., работая над сочинением о Карле XII и истории России, он получил в феврале 1832 разрешение Николая I «рассмотреть находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера» (Акад. XV, 15).

В 1830-е размышления П. о месте поэта в обществе и взаимоотношениях с «толпою», о собственном положении при дворе, воспоминания о вынужденном отказе в 1828 от авторства «Гавриилиады» и ретроспективная оценка этого поступка, подобного отречению французского писателя от «Орлеанской девственницы», вызвали обостренный интерес к личным свойствам и житейскому поведению В. Одной из причин, почему именно В. привлекал в этом смысле внимание П., было, видимо, и то обстоятельство, что с ним его неоднократно сравнивали друзья и знакомые (П.А.Катенин, М. Ф.Орлов, П.Л.Яковлев, В.И.Туманский, Н.М.Языков), предрекавшие ему сыграть в России ту же роль (см., например, письмо Туманского от 12 апреля 1827 — Акад. XIII, 327). Резкую оценку вызывали у П. отношения великого просветителя с монархами, особенно с Фридрихом II, его готовность выносить от них унижения, его трусость. Комплекс этических вопросов в связи с оценкою В. был затронут П., наряду с другими, в рец. («Вольтер», 1836) на книгу «Неизданная переписка Вольтера с Фридрихом II, президентом де Броссом и другими лицами» (Correspondance in;dite de Voltaire avec Fr;d;ric II, le Pr;sident de Brosses et autres personnages. Paris, 1836 — Библиотека П. № 1490) и в пастише «Последний из свойственников Иоанны д’Арк» (1837). «Вольтер, во все течение долгой своей жизни, никогда не умел сохранить своего собственного достоинства», его «лавры <...> были обрызганы грязью. <...> Он не имел самоуважения и не чувствовал необходимости в уважении людей. <...> Зачем ему было променивать свою независимость на своенравные милости государя, ему чуждого, не имевшего никакого права его к тому принудить?..» — писал П. в рец. (Акад. XII, 80). Представление П. о личности В., его зависти к удачливым соперникам, наложило, возможно, отпечаток на характер Сальери в «Моцарте и Сальери». Высказано предположение, согласно которому произнесенные якобы П. на смертном одре для передачи царю слова: «жаль, что умираю, весь его бы был» — являются реминисценцией строки («J’aurai v;cu pour lui; je lui mourrai fid;le») из стансов В. «Королю прусскому».

Что такое - Великие умы сходятся?
Les beaux espris se rencontrent - французская поговорка, авторство ошибочно приписывается Вольтеру, видимо, потому, что в его текстах это выражение встречается часто.

Источник:
Иллюстрация: фото рисунка Пушкина 1830 г. на рукописи