Можа i вясна... Блiзка...

        Я встретил сгорбленную бабу Дуню недалеко от ее низенькой хатки, в Берендеевом лесу.

        Дождливый промозглый день. Мокрый я, сосны кругом, мокрая и закутанная во сто одежд, как капуста, баба Дуня. Если снять с нее всё, наверное, там мощи.

      – Добрый день, бабушка Дуня…

      – А… Добры-добры… – слегка выпрямилась она. – Глядзi, цёпла як! Але ж во грыбы, бачыш? Лicуны! Вось табе i дзекабр…

  У бабы Дуни в руке пакет, в котором жменя блеклых лисичек.

Ничего лучше в голову мне не пришло:

      – Да… Скоро праздники… Новый год…

Баба Дуня, снова сгорбившись носом к самому мху, ища лисички медленно бредёт дальше и всё повторяет:

            – Што ж ента робіцца? Што ж ента робіцца?

        Берендеев лес шумит вершинами, оттуда летят ледяные капли. Нам еще и еще попадаются чахлые лисички. Я собираю их в пакет бабы Дуни, который и несу, а она, сама с собою, говорит и говорит:

          –  У калодцы вады няма…
          – ДачкА пенсiю наканец-та cабе аформiла, нельга жыць бяз пенсii...
          – Во катлет насмажу з грыбоу гэтых з фаршам. Ведаешь, як смачна?..
          – Нада ў Божаньку верыць, нада!...
          – Адно спасенiе – вось як засну, так i вiжу дзетак сваiх маленькiмi, а сама я маладая…
          – А я такi чорны хлеб вельмi люблю… Ведаешь? Чорны такi… З Менску…
          – Хто знае, якi той Бог? Цi ёсць Ён?… Нада верыць! Нада! Але што там, вперадзi? Вечнасць?...

         Так,  мой шаг за её медленным шагом, мы и вышли к Дуниной хатке. На цепи рванулся тощий Пушок, и от его лая с ближайшей березы сорвались в туман какие-то птицы.

            –  Ну вот, бабушка Дуня… Приятно было пообщаться… – положил я пакет на лавку у сеней. – C наступающим вас Новым годом и Рождеством Христовым!

        Баба Дуня, как Пушок на своей цепи, вдруг встрепенулась, схватила меня за руку:

            – Паслухай мяне! Паслухай мяне! Нажару! Нажару я катлет! А ты прыхадзi да мяне на дзень раждзенiя! У мяне i вiна пакет ёсць для гасцей краснага. I дачкА, i cынок мой са Смаргонi прыехаць мусяць на такci. У мяне ж дзень раждзенiя дваццать пятага февраля! Два месяцы дажыць. Восемьдзесят чатыры, а дае ж Бог зачэм-та. Хоць бы хто да мяне прышоў, успомнiў. Альбо пазванiў… На гарадскi… А там, можа, i вясна… Блiзка.