Жизнь прожить гл 48 Добрая весть

Гл. 48                ДОБРАЯ ВЕСТЬ.                07. 45г.
Летняя сезон в лагере катился своим чередом, потихоньку к бригадирским обязанностям Иван Пантелеевич стал привыкать. На повале дела в его бригаде мало- помалу пошли в гору. И его ненавязчивое усердие, рассудительный подход к работе, стали замечаться начальством. Иногда на планерке его бригаду ставили в пример:
-Пятая у нас нынче опять лучшая- просматривая сводки и слегка хмурясь, сопел замначлаг, затем отрывал взгляд от бумаг и громко произносил- слышали? Учитесь.
Да и зэки это усвоили- на то он и колхозник, чтоб не отставать. А Иван Пантелеевич вкалывал со всеми наравне и успевал заполнять нарядные листки, да и по делянкам мерил километры так, что к концу дня больное колено распухало. А он, хоть и стискивал от боли зубы, все же старался не показывать это другим и меньше сам обращать внимание.
В бараке, бывало так, что к нему обращались по разрешению спора, или использовали как ходока, перед начальством лагеря, если, например, кому- то нужно сменить робу или обувь- шел и просил. Или назревал бунт из- за отвратительного питания- доказывал начальству, что выгоднее дать лучшую пищу зэкам, чем завалить план. Были, конечно, и завистники, но теперь, с его положением, и им приходилось считаться.
Вопрос с болями в желудке и с недостатком питания, по возможности, был им решён. Не выпячивался без нужды, но уж если чувствовал, что без этого не обойтись- пользовался

Стр. 123
своим теперешним положением- подходил к повару- лекарю без особой оглядки. Единственное, что тяготило- не было нормального общения, а так же связи с домом, родными местами. Из тех новичков, что поступали в последнее время, вместо партии, с которой освободился Сергей, с их края- никого. Теперь больше были «западенци», бандеровцы- выходцы из западной Украины. А хотелось встретить земляка. С Сергеем- то ловко вышло- но видно хорошего- понемножку. С Сергеем и поделиться обо всем можно было. А теперь – ну что ж, надо будет терпеть.
Показался Ивану Пантелеевичу не глупым новый начальник лагеря- пусть и не земляк. Однажды случилось столкнуться с начлагом близко и поговорить. Тот, как ему показалось, тоже был не против с ним задержаться и легко нашлись общие темы для разговора, ни какой казёнщины и высокомерия. Но, ведь, между ними пропасть непреодолимая. Заведи отношения, и не все их поймут- зэки стукачом посчитают, и кому- то это будет на руку. Да и молодому полковнику репутацию уже, говорят подпорченную, еще более портить было ни к чему.
 Иван Пантелеевич все понимал, потому сидел, и из «своей каморки» не выпячивался. А у начальника, видимо, что- то с руководством лагеря не заладилось, поговаривали- засыпали штабисты его начальство рапортами на него. И, что будто бы,опять собираются этого начлага менять.
А в один из приятных, тёплых вечеров, под самый конец работ, когда Иван Пантелеевич, сидя на пне, не спеша просматривал записи прошедшего дня, сбоку, раздвинув лапы ели, вылез охранник Семеныч. Он и так ни когда не улыбался, а тут его веснушчатое, в крутых оспинах лицо показался Ивану Пантелеевичу еще серьезнее, а то и злее. Оглянулся, и дохнув на него прокуренными ртом, заговорщецки шепнул на ухо:
-Слышь, бригадный, разговор есть.
Иван Пантелеевич снизу вверх удивленно взглянул на него.
Тот поманил рукой, чтоб он поднялся.
Семеныч еще раз огляделся, и, когда Иван Пантелеевич подошел к нему ближе, прижал палец к губам. По телу Ивана Пантелеевича пробежал легкий озноб- что могло случиться, если у самого охранника такая конспирация?
-Слушай внимательно, только тихо, не ерепенься- зашептал Семеныч.- Ты меня спас, я помню. На тебя в штаб пришла бумага, на освобождение, сам видел у замначлага. Подробности не знаю. Но он против. Уловил? Ты с самим вась-вась, иди сразу к нему, не канителься. И запомни- обо мне ни гу-гу.- Он еще раз напоследок оглянулся и сказал уже чуть громче-  Все понял?
Иван Пантелеевич стоял, в напряжении приоткрыв рот и будто проглотив кол. Но, смог кивнуть, еле заметно. Семеныч тут же растворился в кустах, а Иван Пантелеевич продолжал  стоять ошарашенный сообщением охранника. Неужели там, на его родине нашелся- таки, человек, кто смог заступиться за него? Или это Серега что- то сумел пробить? Трудно поверить- ведь там, такие бегемоты толстокожие сидят, кого вряд ли жалостью проймешь. Однако…
 И надо теперь что- то срочно делать… Что? Ведь до лагеря еще надо дойти, а это минут сорок, а то и час. Что произойдет за это время. Одного его ни кто не отпустит, идти только со всеми. И можно ли будет что-то сделать? Но сделать надо. Или тогда торчать в лагере весь срок, а он только начался. А ведь сегодня утром на поверке прошел слух, что полковника уже переводят и будто- бы днем он отчаливает. А Семеныч сменился после обеда, значит начальник, видимо, еще был в лагере. Да и если б начальник уехал, Семеныч бы наверняка знал. Может отложил выезд? Но, и в бараке по- пустому болтать не будут- там передают только точные сведения- везде ж свои.
Что делать? А то- оставалось ждать и идти со всеми. И как назло, ни как не подают команду на окончание работ. Время шло. Наконец, невдалеке прозвучало долгожданное: «Кончай работу!» На душе слегка полегчало. Ну, что будет- то будет. Иван Пантелеевич стараясь не подать виду, подошел к строящимся:
-Пятая бригада- становись.
Оглянулся- все. Доложил. Постояли, пока достроились остальные, что- то охранники задергались- двоих из третьего нет. Пришли, наконец. Опять тянут резину. Иван Пантелеевич переминался с ноги на ногу- ну когда же?

Стр. 124
-Напра- а- во, шагом- арш.- Зашаркали, наконец, усталые ноги по веткам, колее, истоптанным кочкам. Иногда отряд, обходя разбитую, расквашенную ухабину, прижимался к пахучим хвойным лапам вплотную, так, что те чиркали по лицам заключенных, но Иван Пантелеевич не
замечал этого. Приходилось уворачиваться в самый последний момент.  Пока шли к лагерю, кто- то по- тихому пытался с ним заговорить- он только отмахнулся- потом. Шли, казалось, вечность. Хотелось верить- может на построении  встретится начлаг- подошел бы сразу. Хотя наверняка, если дела обстоят так, как сказал Семеныч, замначлаг не даст это сделать. Но что- то можно будет придумать. Что? Ладно, толкач муку покажет, сначала надо прийти.
Наконец завиднелся просвет, могучие елки расступились и колонна заключенных ввалилась в лагерную зону. Завыли собаки, забегали конвоиры. Все привычно- строй остановили, повернули. К строю вышел… замначлаг. У Ивана Пантелеевича нехорошо защекотало внутри. Сделали шмон, перекличку, коротко подвели итоги, распустили до ужина.
Только вошли в барак- зэки объявили новость- в их лагере сменили начальника, полковник уехал, вот- вот пришлют нового … У Ивана Пантелеевича словно отделились ноги от тела.
Черт! Ну не может быть…Ведь всё было так близко… Но тут не врут. Иван Пантелеевич опустился на нары- ноги не держали, сразу расхотелось есть и заныл желудок.
В голову, неожиданно, наведалась мысль- а почему замначлаг против его освобождения? Ведь он в последнее время относится к нему, кажется, не хуже, чем к остальным бригадирам. Стоп! А может, как- раз поэтому и не хочет отпускать, что наведен более- менее порядок в бригаде? Отказаться от должности бригадира? Теперь этого не дадут сделать. Еще карцер заработаешь, а то и срок могут добавить. У них на все хватит ума. Вот ситуация! И сидеть сложа руки нельзя- такой шанс терять. Хотя, он, уже, почти потерян. Пойти и поговорить откровенно, по- человечески с этим псом, замначлагом. Но он зверь, и не станет слушать. Ему лишь бы план выполнялся, а люди для него- ни что.
Но почему начальник не повлиял на его освобождение, ведь бумага- то пришла еще при нем? Если только замначлаг ему не показал, а этот хорек мог так сделать. У Ивана Пантелеевича голова шла кругом. Как же все- таки поступить?
Пробили в рельс-  построение на ужин. Зеки засуетились. Проходя к двери, удивленно смотрели на Ивана Пантелеевича:
-Э, бригадный, а ты шо, хавать не собираешься?
-Отпиши мне свою порцию, я завтра полторы нормы выполню!
Иван Пантелеевич нехотя поднялся. Его теперь мало интересовал ужин. Обычно, он, если не вступал в разговор после чьих- то реплик, то уж мог, хотя бы ответить на них. Теперь он рта вообще не раскрывал- было просто не до этого. Мысли были о планерке в штабе. Как и что ему скажет замначлаг, или не скажет ни чего.
На ужине, за столом, ковырял ложкой, забывая отправить содержимое в рот. Многие уже заметили, что у бригадного возникли с чем- то сложности и приставать перестали.
Вспомнил разговор с Семенычем. Как оказалось, даже в такой обстановке люди умеют в себе хранить человеческие качества. А по началу- то думалось, Семеныч не лучше того же замначлага. А похоже, все как раз не так. Ведь, подслушай кто- либо,  о чем они там шептались, и капни начальству, не сносить бы Семенычу головы, может и к ним в бригаду бы загремел. А он пошел на риск. И Ивану Пантелеевичу показалось, что он подводит Семеныча- зачем, получается, тот подставлял свою голову под топор? Вот так- ему выложили на блюдечко, а он и слизать не смог.
В голове не находила ответа одна мысль- что же предпринять, не выкрасть же эту несчастную бумажку, а может он уже ее сжег, или в туалет отнес…  Но нет, слышал, и здесь, как в любой конторе, входящая почта регистрируется в журнале, а журнал должен быть прошит и опечатан- страницу же не вырвешь, и книгу не выкинешь- за это сразу башку снимут! Не посмотрят на должность и заслуги. И это замначлаг должен знать не хуже других.
 Ах, полковник, полковник, как нас с тобой этот майоришка вокруг пальца обвел. Да и тебе- то что- поднял хвост и тю- тю, а тут вот, парься дальше, ни за что, ни про что. Поели. Вывели, пошли в

Стр. 125
барак. Уже темнело, в штабе по- домашнему светились окна. Зажгут лампы теперь и в бараках. Скорей бы уж на планерку, хоть бы узнать, чем кончится дело. А может, ни какого дела и не будет, но все равно, хочется побыстрее узнать. У барака уже ждал лейтенант, и как только строй остановился, вывел из него бригадиров, скомандовал:
-Пошли.
Входили в штаб- у Ивана Пантелеевича, уже, просто, механически, дергались поджилки. Вот здесь, в каком- то в казенном шкафу, лежит этот несчастный листок, составить и отослать, который, у кого- то хватило смелости. И на него он, сейчас, готов молиться. И сейчас, он встретится глаза- в глаза с другим человеком, который почему- то не хочет, чтоб требование, изложенное на том листке, выполнилось. И вдруг, мелькнула мысль- а не сбрехал ли Семеныч?.. Нет, не-ет! Да за такую трепотню в аду гореть мало. И неужели уж Семеныч такой подлец? Даже случай с котом можно простить, а тут,  да за его- то добро…Нет. Да, и зачем ему это- не скажи он об той бумаге, упрекать ни кто не станет. Входили в кабинет- у Ивана Пантелеевича сомнений больше не было.
Вокруг- все как обычно- прогромыхали стульями, уселись, начался разбор. Перебирали каждую бригаду, каждого бригадира. По итогам дня лучшими оказались сразу несколько бригад. Пятая была среди них. Но, сегодня внимания, ей особо, как и остальным передовым, замначлаг не уделил, основной упор был сделан на невыполнивших. Грозил, как обычно, предупредил, дескать, в последний раз. Как ни желал, Иван Пантелеевич, встретиться с замначлагом глазами, этого у него так и не получилось. Тот или по- воровски рыскал ими по кабинету где- то выше его головы, или, насупившись, подолгу смотрел в тетрадку. Это, по мнению Ивана Пантелеевича, подтверждало слова охранника, кажется, Семеныч был честен. А еще, он заметил, что и некоторые штабисты, тоже избегают с ним взгляда «в упор». Возможно, они, тоже что- то знают о существовании этой бумаги. Ну конечно, откуда бы тогда стало известно о ней простому сержанту? 
И хоть до последнего момента, Иван Пантелеевич чего- то ждал, и на что- то надеялся, чуда не случилось. Планерка обыденно закончилась, и им оставалось тихо разойтись по баракам.  А уж очень не хотелось с пустыми руками возвращаться назад. И потому, снова, копошилась мысль подойти к «хозяину», так иногда зэки, среди своих, величали замначлага. Но логика подсказывала- горячку пороть не стоит. Если смотреть на вещи разумно, это не выход из ситуации, а больше будет похоже на истерику. А над людьми, с таким настроем, только смеются. Тем более- здесь. Нужно искать более выгодный момент - если этот документ в штабе, он будет иметь силу и завтра, и послезавтра.
Эти рассуждения слегка успокоили разбередившуюся душу Ивана Пантелеевича, и он уже не искал ни кого глазами, а принял соответствующий ему обыденно- строгий вид, и если б кто- то в эти мгновения захотел разобраться в его поведении, работе мыслей, вряд- ли кому это удалось. Таким он был всегда- сосредоточен и неприступен.
 А желающие это познать, как раз были. И если б, Иван Пантелеевич, выходя из кабинета замначлага, обернулся- вот тут бы, одно из его желаний исполнилось- ему в спину воткнулся злой и испытующий, а похоже и нерешительный взгляд, того самого «хорька»- хозяина кабинета. Наверное, бы, он, ох, как хотел знать, о чем думал в нынешний вечер этот, лысоватый, хромоногий, с виду, деревенский мужик, но далеко не простак, а заметно выделяющийся из общей толпы, своим пронзительным, расчетливым взглядом и пугающе- решительными поступками. Такого терять не хотелось- они, «перевоспитанные», здесь нужны были вдвойне, потому как, уже работали на них.
По коридору шумно стучали сапоги, и когда до двери крыльца оставалось не более пяти шагов, неожиданно сбоку оказалась голова лейтенанта- одного из начальников караула. Сквозь топот и говор в гулком коридоре Иван Пантелеевич услышал негромкие слова обращенные, по- видимому к нему:
-Новость скажу- хошь?
Иван Пантелеевич слегка повернул шею, и тут рядом с головой лейтенанта выросла еще одна голова- бригадира восьмого отряда. Тот нагло подставил ухо, хотя всем видом показывал, что ему эти слова, как бы, не интересны. Иван Пантелеевич, ухмыльнулся и прислонил палец к губам- лейтенант проскользнул вперед. Больше к нему он в этот вечер не подошел. О чем хотел сказать- так и осталось загадкой.